Қазақстан республикасы білім және ғылым министрлігі 4(32) шығарылым


прозванию  Васильковый  глазок,  и  о  трехстах  тридцати



Pdf көрінісі
бет5/19
Дата21.01.2017
өлшемі1,83 Mb.
#2410
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19

прозванию  Васильковый  глазок,  и  о  трехстах  тридцати 
трех  затяжных  волокитах  и  поклонниках  её».  Она  была 
напечатана  в  сборнике  «Были  и  небылицы  Казака 
Вл.Луганского» в 1835 году.  
Сказка  состоит  из  трёх  сказочных  новелл,  которым 
предшествует  вступление  о  жизни  трех  царей  Светозаров,  у 
одного  из  которых  дочь  имела  триста  тридцать  три  жениха. 
Поскольку дочь не могла выбрать жениха по силе и доблести 
и  по богатству, то отец Светозар приказывает трем женихам 
рассказать    «сказку  пригожую,  поучительную».  Лучший  из 
рассказчиков получит в жены красавицу невесту Милонегу – 
Белоручку  Васильковый  Глазок.  Это  отношение  к 
красноречию  было  традиционным  для  Востока,  где  умение 
говорить ценилось больше, чем богатство,  деньги. Ничем на 
Востоке не гордились так, как красноречием. Отцу Светозару 
рассказывают  три  сказки,  каждая  из  которых  имеет  своего 
рассказчика.  Традиция  присутствия  рассказчика  восходит  к 
восточным  сказкам,  например,  к  сборнику  сказок  «Тысяча  и 
одна  ночь»  (основной  рассказчик  –  Шахразада,  во  многих 
случаях и герои сказок). Вторую по счету сказку рассказывает 
«заезжий  из  стран  восточных,  гость  из  земли  Захвалынской, 
далекой».  Название  сказки  также  сформулировано  в 
восточных традициях: «О калифе Багдадском, о семи славных 
мудрецах его и о прокаженной». Сравним, например, названия 
сказок сборника «Тысяча и одна ночь»: «Рассказ про Али-Баба 
и сорок разбойников и невольницу Марджану, полностью и до 
конца», или «Рассказ о халифе, невольнице и Абу-Нувасе» и т.д.  
Сказка  повествует  о  калифе  Багдадском,  который 
унаследовал  богатый  трон  отца,  владение  землей  и  стал 
повелевать 
правоверными. 
Повелевал 
герой 
своими 
подданными, не зная истинного положения дел: «Он славился 

 
55 
доселе  чутким  ухом  своим,  зорким  оком,  проницательным 
умом  и  правотою  сердца,  но  с  того  дня,  как  сделался  он 
калифом,  все  это  изменилось.  Окружив  себя  для  блага 
подданных  своих  славными  мудрецами,  стал  он  видеть  и 
слышать  все,  доколе  обретался  в  чертогах  великолепного 
дворца своего, но был, напротив, слеп и глух, если выходил из 
оного».  Калиф  вынужден  был  во  всем  полагаться  на  своих 
чародеев-мудрецов:  «Правоверные  жаловались,  угнетённые 
плакали,  могучие  злочинствовали  –  юный  калиф  потешался, 
следовал  советам  мудрецов  своих  и  верил,  что  народ  его 
блаженствовал».  Калиф  приказывает  своим  подчиненным 
рассказывать  его  мудрецам  сны,  так  как  в  толковании  снов 
мудрецы  обещали  найти  средство  для  неисцелимого  недуга 
калифа. Именно такой пророческий сон видит факир, один из 
жителей Багдада. Сон факира разгадывает прокаженная, нагая 
и  босая,  побирающаяся  подаянием  Истина.  Вначале  факир 
видит  только  безобразие  девушки,  замечает  резкий  и 
нестерпимый  для  слуха  голос.  Но  по  мере  общения  с  нею 
уродство  исчезает,  и  между  ними  вспыхивает  любовь  и 
дружба.  Узнав  о  таком  отношении  факира  к  прокаженной, 
калиф  приказывает  привести  ее  во  дворец,  но  факир 
возражает:  «Никем  в  мире  подруга  моя  не  бывает  любима, 
кроме  бедных  и  низкого  сословия  людей:  каждая  степень, 
коей  человек  приближается  к  двору  твоему,  повелитель, 
уносит и удаляет его от подруги моей, здесь же, в серале, нет 
ничего  с  нею  общего,  и  она  здесь  терпима  быть  не  может». 
Сущность  своей  подруги  факир  выражает  следующим 
образом:  «…все  видит,  видит  прямо  и  ясно  и  говорит,  не 
запинаясь,  то, что видит –  вот  все  её    искусство…». Калифу 
Истина рассказывает историю: «Нас было три сестры: истина, 
совесть,  правосудие.  Мы  подкидыши  и  родителей  своих  не 
знаем.  Совесть  сошла  с  ума  на  безмене:  ее  взвешивали, 
дробили  на  литры  и  драхмы,  доколе  она  не  рехнулась.  Ее 
посадили  в  дом  умалишенных,  тобою,  повелитель 
правоверных, сооруженный. Правосудие не может ступить на 
ноги,  до  того  пятки  и  подошвы  избиты  у  нее  палками.  Оно 
лежит  теперь  в  богадельне,  щедротами  твоими,  великий 
калиф,  созданной,  и  питается  подаянием.  Меня,  старшую 

 
56 
сестру,  сызмала  до  того  загоняли,  до  того  надо  мною 
надругались, что нельзя было нигде в настоящем виде своем 
показываться,  и  стала  я,  юродивая,  прятаться  от  людей  и 
побираться  и  обратилась  с  прозванием  «прокаженная»  во 
всеобщее  посмешище  и  поругание».    История  имеет  все 
признаки  притчи:  прокаженные  Совесть,  Истина  и 
Правосудие  –  аллегории  творящихся  в  калифских  владениях 
беспорядков,  слова  о  всеобщем  посмешище  и  поругании  – 
умозаключение об отношении людей к этим явлениям, есть и 
ориентированность  на  многозначность  слова,  и  краткость. 
Истина  рассказывает  поучительную  притчу,  как  некогда 
Шахразада  рассказывала  сказки  и  притчи,  в  которых 
говорилось о том, каким должно быть человеческое общество, 
каким  должен  быть  человек.  То  есть    притча  включена  в 
повесть  как  вставное  произведение.  Выслушав  рассказ 
Истины,  калиф  обращается  с  просьбой  вылечить  от 
одолевшей  его  немощи.  Прокаженная  Истина  указывает  на 
золотой орех, скрытый в покоях калифа. Вокруг ореха вьются 
семь червей. Истина пояснила калифу, что это семь мудрецов, 
которые чародейскими умыслами сделали из калифа калеку, а 
из подданных - мучеников. Калиф казнил мудрецов и прозрел 
глазами,  и  ушами,  и  душой.  Но  его  наставница  по  имени 
Истина пропала, прося передать монарху, что она никогда не 
может  жить  при  калифском  дворе,      и  что  самый  мудрый  и 
благомыслящий  властелин  должен  быть  счастлив,  если 
Истина  хотя  бы  ненадолго,  хотя  бы  мельком,    посетит  его 
сераль. Налицо иносказание о том, что истину не встретишь в 
царских, калифских, ханских (богатых)  палатах. Иносказание 
– также традиционная черта восточных произведений. Истина 
указывает  на  причину  «болезни»  калифа,  исправляет  ее,    и 
калиф  понимает,  что  ошибался,  слушая  советы  мудрецов. 
Определяем  жанр  как  «дидактическая  сказка  со  вставной 
притчей  о  Истине,  Совести  и  Правосудии»,  причем  вставная 
притча играет  важную роль в повествовании.  
Следующее  «восточное»  произведение  Даля  –  сказка  
«О  баранах».  Писатель  сам  определил  жанр  этого 
произведения  –  восточная  сказка,  и  нет  смысла  выбирать 
другой  жанр  и  доказывать  принадлежность  к  этому  новому 

 
57 
жанру.  А  вот  тип  этой  сказки  установить  необходимо.  По 
нашему  мнению,  это  сатирическая  сказка.    С  первых  строк 
сказки  читатель  чувствует  глубокую  иронию  автора. 
Описывая  покои  главного  героя  сказки  –  калифа  –  Даль 
прибегает  к  использованию  цветовой  и  звуковой  лексики: 
«развалившись  на  подушках,  с  янтарем  в  зубах»,  «лежал  … 
поперек  парчи,  атласу  и  бархату»,  «золотого  подноса  на 
вальяжных  ножках»,  «пол  белого  мрамор»,  «серебристый 
водомет  посредине»,  «говор  бьющей  и  падающей  струи», 
слуги 
«заботливо 
услужливали 
калифу». 
Права 
исследовательница,  говоря,  что  восточный  колорит  здесь 
необходим  автору  для  придания  произведению  характера 
вымысла,  именно  сказочности.  Но  описание  восточного 
колорита  служит  и  еще  одной  цели:  сатирически  показать 
отдаленность калифа от истинных нужд народа. Автор далее 
говорит: «Но калифу не спалось: озабоченный общим благом, 
спокойствием и счастьем народа, он пускал клубы дыма то в 
ус,  то  в  бороду  и  хмурил  брови».  Калиф  приказывает 
раболепному  слуге  принести  плащ  простой  бурой  ткани, 
белую  чалму  без  всяких  украшений.  Простая  одежда  нужна 
ему для того, чтобы тайно ночью обойти город и послушать, 
что  говорят  его  подданные  о  порядке  в  его  владениях.  Этот 
эпизод имеет отношение к восточным сказкам. Известно, что 
великий  халиф  Востока,  герой  преданий,  легенд  и  сказок 
Харун-ар-Рашид очень часто переодевался в простое платье и 
ходил  ночью  по  городу,  чтобы  посмотреть,  как  живется 
народу.  
На  улицах  города  калиф,  герой  сказки  Даля,  слышит  о 
жестоком,  неумолимом  и,  самое  главное,  алчном  до  взяток 
судье  (Даль  его  называет  казы  –  слегка  исковерканное 
восточное  слово  казий).  Придя    домой,  калиф  делает  вывод: 
«Казы сидит один на судилище своем, …он делает что хочет, 
он  самовластен,  может  действовать  самоуправно  и 
произвольно:  от  этого  все  зло.  <…>  надобно  придать  ему 
помощников <…>». Калиф увеличивает  число судей второе, 
получилось  «судилище  трех  правдивых  мужей».  Но  когда 
калиф  спрашивает  о  результатах  проведенной  реформы  у 
своего  пристава,  то  витиеватая,  напыщенная  речь  заставляет 

 
58 
калифа  усомниться  в  честности  слов  его  слуги.  Раб  Мелек 
открывает  калифу  глаза  на  творящийся  произвол  и 
мздоимство  судей.  Здесь  человек  из  народа  играет  роль 
разоблачителя 
неправды 
властьимущих. 
Пользуясь 
цветистыми  оборотами,  Мелек  указывает  калифу  на 
бесплодность всех стараний. Рассудив, что наказание и смерть 
не  выход  из  положения,  калиф  увеличивает  число  казиев  в 
семь раз: «<…> где сидел прежде и судил и рядил один, там 
сидят  семеро,  важно  разглаживают  мудрые  бороды  свои, 
замысловатые усы, тянут кальян и судят и рядят дружно. Все 
благополучно».  Но  и  в  этот  раз  калиф  слышит  за  стенами 
жилищ  своих  подданных  «только  стенания,  одни  жалобы  на 
ненасытную  корысть  нового  сонма  недремлющих  стражей 
правосудия».  Тогда  Мелек  советует  спросить  у  старого 
нищего  Хуршита,  лучше  ли  стало  жить.  На  что  Хуршит 
отвечает,  что  раньше  было  тяжело  –  приходилось  нести  на 
своих плечах целого барана судье. Потом стало ещё тяжелее, 
увеличилось  число  судей,      и  стали  таскать  по  два  барана.     
«А  теперь,  слава  Богу,    совсем  легко    <…>    гуртом  гоняем». 
Сказка  посвящена  вечной  теме  не  только  русского  (сюжет 
древнерусской  сказки  «Шемякин  суд»),  но  и  восточного 
фольклора  –  взятки  судей.  Стремясь  устроить  для  своих 
подданных  справедливый  суд  без  взяток,  калиф  увеличил 
число  взяточников.  Сказка  имеет  целью  сатиру  не  только  на 
российское  судопроизводство,  но  и  на  восточное.  О  далеких 
от  народа  царских  и  ханских  порядках  Даль  уже  писал  в 
повести  «Бикей  и  Мауляна».  Он  осуждал  непрерывные 
степные  тяжбы  также  решительно,    как  осуждал  иезуитское 
крючкотворство  царских  чиновников.  В  сказке  «О  баранах» 
сатирически  изображается  калиф,  решающий  проблемы 
народа,    сидя  на  диване.  И  с  симпатией  Даль  показывает 
простого  старика  Хуршита,  у  которого  «слово  неправды 
никогда не оскверняло чистых уст».  
Действительно,  сказка  имеет  сюжет  о  неправедном 
судье, к которому обращалась и до Даля, и будет обращаться 
после Даля русская  литература.  Но  что важнее  -   это  то, что 
тема  международная,  она  встречается  в  сказках    восточных 
народов. Например, в казахских сказках: сатирическая сказка 

 
59 
«Глупец и казий», сказки «Справедливый судья», «Мархума», 
«Братья-странники»,  «Вор  и  мошенник»,  «Наблюдательность», 
«Золотой нож», «Верное решение», «Как Ходжа был судьей».  
Сатирический  жанр  давал  возможность  Далю  сатирически 
представить  жизнь  верхов  общества,  высмеять  пороки 
судебной системы.  
В  статье  «Жанр  восточной  повести  в  творчестве 
В.И.Даля»    оренбургская  исследовательница  Н.С.  Сербина 
утверждает,  что  повесть  «Бикей  и  Мауляна»  -  абсолютно 
документальное  повествование.    Автор  ведет,  считает  она, 
неприукрашенное,  строгое,  почти  научное  исследование 
жизни  пограничного  Оренбурга[9].  Автор  пользуется 
научным и деловым языком. Действительно, мы знаем мнение 
В.Г.Белинского,  который  писал:  «Многие  рассказы      очень 
занимательны,  легко  читаются  и  незаметно  обогащают  вас 
такими  знаниями,  которые,  вне  этих  рассказов,  не  всегда 
можно приобрести и побывавши там, где бывал Даль. Так, в 
рассказах  «Майна»,  «Бикей  и  Мауляна»  знакомит  он  нас  с 
нравами и бытом кайсаков…» (выделено мной – О.О)[10]. 
Однако, с того момента, когда  критиком было высказано это 
мнение, прошло почти два столетия. Многое переосмыслено. 
Повесть  написана  в  Оренбурге  на  местном  материале,  но,  
кроме  документальности,  этой  повести  свойственны  такие 
черты,  как  художественность,  оригинальность,  самобытность. 
Это  было  доказано  исследователем  М.И.Фетисовым  в 
середине прошлого века[11]. В казахской жизни автор искал 
и  находил  тот  поэтический  материал,  который  помог  ему 
создать,  как  верно  замечает  крупнейший  современный 
далевед,  доктор  филологических  наук  Ю.П.Фесенко, 
«степную  версию  любви  Ромео  и  Джульетты»[12].  Повесть 
«Бикей и Мауляна» исследователи сопоставляли с казахским 
эпосом «Козы-Корпеш и Баян-Сулу»[13]. Также,  как в эпосе, 
в  повести  Даля  действие  происходит  на  фоне  эпически 
масштабной картины жизни кочующих по азиатским степям 
казахских  родов.  Даль  не  художник,  но  его  способ 
изображения  пейзажа  зауральной  степи  оригинален.  Он 
пишет:  ««…начните  карандашом  с  одного  конца  и  ведите 

 
60 
прямо  до  другого  конца  бумаги,  а  потом  подпишите  выше 
черты:  небо,  а  ниже:  земля,  и  я,  не  увидав  художественного 
произведения  вашего,  скреплю:  с  подлинным  верно…». 
Также,  как  и  в  народном  эпосе,  в  повести  Даля  мы 
встречаемся  с  двумя  влюбленными  –  Бикеем  и  Мауляной. 
Даля  как  писателя  заботит  не  столько  документальное 
воспроизведение  событий,  сколько  характеры,  поступки 
героев,  их  мысли  и  чувства.  Главным  героем  повести 
является Бикей. Он получил в казахской среде звание батыра 
(богатыря),  он  резко  выделяется  среди  других  своих 
соплеменников своими душевными качествами. Незаурядный 
ум  сочетается  в  герое  со  стремлением  к  правде, 
удивительным радушием и сознанием своего  превосходства 
над  окружающими  людьми.  В  ссоре  с  отцом  проявляется 
твердость его характера, стремление к правде. Бикей добился 
высокого положения в степи, его уважают и казахи, и казаки: 
«…Бикей,  который  так  ли,  иначе  ли,  но  умел  ладить  с 
тогдашним атаманом и, по какой бы то ни было нужде, даром 
в  Уральск  не  езжал,  а  каждый  раз  привозил  какую-нибудь 
добрую  весточку,  -  приобрел  любовь  и  доверенность  своего 
народа»(VII,263). 
Свое 
уважение 
к 
народу 
Бикей 
подтверждает  деятельным  участием  в  установлении  связи  с 
русскими,  захваченными  и  проданными  в  рабство 
среднеазиатским  ханствам,  в  содействии  освобождению 
пленников  из  неволи.  Оренбургский  военный  губернатор 
даже  награждает  Бикея  премией  за  доставку  письма  от 
русских  невольников  из  Хивы.  Рискуя  жизнью,  Бикей 
совершает  смелые  поездки  в  далекие  края,  но  не  из-за 
денежного  вознаграждения.  Герой,  в  соответствии  с 
казахскими традициями, щедр и гостеприимен, готов прийти 
на помощь слабому. Даль наделяет своего героя богатырской 
силой,  прекрасной  внешностью,  благородным  сердцем,  для 
того чтобы он соответствовал народному  идеалу. Под стать 
ему и его избранница – девушка –казашка Мауляна. Полная 
неотразимого  очарования,  она  производит  на  читателя 
впечатление красивого степного цветка: «…рослая и статная 
молодица,  красавица  и  умница  на  все  аулы,  лицом 

 
61 
приветливее,  а  умом  смышленее,  душой  милее  всех  подруг 
своих…».  Даль  с  восторгом  говорит,  что  совершенным 
чертам  лица  Мауляны  могли  бы  позавидовать  московские  и 
питерские  красавицы.  Главное,  что  привлекает  в  ней 
писателя,  это  –  «душа  страстная,  пылкая,  необузданная, 
неразгаданная, а все-таки душа», «она мыслила, чувствовала, 
тешилась  и  страдала,  противоборствовала  и  отдавалась…» 
(VII,298). Несмотря на традиционные для казахских обычаев 
договоры между семьями о женитьбе детей, Бикей встречает 
Мауляну и влюбляется в нее во время народных празднеств. 
Догоняет  в  игре  кыз-куу  Мауляну  только  Бикей.  Для  того, 
чтобы  быть  с  любимой,  Бикей,  как  народный  эпический 
герой,  преодолевает  разные  препятствия:  спор  с  отцом, 
ненависть  и  подлость  братьев,  старые  обычаи,  безденежье, 
уплату  калыма,  ухаживание.  «Мауляна  была  рождена  для 
Бикея:  ей  всё  нравилось  в  муже.  (…).  она  умела  ценить 
Бикея,  истинно  гордилась  мужем  необыкновенным» 
(VII,296), а «…он гордился ею, охотно хвастался, похвалялся 
и  показывал  её  кунакам  своим,  как  вещь  редкую, 
диковинную  и  дорогую…»  (VII,302).    Братья,  пользуясь 
гневом  отца,  подло  убивают  Бикея.  Но  Даль,  если  бы  был 
только 
документалистом, 
не 
придал 
бы 
своему 
повествованию  столь  мощного  драматизма.  Он  дает  имя 
убийце Джан-Кучюк – Душа – Собака, собачья душа. Братья 
и  отец  зовут  казахского  шамана,  чтобы  у  него  спросить 
совета,  как  наказать  гордого,  непокорного  Бикея.    Джан-
Кучюк  рассекает  сзади  голову  Бикея  чеканом.  Назначенная 
комиссия  проводит  расследование,  но  результатов  оно  не 
дает.  Убийцы  уходят  от  ответа,  да  и  Мауляну  ждет 
незавидная участь: быть женой убийцы. Она скачет по степи 
почти  триста  верст,  чтобы  поговорить  с  оренбургским 
губернатором.  «Смело  и  величественно»  вступает  героиня  в 
разговор, просит дозволения убить убийцу. Ее судьба ужасна: 
брошенная  всеми  на  произвол  судьбы,  Мауляна  умирает  от 
оспы  летом  1832  года.  Далем  созданы  героические  и 
прекрасные  образы.  «Достоверное  научное  изучение 
незнакомой культуры», все-таки, не являлось основной целью 

 
62 
писателя.  Тем  более,  что  существуют,  как  доказали 
исследователи,  расхождение событий в повести с реальными 
событиями,  это  было  вызвано  художественными  замыслами 
писателя (исследователь, к.ф.н. Умарова Г.С[14]). Даль сумел 
совместить  национальное  и  общечеловеческое,  сумел 
использовать  хорошо  знакомый  ему  фольклор  для  создания 
художественных произведений в восточной традиции.   
 
Список использованных источников 
1.
 
Мельников-Печерский  А.  В.И.Даль  //  Даль  В.И.  Полное  собрание 
сочинений: В 10 т. СПб., 1897. Т.I. 
2.
 
Даль В.И. // Оренбургский губернатор В.А.Перовский. Оренбург, 1999. С.138. 
3.
 
Даль Е.В. В.И.Даль (По воспоминаниям его дочери) // Русский вестник. 
1879. № 7.С. 71-112. 
4.
 
Громбах С.М. Пушкин и медицина его времени. М., 1989. С.64. 
5.
 
Фетисов  М.И.  Первые  русские  повести  на  казахские  темы.  Алма-Ата, 
1950. С.88-93; Чванов М.А. «Пришлите справедливого Даля!...» // Даль 
В.И. Бикей и Мауляна. Челябинск, 1985. С.372. 
6.
 
Модестов Н.Н. Владимир Иванович Даль в Оренбурге. С.62; См. так же: 
Оренбургский листок. 1896. №44. 
7.
 
Фетисов М.И. Литературные связи России и Казахстана. М., 1956.  
8.
 
Версия сообщена мне преп., к.ф.н., доц. Шарабасовым С.Г. 
9.
 
Сербина  Н.С.  Жанр  восточной  повести  в  литературном  творчестве 
В.И.Даля // Вестник Башкирского университета. 2007. Т.12. №4. С. 65. 
10.
 
Белинский  В.Г.  Повести,  сказки  и  рассказы  Казака  Луганского  // 
Белинский В.Г. Полн.собр.соч.: В 13т. Т.Х. С.79-83. 
11.
 
Фетисов  М.И.  Литературные  связи  России  и  Казахстана.  М.,  1956. 
Фетисов М.И. Русско - казахские отношения в первой  половине  ХIХ 
века. Алма-Ата, 1959. 
12.
 
Фесенко  Ю.П.  Даль  В.И.  Творческая  эволюция.  Диссертация  на 
соискание степени доктора филологических наук. Луганск, 1997. 
13.
 
Опря  О.В.  Фольклорные  традиции  уральских  казаков  и  казахов  в 
творчестве  Даля.  Диссертация  на  соискание  степени  кандидата 
филологических наук. Самара, 2003. 
14.
 
Умарова  Г.С.  Мир  казахского  этноса  в  документальной  и 
художественной  прозе  В.И.Даля.  Диссертация  на  соискание  степени 
кандидата филологических наук. Саратов, 2007.  
15.
 
Тексты цитируются по: Даль В.И. Полное собрание сочинений: В 10 т. 
СПб., 1897.  
 
* * * 
Мақалада  В.И.  Даль  шығармасындағы  шығыс  елдерінің  повестері 
мен ертегілерінің жанрлары қарастырылған.  
 

 
63 
ӘОЖ 821.512 
 
Г.А. Жұмабекова  
Тараз мемлекеттік педагогикалық институтының  
«Қазақ әдебиеті» кафедрасының ізденушісі, Тараз қ. 
 
ҚҰЛМАНБЕТ АҚЫН АЙТЫСТАРЫ ЖӘНЕ 
ДӘСТҮРЛІ АЙТЫСТЫҢ ТІЛДІК,  
ҚҰРЫЛЫМДЫҚ ӨРІСІ 
 
Қазақта  өлең  сөздің  небір  қас  шебері  болған.  Соның 
айтулы бір тұлғасы – Құлманбет. 
Жыр  даңғылы  Жамбылдың  ақындық  айналасы  жайлы 
айқын зерттеуінде Мырзатай Жолдасбеков Құлманбет ақынға 
да  айрықша  тоқталып  отырады.  Жамбыл  өлеңдегі  өз 
пірлерінің  қатарында  Құлманбетті  де  айтып,  атап  отырған. 
Жетісудың 
жыр 
мектебі 
жайлы 
ой 
қорытарында 
М.Жолдасбеков  айқын  бір  шығармашылық  бағыттың  даму 
жөндеріне  қатысты  түбегейлі  ой  айтқан  М.Әуезов  түйінінен 
бастап кетеді: 
«Қысқасы  Жамбыл  Жетісудың  төрінде,  жырдың  тұнып 
тұрған, дәуірлеп тұрған шағында туған» «.....» 
Асылы, көреген М.Әуезов: «Жамбылдың өз айналасына 
келгенде қоюланған қалың үйір, үлкен шоғыр, ордалы өлеңді 
көруге  болады»,  дегенде  де,  яки,  «Қазақ  халқында  ерекше 
дамыған  айтыс  өнері  ХІХ  ғасырдан  бергі  жерде  басқа 
өңірлерде  бірте-бірте  саябырсып,  Жетісу,  Оңтүстік,  Сыр 
өлкесінде  шоғырлана  бастаған»,  дегенде  де,  жоғарыда 
айтылған  өнер  иелері  мен  сол  кездегі  шындықты  мықтап 
ескеріп айтқан болу керек» (1, 144 б.). 
М.Жолдасбеков 
осы 
зерттеуде 
Құлманбеттің 
шығармашылық  мұрасын  ғылыми  негізге  тартып,  көркемдік 
мәнін  тарата  ой  қозғайды.  Майкөтпен,  Жамбылмен  айтысқа 
түскен, 
ақындығы 
асқан 
Құлманбет 
(1826-1903) 
творчествосы да әлі жиналмай, зерттелмей келеді. Жамбылды 
зерттеген  ғалымдардың  қай-қайсысы  да  Құлманбеттің 
ақындығын  жоғары  бағалайды.  Бақтыбаймен  дидарласқанда 
Жамбыл: 
 

 
64 
Қаздай қалқып ерінбей,                    Майлықожа, Құлыншақ, 
Өлең тердім жасымнан,                    Пірім еді бас ұрған. 
Майкөт ақын, Құлманбет,                Айтқандары нұсқа еді, 
Орын берді қасынан.                         Жаралған сөзі асылдан,- 
деп,  өзін  Майкөт  пен  Құлманбетке  жуық  санайды, 
солардың  қатарында  ұстайды.  Жамбылдың  бұлай  айтуы 
заңды  еді.  Өйткені,  Майкөт  пен  Құлманбетті  қазақ,  қырғыз 
халықтары  тегіс  білген,  олардың  ақындық  шеберлігін 
қастерлеген. 
Біз  бұл  жерде  жұрттың  біразы  жатқа  білетін 
Құлманбеттің 
Майкөтпен, 
Жамбылмен 
айтыстарына 
тоқталғалы  отырғанымыз  жоқ,  айтпағымыз:  Жамбылдың 
ақын болып танылуында Құлманбеттің орны ерекше екендігі.  
Ақын  айтыста  ғана  танылады.  Ауыздыға  сөз,  аяқтыға 
жол  бермеген  Құлан  аян  (Құлан  аяқ  емес  –  Құлан  аян    – 
албанның  бір  тармағы,  Құлманбет  шыққан  рудың  аты  – 
М.Жолдасбеков)  Құлманбетпен  үлкен  сынға  түсіп,  бағын 
сынауы,  сөйтіп,  жұрттың  көз  алдында  ұлы  майданда  жеңіп 
шығуы  –  Жамбыл  ақындығының  тұсауы  кесіліп,  жолы 
ашылып,  бағының  жанғаны  еді.  Құлманбет  әр  тұста  Түбек, 
Жамақ,  Сүйінбай,  Бақтыбай  тәрізді  ірі  ақындармен  айтысқа 
түскен, Сүйінбайдан, Майкөттен, Жамбылдан ғана жеңілген. 
Сондай  даңқты  ақынды  жеңгеннен  кейін  ғана  Жамбылдың 
атағы  жер  жарады  (1, 166  б.).  М.Жолдасбеков Құлманбеттің 
эпик  ақын  екендігін,  ірі  айтыс  ақынының  қазақ,  қырғыз 
эпосын,  шығыс  дастандарын  көп  айтқанын,  оның  мұрасын 
жинап, зерттеудің қажеттілігін қадап айтады. 
Құлманбеттің 
айтыс 
өнеріндегі 
шығармашылық      
өрісінің  бір  қыры  –  Құлманбет  айтыстарының  тіл  кестесі.        
«ХV-XIX ғасырлардағы қазақ поэзиясының тілі» атты зерттеу 
еңбегінде ғалым Құлмат Өміралиев поэтикалық тіл және оны 
зерттеу  мәселелерін,  қазақ  поэзиясы  тілін  зерттеудің  жалпы 
мәселелерін  нақтылы  мәнде  қозғап,  қарастырады.  Осында 
автор  мәселенің  қазақ  әдеби  тілін  зерттеумен  сабақтастықта 
ғылыми  негізделуінің  басты  бағыттарын  (еңбек  жазылған 
уақыттағы  –  Г.Жұмабекова)  атап  көрсетіп,  ендігі  зерттеулер 
өзегі  нені  міндеттейді  деген  түбегейлі  қойылымдарға  бет 
бұрған.  Абай  поэзиясының  жаңа  сипатты  жазба  поэзияның, 
қазақ  әдебиетінің  тілдік  өлшемі  мәніндегі  тарихи  орнын, 

 
65 
қазақ  филологиясында  қазақ  әдеби  тіліне  қатысты  мәселе 
қою Абай шығармаларына бағытталғанын айта келіп, бұрын-
соңғы  қазақ  әдеби  тіліне  қатысты  айтылған  пікірлердің 
құндылығын  жинақтай  көрсетіп,  алдағы  міндеттердің 
ғылыми жүйесін қисындайды. Осы еңбекте поэзия тілі, дара 
шығармашылық тұлғаның тіл қолданыс тәсілдері, тілдік қоры 
(лексикасы  –  Г.Жұмабекова),  өлең  тілінің  құрылым 
заңдылықтары, жасалу негіздері туралы нақтылы, принципті, 
жанр  табиғатымен,  стильдік  өрнек-өріспен  ұштасып  жатқан 
қадау-қадау ұстанымдары бар. 
Қазақ  әдеби  тілін  зерттеудің  айтулы  білімгерлері 
Қ.Жұбанов,  Қ.  Жұмалиев,  Р.  Сыздықова,  З.  Ахметовтың 
ғылыми  негіздемелері,  сонымен  қоса,  Құлмат  Өміралиевтің 
осы бағыттағы зерттеулері – поэзия тілін тамсанып қабылдау 
емес,  тілдік,  поэтикалық,  көркемдік  заңдылықтар  негізінде 
айқындаудың айғақ бағыттары. 
Қазақ  филология  ғылымында  поэзия  тілі  туралы 
зерттеулерден  Қ.  Жұмалиев,  З.  Ахметов,  Р.  Сыздықова 
еңбектерін айрықша бөліп айту керек дей келіп, Қ. Өміралиев 
мәселені төтесінен қояды. 
«Бірақ бұл үш автор еңбегінде өздерінің зерттеуге алған 
объектісі  жағынан  үш  түрлі:  егер  Қ.  Жұмалиев  өз  зерттеуін  
Абай  тілінің  (1)  лексикасын,  (2)  троптарын  талдауға  құрса,  
Р.Сыздықова  бірінші  еңбегінде  Абай  тілінің  (1)  лексикасын, 
(2)  қара  сөздеріне  қатысты  морфологиялық  формаларын,  ал 
екінші еңбекте синтаксистік құрылысын талдаған. З. Ахметов 
қазақ  поэзиясын  (1)  өлең  түрі,  (2)  ырғақ-екпін,  (3)  ұйқас,         
(4) буын т.б. жағынан талдаған. 
Шын  мәнінде  бұл  монографиялар  дара-дара  зерттеу 
объектісіне  алынған  мәселелер  белгілі  дәрежеде  басы 
қосылып  тұтастай  алынып,  оның  сыртында  стиль,  жанр 
дегендерді  қамти,  қоса  бірлікте  алып  зерттемейінше,  поэзия 
тілі  өзінің  толық  болмыс-тұрпатымен  дараланып  көрінген 
емес. Әсіресе бұл поэзия тілін тарихи даму тұрғысынан алып 
қараған кезде барынша анық сезілген (2,5 б.). 
 Құлан  аян  Құлманбет  –  ірі  айтыс  ақыны.  Оның  өлең 
тілін осы айтыс жанрының тілдік, стильдік ерекшеліктерімен 
сабақтастыра  қарау  –  ақындық  өнердің  поэтикалық  
болмысына  бойлауға  қарай  тарта  түспек.  Осы  тұста  поэзия 

 
66 
тілінің 
табиғатын 
танудағы 
ескерілуі 
тиіс 
тілдік-
грамматикалық  шарттар  туралы  Қ.  Өміралиевтің  тек  қана 
бірыңғай көсемшелі не есімшелі тізбекті сөйлем – проза тілі 
үшін  норма  емес,  ал  поэзия  үшін  норма,  поэзияның  сөйлеу 
тілі  мен  проза  тілінің  нормасын  бұзу  арқылы  тапқан өзіндік 
өлшемі дей отырып, Я. Мухаржовскийден келтірген мына бір 
тоқтамы назарда болса, құба-құп. «Деформация литературной 
нормы касается, однако, самой сущности поэтического языка 
и  поэтому  было  бы  неверным  требовать  от  поэтического 
языка его подчинения литературной норме». 
Осы  мәселеге  тағы  да  нақты,  жақындау  түсіретін  ой: 
«Ырғақпен, 
ұйқаспен  астасып  жатқан  синтаксистік-
морфологиялық  норманы  қарастырмаған  жерде  белгілі  бір 
дәуірдің  поэзиясы,  тілі  туралы  түбегейлі  сөз  айту  мүмкін 
емес. Айталық Абай: 
 Бір күлгізіп, сүйгізіп,                     Өмір тонын кигізіп
 Ескі өмірді тіргізер.                        Жоқты бар қып жүргізер,- 
деген  жолдарында  әдетте  «тірілтпей»  түрінде  келетін  сөзді 
өзге  жолдардағы  «жүргіз»,  «негіз»,  «сүйгіз»  сөздерінің 
әуенімен «тіргіз» түрінде алуы ұйқасқа бағындыру. Яғни бұл 
– ұйқас тапқан «бұзу», ұйқастық норма табу» (2, 8 бет). 
 Құлманбеттің Түбек ақынмен, Майкөтпен, Жамбылмен 
айтыстарын  тілдік  алымда  қарастыру  негізінде  ақын 
өлеңіндегі  жанрлық  сипат,  әдеби  дәстүр,  дара  стиль  мәні 
айқындала түспек. 
Түбек  пен  Құлманбет  айтысында  әуелі  Тезек  төре  мен 
Құлманбет  сөз  қағыстырады.  Тезек  төре  Құлманбетке  дем 
бере сөйлейді. Түбекті «үш жүзден асқан көлдей ақын», озған 
ақын  келеді  деп,  өз  ақындарын  қайрай  сөйлеп  басталған  
айтыс Түбектің келе – сала өлеңдете жөнелуімен жалғасады. 
Айтыста  Құлманбет  төрт  мәрте  жауаптасқан.  Үш  толғам 
Түбекке қарата айтылады. Осында Құлманбет өзіне баға бере 
сөйлейді.  «Таң  қалған  қазақ  ұлы  өнеріме»  деген  тіркес  осал 
ақынның  аузынан  шықпаса  керек.  Өзін  үйсіннің  бір  жүйрігі 
санайтынын  айтуы  да  –  айтыс  жанрының  шартымен  келген 
сөз  түлету  дәстүрі.  Ақын  тіліндегі  «өлеңге  қоқсы  қону», 
«салғаным  садағыма  ақ  қайың  оқ,  өтім  қызып  келгенде 
тоқтауым  жоқ»,  «ашылар  айта  бере  көңіл  шері»,  -  деген 
тіркестер  де  ағыл-тегіл  айқын  ақындықтың  шамбаулы 

 
67 
мәртебесі.  «Өктем-өктем  сөйлейсің,  шамаң  келсе  жібергің 
жерге қағып» деген қайтарма сөздің де ағынды судай жырды 
тоқтатар, тосылдырар қуаты айқын. 
Бұл  айтыста  Тезек  төре  атымен  айтылған  түйдектердің 
де  суырылып  сөйлеп  алға  тартқандай.  Ақындықтың  күшін 
көтере, танып сөйлеуі де айқын. 
          Тезекті шалқып жатқан көлдейсіңдер, 
Ордаға өкпелесең келмейсіңдер. 
             Бұ Тезек – тұғыр ағаш, сіздер – тұйғын, 
            Көргенде, жабысқанда жем жейсіңдер. 
        Үш жүзден асқан Түбек келед дейді, 
        Көргенде ақындарым, не дейсіңдер? 
Айтыста  ру  абыройын  қабаттастыра,  қағыстыра  сөйлеу 
мазмұны айқын.  
Айтыста  тұрақты  эпитет  түрлерінен  көк  мұз,  қара  нан, 
ақ боз ат, ақ дидар, алтын бас, ала қарға, кер марал, шалқар 
көл, терең өр, кең кеуде, т.б. дәстүрлі қолданыстармен бірге 
кезеп  төре,  ұрлық  ет,  екпе  ағаш,  асан  таңба,  түлкі  мінез, 
шемен шал сияқты өзіндік эпитет түрлері бар. 
Айтыс тілінде Түбек Тезек төрені үш алаш кеңес қылған 
кең  алаңға  теңейді.  Аспандағы  қол  жетпейтін  жұлдызға 
теңейді.  Осы  айтыста  шендестірудің  үздік  бір  үлгісі  де  бар. 
Біресе  ол  шыр  айналған  түлкі  мінез,  бірде  оза  соғып  олжа 
алған  кер  марал,  бірде  елден  жылқы  қоймаған  кезеп.  Бірде 
Тезек төре көлде жүзген балапандай кең кеуде жомарт.  
Айтыста  тұспал  сөз,  ауыспа  сөздің  де  өзіндік  үлгілері 
бар.  «Өлеңге  қоңсы қону»,  дегендей  ұшқыр  фразиологизмде 
Құлманбет ақындығының тіл айшығы осындаймын деп көре 
ұрады.  Майкөт  пен  Құлманбеттің  айтысында  да  суырылған 
сұлу тіркестер аз емес. Осында Құлманбеттің қарсы ақынның 
сырт  тұлға,  іш  құбылысын  көрсете,  сурет  сала  сөйлеу 
шеберлігі де байқалады. 
   Майкөт-ау, үйге кірші, тыста тұрма, 
        Жан-жаққа жалтаңдамай, келші мұнда. 
Құлманбет Құлан ақын ағаң келді, 
Ағаңнан өлең үйрен, кеңес тыңда! 
Құлманбет  сыртта  тұрған  біреуді  әдейі  Майкөт  деп 
өлеңдеткен.  Майкөт  қымбат  ішік  киіп  іште  отырған. 
Құлманбеттің  жорта  сөйлеп,  танымағансып  тиіскеніне 

 
68 
Майкөт  шамданады.  Осы  айтыстың  тілінде  шымши  сөйлеу, 
мысқылдап сөзден тосудың нақышы басым. 
        Сен бе едің, Майкөт ақын даусы биік? 
Айтып ем танымастан жота тиіп. 
Біреуі болыстардың екен деп ем, 
Жүз сомдық отырғанға ішік киіп. 
Айтыста  екі  жақ  ру  арасын  таластыра  жарыстырып 
сөйлейді.  Байлық  пен  барлықтың  түбі  қозғалады.  Осы 
айтыста  сол  заманның  әлеуметтік  шындығы,  тұрмыс  күйі, 
шаруа  баққан  елдің  күнкөріс,  қоңыр  төбел  тұрмысы 
мейлінше  ашылып  айтылған.  Ары-бергіні қажап,  Албан  мен 
Дулаттың,  Ыстының  жақсысы  мен  жайсаңын  алға  тарта 
айтысқан  екі  ақынның  сөз  жарысы  Құлманбеттің  ұзақ 
толғауымен  ұласып  барып,  қайта  жалғасқан.  Егін  салған 
елдің  күйін,  табиғатқа  тәуелді  диқаншының  тұрмысын 
Құлманбет кеміте, әжуалап сөйлейді. Ақын өлеңді ақпа-төкпе 
тілмен,  шешен  сөзбен  төгеді.  Осы  тұста  айтыстың  дәстүрлі 
түрі  айтыс  үлгісінде  сөз  қағысып  отырған    ақындар  сүре 
айтысқа  көшеді.  Мұның  өзі  айтыстағы  монолог  түрінде 
келген  жаңа  бір  үлгі  болып  көрінеді.  Айтыстың  жанрлық 
шарттарына сай келіңкіремейтін толғау өлең түрінде өрбумен 
ұштасқан жаңа бір түрі десе де болғандай: 
Мақта, Майкөт, жеріңді,             Мейірімсіз өскен еріңді. 
Басайын сенің деміңді,                Жеріңнің жайын айтайын, 
Сонша неге мақтайсың,                Күн төбеге келгенде, 
Қара пұлға жуық боп,                   Ыстыққа миың қайнаған. 
Қарындасқа суық боп,                  Сонша неге мақтайсың 
                                                  Бейтәртіп өскен еліңді. 
 Құлманбет  Майкөтке  ұйықтап  жатқан  кісің  көп,  боза 
ішіп  бозарған  бозбалаң  ол,  торғаймен  алысып  егін  еккен 
болған  берекесіз  тірлік  деп,  бетіне  басады.  Осы  толғау-
арнауда  Қаратаудың  бауырындағы  елдің  базар  жағалаған 
тірлігі  де  ақынға  ұнамсыз  көрінеді.  Тіршілік  үшін  тыным 
таппай, жан рахатын көрмей жүдеу күйде күн кешкен халық 
тұрмысын қарсыласының бетіне басуда үдете сөйлеп кетеді. 
Майкөт  те  төкпе  шешен.  Қаратаудың  қадірі  асқан  қасиетін, 
мұсылманшылықтың  ұйтқысы 
болған 
үлкен 
жолын 
суылдаған жырымен сыр ғып шертеді. 
Сонша неге сөгесің,                    Сексен сегіз сәруар. 
Қаратау деген жерімді,              Әулиелер жай қылған, 
Тоқсан тоғыз мамайық.              Қаратау деген жерімді…. (3) 

 
69 
         Айтыста  Құлманбеттің  де,  Майкөттің  де  ел  жайын, 
арғы  тарих,  бүгінгі  уақыт  бағытын  кең  шола  сөйлеген 
сұңғылалығы  айқын.  Айтыс  бірде  он  бір  буынды  өлең,  енді 
бірде жеті-сегіз буынды жыр үлгісінде келген. Бұл айтыстың 
өзіндік сюжеті бар. Бұл, сюжеттілік деген, дәстүрлі айтыстың 
бір  қыры  есебінде  қарастырылып,  танылуы  керек  сияқты. 
Мұндай  айтыстарда  айтыс  бірден  қара  үзіп  шыққан 
суырыпсалмалықпен  сөз  жарыстыра  жөнелуден  бөлек  бір 
құрылым,  оқиға  желісі  болады.  Мұхтар  Әуезовтің 
айтыстарды драмматургия жанрына жақындата сөйлеуінің де 
бір ұшығы осындай айтыстарға қарата айтудан туған сияқты. 
Алқалы бір жиын тойға қымбат шапан киіп келген Майкөтті 
Құлманбет әдейі танымағансып, бөтенге қарата сөйлеп, тиісе 
киліккен  бұл  айтыс  Құлманбет  пен  Майкөттің  қырғыз 
дастанына  барып  жүгінуімен,  Бәйтіктің  билік  сөз  айтуымен 
аяқталады. 
Айтыста 
мақтау 
мен 
даттаудың 
өмір 
шындығымен  астасып  жатқан  үздік  үлгілері  бар.  Ақындық 
буған ел ұлдарының өр мінезі, өзіндік болмысы бар.  
....  Міне,  ХІХ  ғасырдың  бірінші  жартысындағы  ауызша 
үлгідегі  қазақ  поэзиясының    мазмұн  мен  түрдегі  қысқаша 
сипаты  осы  құралыптас»  (5,76  б.).  Біздіңше,  ХІХ  ғасырдағы 
айтыс  өлеңді  құрылымдық,  тілдік,  жасалу  тәсілдеріндегі 
дәстүрлі негіз бен жаңа шарттар бағамында және бір ғылыми 
негіздеуге  тарту  –  қазақ  поэзиясындағы  жанрлық,  түрлік, 
көркемдік бағыттарды айқындай түсуге бастайды.  
 

Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет