Основные  концепции  этногенеза  уйгуров

205

ческие  группы,  вбиравшие  религиозно-культурные  традиции 

дальневосточной  цивилизации,  оказывались  в  изоляции,  как 

это произошло с турфанскими уйгурами-буддистами до приня-

тия ими ислама. Дальневосточная культурная и политическая 

традиция со средних веков отторгалась местным населением, 

рассматривавшим ислам как основу этнокультурной идентич-

ности и стержень внутренней свободы. Соответственно изуче-

ние исторического прошлого уйгурского народа в значитель-

ной  мере  политизировано  из-за  продолжающейся  оппозиции 

уйгуров набирающей мощь китайской цивилизации. В насто-

ящее  время  в  научных  кругах  распространены  две  основные 

версии  этногенеза  уйгуров  –  древнеуйгурской  автохтонной  и 

тюрко-ирано-тохарской миграционно-автохтонной. 

Согласно древнеуйгурской автохтонной гипотезе – этноге-

нез  уйгуров  представляет  непрерывный  процесс  этногенети-

ческого  и  этнокультурного  воспроизводства  позднехуннского 

этноса, жившего в III–VI вв. на огромной территории, вклю-

чающей  Восточный  Туркестан,  кочевых  уйгуров,  создавших 

Уйгурский каганат в VIII – первой половине IХ вв., вплоть до 

уйгуров Нового времени. Сторонники этой теории прослежи-

вают  происхождение  уйгуров  от  тюркоязычных  телеских  ко-

чевых племен, объединившихся в уйгурское этнополитическое 

объединение в III веке, бросив вызов другим племенным со-

обществам. Древнеуйгурская гипотеза формируется в первой 

половине ХIХ в. в работах европейских ученых Ю. Клапрота 

и  Ф.  Хирта,  русских  востоковедов  Н.Я.  Бичурина,  А.К.  Ка-

зембека и В.П. Васильева, предположивших, на основе изуче-

ния  сведений  китайских  источников,  трудов  Рашид  ад-Дина 

и  Абу-л-Гази,  существование  прямой  связи  происхождения 

тюркского мусульманского оседло-земледельческого населе-

ния Восточного Туркестана от древних кочевых уйгуров [См.: 

Бичурин, 1950: 214]. А.К. Казембек написал специальную ра-

боту  «Исследования  об  уйгурах»,  особо  отметив,  что  уйгу-

ры – «народ древний и высокий по образованию» [Казембек, 

1841: 37]. А.К. Казембек считал неопределенным по значению 

206

и этническому содержанию этноним «уйгуры» [Там же: 37]. По 

мнению исследователя, поддерживавшего точку зрения Абу-л-

Гази, этимология слова «уйгур» указывает на тюркские корни 

этого народа. 

Версии  древнеуйгурского  происхождения  систематизиро-

вал В.В. Радлов в работе «К вопросу о происхождении уйгу-

ров».  Положения  и  аргументы  концепции  В.В.  Радлова  при-

водятся  приверженцами  этой  гипотезы  практически  во  всех 

исследованиях. В.В. Радлов отказался от традиции следовать 

за этимологией этнонима для выяснения происхождения уйгу-

ров, как это делали до него ученые, некритически подходив-

шие к сообщениям Абу-л-Гази. В.В. Радловым отмечалось на-

личие в сведениях и китайских авторов, и раннесредневековых 

арабских авторов, и Рашид ад-Дина упоминаний о взаимосвязи 

огузов и уйгуров, происходивших из одного круга т.н. «кров-

ных тюркских» племен, прародителем которых считался Огуз-

хан. Тем самым В.В. Радлов поддержал тезис об идентичности 

огузов и уйгуров, выдвинутый В. Томсеном, полагавшим, что 

более древним из них является название племени или народа 

огуз. С его точки зрения, огуз – это этнический, а уйгур – по-

литический термин, обозначавший династию, правившую огу-

зами. В.В. Радлов писал: «…мы вправе предположить, что уй-

гуры не только принадлежали к числу древнейших тюркских 

племен, но и что это был весьма распространенный тюркский 

народ, занявший с давнего времени выдающееся место среди 

тюркских племен и на дальнем западе. Будь это не так, на за-

паде не распространилось бы сказание о том, что легендарный 

родоначальник тюрков, Огуз-Хан, считал уйгуров своими бли-

жайшими приверженцами. С другой стороны, то обстоятель-

ство, что Рашид-эд-Дин встретил сказание об Огуз-Хане и о 

происшедшем при нем разделении племен и на западе у тур-

кменов,  и  на  востоке  у  уйгуров,  указывает  на  то,  что  Огуз-

Хан  считался  древнейшим  героем  всего  тюркского  народа, 

и что, следовательно, у всех тюрков в XIII веке сохранялось 

еще воспоминание о большом тюркском государстве, которо-

207

му было подчинено большинство тюркских племен» [Радлов, 

1893: 19–20]. В.В. Радлов полагал, что в древности существо-

вал  могучий  тюркский  этнос,  распавшийся  после  крушения 

кочевой империи на западных тюрков – огузов – и восточных 

тюрков – уйгуров. В истории кочевых народов подобные рас-

колы  некогда  единых  этнических  общностей  после  распада 

имперского образования являются правилом. На основе джу-

чидских  тюрков  возникли  ногаи,  казахи  и  кочевые  узбеки, 

вобравшие в себя одну и ту же номенклатуру племен, распад 

Улуса Чагатая сопровождался отделением чагатаев и могулов 

от  оседло-земледельческого  населения.  Особенности  даль-

нейшего  развития  этноса  в  значительной  мере  определяются 

мощным влиянием местной культурной среды. Для западных 

огузов важнейшее значение имело влияние исламской культур-

ной традиции и смешение с иранскими народами, прежде все-

го, с восточно-иранскими кочевниками. Миграция уйгурских и 

других восточно-тюркских племен на территорию Восточного 

Туркестана сопровождалась адаптацией и культурной ассими-

ляцией кочевников в местной этнокультурной среде. 

В.В.  Радлов  выдвинул  предположение  о  ранней  инфиль-

трации  восточно-тюркских  племен  под  именем  «хунну»  на 

территорию  Семиречья  и  Восточного  Туркестана.  Основная 

масса хуннских племен ушла на запад, а оставшиеся смеша-

лись с местным населением, унаследовав от кочевых предков 

традицию исторического противостояния Китаю [Там же: 85]. 

Радлов  считал,  что  основу  аборигенов  Восточного  Туркеста-

на составляли «несомненно тюрки (Уйгуры, Хунну), которые 

оставались в восточном Туркестане задолго до христианской 

эры, смешались там с китайскими переселенцами и приняли 

многое из их нравов и обычаев. Проникшие туда в течение VIII 

и IX вв. уйгуры, без сомнения, примкнули отчасти к поселив-

шимся  там  своим  соплеменникам;  таким  путем  образовался 

цивилизованный  уйгурский  народ,  распространившийся  по 

всему  Восточному  Туркестану»  [Там  же:  99].  В  свете  совре-

менных  знаний  о  прошлом  края,  полученных  археологами  и 

208

антропологами, гипотеза об автохтонности хуннов и тюрков на 

территории Восточного Туркестана не выдерживает критики. 

Заслуживает  внимания  вывод  В.В.  Радлова  об  участии 

широкого круга хуннских и восточно-тюркских племен, род-

ственных огузам, в этногенезе уйгурского народа. Он предпо-

ложил, что за названиями хуннских племен с корнем «огур» 

или «югур» скрывается подлинный этноним народа хунну – 

он-уйгуры (десять племен уйгуров) [Там же: 126–127]. В.В. 

Радлов  особое  внимание  уделил  караханидским  тюркам-му-

сульманам, включив их в состав племен, заложивших основу 

уйгурского этноса. Кочевые уйгуры, мигрировавшие на запад 

после крушения в 841 г. Уйгурского каганата, составляли лишь 

часть тюркского компонента в этногенезе уйгуров. Хуннские 

по  происхождению  кок-тюркские  племена  и  кочевые  уйгуры 

участвовали в этногенезе многих тюркских народов, включая 

ближайших соседей – казахов, узбеков, тюркских народов Юж-

ной Сибири и кыргызов. 

Российский  синолог  Д.М.  Позднеев  прослеживал  прямое 

происхождение  мусульманского  населения  Восточного  Тур-

кестана  от  кочевых  уйгуров,  создавших  кочевую  империю  в 

монгольских степях. Сами уйгуры в его версии являлись по-

томками  племен  диньлинов  и  гаогюй,  длительное  время  со-

перничавшими с тюрками и другими племенами за господство. 

После  поражения  от  енисейских  кыргызов,  уйгурские  роды 

мигрировали в Ганьсу и в оазисы восточного Туркестана. Осе-

дание и обращение в ислам, по его мнению, сделали уйгуров 

иным народом: «проникнувшее в массы магометанство, истре-

бив все другие религии, дало особый оттенок, особую окраску 

и характер всему населению Западного Китая, Восточного Тур-

кестана и Притяньшаньского края, т.е. места расселения уйгу-

ров» [Позднеев, 1899: 133, 140]. Исследования В.В. Радлова и 

Д.М. Позднеева заложили основу древнеуйгурской (тюркской) 

версии этногенеза уйгуров, разделявшейся большинством со-

ветских историков и этнографов, стремившихся изучить изна-

чальные связи тюрков Синьцзяна. С оговорками поддерживали 

209

древнеуйгурскую гипотезу В.В. Бартольд, С.Е. Малов, Д.И. Ти-

хонов, Б.А. Литвинский, Л.Р. Кызласов, Л.А. Боровкова, И.В. 

Захарова и др. 

Уйгурская  проблематика  была  рассмотрена  в  трудах  А.Н. 

Бернштама «Социально-экономический строй орхоно-енисей-

ских тюрок VI–VIII вв. Восточно-Тюркский каганат и кыргы-

зы»,  «Древнейшие  тюркские  элементы  в  этногенезе  Средней 

Азии» и «Очерки истории гуннов». А.Н. Бернштам признавал 

принадлежность  уйгуров  к  тюркскому  этнополитическому 

объединению, состоящему из собственно тюрков, огузов, уй-

гуров и других племен. Вне круга этих родственных племен на-

ходились енисейские кыргызы, сяньбийские племена и кидани 

[Бернштам, 1946: 83]. Происхождение уйгуров, как и тюрков, 

Бернштам связывал с племенем огузов и общетюркским госу-

дарством: «уйгурская династия, как плоть от плоти, кровь от 

крови,  вырастала  из  предшествующей  и  была  закономерным 

этапом  в  развитии  тюркского  общества»  [Там  же:  191–192]. 

Уйгурская  династия,  тюркская  по  происхождению,  согласно 

уйгурским надписям в честь кагана Моюн-Чура, сменила кок-

тюркскую, и, истребив прежнюю племенную знать, оставила 

«черный народ» жить прежними порядками [Там же: 190–191].

В работе «Очерки истории гуннов» А.Н. Бернштам углубил 

представления об общехуннском и общеогузском происхожде-

нии тюрков и уйгуров. Он раскрыл этимологию китайского на-

звания  правящего  рода  шаньюев  Хуянь  (бык)  через  термины 

«огуз» и «uogär», сопоставив с названием «уйгур», означаю-

щие родовой тотем быка. Термины «уйгур» и «огуз», считал 

А.Н. Бернштам, равнозначны, при этом термин «уйгур» более 

древний.  По  его  мнению,  древнеуйгурские  племена  сформи-

ровались  в  «восточной  группе  гуннов  (отчасти  среднеазиат-

ской)…  древнеуйгурские  племена,  которые  на  протяжении 

всей своей истории имели тесную связь с кочевыми народами 

Средней Азии, прежде всего, – с огузами, предками туркмен. 

Начало  их  участия  в  истории  народов  Средней  Азии  и  При-

памирья падает на V век – век расцвета эфталитского государ-

210

ства» [Бернштам, 1951: 214]. Автор уделил большое внимание 

возникновению преданий об Огуз-кагане. Различия между огу-

зами и уйгурами, появились, по его мнению, в результате сме-

шения первых с сармато-иранскими племенами Средней Азии 

[Там же: 233–234].

Древнеуйгурская гипотеза развивалась в трудах С.Е. Мало-

ва. Выдающийся тюрколог С.Е. Малов проследил связи древ-

них  уйгуров  с  уйгурами  Восточного  Туркестана  и  пришел 

к  выводу  об  их  этногенетическом  родстве.  Сохранившейся 

«реликтовой»  группой  древнего  тюркского  этноса  он  считал 

сары-югуров  (сары-уйгуров),  сохранивших  дописьменный 

древнеуйгурский язык. Современный литературный язык уй-

гуров Восточного Туркестана и Средней Азии, по мнению С.Е. 

Малова, «являясь языком очень большой массы носителей на 

большом  пространстве,  перетирался  между  собой  и  испыты-

вал различные влияния со стороны тюрков, западнее уйгуров. 

В результате этот язык настолько отличается от языка желтых 

уйгуров,  что  разговор  желтых  уйгуров  с  приезжими  во  Вну-

тренний  Китай  уйгурами  из  Синьцзяна  является  невозмож-

ным» [Малов, 1967: 5]. Исследования, проведенные в 1958 г. 

Э.Р. Тенишевым и Б.Х. Тодаевой, показали ошибочность точ-

ки зрения С.Е. Малова о сохранности в «чистоте» древнеуй-

гурского языка сары-югурами и наличие в их языке большо-

го  количества  заимствований  из  нетюркских  языков:  «После 

переселения в Китай (IХ–Х вв.) язык сарыг югуров подвергся 

сильному  и  продолжительному  воздействию  китайского  язы-

ка…  Кроме  китайских  элементов,  сары-югурский  язык  усво-

ил  слова из  монгольского,  тибетского,  санскритского  языков. 

Таким  путем,  можно  думать,  сложился  современный,  сильно 

смешанный язык сарыг югуров» [Тенишев, Тодаева, 1966: 40]. 

Исследователи отметили существенные отличия языка совре-

менных юйгу от языка древнеуйгурских литературных памят-

ников, предположив, что в древности язык сары-югуров был 

таким  же,  как  литературный  уйгурский  язык  рунических  па-

мятников [Там же: 9]. Перечень родовых групп также показал 

211

вхождение в этнический состав сары-югуров разноэтнических 

компонентов. Э.Р. Тенишев пишет о наличии в составе юйгу 

элементов  древних  кыргызских,  тюргешских,  монгольских, 

тангутских и тибетских племен и родов, собственно уйгуры, по 

предположению ученого, составили около половины родовых 

групп [Тенишев, 1961: 59–66; Тенишев, Тодаева, 1966: 9]. Но 

выводы Э.Р. Тенишева и Б.Х. Тодаевой о происхождении юйгу 

были сделаны в духе существования изначальных основ уйгур-

ского  этноса,  и  из  них  следует,  что  сары-югуры  генетически 

связаны с древними уйгурами [Тенишев, Тодаева, 1966: 38]. 

С.Е.  Малов  критически  относился  к  миграционной  гипо-

тезе этногенеза тюркских народов, считая их индигенными на 

территории своего проживания, выдвинув весьма спорный те-

зис: «за пять веков до н. э. тюрки жили там же, где они живут 

главным  образом  (с  малыми  исключениями)  и  теперь.  В  Ев-

ропе древнейшими местами обитания тюрков были: р. Дунай, 

нижнее  и  среднее  течение  Волги,  бассейн  Урала.  В  Средней 

Азии они жили около культурных стран Хорезма, Согда и др. 

Тюрки проникали и на Кавказ, и в Малую Азию. В юго-запад-

ных частях Сибири места тюрков – Алтай, Хакасия, в Монго-

лии  и  около  оазисов  древних  культурных  очагов  Китайского 

Туркестана» [Малов, 1952: 135]. Появление уйгурского этноса 

С.Е. Малов относил к временам могущественных кочевых им-

перий: «В Азии в древние века объединяющим терминологи-

ческим названием для крупных тюркских народов одно время 

были огузы и тугю (кит.) и другие тюркские, более малочис-

ленные племена, например, ягма и др. Далее, в Центральной 

Азии были историческим старым народом уйгуры» [Там же: 

136]. Тем самым С.Е. Малов способствовал утверждению ав-

тохтонной гипотезы формирования тюркских народов в ареале 

их современного проживания. 

Этническая история уйгуров в контексте древнеуйгурской 

изначальной  гипотезы  освещалась  в  трудах  Д.И.  Тихонова, 

И.В.  Захаровой  и  Л.Р.  Кызласова  [Тихонов,  1966;  Захарова, 

1954; Захарова, 1963; Кызласов, 1969]. В 1966 г. была опубли-

212

кована  монография  Д.И.  Тихонова,  посвященная  изучению 

хозяйственного  и  общественного  строя  Уйгурского  государ-

ства в Турфане. Автор проигнорировал этническую историю 

края до прихода уйгуров, не коснулся этноязыковой принад-

лежности и культурного порядка автохтонного оседло-земле-

дельческого населения. Рассмотрев формирование уйгурского 

этноса в монгольских степях, автор изложил в основном мате-

риал по социально-экономическому и политическому строю, 

проанализировал причины быстрого перехода всех уйгуров к 

оседлой жизни. Д.И. Тихонов не раскрыл участие в этногенезе 

поздних  уйгуров  Восточного  Туркестана  различных  этниче-

ских  элементов,  включая  караханидских  тюрков-мусульман. 

Причины исчезновения этнонима «уйгур» в ХVI в. он объяс-

нил  религиозными  преследованиями  буддистов:  «после  под-

чинения  Уйгурского  государства  чагатаидами  мусульмане, 

господствовавшие  в  Кашгарии,  преследовали  буддистов,  си-

лой насаждали ислам. Борьба против неверных и постоянная 

междоусобная  неурядица  заставили  уйгуров  забыть  свое  са-

моназвание и заменить его религиозным – мусульманин или 

же  территориальным  –  кашгарлык,  турфанлык,  хотанлык  и 

т.п.» [Тихонов, 1966: 24–25]. Однако в истории Центральной 

Азии не прослеживаются факты массового отказа кочевников 

от прежних этнонимов в связи с религиозными преследовани-

ями или сменой религии. Тюркские народы устойчиво сохра-

няли в течение длительного периода этнические самоназвания 

и идентичность вне зависимости от религиозной принадлеж-

ности. Примером тому являются огузы и кипчаки, этногене-

тически  связанные  с  кочевыми  уйгурами.  Таким  образом, 

исследователи,  поддерживающие  древнеуйгурскую  гипотезу 

этногенеза современных уйгуров, оказались вынуждены либо 

удревнять время этнической консолидации и завершения асси-

миляции нетюркского населения, как это сделала И.В. Захаро-

ва, предположившая, что тюркизация Восточного Туркестана 

завершилась в ХII в. и уйгурский язык распространился в ка-

честве письменного и разговорного по всему краю [Захарова, 

213

1954: 222], либо поддерживать концепцию коренного народа 

(indigenous peoples). 

Крайний  автохтонизм  активно  поддерживается  современ-

ными уйгурскими историками, исследования которых выдер-

жаны в духе крайнего индегинизма, культурного и этнического 

примордиализма.  Еще  в  советский  период  известный  уйгур-

ский историк М.Н. Кабиров доказывал автохтонность уйгуров 

в восточном Туркестане и в Семиречье. Так, государство Ка-

раханидов  им  было  объявлено  одним  из  двух  средневековых 

уйгурских государств, созданных «токуз-уйгурами», и на тер-

ритории Восточного Туркестана, Семиречья и Средней Азии 

происходило «слияние кочевых уйгуров и уйгурских карлуков 

с оседлыми уйгурами» [Кабиров, 1975: 57]. Этой же точки зре-

ния придерживается А.К. Камалов в работе «Древние уйгуры: 

VIII–IX вв.» и Набиджан Турсун, опубликовавший книгу, по-

священную китайской историографии по этнической истории 

уйгуров.  Мы  специально  не  касаемся  откровенно  ксенофоб-

ских и мифологических публикаций К. Масими и других уй-

гурских публицистов, пишущих в жанре «фольк-хистори». 

Наиболее последовательно тождество древних кочевых уй-

гуров и современных уйгуров прослеживается известным уй-

гуроведом А.К. Камаловым, поддерживающим концепцию из-

начальной и непрерывной этногенетической и этнокультурной 

преемственности  уйгурского  этноса.  Он  относит  появление 

племен уйгуров – гаочэ к IV–VII вв., прослеживая на основе ле-

генды о Небесном волке и хуннской принцессе определенные 

этногенетические связи: «Легенда отразила наряду с генетиче-

ской связью гаочэ с сюнну идею божественного происхожде-

ния правящего дома гаочэ, выраженную в обосновании нали-

чия родственной связи предков гаочэ с правящим домом сюнну 

и  с  божественным  животным»  [Камалов,  2001:  59].  Камалов 

отождествляет уйгуров с тогуз-огузским племенным объедине-

нием, считая первых господствующей группой [Там же: 95]. В 

840  г.  Уйгурский  каганат  прекратил  свое  существование,  уй-

гурские племена бежали в нескольких направлениях. Однако 

214

этническая история уйгуров, в изложении А.К. Камалова, не 

прерывалась и продолжилась в оазисах Восточного Туркеста-

на.  Самая  крупная  группа  уйгуров,  полагает  исследователь, 

«обосновалась  в  северных  оазисах  Восточного  Туркестана, 

создав здесь впоследствии Уйгypское Турфанское княжество 

(IX–XIV вв.). Во время существования Турфанского княжества 

уйгуры  окончательно  восприняли  оседло-земледельческие 

формы хозяйственной, социальной и культурной жизни. Соз-

дание государства в Таримских оазисах Восточного Туркеста-

на представляло собой возрождение уйгурской государствен-

ности  в  западной  оседло-земле-дельческой  части  Уйгурского 

каганата и означало перемещение центра уйгурской государ-

ственности  из  бассейна  Орхона  и  Селенги  на  юго-западную 

окраину Уйгурской империи – Таримский бассейн и Джунга-

рию. Таким образом, в течение всего периода существования 

Уйгурского каганата происходил длительный процесс приспо-

собления уйгурской военно-политической организации к соци-

альной и политической жизни оазисов Восточного Туркестана. 

Этот процесс подготовил основу для дальнейшего развития и 

расцвета  средневековой  уйгурской  гoсударственности  в  Вос-

точном Туркестане» [Там же: 193]. 

Сторонники гипотезы ирано-тохарского происхождения уй-

гуров придерживаются мнения, что формирование уйгурского 

этноса  шло  через  постоянную  ассимиляцию  мигрировавших 

в регион этнических групп кочевников из монгольских степей 

местными индоевропейскими тохаро-иранскими этническими 

общностями, издревле занимавшихся оазисным хозяйством и 

построившими  крупные  городские  центры,  представлявшие 

опорные пункты мировой транзитной торговли. Индоевропей-

ские племена населяли Восточный Туркестан с эпохи бронзо-

вого века, последние письменные памятники тохарского языка 

датируются VI–VIII вв. Тохарский язык отражен в памятниках 

письменности III–VII вв. из Карашара, Турфана и Кучи в Вос-

точном Туркестане. Он представлен двумя вариантами – ранний 

«тохарский язык А» и более поздний – «тохарский язык В», с 

215

также субстратным «тохарским языком С». По мнению ученых, 

язык памятников этой письменности является языком особой 

ветви индоевропейской семьи, имеющим множество соответ-

ствий в западноевропейских языках [Ртвеладзе, 2005: 35–36; 

Сверчков, 1997: 176–197]. Сторонники тохаро-иранской гипо-

тезы считают тохаров и согдийцев аборигенами края, никогда 

полностью не уходившими из своих мест обитания, культура 

их  существовала  до VIII  –  возможно  Х  вв.  Они  подверглись 

языковой  ассимиляции  со  стороны  постоянно  прибывающих 

тюркоязычных групп, в свою очередь автохтоны ассимилиро-

вали  кочевников  в  хозяйственно-культурном  отношении.  Та-

ким образом, процесс ассимиляции представлял двустороннее 

движение. На протяжении всей истории региона доминирую-

щей культурой южной части Восточного Туркестана являлась 

оседло-земледельческая культура городов-оазисов. Тюрки, яв-

ляясь носителями традиций кочевой культуры, первоначально 

оседали, а затем смешивались с автохтонами региона. Отсюда 

проистекает  европеоидность  большей  части  уйгуров,  унас-

ледованной  от  автохтонного  населения  древности  и  раннего 

средневековья.  О  европеоидном  облике  носителей  тохарских 

языков позволяют судить таримские мумии. Большинство ис-

следователей, включая В. Мэйра и Э. Пуллиблэнка, полагают, 

что мумии Тарима следует идентифицировать с носителями то-

харских языков [Сверчков, 1997: 179]. О. Лэттимор, исходя из 

расовой принадлежности уйгуров, относил их к представите-

лям  индоевропейского  ассимилированного  населения:  «Язык 

уйгуров – чистый тюркский вследствие тюркских завоеваний 

в средние века, но до этого они говорили на одном из индоев-

ропейских языков. Они на самом деле относятся к “чисто бе-

лой” расе в мире, принадлежат к группе, которую антропологи 

называют “альпийской”. Уйгуры являются крестьянами и го-

рожанами, живущими в орошаемых оазисах» [Lattimore, 1962: 

126]. Культурные границы в Восточном Туркестане формиро-

вались не на этнической идентичности и общности языка, а на 

единстве способа хозяйствования, основанного на оппозиции 

216

кочевников  и  оседлых  жителей;  религиозной  принадлежно-

сти  –  мусульмане,  в  лице  караханидских  тюрков  и  карлуков, 

против родственных уйгуров – буддистов и манихеев; геогра-

фической среде обитания – западные оазисы Кашгарии, тесно 

связанные  с  экономико-культурным  миром  Мавереннахра  и 

Хорезма, и восточные оазисы Турфанской впадины и провин-

ции  Ганьсу,  находящиеся  в  поле  мощного  цивилизационного 

«притяжения»  Китая  и  Тибета.  Это  определило  отсутствие 

общего  этнического  самосознания  и  этнонима  у  тюрков-му-

сульман Синьцзяна, отмеченное путешественниками и иссле-

дователями края в ХIХ – начале ХХ вв. [См.: Аристов, 1896: 

277–456; Валиханов, 1985; Грумм-Гржимайло, 1926; Куропат-

кин, 1879; Путешествия Г.Н. Потанина по Монголии, Тибету и 

Китаю, 1910; Пржевальский, 1948]. 

Одним  из  первых  обратил  внимание  на  возможность  ин-

доевропейского  происхождения  тюрков  Синьцзяна  Ч.Ч.  Ва-

лиханов.  Он,  опираясь  на  сведения  китайских  источников, 

нарисовал  следующую  этнографическую  картину  прошлого 

края: «первоначальные обитатели этого края… ни нравом, ни 

языком не походили на хуннов и усуней, что все имеют впа-

лые глаза и высокий нос, и густую бороду, исповедуют буддий-

скую религию. Письмо их походит на индийское» [Валиханов, 

1985: 283]. Наблюдательный исследователь, сравнив антропо-

логический облик восточных туркестанцев и тюрков Средней 

Азии,  усомнился  в  древнетюркских  корнях  местного  населе-

ния, предположив их родство с ирано-индийскими народами, в 

первую очередь с кушанами: «По лицу же своему туркестанцы 

напоминают тип индо-персидский и очень походят на средне-

азийских таджиков… которые считают себя аборигенами стра-

ны  еще  до  прихода  тюрков.  Бронзовый  или  кофейно-черный 

цвет  кожи,  углубленные  глаза,  прямой  крючкообразный  нос 

и  худощавое  сложение  делают  их  совершенно  отличными  от 

народов  тюркских  или  монгольских.  Если  уйгуры,  занявшие 

страну в ХI веке, были монголы, то каким образом могли так 

измениться физически, тогда как монголы Джучиевой орды и 

217

узбеки сохранили свой монгольский тип в Мавереннагре» [Там 

же: 226]. Археологические исследования рубежа ХХ–ХХI вв. 

культур «расписной» и «серой» керамики, идентифицируемых 

с носителями тохарских языков, подтвердили догадку Ч.Ч. Ва-

лиханова об этногенетических связях древнего населения За-

падного Китая с индоиранским миром. С учетом всех имею-

щихся погрешностей, пишет Л. Сверчков: «в ареале культуры 

“серой  керамики”  преимущественно  был  распространен  вос-

точно-средиземноморский  (индо-афганский)  расовый  тип.  В 

могильниках “культуры расписной керамики” зафиксированы 

все физические типы европейской расы, а также немалый про-

цент  представителей  монголоидной  расы,  особенно  на  вос-

точных  окраинах,  но  населения  средиземноморского  облика, 

насколько можно судить по имеющимся данным, там меньше 

всего» [Сверчков, 1997: 178].

Тюрков Западного Китая Ч.Ч. Валиханов идентифицировал 

в  соответствии  с  районами  их  проживания  –  сарты,  таранчи 

(илийские  уйгуры-земледельцы),  кашгарцы,  яркендцы,  тур-

фанцы; по религиозно-языковой принадлежности – тюрки или 

мусульмане. Ч.Ч. Валиханов, как и другие российские ученые 

того времени, общее название тюрко-мусульманского населе-

ния края определял как «туркестанцы», отличая их по антро-

пологическому облику от тюрков Средней Азии и сближая с 

населением Афганистана. Валиханов к потомкам кочевых уй-

гуров относил дунган. По его предположению, уйгуры насиль-

ственно или добровольно выселялись танской администрацией 

из степи в приграничные провинции империи, и, со временем, 

«живя среди китайцев, уйгуры мало-помалу забыли свой язык 

и приняли обычаи китайцев, так что в настоящее время они не 

отличаются с виду от китайцев ни одеждою, ни образом жиз-

ни,  только  как  исповедующую  отличную  от  китайцев  веру  – 

мусульманскую – они составляют поэтому особую общину и 

племя в государстве» [Валиханов, 1968: 38]. 

А.Н. Куропаткин в историко-географической работе «Каш-

гария» также затронул вопросы происхождения синьцзянских 

218

тюрков-мусульман,  считая  их  потомками  индоевропейского 

«арийского»  населения.  В  древности,  писал  он,  «Местность, 

известная  в  настоящее время  под  именем Восточного  Турке-

стана, первоначально была населена, по мнению современных 

писателей, арийскою расою» [Куропаткин, 1879: 74]. Со II в., 

считает  А.Н.  Куропаткин,  начались  вторжения  гуннов,  под 

которыми он понимал уйгуров, покоривших автохтонное на-

селение.  Гунны  или  уйгуры,  пишет  он  далее,  «утвердились 

в Восточном Туркестане и слились с народностями, которые 

остались и после их нашествия в этой стране. В зависимости 

от того, какую часть страны заняли уйгуры, – горы или равни-

ны, – они, с течением времени, образовали или оседлое насе-

ление или кочевое. Первые, в дальнейшей истории Кашгарии, 

носят название по городам, в округах которых они поселились; 

так, встречаются кашгарцы, хотанцы, яркендцы, аксуйцы, ку-

чинцы и др. Все жители этих городов, вследствие подмеси по-

сторонних рас, утрачивают первоначальный монгольский тип» 

[Там же: 76]. Истинными потомками кочевых уйгуров Куропат-

кин  считал  ойратов  и  кыргызов,  сохранивших  хозяйственно-

культурный уклад жизни и антропологический облик древних 

кочевников  монгольских  степей:  «Уйгуры,  занявшие  горную 

страну,  окружающую  Восточный  Туркестан  –  Тянь-шань  се-

верный и западный, остались кочевниками до настоящего вре-

мени. В дальнейшей истории Кашгарии мы встретим их под 

названием джунгаров (калмыков) и бурутов (кара-киргизов или 

дикокаменных киргизов). Монгольский тип особенно хорошо 

сохранился первыми из них» [Там же: 77]. Современные гене-

тические исследования образцов мумий эпохи поздней бронзы 

из  Кизилчока  (Qizilchoqa)  в  Хами,  проведенные  П.  Франка-

лаччи,  показали,  что  древние  жители  входили  в  гаплогруппу 

«H». Группа «H» присуща европеоидному населению, но край-

не редка у неевропеоидного – около 0,25%. Для сравнения, у 

французов и славян-боснийцев группа «H» составляет 48%, у 

немцев – 46,3%, у испанцев – 45,1%, у русских – 42%, у шведов 

и финнов 40–41%, в то время как, например, у саамов – 4%, у 

219

якутов и индусов – 3%. Генетические исследования китайских 

биологов  показали  начало  проникновения  генных  признаков, 

присущих восточноазиатскому (монголоидному) населению, в 

оазисы Таримского бассейна только со II в. до н.э., что полно-

стью согласуется с данными китайских письменных источни-

ков и предположениями дореволюционных российских ученых 

[Сверчков, 1997: 178–179].

В  «таджикской»  или  «арийской»  концепции  Г.Е.  Грумм-

Гржимайло, коренным населением Восточного Туркестана при-

знаются иранские народы. Выдающийся ученый предполагает, 

что уйгуры мигрировали после распада своей кочевой империи 

в  Джунгарию  и  в  Турфанский  оазис.  В  этом  краю  их  вожди 

(идикуты), отказавшись от военных экспансий и периодически 

подчиняясь более воинственным соседям, обеспечили сохран-

ность своего народа: «слив свои интересы с интересами куль-

турного населения своих новых владений… сумели оградить 

производительные и культурные центры от случайностей борь-

бы, грабежа и насилий, и последние разрослись, разбогатели и 

в свою очередь положили основание могуществу и богатству 

тянь-шаньских  уйгуров»  [Грумм-Гржимайло,  1926:  367].  Ав-

тохтонным населением северной части Восточного Туркестана 

Г.Е.  Грумм-Гржимайло  считал  «древних  чешысцев»,  создав-

ших в каменистой и маловодной степи уникальную земледель-

ческую цивилизацию, основанную на строительстве кяризов. 

Он отверг предположение, что под «чешысцами» скрывается 

какая-то  часть  уйгуров,  отколовшихся  рано  от  основного  эт-

нического ядра [Грумм-Гржимайло, 1948: 211–212]. Исследо-

ватель  отмечал  общую  тенденцию  тюркизации  автохтонного 

населения Центральной Азии, в первую очередь, затронувшую 

восточно-турке-станские  города-оазисы,  первыми  принимав-

шие потоки мигрировавших кочевников. По его мнению, «пер-

вые жители Турфана были иранцы, которые благодаря наплыву 

с востока различных народностей тюркского корня, были ча-

стью оттеснены на запад, частью с ними настолько смешались, 

что утратили язык и свои расовые отличия. Подобное погло-

220

щение тюрками древних иранцев… не закончилось и поныне. 

Оно шло медленно, всего сильнее, конечно, выразилось на вос-

токе и севере и вовсе не коснулось еще таджикского населения 

притоков Пянджа и верхнего Зеравшана. Но даже и на крайнем 

востоке, в Хами и Турфане, несмотря на сотню сменившихся 

затем поколений, иранская кровь сказывается в типе народном; 

а это, конечно, не может не служить доказательством, что и эта 

часть  Притяньшанья  когда-то  также  была  населена  таджика-

ми» [Там же: 221].

Концептуальные основы гипотезы ирано-тохарского проис-

хождения предков уйгуров и их тюркизации в течение первого 

тысячелетия нашей эры, были развиты в трудах В.В. Бартоль-

да, рассматривавшего кочевых уйгуров как пришлый народ на 

территории Восточного Туркестана, часть тюркского субстра-

та, оседавшего и ассимилировавшего местное иранское насе-

ление. Предшественниками уйгуров были басмылы и тюрки-

огузы или тюрки-шато, участвовавшие в создании государства 

Караханидов  и  принявшие  ислам.  «Подлинные»  уйгуры,  по 

мнению Бартольда, входили в состав Тюркского каганата и их 

нельзя отождествлять с тогуз–огузами, под которыми им пони-

мались тюрки-шато, одними из первых проникшие в Восточ-

ный Туркестан [Бартольд, 2002: 50–55]. Тюрки-огузы, карлуки 

и басмылы вели ожесточенную войну с «иноверцами» уйгура-

ми, исповедовавшими буддизм и создавшими в Турфане свою 

государственность. Исследователь особо отмечал господство-

вавший в Восточном Туркестане до конца ХIХ в. этнический 

и  политический  партикуляризм,  отсутствие  общеэтнического 

сознания: «под властью калмыков и потом под властью китай-

цев турки Восточного Туркестана не имели своего народного 

названия и не нуждались в нем; отдельные части народа назы-

вали себя по городам и местностям, где они жили (кашгарлык, 

турфанлык и т.п.» [Там же: 191]. В.В. Бартольд считал необо-

снованным принятие интеллигенцией Восточного Туркестана 

этнонима «уйгур» для обозначения тюрко-мусульманского на-

селения края, так как владения «подлинных» уйгуров никогда 

221

не охватывали территорию всего региона. Потомками средне-

вековых уйгуров он считал юйгу провинции Ганьсу (сары-югу-

ры и шира-югуры), сохранивших буддийское вероисповедание, 

пользование  уйгурским  алфавитом  и  уйгурской  религиозной 

литературой. В отношении тюркского оседло-земледельческо-

го населения Западного Китая им использовался термин «му-

сульманские турки» [Там же: 192]. В концепции В.В. Бартольда 

этногенез уйгуров происходил в результате длительной тюрки-

зации местного оседло-земледельческого населения, близкого 

по происхождению и культуре ираноязычным народам Сред-

ней Азии и обратной аккультурации пришлых кочевников, осе-

давших и принимавших ислам.

В историко-этнографической науке гипотеза ирано-тохаро-

тюрк-ского  синтеза  в  различной  степени  поддерживалась  и 

развивалась в трудах Ю.А. Зуева, А.Г. Малявкина, Л.А. Боров-

ковой,  А.Ш.  Кадыр-баева,  С.Г.  Кляшторного,  Э.В.  Ртвеладзе, 

Л.В. Чвырь, В.П. Юдина. Наиболее последовательно критика 

гипотезы  древнеуйгурского  автохтонизма  прослеживается  в 

исследованиях  известного  синолога  А.Г.  Малявкина,  крити-

чески  относившегося  к  устоявшейся  традиции  употребления 

этнонима  «уйгур»  в  широком  смысле,  идущей  от  китайских 

нарративных источников и ставшей доминирующей в научной 

литературе, что не соответствует истине. По мнению ученого, 

основная часть кочевых уйгуров и тогуз-огузов не участвовала 

в сложении уйгурского этноса в Восточном Туркестане: «соб-

ственно уйгуры бежали с территории каганата в район Великой 

Китайской стены, в Принаньшанье, и очень незначительная их 

часть откочевала в район Кучи. Общая численность населения, 

покинувшего в 840 г. восточную половину каганата, достигла 

примерно 400 тыс. – среди них были в основном собственно 

уйгуры и, возможно, часть других тогуз-огузских племен, со-

хранивших верность союзу. Из трех групп беглецов только ку-

чарские уйгуры, потерявшие независимость около 866 г., при-

няли участие в этногенезе современного населения Восточного 

Туркестана» [Малявкин, 1983: 253–254]. А.Г. Малявкин указы-

222

вает на гибель основной части уйгуров в борьбе с Танской им-

перией. Успех китайских властей был обусловлен серьезными 

разногласиями и межплеменными противоречиями среди зна-

чительных по численности групп уйгуров, переселившихся к 

границам Китая. «Китайские дипломаты – пишет он, – умело 

использовали  отсутствие  сплоченности  в  их  среде,  а  также 

всевозможные  затруднения,  в  том  числе  продовольственные, 

и, в конце концов, полностью уничтожили их. Часть уйгуров 

“добровольно” или в результате пленения перешла на службу к 

Танскому государству. Их расселили по различным генерал-гу-

бернаторствам, где они несли службу по охране границ» [Ма-

лявкин, 1975: 81–82; Малявкин, 1972: 29–35]. Миграция групп 

переселенцев, бежавших на запад в Ганьчжоу и Турфан, из-за 

их  незначительной  численности  не  вызывала  каких-либо  ос-

ложнений. Тогуз-огузские племена (кроме уйгуров), захватив-

шие район Восточного Тянь-Шаня в 866 г. и примерно в это же 

время ликвидировавшие Уйгурское кучарское княжество, соз-

дали здесь крупное государство – Турфанское княжество, про-

существовавшее  более  400  лет.  Поставив  под  свой  контроль 

коренное оседлое население и отдельные мелкие кочевые пле-

мена, оказавшиеся на этой территории, токуз-огузы стали ко-

чевать на обширных степных пространствах, главным образом 

к северу от Тянь-Шаня. Тогуз-огузы в основной массе сохрани-

ли кочевой образ жизни до самой гибели Турфанского княже-

ства. А.Г. Малявкин критикует уйгуроцентристский подход в 

изучении этногенеза современного населения Восточного Тур-

кестана за недостаточное освещение участия в формировании 

современного  уйгурского  этноса  других  этнических  групп,  в 

частности согдийцев, издавна втянутых в мировую торговлю. 

В этногенезе уйгуров, считает ученый, участвовала лишь не-

значительная часть тогуз-огузов, осевшая во время их господ-

ства на Восточном Тянь-Шане, а также небольшая группа соб-

ственно уйгуров. В средние века, считает он, этноним «уйгур» 

трактовался весьма широко: «Уйгурами именовались не только 

все тогуз-огузские племена, входившие в состав каганата, но и 

223

согдийцы, а позднее вообще мусульмане Западного края» [Ма-

лявкин, 1983: 254].

А.Ш. Кадырбаев считает попытки представить «новоуйгур-

скую» этническую общность как изначальную, восходящую к 

уйгурам хуннского времени, несостоятельной. По его мнению, 

в процессе своего переселения на запад уйгуры смешивались 

с карлуками и населением оазисов – носителями древнеиран-

ских культурных традиций. В этой связи затруднительна иден-

тификация симбиозных групп как «чистых» уйгуров. Ученый 

считает  средневековую  уйгурскую  культуру  Восточного  Тур-

кестана  продолжением  двух  традиций:  местной  буддийской 

индоевропейского населения оазисов и уйгурской орхонского 

периода [Кадырбаев, 1993: 37].

С.Г.  Кляшторный  поддерживает  концепцию  многокомпо-

нентности этнического состава уйгуров, включающих как по-

томков  древнего  оседло-земледельческого  населения,  так  и 

многочисленные кочевые племена, непрерывно прибывавшие 

с севера и востока с II века. С.Г. Кляшторный полагает, что в 

эпоху, предшествующую концу I тыс. до н.э. – началу I тыс. 

н.э.,  Восточный  Туркестан  и  северо-западная  часть  Ганьсу 

(Хэси),  судя  по  имеющимся  сейчас  материалам,  были  обла-

стью индоевропейского этногенеза. С первой половины I тыс. 

н.э. эта область становится также одним из центров тюркско-

го  этногенеза  [Кляшторный,  1964:  113–114].  Формирование 

тюркского  субстрата  происходило  за  счет  принявших  ислам 

карлуков,  караханидских  тюрков  и  тогуз-огузов,  в  том  числе 

собственно уйгуров. С.Г. Кляшторным и Т.И. Султановым от-

мечена  схожесть  процесса  «переплавки»  тюркских  племен 

в  новые  этнические  общности  в  Средней  Азии  и  Восточном 

Туркестане, этническим ядром которых выступало оседло-зем-

ледель-ческое население: «Оказавшись в зоне мощного воздей-

ствия оседлой цивилизации, тюркские племена были втянуты в 

новую систему экономических и социальных отношений, ста-

ли частью этой системы и нашли приемлемые пути вхождения 

в уже давно сложившиеся хозяйственно-культурные регионы 

224

Средней  и  Передней  Азии»  [Кляшторный,  Султанов,  2009: 

138]. Т. Барфилд в исследовании «Опасная граница» отмечает 

отсутствие  в  иранском  мире  непримиримого  противостояния 

оседлого  населения  и  кочевников,  в  китайской  цивилизации 

принявшего характер «культурного расизма» по отношению к 

«некультурным» скотоводам – варварам [Барфилд, 2009: 250]. 

Проникавшие в кочевую степь ираноязычные согдийцы несли 

достижения, культурные и социальные ценности древней ци-

вилизации Мавереннахра. В свою очередь, двигавшиеся с вос-

тока кочевники создавали могущественные государства в Пе-

редней и Средней Азии, восхищая культурное население своим 

героическим духом и отсутствием пороков «цивилизованных» 

народов.  Идеологическим  основанием  интеграции  выступал 

ислам, принятый тюрками Центральной Азии от своих давних 

оседлых партнеров и союзников – иранских этнических групп. 

В  домонгольский  период,  считают  С.Г.  Кляшторный  и  Т.И. 

Султанов,  по  мере  сложения  феодальной  государственности, 

включения  тюркских  племен  в  сферу  оседлой,  прежде  всего 

городской культуры, в Средней Азии, Семиречье и Кашгарии 

сложились  предпосылки  оформления  надплеменной  этниче-

ской общности с одним общеупотребительным языком и пись-

менной культурой [Кляшторный, Султанов, 2009: 138–139]. 

Казахстанский  востоковед  В.П.  Юдин  обратил  внимание 

на недооценку роли могульских племен в этногенезе уйгуров. 

Длительное  время  предки  уйгуров  за  пределами  Восточного 

Туркестана  именовали  себя  могулами,  а  свою  родину  –  Мо-

гулией или Могулистаном. Многие могульские племена асси-

милировались, переходя от кочевого скотоводства к оседлому 

земледелию и другим традиционным хозяйственным занятиям 

уйгуров, сохраняя вплоть до ХХ в. память о своем могульском 

происхождении. Юдин считает могулов «самым крупным по-

следним  компонентом  в  необыкновенно  сложной  истории 

формирования современных уйгуров… Могуло-уйгурское эт-

ническое взаимодействие протекало под знаком ассимиляции 

могулов уйгурами» [Юдин, 2001а: 132, 134]. В.П. Юдин пола-

225

гает, что «могулы, наряду с другими этносами, являются пря-

мыми физическими предками современных уйгуров» [Юдин, 

2001а: 134]. Могулы и чагатаи также входят в число предков 

казахов, кыргызов, узбеков, тюрков Ирана и Афганистана, лоб-

норцев и доланов Китая [См.: Юдин, 2001б: 72–95]. 

Комплексные  многолетние  исследования  народной  обряд-

ности тюркского населения Центральной Азии и таджиков по-

зволили советским и российским этнографам говорить о мно-

говековой этнокультурной интерференции и синтезе в регионе, 

приведших к подвижности и размытости этнических границ. 

Так, в сфере детской обрядности ближе к уйгурам находятся 

этнографические группы таджиков и узбеков Ташкентского оа-

зиса, Зеравшанской и Ферганской долин, горных и предгорных 

районов Таджикистана [Чвырь, 2001: 436]. Сравнение тради-

ционных наборов украшений среднеазиатских тюрков, прове-

денное  Л.А.  Чвырь,  показало  относительно  минимальную  (в 

сравнении с монголами, маньчжурами и другими центрально-

азиатскими народами), но, указывающую на общность проис-

хождения связь уйгуров с соседними народами – казахами и 

кыргызами. Наибольшая близость и принципиальная схожесть 

в  наборах  традиционных  украшений  уйгуров  отмечалась  с 

карлуками  и  южнохорезмскими  узбеками,  потомками  сартов 

[Чвырь, 1986: 211–248]. Праздники цветов, отмечаемые уйгура-

ми Синьцзяна перед Наврузом, также имеют среднеазиатское и 

древнеиранское происхождение [Доржиева, 2009: 19–22]. Л.А. 

Чвырь, на основе изучения этнографии повседневности уйгу-

ров и других туркестанских народов, пришла к выводу о том, 

что  движущей  силой  этнической  истории  региона  являлись: 

«долговременные  и  интенсивные  контакты  разнообразных 

тюрко- и ираноязычных групп населения в Средней Азии на 

протяжении почти полутора тысячелетий. Эти взаимодействия 

не могли не привести к синтезу тюрко-иранского культурного 

пласта, который хотя и изучается давно, но осмыслен все еще 

недостаточно.  Следствием  этого  исторического  феномена  и 

является устойчивое и глубокое культурное сходство оседлых 

226

групп  ирано-  и  тюркоязычного  населения  (сартов,  чагатаев, 

кашгарлыков и др.)» [Чвырь, 2001: 438].

На наш взгляд, территория исторического Хорасана, Хорез-

ма, Западного и Восточного Туркестана с глубокой древности 

представляла  своеобразный  «плавильный  котел»,  переплав-

лявший древние и средневековые индоевропейские и тюрко-

монгольские  этнические  группы  в  новые  общности.  «Кон-

струирование» новых народов, на основе этнического синтеза 

оседло-земледельческого ираноязычного населения и тюрко-

монгольских номадов, облегчалось мощной диффузией куль-

турных ценностей ирано-мусульманского мира в мир кочевых 

групп восточного происхождения. Аккультурация кочевников 

приводила, с одной стороны, к сближению их с автохтонами 

региона,  с  другой  –  к  их  противостоянию  с  родственными 

по  происхождению  народами,  как  в  случае  с  караханидски-

ми тюрками и уйгурами, или туркменами-мусульманами и их 

собратьями  язычниками  карлуками  и  огузами.  Центральная 

Азия издревле характеризуется взаимопроникновением осед-

ло-земледельческого  и  кочевого  типа  хозяйствований.  Для 

иранцев и тохаров тюркские кочевники не были некой враж-

дебной силой, непримиримыми степными варварами-хищни-

ками, какими они предстают в дальневосточной культурной 

традиции. Некоторые иранские этнические общности, начи-

ная с древних саков и кушан и до современных пуштунов и 

белуджей, сами были кочевниками, инкорпорировавшими от-

дельные группы тюрков или входившими в состав мигриро-

вавших тюркских народов. Подвижность этнических границ 

была связана с хозяйственными, культурными и социальными 

особенностями развития локальных «миров» Ирана и Турана, 

открытостью  их  миграциям  тюркских  кочевников,  двинув-

шихся  в  начале  первого  тысячелетия  на  запад.  Иранско-то-

харский мир не воздвиг культурной «Великой Китайской сте-

ны», отделившей бы их от грозных номадов. Часть пришлого 

тюркского субстрата была ассимилирована местным ираноя-

зычным населением (хазарейцы, гильзаи или хилджи Афгани-

227

стана), часть вошла в состав ассимилированного городского и 

земледельческого населения, пройдя сложный путь аккульту-

рации и адаптации к оседлому образу жизни и хозяйствова-

ния (узбеки, уйгуры, тюрки Ирана и Анатолии), часть переме-

шалась с кочевниками-иранцами, передав им свое название и 

антропологический облик (туркмены, казахи, кыргызы). При 

рассмотрении  гипотез  этнической  истории  уйгуров,  на  наш 

взгляд, следует отказаться от постулатов автохтонизма и по-

исков доказательств существования «вечного народа Восточ-

ного Туркестана». Этногенез уйгуров происходил в условиях 

непрекращающегося давления тюркских племен на индоевро-

пейское  оседло-земледельческое  население,  с  последующей 

взаимной  адаптацией  и  аккультурацией.  Вследствие  этого 

происхождение уйгуров носит смешанный характер. Одни и 

те же родоплеменные группы кочевников, включая уйгуров, 

принимали активное участие в этногенезе народов Централь-

ной Азии. На наш взгляд, основу кипчакских племен состави-

ли уйгуро-огузские племена. Этнические границы определя-

лись локальными особенностями хозяйствования и степенью 

взаимопроникновения  оседлых  жителей  и  кочевников.  В 

целом, этногенетическое родство и этнокультурная близость 

тюрков и таджиков Средней Азии с уйгурами Синьцзяна не 

подлежит сомнению. 

жүктеу/скачать 1,89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: