Жан-Поль Сартр «Тошнота» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
91 – Теперь я живу в окружении моих усопших страстей. Пытаюсь воскресить ту пре-
красную ярость, которая побудила меня двенадцатилетней девчонкой кинуться с четвертого
этажа, когда мать меня высекла. – И без видимой связи, с отстраненным видом добавляет: –
И еще мне нельзя слишком пристально глядеть на вещи. Я должна взглянуть, понять, что
это, и сразу отвести глаза.
– Почему?
– Мне противно.
Ну разве это не?… Во всяком случае, похоже. В Лондоне уже однажды было, что мы,
каждый в отдельности, в одно и то же время подумали одно и то же об одних и тех же ве-
щах. Я был бы так рад, если бы… Но мысль Анни делает обычно причудливые извивы, ни-
когда нельзя быть уверенным, что ты ее понял до конца. Я должен это выяснить.
– Послушай, я хотел тебе сказать: ведь я никогда в точности не знал, что такое совер-
шенные мгновения. Ты мне никогда не объясняла.
– Конечно, ты ведь и не делал ни малейших усилий, чтобы понять. Ты оставался рядом
со мной чурбан чурбаном.
– Увы! Я знаю, во что мне это обошлось.
– Ты заслужил то, что с тобой случилось, ты был очень виноват. Ты раздражал меня
своей основательностью. Всем своим видом ты будто говорил: «Вот я, я человек нормаль-
ный» и старался показать, какой ты здоровяк, как ты пышешь моральным здоровьем.
– И все-таки я сотни раз просил тебя объяснить, что такое…
– Да, но каким тоном! – гневно возражает она. – Ты снисходительно осведомлялся: вот
какой у тебя был тон. Ты спрашивал с ласковой рассеянностью, как старые дамы спрашива-
ли меня, во что я играю, когда я была маленькая. Вообще-то говоря, – задумчиво продолжа-
ет она, – может, как раз тебя я и ненавидела больше всех на свете.
Она делает над собой усилие и, взяв себя в руки, улыбается – щеки ее все еще пылают.
Она очень хороша.
– Я готова объяснить тебе, что это такое. Теперь я уже достаточно стара, чтобы, не
злясь, посвятить добрых старушек вроде тебя в игры моего детства. Ну говори, что ты хо-
чешь знать?
– Что это такое было.
– Я рассказывала тебе о выигрышных ситуациях?
– По-моему, нет.
– Рассказывала, – твердо заявляет она. – Это было в Эксе, на площади – не помню ее
названия. Мы сидели в саду кафе, на самом солнцепеке, под оранжевыми зонтиками. Ты за-
был – мы еще пили лимонад и я обнаружила в сахарной пудре дохлых мух.
– А-а, возможно…
– В том самом кафе я и говорила тебе о выигрышных ситуациях. Говорила в связи с
большим изданием «Истории» Мишле – с тем, которое было у меня в детстве. Оно было го-
раздо больше этого, и страницы в нем были тускло-белые, как сердцевина шампиньона, и
пахли грибами. После смерти моего отца дядя Жозеф присвоил эти тома и уволок к себе. В
тот самый день я и назвала его старой свиньей, а мать меня высекла, и я выбросилась из ок-
на.
– Да, да… ты что-то рассказывала мне об этой «Истории Франции»… Ты, кажется, чи-
тала ее на чердаке? Видишь, я припоминаю. Ты несправедливо обвиняешь меня в том, что я
все забыл.
– Помолчи. Так вот, как ты совершенно правильно вспомнил, я уносила эти тома на
чердак. В них было очень мало картинок – три-четыре в каждом томе. Но каждая занимала
целую страницу, а оборотная сторона была чистая. Это производило на меня тем большее
впечатление, что на других страницах ради экономии места текст был набран в два столбца.
Я любила эти гравюры особенной любовью: я все их знала наизусть и, перечитывая какой-
нибудь том Мишле, еще за пятьдесят страниц до очередной картинки начинала ждать ее по-
явления, и каждый раз мне казалось чудом, что она на месте. Тут была еще одна тонкость: