Еуразия гуманитарлық институтының хабаршысы тоқсандық журнал 2001 ж шыға бастаған 2014

 
43 
пластам запасы угля превышали 570000 тыс. тонн, для пяти же пластов запасы угля были 
определены приблизительной цифрой 650000 тыс. тонн. Общий каменноугольный массив 
Карагандинского района по Гапееву достигал величины 5 млрд.  тонн [1, с.11]. В 1925 г. 
началась  разведка  медных  месторождений  Джезказгана  и  создание  Карсакпайского 
медеплавильного  комбината,  что  явилось  началом  крупного  промышленного 
строительства  в  Центральном  Казахстане.  В  июле  1925  г.  было  образовано 
государственное  объединение  медных  предприятий  «Атбасарский  трест  цветных 
металлов», который входил в «Трест цветных металлов» предприятий союзного значения.  
В 1928 г. начал работать Карсакпайский комбинат, строившийся в трудных условиях 
пустынной  местности,  вдали  от  железных  дорог,  а  позже  там  вступила  в  строй 
обогатительная  фабрика.  В  1928-1929  г.  выпуск  меди  составил  2223  т,  добыча  медной 
руды – 33928 т [2, с.42]. 
В  этом  же  году  в  Центральном  Казахстане  известным  геологом  М.Л. Русаковым 
было  открыто  крупнейшее  месторождение  меди  в  СССР  на  сопке  Коунрад,  на  северном 
побережье  озера  Балхаш.  Кроме  Коунрада,  имелись  еще  месторождения  Саяк,  Карабас, 
Сокурской, севернее Балхаша – месторождения Кзыл-Эспе, Беркара, Успенск и Спасск; к 
востоку от Караганды, севернее Каркаралинска – месторождения Коктас-Жартас, Коктас-
Джал и к юго-востоку  от  Караганды  – Жез-Казган. Выдающийся казахский геолог К. И. 
Сатпаев определил колоссальные запасы меди этого района [3, с. 71]. 
В  1929  г.  в  постановлении  СТО  СССР  от  2  августа  «О  перспективах  развития 
цветной  металлургической  промышленности»  было  признано,  что  Казахстан  является 
большим перспективным районом в области развития цветной металлургии. ВСНХ СССР 
было предложено «в первую очередь форсировать геологоразведочную работу в КазАССР 
...  немедленно  организовать  Управление  строительством  центрального  медеплавильного 
комбината – Казмедьстроя» [4, 92, 96]. Но вплоть до 1930 г. не удавалось начать освоение 
разведанных  месторождений.  Первенец  тяжелой  промышленности  в  регионе  – 
Карсакпайский  медеплавильный  комбинат  оставался  пока  единственным  действующим 
предприятием в регионе. 
Трудные времена переживало сельское хозяйство, в конце 1920-начале 30-х гг. был 
нанесен  сильный  удар  по  казахскому  традиционному  хозяйству  политикой  перевода 
скотоводческих  хозяйств  на  оседлость.  И  если  ЦК  ВКП(б)  в  своих  решениях 
рекомендовал в зерновых районах и районах технических культур Казахстана завершить 
коллективизацию  в  основном  к  1932  г.,  а  в  кочевых  и  полукочевых  животноводческих 
районах  –  несколько  позже,  причем,  в  зерновых  районах  основной  формой  колхоза 
должна была стать сельскохозяйственная артель, а в скотоводческих – ТОЗ (товарищество 
по  совместной  обработке  земли)  как  переходная  ступень  к  артели,  то  на  практике 
происходило  перепрыгивание  через  этап  ТОЗа  к  сельхозартели  и  коммуне  в 
животноводческих районах и через этап артели к коммуне в зерновых районах [4, с.223]. 
На  бумаге,  в  сводках  количество  колхозов  росло  с  молниеносной  быстротой,  причем  не 
обычных  колхозов,  отвечающих  требованиям  исторической  обстановки,  –  артелей  и 
ТОЗов,  а  колхозов  высшего  типа  –  коммун,  для  существования  которых  отсутствовали 
самые необходимые условия и предпосылки. 
Показательны  в  этом  отношении  темпы  коллективизации  в  одном  из  крупных 
районов  Центрального  Казахстана  –  Тельманском.  На  1  июня  1930  г.  здесь  было 
закреплено 48 колхозов, в которые вошли 1702 хозяйства, что составило 16% от общего 
числа  хозяйств  района.  Рост  колхозов  начал  развертываться  как  за  счет  прилива 
единоличных бедняцко-середняцких хозяйств в старые колхозы, так и организации новых 
только с октября 1930 г., когда началось проведение сельскохозяйственных политических 
компаний  (хлебозаготовки,  скотозаготовки,  мобилизация  средств  и  особенно  в  январе-
апреле – с момента проведения подготовки к так называемому «большевистскому севу»). 

 
44 
В  целом,  на  1  мая  1931  г.  процент  коллективизации  уже  равнялся  74%  (без  учета  10% 
кулацко-байских хозяйств района) [5, с.13].  
В  феврале  1931  г.  Бюро  Казкрайкома  направило  на  места  дифференцированные 
телеграфные  директивы,  по  которым  перед  Карсакпайским,  Балхашским  райкомами 
ВКП(б)  ставилась  задача  организации  колхозов  на  уставах  ТОЗа  и  ТОЖа,  а  имевшиеся 
окрепшие  ТОЗ  и  ТОЖ,  соблюдая  добровольность,  переводить  на  устав  сельхозартели. 
Коунрадскому, Кувскому, Жана-Аркинскому, Четскому –  «центральной задачей в ваших 
районах 
является 
проведение 
мероприятий 
социалистической 
реконструкции 
животноводства, увеличение оседания, создание простейших колхозов – ТОЖ, применяя в 
отдельных случаях конфискацию и высылку за пределы района», Тельманскому – «ввиду 
запросов  с  мест  о  дальнейшей  практике  ликвидации  кулачества  и  байства  как  класса  на 
основе  сплошной  коллективизации,  в  тех  селах  и  аулах  Вашего  района,  где 
коллективизация  охватывает  70-75%  общие  собрания  всех  колхозников-единоличников, 
бедняков, середняков, определять персонально кулацко-байские хозяйства, кои подлежат 
ликвидации.  Постановления  этих  общих  собраний  утверждаются  РИКом,  после  чего 
подлежащие  ликвидации  кулацко-байские  хозяйства  выселяются  из  пределов  данного 
аула на земли,  указанные РИКом. Наиболее вредные в контрреволюционном отношении 
выселяются  за  пределы  района  органами  ОГПУ.  Подпись  –  Голощекин»  [6,  ф.141,  оп.1, 
д.5043, л.1]. 
В результате выполнения этих директив на 1 мая  1932 г. было коллективизировано 
по  Тельманскому  району  85%  казахских,  90%  русских,  79,5%  немецких  хозяйств.  К  25 
декабря  1932  г.  была  достигнута  уже  100%-ная  коллективизация  [7,  ф.470,  оп.1,  д.11, 
л.28]. 
Под  воздействием  резко  возросшей  нормы  налогообложения  значительная  часть 
хозяйств  «самораскулачивалась»,  уходя  в  города  или  меняя  источник  дохода  и  формы 
деятельности.  Что  касается  скотоводческих  хозяйств,  то  они  откочевывали  целыми 
общинами  за  пределы  области  и  республики.  В  1932  году  44%  казахских  хозяйств 
Тельманского  района  покинули  свои  земли  и  «ушли  в  промышленность»,  пополнив 
армию  откочевников  [7,  ф.15,  оп.1,  д.91,  л.5-6].  Наиболее  тяжелым  было  положение 
казахов  Жана-Аркинского  и  Четского  районов.  Только  339  хозяйств  было  обустроено  в 
колхозах Тельманского района.  
Голод  1931-33  гг.  как  следствие  насильственной  коллективизации  стал  страшной 
трагедией  для  всех  казахстанцев.  О  положении  населения  Центрального  Казахстана  так 
информировал  руководство  СССР  и  лично  Сталина  в  своих  письмах  Т.  Рыскулов, 
заместитель председателя СНК РСФСР (1926-37 гг.):  «в  Балхашском районе (по  данным 
местного  ОГПУ)  было  населения  60  тыс.,  откочевало  12  тыс.,  умерло  30  тыс.»,    «в 
Караганде в прошлую зиму умерло около 1500 чел. казахов, среди них рабочие, от голода 
и  эпидемий»,  «Голодные  казахи  массами  скапливаются  около  промышленных  пунктов 
(Караганда,  Балхашстрой,  Карсакпай  и  др.)  не  могут  пристроиться  и  нарушают 
нормальный  ход  работы  этих  промышленных  пунктов,  в  ряде  пунктов  оседания  казахи 
побросали  постройки  и  ушли  в  поисках  пропитания,  в  Карагандинской  области  4  100 
построек пустует» [8, с.171, 186].  
Отчаянное  положение  крестьянства  толкало  их  на  вооруженные  выступления.  В 
Центральном Казахстане в 1931 г. вспыхнули восстания в Абралинском, Чингизстауском, 
Чубартауском районах Каркаралинского округа. 
Серьезные проблемы возникли в деле индустриализации. Центральный Казахстан с 
его потенциально разведанными запасами природных богатств представлялся в недалеком 
будущем  базовым  поставщиком  сырья  и  первичной  его  обработки  для  промышленных 
гигантов тяжелой индустрии Урала и Сибири. В постановлении СНК РСФСР по докладу 
Госплана  РСФСР  о  пятилетнем  плане  хозяйственного  и  социально-культурного 
строительства  КазАССР  отмечалось:  «В  области  развития  промышленности  КазАССР 

 
45 
основными задачами, имеющими значение не только для КазАССР, но и для всего Союза 
ССР  в  целом,  является  развитие  цветной  металлургии,  каменноугольной,  нефтяной  и 
основной химической промышленности» [9, с.187]. 
В  1930  г.  для  строительства  и  эксплуатации  угольных  копей  был  образован  трест 
«Карагандастройуголь»,  входивший  в  систему  «Востокуголь»  СССР.  Вопрос  об 
использовании  карагандинского  угля  поднимался  многократно,  но  всякий  раз 
непреодолимой преградой была транспортная отрезанность Караганды от других районов 
Казахстана  и  всего  СССР,  поэтому  карагандинские  копи  находились  долгое  время  на 
консервации.  По  первоначальному  варианту  пятилетнего  плана  Караганда  должна  была 
давать всего 120 тыс. т угля для снабжения Спасского медного комбината и для железной 
дороги  Караганда-Петропавловск.  С  выяснением  в  дальнейшем  коксуемости 
карагандинского  угля  и  громадными  возможностями  Караганды  внимание  к  этому 
бассейну  возрастает.  В  1930  г.  на  капитальное  строительство  угольного  бассейна  было 
израсходовано 1 398 060 руб. и заложены первые пять шахт [10, ф.962, оп.1, д. 955, л.52]. 
ВСНХ  СССР  постановлением  от  13  января  1931  г.  «О  плане  развития 
Карагандинского  каменноугольного  месторождения  на  1931  г.»  утвердил  программу 
угледобычи  в  700  тыс.  т.  и  признал  необходимым  построить  16  разведочно-
эксплуатационных шахт. В связи с этим, ВСНХ считал, что основным фактором развития 
Караганды  является  строительство  железнодорожной  линии  до  бассейна  [10,  л.62].  Для 
этого  в  1931  г.  было  создано  управление  Казахского  железнодорожного  строительства 
(Казжелдорстрой),  которое  занималось  прокладкой  железнодорожной  линии  в  районы 
цветной металлургии и к угольным районам, таким, как Караганда и Балхаш. 
15 августа 1931 г. ЦК ВКП(б) вынес специальное решение «Об увеличении угольных 
и  коксовых  ресурсов»,  в  котором  поставил  задачу  быстрого  создания  третьей  мощной 
Карагандинской  угольной  базы  СССР.  В  одном  из  пунктов  этого  постановления 
отмечалось:  «Географическое  положение  Карагандинского  бассейна,  наличие  огромных 
запасов  угля,  их  коксуемость,  благоприятный  характер  залегания  угля  требуют 
скорейшего  создания  на  базе  угольных  месторождений  Караганды  –  третьей  угольной 
базы СССР» [10, л.54]. 
Уже в 1931 г. добыча угля в Караганде резко повысилась: вместо 12,8 тыс. т. в 1930 
г. добыча угля составила 278,3 тыс. т. Из 23 заложенных в то время разведочных шахт 17 
вскоре вступили в строй. На строительство Караганды в 1930-1934 гг. было затрачено 105 
млн. руб. В результате огромного притока населения с начала 1931 г. и до начала 1932 г. в 
Карагандинском  районе,  имевшем  4  поселка,  количество  жителей  возросло  до  100  000 
чел. [11, с.13].  
В  1931  г.  начинается  строительство  Прибалхашского  медеплавильного  завода.  Он 
охватил Жана-Аркинский, Коунрадский, Четский, Чубартауский и Карсакпайский районы 
Центрального Казахстана с территорией 40512 кв. км [6, ф.141, оп.11, д.350, л.113]. 
Особенностью  социально-экономического  развития  Центрального  Казахстана  в 
1930-е  годы  являлось  то,  что  гиганты  индустрии  строились  преимущественно  в 
животноводческих  районах  (Караганда,  Балхаш,  Джезказган  и  другие),  где  преобладало 
казахское  население.  Здесь  отсутствовали  объективные  предпосылки  для  подобного 
строительства: не хватало финансов и материальных средств, рабочих рук.  
Проблема  трудовых  ресурсов  была  решена  в  том  числе  и  через  «трудовое 
перевоспитание»  сотен  тысяч  раскулаченных  крестьян.  Территория  Центрального 
Казахстана  была  определена  сталинским  руководством  в  качестве  одного  из  адресов 
«кулацкой  ссылки»  для  крестьян  из  центральных  и  западных  районов  СССР.  По 
сведениям  Отдела  по  спецпереселенцам  ГУЛАГа  ОГПУ  в  республику  было  выселено 
46091  семья  или  180015  чел.  [12,  с.4],  ставших  населением  образованных  в  1931  г. 
спецпоселков, главной задачей которых стало обеспечение рабочей силой карагандинских 
шахт.  В  том  же  году  начал  функционировать  Карагандинский  исправительно-трудовой 

 
46 
лагерь 
ГУЛАГа 
ОГПУ 
(Карлаг). 
Труд 
заключенных 
обеспечил 
создание 
продовольственной  базы  для  угольно-металлургической  промышленности  Центрального 
Казахстана. 
С  1934  г.  острие  массовых  репрессий  было  направлено  против  двух  категорий 
коммунистов:  периферийных  партийных  работников,  включая  секретарей  обкомов,  и 
большевиков первого поколения. В 1939 г. в Караганде состоялся процесс над одним из 
активных  участников  установления  Советской  власти  и  гражданской  войны,  Абдуллой 
Асылбековым, работавшим в годы коллективизации секретарем КазЦИКа [13, с.18]. Этот 
процесс  явился  одним  из  примеров  воплощения  в  жизнь  курса  на  вытеснение  из  сферы 
общественно-политической  деятельности  наиболее  радикально  настроенных  в  вопросах 
национально-государственного  строительства  работников,  и,  наоборот,  приобщение  к 
верхнему эшелону власти лиц, готовых служить в соответствии с установками программы 
хозяйственного  и  культурного  строительства  в  Казахстане.  Как  отмечает  М.К. 
Койгельдиев,  подобными  процессами  «было  положено  начало  новому  этапу  в 
политической жизни народа и его правящей элиты. Интеллектуалы, до этого выражавшие 
общенациональные,  (общенациональные)  интересы,  теперь  должны  были  уступить  эту 
функцию  партийной  и  советской  номенклатуре,  которой  предписывалась  роль 
исполнителя директив центра» [14, с.354]. 
В  конце  1930-х  гг.  сталинский  режим  перешел  к  практике  расправы  над  целыми 
народами.  Первые  группы  депортированных  с  Украины  немцев  и  поляков  были 
переселены в Центральный Казахстан в 1936 г. За ними последовали корейцы с Дальнего 
Востока, иранцы с Азербайджанской ССР, курды, ингуши, чеченцы и другие. Отдельные 
группы  депортированных  народов  были  расселены  на  территории  Центрального 
Казахстана, где нужны были рабочие руки для развивающейся промышленности.  
В результате рассмотренных событий Центральный Казахстан стал местом «великих 
строек  социализма»;  жестокого  эксперимента  над  местным  населением  в  ходе 
коллективизации;  осуществления  возрожденной  политики  колонизации  и  освоения 
природных  богатств  региона;  ссылки,  каторги  и  заключения  для  сотен  тысяч  людей, 
представлявших социальную опасность для Советской власти. 
 
 
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 
 
1
 
Материалы по районированию. - Кзыл-Орда: Казгосплан,1928.   
2
 
Социалистическое строительство КазССР. – М.–Алма-Ата,1936. – 409 с.  
3
 
Нейштадт С.А. Социалистическое преобразование экономики КазССР в 1917-1937 гг. 
– Алма-Ата: Казгосиздат, 1957.  
4
 
Директивы  КПСС  и  Советского  правительства  по  хозяйственным  вопросам.  Сб-к 
документов. – М.: Госполитиздат, 1957. – Т.1-2. – 864 с.  
5
 
Районы  Казахстана.  Тельмановский,  Коунрадский,  Нуринский,  Баян-Аульский, 
Риддерский. – Алма-Ата: Изд-во Госплана КАССР, 1931. 
6
 
Архив Президента Республики Казахстан.  
7
 
Государственный архив Карагандинской области. 
8
 
Голод  в  казахской  степи  (Сост.  С.Абдирайымов,  И.Н.Бухонова,  Е.М.Грибанова, 
Н.Р.Джагфаров, В.П.Оспанов). – Алма-Ата: «Казак университетi», 1991. 
9
 
Пятилетний  план  развития  народного  хозяйства  и  социально-культурного 
строительства КазССР (1928-29-33-33 гг.). – Алма-Ата, 1931. – 147с.  
10
 
Центральный государственный архив Республики Казахстан. 
11
 
Майзель  И.  Караганду  в  центр  внимания  //Народное  хозяйство  Казахстана.  –1932.  – 
№4.  
12
 
Земсков В.Н. Спецпереселенцы (по данным НКВД) // Социс. –1990. –№11.  

 
47 
13
 
Козыбаев  М.К.,  Алдажуманов  К.С.  Тоталитарный  социализм:  реальность  и 
последствия. – Алматы: Фонд «XXI век», 1997. – 28 с. 
14
 
Койгельдиев  М.К.  Сталинизм  и  политические  репрессии  в  Казахстане  1920-1940-х 
годов. – Алматы, 2009. – 448 с. 
 
 
 
ТҮЙІН 
 
Мақала  1920-1930-шы  жылдардағы  Орталық  Қазақстанның  жағдайын  зерттеуге  арналған. 
Мұрағат  құжаттары  негізінде  кеңес  үкіметі  өткізген  саяси,  әлеуметтік  және  экономикалық 
жаңғыртудың Орталық Қазақстан дамуына тигізген әсері көрсетілген.  
 
RESUME 
 
The article is devoted to researching Central Kazakhstan in 1920-1930-s. On the base of analyses of 
the  archival documents the influence and consequences of political, social and economic modernization 
on Central Kazakhstan region’s development were shown. 
 
 
 

 
48 
УДК 94(574)(091)  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ж.М. Джампеисова  
Евразийский национальный 
университет им. Л.Н. Гумилева, 
к.и.н., доцент 
 
Пастбищная 
территория и  
ее объекты  
(на примере 
рассмотрения 
ценностного значения 
земельных ресурсов  
для казахов 
Атбасарского уезда в 
конце XIX – начале ХХ 
вв.) 
 
Аннотация 
В  данной  статье  анализируются  некоторые 
материалы  колониального  периода,  касающиеся 
поземельных отношений казахов. Большей частью  
они 
затрагивают 
описания 
отдельных 
особенностей 
казахского 
землепользования, 
зафиксированных  в  статистических  материалах 
экспедиции  под  руководством  Ф.  Щербины  по 
территории,  административно  входившей  в  конце 
XIX  века  –  начале  XX  века  в  Атбасарский  уезд 
казахской  степи.  Анализ  текстов  позволил  автору 
выявить, что в каждом случае ценность земельных 
ресурсов  у  казахских  кочевников  менялась  под 
влиянием  существования  ряда  условий,  в 
частности,  модели  кочевания  могли  складываться 
в зависимости от особенностей ландшафта. 
Ключевые 
слова: 
землепользование, 
поземельные  отношения  кочевников,  «излишки», 
ландшафт, урочища. 
 
 
В  научных  поисках  европейских  историков 
второй  половины  XIX  -  начале  XX  веков  в 
изучении  поземельных  отношений  доминировали 
исследования  различных  форм  владения  землей, 
которые  рассматривались  как  определенные 
стадии развития земельной частной собственности. 
Такой взгляд в большей степени отражал огромное 
влияние  на  европейскую  интеллектуальную  среду 
идей 
эволюционной 
теории. 
Политическое 
значение  этих  идей  было  впечатляющим.  Они 
были  использованы  европейскими  империями  для 
того,  чтобы  считать  захваченные  метрополиями 
земли  не  частной  собственностью  местного 
населения,  а  государственными  территориями 
империи, как это было в случае статуса казахских 
земель  после  реформ  1867-1868  гг.  [1,  2-3]. 
Несмотря  на  факт  того,  что  в  течение  ХХ  века 
эволюционный  детерминизм  серьезно  сдал  свои 
позиции  в  ходе  усилившейся  в  гуманитарных 
науках 
постмодернисткой 
концепции, 
идея 
превосходства  частной  формы  землевладения  над 
другими  остается  во  многих  исторических 
исследованиях 
актуальной 
до 
сих 
пор. 
Современные историки, занимающиеся вопросами 
исторических  форм  землепользования,  подчер-
кивают, 
что  не  следует 
искать 
частной 
собственности  там,  где  ее  не  было,  не  забывая  о 
том, 
что 
сама 
идея 
развития 
частно-
собственнических  владений  есть  сама  по  себе 
только   концепция,   которая   также   имела   свою  

 
49 
эволюцию.  Более  плодотворным  стал  бы  подход,  который  не  утверждает  превосходство 
частной  собственности  над  другими  формами  землепользования [1,  2-3].  В  то  же  время, 
историк  Паоло  Сартори,  говоря  об  особенностях кочевого  землепользования,  считает  до 
сих  пор  неясным,  доминировали  ли  в  казахской  степи  общинные  отношения  или 
существовали другие формы собственности. Одной из главных проблем он видит  в том, 
что в исторических источниках терминология поземельных судебных процессов, которая 
использовалась в судах на основе шариата или в колониальных судах, была адаптирована 
к  системам,  где  проводились  юридические  тяжбы.  В  связи  с  этим  исчезает  возможность 
реконструкции  действительной  картины  [1,  6].  Таким  образом,  одним  из  важных 
моментов  в  исследовании  источников  является  рассмотрение  данных,  написанных,  в 
частности,  колониальными  чиновниками,  как  проливающих  свет  на  поземельные 
отношения  казахских  кочевников  конца  XIX  века.  Целью  данной  статьи  будет  анализ 
некоторых  материалов  колониального  периода,  касающихся  поземельных  отношений 
казахов. Большей частью они касаются описания в статистических материалах отдельных 
особенностей казахского землепользования, составленных под руководством Ф. Щербины 
по  территории,  административно  входившей  в  конце  XIX  века  –  начале  XX  века  в 
Атбасарский уезд. 
Немецкий  социолог  середины  XIX  века  Георг  Зиммель  в  своих  работах  по 
социологии  пространства  выдвинул  тезис  о  том,  что  незадействованное  пространство  – 
ничто.  Исследователь  работ  Георга  Зиммеля,  социолог  А.Филиппов,  подхватил  эту 
важную мысль ученого, которая, по его мнению, может расширить представления о том, 
как  человек  ощущает  пространство  и  когда  оно  становится  для  него  ценностью. 
Исследователь  особо  подчеркнул  идею  Г.  Зиммеля  о  том,  что  пространство  принимает 
значимость  для  людей  через  социальное  взаимодействие.  Человек  в  процессе 
жизнедеятельности,  утилизируя  ландшафт  и  вкладывая  в  него  свои  смыслы,  начинает 
ощущать  его  через  эмоционально  значимые  для  него  объекты.  Таким  образом,  в 
представлении  Г.  Зиммеля,  не  ландшафт  влияет  на  ценностные  представления 
индивидуума,  а  значимые  предметы,  находящиеся  в  этом  пространстве  [2].  В  контексте 
изучения  разнообразных  моделей  кочевания  казахов  в  разных  ландшафтах  эта  идея 
приобретает особое значение. 
Для  казахов-кочевников  территория  имела  смысл,  если  она  могла  обладать  рядом 
условий. Иногда, в случае обилия растительного покрова, но в отсутствии воды в жаркое 
время земля теряла свое значение. В зимнее время отношение к тем же территориям могло 
быть  другим.  В  связи  с  этим  для  казахов-кочевников  было  характерно  большое 
разнообразие  понимания  ценности  территории,  в  каждом  конкретном  случае  -  другое. 
Можно  сказать,  что  для  кочевников  ценными  были  не  территории  с  их  границами  в 
обычном  понимании,  а  достаточно  определенные  урочища  в  определенное  время  года. 
Показательными  в  этом  смысле  являются  результаты  решений  съездов  казахов  по 
разграничению  мест  и  путей  кочевания  между  разными  кочевыми  коллективами.  По 
замечанию  российских  статистиков  конца  XIX  века,  в  них  не  было  «настоящего 
разграничения территории», а только указаны названия урочищ, которые должны отойти 
каждой группе, … «дело идет не о пастбищных площадях строго определенных размеров 
и, следовательно, не о границах (в общепринятом смысле этого слова) землепользования, 
а об исключительном праве владения той или иной группой киргиз известным урочищем
1
 
(водопоем, глубокой и влажной лощиной, заросшей камышом и т.д.)» [3, с.25]. 
Широко  известные  статистические  материалы  по  киргизскому  землепользованию, 
собранные  экспедицией  Ф.  Щербины  для  изучения  «излишков»  в  целях  колонизации, 
                                                 
1
  В  широком  понимании  урочищем  является  любая  честь  местности,  участок  местности,  отличные  от 
остальных участков окружающей местности, например, это может быть лесной массив среди поля, болото, 
или нечто подобное, а также участок местности, являющийся естественной границей между чем-либо. 
 

 
50 
содержат  значительную  информацию  о  том,  как  казахи  представляли  пользование 
земельными  ресурсами.  Будучи  последователями  эволюционной  теории,  статистики 
объясняли  кочевые  формы  землепользования  как  примитивные  и  находящиеся  в 
состоянии  постепенного  развития  в  частную  форму  собственности.  Исследователи, 
столкнувшись с тем, что у кочевников не было четко очерченных границ землевладений, 
вынуждены  были  сделать  подробный  анализ  понимания  границ  у  казахов  с  целью 
выявления  принадлежности  земель  к  кочевым  группам  и  последующего  вычисления 
территорий  в  пользу  переселенческих  наделов.  С  другой  стороны,  предприняв  такой 
анализ,  статистики  ненамеренно  отобразили  удивительное  разнообразие  подходов 
казахских  кочевников  к  утилизации  природных  ресурсов.  Местные  колониальные 
администрации  также,  решая  многие  административно-хозяйственные  вопросы 
Атбасарского  уезда,  тем  или  иным  образом  отразили  взгляды  местного  населения  по 
отношению к кочевому землепользованию (затем отложившиеся в архивных материалах).  
После  административно-территориальных  реформ  России  1867-1868  гг.  вся 
территория казахов, как известно, была поделена на волости. Баганалинцы Атбасарского 
уезда  Акмолинской  области  были  поделены  на  волости  формально,  другими  словами, 
кочевники  были  приписаны  к  определенным  волостям,  но  административных  границ 
между  ними  не  было.  Это  были  шесть  баганалинских  волостей:  Айнакульская, 
Джездинская,  Кенгирская,  Кумконурская,  Сарысуйская  и  Улутавская.  В  волостях 
Айнакольской проживал сегмент баганалы – ак-тазы, в Кенгирской, Джездинской – кзыл-
тазы,  в  Сарысуйской  и  Кумконурской  –  чигодык,  и  шегелек  в  Сарысуйской, 
Кумконурской,  Улутавской  волостях.  В  1897  году  колониальная  администрация  сделала 
попытку  разделить  кочевников-баганалы  волостными  границами,  но  в  этом  случае  даже 
Атбасарский  уездный  начальник  был  против,  так  как  подобное  разделение  на 
баганалинцев оказало бы отрицательное влияние. Одной из главных причин в объяснении 
такой  позиции  было  то,  что  кочевая  система  в  данной  области  организована  так,  что 
разные  коллективы  баганалы  в  разное  время  года  обычно  использовали  одни  и  те  же 
пастбища  по  всей  территории  их  расселения.  При  организации  волостей  такая  система 
использования  пастбищ  была  бы  невозможной  и  негативно  сказалась  бы  на  хозяйстве 
казахов,  так  как,  по  мнению  Атбасарской  администрации,  баганалы  представляли  собой 
единый  экономический  и  социальный  организм.  Особенно  это  обнаруживалось  при  их 
совместном  кочевании  с  зимовок  на  летовки  и  обратно,  когда  разные  аулы  и  аульные 
группы объединялись в большой коллектив - баганалы [3, с.22-23].  
В  горной  местности  Улутау  отдельные  аулы  стремились  занять  для  кстау  лучшие 
горные пастбища, в особенности те, с которых ветрами сдувался снег. На подветренных 
склонах скапливался снег, который потом мог быть источником воды. В подобных местах 
скапливались  зимовки,  которые  обычно  отделялись  друг  от  друга,  в  силу  их  ценности, 
границами.  Границы  представляли  собой  не  линии,  а  отграничивались  только  урочища, 
где  пасся  скот.  Содержание  границ  было  различным.  Границы  иногда  могли  быть 
условными,  особенно  в  случае,  если  граничили  родственные  границы,  в  других  случаях 
границы могли строго охраняться [4, с.8]  
К югу от Улутау начиналась зона песков с небольшой растительностью (кум, коныр). 
В  силу  климатических  условий  территории  южнее  Улутау  могли  наилучшим  способом 
эксплуатироваться  с  ранней  осени  (примерно  с  половины  сентября)  и  до  весны.  Эти 
территории  не  позволяли  заготавливать  сено в  силу  отсутствия  луговых  трав,  и  даже  не 
позволяли  надолго  останавливаться  в  одном  определенном  месте.  По  сути  дела, 
кочевники-баганалинцы продолжали кочевать и в зимнее время. Даже при наличии каких-
либо  хозяйственных  построек  скот  находился  в  разных  местах  от  расположения  самих 
кочевников [5, л.29].  
Одним  из  самых  важных  зимовочных  мест  для  всех  групп  баганалы  представляли 
пески Джетыконыр. В годы, когда на более северных территориях выпадал глубокий снег, 

 
51 
весь скот перегонялся в пески Джетыконыр, где снега почти не было. Пески Джетыконур 
имели огромное значение также при весенних перекочевках для тех, кто на зиму уходили 
в  более  южные  территории.  Джетыконыр  состояло  из  семи  урочищ:  Тобулгалы-коныр, 
Джидели-коныр,  Самен-коныр,  Добусун-коныр,  Тамды,  Кент-коныр,  Джанур-коныр. 
Наиболее богатыми растительностью считались Джидели, Толылгалы и частично Самен. 
Здесь было в обилии растительности для верблюдов, рогатого скота и лошадей [6, л.311-
311  об].  В  песках  урочища  Джетыконыр,  как  и  в  других  зимовках,  стояли  отдельными 
аулами,  называвшимися  конами  или  коунами.  Границ  между  ними  не  соблюдалось. 
Признаком,  определяющим  принадлежность  данной  территории  той  или  иной  группе, 
является кон, т.е, помет, оставленный скотом на стоянке. Коны ценились тем, что помет 
использовался как топливо. В этой полосе не было недостатка в воде, так как достаточно 
было  выкопать  глубокую  яму,  чтобы  получить  воду  [4,  с.7].  При  передвижении 
кочевников с юга скот сильно истощался за время перехода по безводной пустыне Бетпак-
дала, переход по которой со скотом совершался при 3-4–х остановках, или – в 3-4 коша. 
Вступая из пустыни Бетпак-далы в пески, кочевники здесь должны были останавливаться 
на  более  или  менее  продолжительное  время,  чтобы  подкрепить  силы  изнуренного 
многочисленного  скота  теми  скудными  остатками  растительности,  какие  могли  остаться 
после  зимнего  пользования  этой  местностью.  Таким  образом,  урочище  Джетыконыр, 
располагавшееся  во  всю  ширину  движения  баганалинцев  до  р.Сарысу,  а  некоторых  до 
Сырдарьи,  занимало  огромное  значение  в  определении  пространства  баганалы. 
Означенное пространство было не просто определенной территорией, а было территорией 
конкретных урочищ. Если обратить внимание на постановления съездов казахских родов, 
то  можно  заметить,  что  при  разграничении  спорных  земель  между  кочевниками  на  них 
всегда  говорилось  не  о  земельных  границах  вообще,  а  о  разграничении  конкретных 
урочищ. Например, на одном из съездов, проходившем на Улутау 12 октября 1881 года по 
спору об использовании Джетыконыр, постановили: «… для прекращения всяких споров 
между  киргизами  Кенгирской  и  Сарысуйской  волостей,  зимующих  на  конурах, 
постановляем:  местность  на  урочище  Туздын-кара-каин  с  принадлежащими 
окрестностями  принадлежит  (должна  принадлежать)  киргизам  Кенгирской  волости,  а 
местность  при  урочище  Добысын  также  с  прилегающими  к  нему  окрестностями  и 
Мынчекур-чий  принадлежит  (должна  принадлежать)  киргизам  Сарысуйской  волости;  а 
между  означенными  двумя  урочищами  …  мы  назначили  главной  границей  местности 
Сары-джал и Конур-тюбе. Урочища Марджан-кюйгон с окрестностями к нему Табай-мала 
и Каянды-джал должны также принадлежать киргизам Сарысуйской волости;  урочища к 
нему  Самен-чий  с  прилегающими  окрестностями,  Арал-тюбе,  Келенчик-маласы, 
Тезекпай-чий,  с  прилегающими  окрестностями  Тук-бир-чий-чочак,  Кизил-чигиль,  Ащи-
кудук  и  Джаман-кумнын-кумы  должны  также  бесспорно  принадлежать  киргизам 
Кенгирской  волости;  а  между  урочищами  этими,  т.е  Маржан-кюйгон  и  Самен  ..,  мы 
назначаем  границею  местность  Конур-бийрат.  Урочищем  Бес-кагалы-кудук  должны 
пользоваться  киргизы  Кенгирской  и  Улутавской  волостей  пополам.  После  этого  нашего 
определения никто из киргиз баганалинских волостей не имеет права за настоящие места 
начинать  споров»  [3,  с.24].  Как  свидетельствует  источник,  «спор  этот  был  возбужден 
представителями  трех  крупных  родов,  зимующими  на  песках  -  кожас  (майлибай, 
байдовлет,  тобет  и  кошкар),  саргалдак  (шалтеке  и  кииз)  и  сары  (чигидык,  карчал  и 
малкар).  Представители  первого  рода  числятся  в  Кенгирской  волости,  представители 
второго в Улутавской волости, а киргизы третьего рода были приписаны к Сарысуйской 
волости,  которая  позже  была  разбита  на  волости  Сарысуйскую  и  Кумкунурскую.  Вот 
почему  составители  постановления  ограничились  названиями  волостей  и  считали 
излишним  разъяснять,  что  здесь  идет  вопрос  о  разграничении  землепользования  между 
тремя  родовыми  группами,  так  как  это  само  собой  подразумевалось  всеми 
заинтересованными лицами» [3, с.25]. Исследователи казахского землепользования в этом 

 
52 
случае  и  во  многих  других  отмечали,  что  когда  казахи  говорили  о  границах 
землепользования,  то  они  говорили  «об  исключительном  праве  владения  той  или  иной 
группой киргиз известным урочищем» [3, с.25]. 
Далее  за  кумами  начиналась  безводная  степь  Бетпак-дала,  которая  тянулась  до 
долины  реки  Чу.  В  долину  Чу  устремлялись  многие  кочевые  группы,  так  как  она  после 
безводной  степи  обладала  достаточной  растительностью  и  обилием  воды.  Далее,  чтобы 
пройти к Сырдарье, баганалинцам было необходимо пройти через область озер Телеколь, 
где  некоторые  группы  имели  свои  зимовки.  Область  озера  Телеколь,  окруженная 
пустынями,  представляла  собой  оазис,  богатый  водою  и  подножным  кормом.  С  юга 
простиралась  причуйская  долина,  а  также  безводный  такыр
2
.  Иски-Дарьялык  (глинисто-
солонцеватая  пустыня),  а  с  севера  озеро  было  окружено  западной  частью  огромной 
пустыни  Бетпак  -Дала.  Проникнуть  в  местность  Телеколь  можно  было  только  с  востока 
вдоль  русла  реки  Чу  и  с  севера  по  реке  Сарысу.  Таким  образом,  озеро  играло  в 
экономической  жизни  кочевников  региона  важную  роль.  Кроме  использования 
территории  прилежащих  к  озеру  как  зимовые  места  баганалы,  урочище  Телеколь 
использовалось ими также в качестве остановки в период весенних и осенних  переходов 
при  переходе  к  Сырдарье  и  назад  на  Сарысу.  Для  других  родов  эти  места  служили 
переходом на летние пастбища. Через озера проходили кочевники племен аргын, джаппас, 
кипчак, шомекей и тама. Таким образом, Телеколь было объектом спора между разными 
кочевыми  коллективами.  Проход  через  пустыни  был  крайне  тяжел  по  причине 
ограниченного  количества  колодцев.  Обычно  во  время  весенних  и  осенних  переходов 
кочевники других родов, уходя со своих зимовок вдоль Сырдарьи и Каратауского хребта, 
проходили  пустыни  небольшими  партиями.  Достигнув  оазиса,  они  подкармливали  свой 
скот в течение одной-двух недель и, таким образом, подготавливали себя для дальнейших 
трудных переходов. По некоторым данным, область озер в течение года посещало свыше 
5000 кибиток с количеством скота более 1 млн. голов [6, 121-121 об]. 
Баганалы,  имевшие  там  зимовки,  всегда  были  обеспокоены  этими  проходами 
кипчаков  и  тама  на  свои  летовки,  поскольку  боялись  за  потраву  своих  зимовых  мест.  В 
такие  периоды  для  кочевников  становились  важными  политические  связи,  которые  они 
осознавали через призму родства. В моменты отстаивания природных объектов, значимых 
для  всех  баганалы,  политические  границы  пространства  отдельных  групп  баганалы 
существенно  расширялись.  В  связи  с  этим  оазисы,  вроде  Джетыконыра  или  Телеколь, 
превращались в зоны интересов крупных кочевых объединений. В конце 1880  - 1890 гг. 
обострилась  борьба  за  урочище  Телеколь  между  баганалы  с  одной  стороны,  между 
кипчаками  и  тама  с  другой  стороны,  так  как  все  они  нуждались  в  проходах  между 
пустынями [6].  
В целом, анализ текстов позволяет сказать, что в каждом случае ценность земельных 
ресурсов  менялась  под  влиянием  существования  ряда  условий.  Отсюда  предполагается, 
что наиболее продуктивным методом исследования мог бы стать микроанализ отдельных 
случаев поземельных отношений у казахов. 
 

жүктеу/скачать 2,31 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: