хоже, тратит время на развлечения! – воскликнул Мотоюки гром-
ким голосом, упершись обеими ногами в землю у входа в шатер. –
К чему это нас приведет?
Один из
стоявших рядом телохранителей услышал замечание
Мотоюки и немедленно отозвался:
– Кто ты такой, чтобы произносить подобные дерзкие речи?
Мотоюки ничуть не испугался и ответил:
– Мое имя Мотоюки, я нахожусь на временной службе у генерала
Кагэкацу.
– Что ты имел в виду, так оскорбительно отзываясь о генерале
Хидэёси? – строго спросил телохранитель. – Ты в своем уме?
Или просто напился? В
любом случае я обязан доложить о твоем по-
ведении начальнику.
– Вместо того чтобы спрашивать, в своем ли я уме, ты бы лучше
задал этот вопрос своему командующему, – отпарировал Мото-
юки. – Накануне войны лидер должен готовить своих людей к битве,
а не тратить время на музыку и танцы! Я не знаю, кто должен боль-
ше стыдиться – наш лидер или слуги вроде тебя, которые слишком
трусливы, чтобы говорить правду. Лучше я сохраню свою честь са-
мурая и лишусь головы, чем стану участником этого постыдного
спектакля!
С этими словами Мотоюки демонстративно плюнул на землю
и гордо удалился.
Телохранитель поспешил к своему начальнику и сообщил о слу-
чившемся. Караульный офицер отправился к Хидэёси и доложил
ему о
поведении Мотоюки.
Хидэёси пришел в ярость и тотчас же приказал послать за генера-
лом Кагэкацу. При появлении Кагэкацу Хидэёси вскочил на ноги
и дал волю своему гневу.
– Кагэкацу, один из находящихся у вас на службе людей, некий
Мотоюки, позволил себе оскорбительные высказывания в мой адрес.
Вы должны немедленно арестовать его и распять на кресте. Если вы
не выполните мое приказание, то составите ему компанию и будете
распяты вместе с ним!
Хидэёси гневно топнул ногой.
– Прошу прощения у
моего господина, но я все утро находился
здесь и слушал концерт, – ответил Кагэкацу. – Я ничего не знаю
о поступке Мотоюки. Но если вы позволите, я пойду и разберусь,
в чем дело.
С разрешения Обезьяны генерал извинился и отправился искать
Мотоюки. Но уже через пару минут гонец Хидэёси позвал его об-
ратно. «Теперь уж точно, – подумал Кагэкацу, – все эти оскорби-
тельные вещи, которые наговорил Мотоюки, добром для меня
не кончатся».
Однако когда он вернулся, то обнаружил, что гнев Хидэёси слегка
смягчился.
– Поскольку Мотоюки не произносил этих оскорбительных речей
в
моем присутствии, а адресовал их одному из моих телохранителей,
то вместо того, чтобы распять его, можете отрубить ему голову. И по-
заботьтесь о том, чтобы все узнали, что подобное наказание стало
результатом его дерзости. Это удержит других от подобных пос-
тупков.
Кагэкацу поклонился и отправился выполнять приказ. Но не ус-
пел он далеко отойти, как снова его позвали обратно. «Что на этот
раз?» – подумал Кагэкацу, склоняясь в поклоне перед Хидэёси. Хи-
дэёси молчал. Казалось, что он погрузился в
глубокое раздумье. Че-
рез какое-то время он заговорил.
– Мотоюки не состоит у вас на регулярной службе. Он ронин,
вольный самурай, который вступил под ваши знамена временно, по-
этому отсечение его головы явится публичным оскорблением ва-
шего доброго имени как лидера. Лучше скажите ему, чтобы он вспо-
рол себе живот.
Кагэкацу поднялся и еще раз вышел из шатра, но едва успел
пройти половину пути до своей палатки, как ему сообщили, что Хи-
дэёси желает говорить с ним снова.
– Поразмыслив над тем, что произошло, – заявил Хидэёси, – я
пришел к выводу, что Мотоюки не сказал ничего, кроме правды,
или того, что казалось ему правдой. Возможно, он неправильно вы-
бирал слова, но имел полное право их произнести. Мое распоряже-
ние о проведении этих театральных спектаклей вызвано вовсе не су-
масшествием и не любовью к развлечениям. Оно было сделано
для того, чтобы продемонстрировать нашу уверенность в
своей силе
и убедить противника в том, что мы собираемся разделаться с ними
как с детьми. В этом заключалась моя стратегия, призванная сло-
мить волю врага. Но Мотоюки этого не знал. Вот почему, с его точки
зрения, мое поведение действительно выглядит глупо.
Нет, во всем виноват только я, – продолжил Хидэёси, – потому
что позволил гордыне повлиять на ясность моих суждений. Мне сле-
дует награждать, а не наказывать тех, кто говорит то, что думает.
Кагэкацу от удивления вытаращил глаза, но благоразумно не рас-
крыл рта.
– Сотни влиятельных аристократов и знаменитых самураев по-
сещали эти театральные представления, не сомневаясь в их целесо-
образности. Но когда человек низкого звания, такой как Мотоюки,
публично выражает сомнение в
разумности подобных мероприятий,
это свидетельствует о его отчаянной смелости, и мне бы очень хо-
телось, чтобы мои вассалы проявляли как можно больше подобного
мужества.
Мотоюки произнес оскорбительные слова в мой адрес, но своим
поступком он показал, что обладает независимостью характера, что-
бы высказывать свое мнение даже об офицере самого высокого ран-
га. В этом он похож на меня в молодости. Как я могу наказать че-
ловека за то, что восхищает меня во мне самом? Мы все могли бы
поучиться у
Мотоюки храбрости. Мне кажется, Кагэкацу, вам стоит
взять его на регулярную службу и сделать генералом
[17]
.
Кстати, Кагэкацу действительно сделал Мотоюки генералом,
и в дальнейшем молодой человек, который осмелился высказать
сомнение в моей мудрости, не раз покрывал свое имя заслуженной
славой. Справедливое негодование Мотоюки напоминает нам о том,
как важно использовать «секрет ясности ума»:
смиряйте гордыню.
Достарыңызбен бөлісу: