Глава третья “Пространственная периферия” открывается разделом первым “Локус бани”. Два стихотворения с одним и тем же инициальным элементом заглавия “Банька…” образуют двойчатку. В разделе подробно анализируются также следующие произведения: “Вот я выпиваю, потом засыпаю…”, “Баллада о бане”, “Памяти Василия Шукшина”. В последнем стихотворении эксплицировано глубинное сходство феномена бани в творчестве Высоцкого и в современной ему “деревенской прозе” (В. М. Шукшин).
Локус бани является лиминальным. В произведениях Высоцкого, объединенных образом бани, художественное пространство делится на два субпространства: “белый свет” и “рай” (пространство свободы). По ту сторону пространства бани находится мир лагеря, “карьер”, “топь”, подобно тому, как в народных сказках по ту сторону избушки Бабы-яги находится инфернальное пространство темного леса.
Во втором разделе “Топос края” рассматривается названный пространственный мотив как один из доминирующих в художественном мире поэта. Данный топос у Высоцкого связан с сюжетом гибели, в котором традиционная трехчленная модель мира (верх – середина – низ) лишается своего первого компонента, а последний – в значительной степени редуцирован, выступая лишь знаком опасности. Мифологические персонажи (Бог) и пространства (рай), традиционно помещаемые в пространство верха, Высоцким помещаются в далевую перспективу. Путь героя к гибели разворачивается в горизонтальной плоскости (“вдоль обрыва”, “по полю вдоль реки”), что сопровождается стиранием пространственных границ.
Реализация оппозиции жизни и смерти в горизонтальной плоскости тесно связана с пространственным обрамлением феномена смерти. Мультиплицируя в своем творчестве ситуацию гибели, Высоцкий избегает изображения могилы. Факты биографии поэта свидетельствуют о неприятии им обряда похорон.
Поэт утверждал ценность лиминального состояния. Отсюда и романтическое героизирование смерти, украшение, тяга к ней, существование на краю, но без заглядывания в пропасть (обрыв, могилу). Образ могилы развернут у Высоцкого лишь в “Братских могилах” в рамках героического контекста, но вместо могилы в кульминационный момент актуализируется стихия огня. В суровой мужской Валгалле не остается места женщине. Еще раз образ коллективной мужской смерти появляется в “Марше футбольной команды “медведей””и осмысляется в том же ключе.
Гибель героя-маргинала у Высоцкого обратима и не окончательна. С точки зрения мифопоэтики, герой периферии есть герой, уже принадлежащий пространству смерти, а так как “убитого убить нельзя” (В. Ю. Михайлин), его смерть не мыслится как явление окончательное, необратимое. Кроме того, хранителями лирического героя являются любимая женщина и спетые им песни как вариант “поэтического памятника”. Наши интерпретации подтверждаются мотивной структурой последнего произведения Высоцкого “И снизу лед, и сверху – маюсь между…”.
Утверждение поэтом ценности лиминального состояния объясняет специфику изображения нижней зоны бытия. Она редуцирована и всегда подается в ироническом контексте как иносказательное изображение социума. Отсутствие нижней зоны бытия в художественном мире Высоцкого диктует и отсутствие персонажей, ее населяющих (образ черта, как и образы сказочной нечисти, предельно демифологизирован). В зрелом творчестве образ сатаны / дьявола появляется лишь в виде языковой игры и подробно не развивается. Внимание к нему появляется у Высоцкого лишь в поздний период творчества. Образ теряет свою комичность и связан с приближением гибели. Это ситуация последнего смеха над собой и над миром, в котором “все не так”. Смерть в этом мире – тоже своего рода выход из него, в некотором роде спасение. Последнее произведение, в котором упоминается имя сатаны – “Под деньгами на кону…” – четко распадается на две части – два варианта существования после смерти – в раю или во власти сатаны. Жизнь же представлена в нем как карточная игра, в которой лирическому герою надоело “ставить по рублю” и он ставит на кон свою жизнь. Герой приходит к утверждению неизбежности смерти (“смерть крадется сзади”, “Я – в бега, но сатану // Не обманешь…”).