вает классовую стратегию. «Одно из ограничений, от которых страда
ет потребление мобильного индивида, - говорит Рисмен, - состоит в
сопротивлении, которое высшие классы оказывают «вновь прибыв
шим» своей стратегией хвастливого недопотребления: давние члены
класса имеют тенденцию диктовать свои собственные ограничения тем,
кто хотел бы стать им равным». Этот феномен в приобретаемых им
многочисленных формах очень важен для интерпретации нашего вре
мени. Иначе можно увлечься этой формальной инверсией знаков и при
нять за эффект демократизации то, что является только метаморфозой
классовой дистанции. Именно на базе роскоши потребляется утрачен
ная простота - и этот эффект воспроизводится на всех уровнях; имен
но буржуазность
способствует потреблению «мизерабилизма» и «про-
летаризма» интеллектуалов, как, в другом плане, на почве утерянного
героического прошлого современные американцы пускаются в целях
коллективного удовольствия в
путешествие по рекам Запада, чтобы
промывать золото; повсюду это «заклинание» обратных эффектов, ут
раченной действительности, противоречивых крайностей свидетель
ствует об эффекте потребления и сверхпотребления, который повсе
местно включается в логику различения.
Важно раз и навсегда понять социальную логику дифференциа
ции, увидеть в
ней основание для анализа и фундамент, на котором
выстраивается в
результате забвения потребительных ценностей (и
связанных с ними потребностей) использование объектов в качестве
силы дифференциации, в качестве знаков - именно этот уровень един
ственно и особым образом определяет потребление. «Предпочтения
в
области потребления, - говорит Рисмен, - не представляют собой
совершенствования человеческой способности, состоящей в установ
лении сознательного отношения между индивидом и культурным
объектом. Они являются средством выгодно войти в контакт с други
ми. В целом культурные объекты утратили всякое гуманитарное зна
чение: их владелец делает из них в некотором роде фетиш, позволя
ющий ему поддерживать свое положение». Это (то есть приоритет
дифференцирующей ценности, которую Рисмен относит к «культур
ным» объектам, но в этом отношении нет разницы между «культур
ными» и «материальными» объектами) могло бы быть проиллюст
рировано как бы экспериментально на примере шахтерского городка
в квебекской тайге, где, как рассказывает репортер, вопреки близос
ти леса и почти ничтожной пользе автомобиля, каждая семья, одна
ко, имеет свой автомобиль. «Этот автомобиль, вымытый, прилизан
ный, в котором время от времени делают несколько километров кру
гом по объездной городской дороге (за неимением других дорог),
является символом американского образа жизни, знаком принадлеж
ности к механической цивилизации (и автор сравнивает эти роскош
ные лимузины с совершенно бесполезным велосипедом, найденным
123
в
сенегальской провинции у бывшего унтер-офицера, вернувшегося
жить в деревню). Более того: тот же демонстративный рефлекс хваст
ливости приводит к тому, что зажиточные служащие стремятся пост
роить на собственные средства загородный домик в
радиусе десяти
миль от городка. В
этом хорошо проветриваемом пространственном
ансамбле, где климат полезен для здоровья, а природа присутствует
повсюду, нет ничего более бесполезного, чем вторичная резиденция!
Мы видели, таким образом, что здесь сказывается престижная диффе
ренциация в чистом виде - и сколько «объективных» доводов для об
ладания автомобилем или вторичной резиденцией играют в
основе
только роль алиби для более глубокой детерминации.
Достарыңызбен бөлісу: