визуальная социология как метод социологического анализа
На современном этапе своего развития социологии как науки, визуальная социология как
метод входит в число качественных методов социологии. В зарубежных учебниках, монографи-
ях, статьях к источниковедческой базе визуальной социологии относят фотографии, видеофиль-
мы, картинки, схемы, графики.
Sociological imagination – одна из основных методологических и методических концепций
современной социологии. Понятие было введено Ч.Р. Миллсом для обозначения принципа со-
циологической генерализации, то есть подведения конкретных фактов под обобщенную кате-
горию или тенденцию, выход за пределы наивной и обыденной созерцательности и переход к
аналитике социальной реальности [1].
Впервые использование визуальных материалов в антропологии было применено в 40-х
годах XX века. Это объясняется тем, что объектом исследования антропологии является куль-
тура народов, племен проживающих вдали от цивилизаций. В связи с отсутствием, каких либо
текстовых документов возникали трудности при изучении материальной или духовной культу-
ры народов и исследователи использовали видеосъемки и фотографии при анализе проблем.
Данную методику при изучении материальной культуры применяли Г.Бэйтсон, М.Мид. В социо-
логии интерес к визуальной социологии появился в рамках постструктурализма и семиотики в
трудах П.Бурдье, М.Фуко, Р.Барта и др.
Первоначально социологи обращали внимание на фотографическое представление раз-
личных исторических событий, а также на взаимоотношения фотографии и власти, отражение
в визуальных репрезентациях различных идеологий и стратегий контроля. Согласно П.Бурдье
фотография, прежде всего, представляет социальные роли и стратификационные различия, а
все индивидуальные особенности уходят на второй план. Р.Барт, дал начало семиотическому
подходу, анализировал «различения», представляемые в фотографии, а также мифы и уровни
значений, которые в ней заключены [2].
Огромный вклад в развитие визуальной социологии внес П. Штомпка [4], который дал наибо-
лее глубокий анализ, отчетлива определил предметную область визуальной социологии. В сфере
визуальных представлений, т.е. «специально создаваемых картин (например, в сфере искусства,
рекламы, средств массовой информации), но и все то, что в общественной жизни представлено
наглядно, ее визуальные проявления. Визуальные представления плюс визуальные проявления
совместно образуют визуальный универсум общества, иначе говоря, «общественную иконосфе-
ру», что, собственно, и является предметом визуальной социологии. Предметом будет не только
то, что сфотографировано (фотографический образ или разновидность визуального изображе-
ния), но и то, что поддается фотографированию (те внешне воспринимаемые аспекты обще-
ственной жизни, а стало быть, визуальные проявления общества, которые может зафиксировать
объектив фотоаппарата)». П.Штомпка обращает огромное внимание на фотографический образ,
который «в перспективе визуальной социологии представляет собой не только самостоятельный
объект познания, но и средство познания чего-то большего, а именно общественной жизни».
Используя визуальную информацию, социолог с помощью социологического воображения
может проникнуть в суть явлений и процессов окружающего социального мира. В такой ситуа-
ции анализ этой видимой стороны жизни и ее влияния на социум открывает огромные просторы
186
для социологов – позволяет выйти за рамки привычных методов, а главное, расширить возмож-
ности познания социальной реальности. Однако визуальная социология не является неким но-
вомодным поветрием. Например, фотография как один из компонентов визуальной социологии
всегда использовалась социологами в той или иной мере. Но очень многие социологи использу-
ют визуальные материалы в качестве иллюстраций, документальных подтверждений или архив-
ных документов и не проводят их более детального анализа [3].
Сегодня, в зарубежной литературе визуальная социология формируется как отдельное на-
правление в социологии, преподаются отдельные дисциплины, курсы, семинары, выпускаются
научные журналы, проводятся конференции, но о полном становлении и институционализации
визуальной социологии говорить еще рано. Толчком становления данного направления послу-
жило развитие и глубокое применение качественных методик при изучении той или иной со-
циальной проблемы. Например, использование разных типов и видов наблюдения, фокус групп,
глубинных интервью привело к наличию больших массивов фотографий, видеоинформации,
схем, графиков которые нужно анализировать и интерпретировать. Применение качественных
методов при изучении социальных проблем привело к различным экспериментам с формами и
методами как видеоанализа получения данных от информантов, так и к новым формам анализа.
Безусловно, здесь еще важно отметить, что основным факторам развития визуальной со-
циологии послужило изобретения фотографии в XIX веке, в 80-е годы XX в. появления циф-
ровых видеокамер, сегодня большую роль в создании визуальных образов играют мобильные
телефоны. Благодаря MMS сообщений у владельцев мобильных телефонов появляется возмож-
ность отсылать и принимать на свой мобильный телефон и прочие устройства не только текст,
но также графику, музыку и видео. Информационная грамотность и развитие интернет техноло-
гий позволяют пользователям создавать «виртуальные пространства», отличные от реальных.
В интернете, возможно, сконструировать новый имидж, отличный от реального, человек может
репрезентировать себя по-разному. Данные новые онлайновые идентичности осваиваются се-
годня в первую очередь молодежью.
Контент-анализ обычно используется при анализе текста, письменного текста, где выделя-
ется определенное количество фраз, или концепций, или важных идей, которые сопоставляются
между собой. Но схожая возможность имеется и при обращении к фотографии, здесь конечно
сложнее стандартизировать метод, найти способы формализации. Но это действительно можно
сделать. Например, рассматривая фотографический материал с позиции временной перспекти-
вы, можно отслеживать газетные фотоматериалы в течение определенного периода. Например,
как часто политические волнения или террор иллюстративно появляются на страницах газет в
течение определенного времени. Посмотреть и сравнить, как это было десять, пять лет или год
назад: сопровождались ли сообщения о террористических актах визуальным материалом. Таким
образом, вы проводите особый тип контент-анализа, и, возможно, обнаруживаете некоторую
тенденцию.
Другой метод, когда фотография может оказаться весьма полезной, это классическое со-
циологическое интервью. Это может помочь, когда вы берете фотографии какой-то социальной
среды, в которой существуют эти люди, и показываете ее им. Вы показываете фотографии, об-
суждаете их, стараясь обнаружить интересные детали о самом сообществе, взаимоотношениях,
царящих в нем, выявить, кто лидер, а кто — маргинал, кто богат, а кто — беден в этом сообще-
стве. Это достаточно просто. Гораздо проще получить необходимую информацию от респонден-
тов, имея под рукой фотоматериал, чем просто задавать вопросы. Это еще один метод, в котором
фотоматериал может быть весьма полезен.
Снимки, представляемые исследуемым, могут быть различного характера: общего или кон-
кретного. В первом случае показывают некую ситуацию, типичную для повседневной жизни,
богатую различными элементами и подробностями, например снимок городской улицы, запол-
ненной людьми. Исследователя интересует, что исследуемый выберет из этого хаоса в первую
очередь, что посчитает наиболее важным. Во втором случае снимки представляют некую более
четкую и конкретную ситуацию, например, уличную демонстрацию. Здесь исследователь на-
187
мерен получить мнение исследуемого о контестации, протесте, политическом конфликте и его
участии.
Разновидностью этой стратегии может быть показ ситуаций, нетипичных для повседнев-
ного опыта, например снимков гомосексуалистов, наркоманов, проституток, трансвеститов, и
попытка определить степень толерантности исследуемых. Еще один вариант основан на выборе
особенно шокирующих снимков насилия, терроризма, преступления, чтобы выявить эмоцио-
нальные позиции исследуемых. Важным отличием является разделение снимков на снимки сре-
ды и окружения, близких исследуемым и отдаленных, экзотичных. Реакция исследуемых в пер-
вом и втором случаях даст нам разную информацию. В первом получим более глубокие знания
об их самоидентификации или неприязни, дистанцировании или враждебности к повседневной
жизни. В другом узнаем об их отношении к ксенофобии, отвращении к чужим или, напротив, о
стремлении к удаленным группам или мечтах о других условиях существования.
Дж. Грэди пытался очертить предмет визуальной социологии, говоря о том, что могут сде-
лать визуальные исследования для социальных наук? Он писал, что если визуальные данные
уникальным образом подходят для информирования нас о нашем пространственно темпораль-
ном окружении и о том, как мы реагируем на события, тогда обозначаются пять наиважнейших
долгосрочных направлений в социальных науках, которые получат наибольшую пользу от ис-
пользования визуального материала в качестве данных. Эти пять направлений включают нахож-
дение путей адекватного описания и оценки следующих вещей:
– как образцы поведения (шаблоны) вариации и изменения организованы социально и куль-
турологически;
- каковы интеграционные уровни социальной организации;
- как организованы социальные процессы;
- как эмоционально мы откликаемся на какие-то события;
- как исследовательские находки могут быть представлены наиболее четко и эффективно.
Метод фотографического интервью имеет свои достоинства – легкость вызывания реак-
ции исследуемых. Совместный просмотр и комментирование снимков для исследуемых более
естественны, чем ответы на исключительно вербальные вопросы. В случае фотографического
интервью устанавливаются партнерские, близкие и эгалитарные отношения исследователя и ис-
следуемого в отличие от гораздо более иерархичных и дистанцированных в случае обычного
интервью с помощью вопросника.
Более сложной версией фотографического интервью является использование фотографий
в групповом интервью, в фокусных группах. Этим фокусом дискуссии становятся собственные
снимки, их смысл, отраженные ими проблемы.
Исследователь представляет группе снимок или серию снимков и управляет их обсужде-
нием, регистрируя его ход. Здесь процедура может быть более открытой, когда тема формули-
руется в общих чертах в расчете на спонтанные широкие ассоциации дискутантов, или более
структурированной, когда исследователь располагает заранее приготовленным и навязываемым
группе сценарием для комментирования. Ключом успеха этого метода является тщательный
подбор дискутантов. Исследователь может стараться сделать группу гомогенной, выбранной из
одной среды – профессиональной, этнической, одной возрастной категории и т.п. В этом случае
дискуссия позволит уточнить общие мнения и позиции. В другом случае может идти речь об
установлении различий взглядов, их противоречивости. Тогда необходимо стремиться сделать
группу гетерогенной, охватывающей представителей разных сред или общественных категорий.
Естественно, все зависит от поставленной исследовательской проблемы [4].
Следующий метод — это то, что Ф. Знанецкий назвал методом анализа личных документов.
Метод анализа личных документов – это изучение оригиналов документов, написанных людь-
ми, к примеру, это письма, дневники, мемуары, содержащие какие-то непосредственные эмоции
людей. Сам Ф. Знанецкий занимался изучением писем на родину польских эмигрантов из США,
т.е. из страны, которая для эмигрантов была весьма экзотичной. Таким же образом можно ис-
пользовать и фотографии, то есть, изучать частные коллекции фотографий. Обычно люди имеют
188
такие коллекции, и они могут заставить нас обратиться назад, к XIX столетию, а иногда к более
давним временам. Вы можете найти собрание портретов, или изображения, описывающие се-
мейные события и т.д. Использование таких коллекций может стать очень продуктивным для
понимания реальной жизни людей, что для них было важным, как тогда выглядела обстановка,
чем они занимались, как осуществлялись их профессиональные карьеры и т.д. [5 с.9-10].
На наш взгляд, пытаясь очертить сферу деятельности визуальной социологии можно прибли-
зительно сказать, что – это наука о восприятии, визуальных образов индивидами и различными
социальными группами, являющимися частью социальных структур, а также об интерпретации,
конструировании и реконструировании смыслов этих образов.
Таким образом, объектом визу-
альной социологии является фотографический образ, видеофильм, картина, графики и схемы, а
предметом их интерпретация с глубоким осмыслением, в которой отражается современная со-
циальная структура, социальные институты и процессы. Характеризуя современную ситуацию
в целом, можно сказать, что изучение визуальных источников включает весь набор их возмож-
ного использования в качестве ресурса, объекта и основного сюжета исследования. Достаточно
прочно визуальные методы закрепились в исследовании семьи и биографий (ретроспективный
метод), когда фотоальбом является объектом обсуждения и построения нарратива. При этом,
если некоторое время назад и социологи, и антропологи разделяли тезис о том, что визуальность
есть первичный измеритель социальной действительности, задающий основные траектории ее
реконструирования и репрезентации, сейчас это лишь один из измерителей в ряду всех осталь-
ных, включая слух, зрение, обоняние и прочее.
список использованной литературы:
1. Миллс, Чарльз Райт. Социологическое воображение; Под общ. ред. Г.С.Батыгина; Пер. с англ. О.А.Оберемко.-
М.:NOTA BENE,2001.-263с.
2. А.В. Печурина Визуализация социальных исследований: новые данные или новые знания? // Социологиче-
ский журнал. 2007. № 3, С. 81-89
3. М.В. Семина, А.О. Ганжа Визуальная социология и развитие социологического воображения. Журнал со-
циологии и социальной антропологии. 2008. Том XI. № 2 С. 153-157
4. П.Штомпка Визуальная социология. Фотография как метод исследования: учебник/ пер. с польск. Н.В. Мо-
розовой, авт. вступ. ст. Н.Е. Покровский. — М.: Логос, 2007. — 168 с. + 32 с. цв.ил.
5. П.Штомпка Введение в визуальную социологию // INTER (интеракция, интервью, интерпретация), 2007, № 4, С. 6 – 12
Абраев Ильяс Муратович
студент 1 курса магистратуры социологии
КазНУ им. аль-Фараби
трансформация социальной структуры в информационнуЮ Эпоху
Любое общество формируется на базе коммуникационных информационных связей, но
лишь в двадцатом столетии этот вопрос стал предметом серьезных научных междисциплинар-
ных исследований. Возникла острая необходимость в изучении информации как инновацион-
ного ресурса в сфере коммуникации и в качестве одного из основных факторов развития чело-
веческого общества в целом. Стало очевидным, что информационные технологии формируют
базовые функциональные зависимости в системе социальных связей и отношений.
Процесс внедрения гибких информационных технологий долгие годы изучался как сфера
технического обеспечения, но создание на их основе новой системы социального взаимодей-
ствия повлекло за собой возникновение собственной идеологической системы и её аксиологи-
ческого фундамента. В их основе лежала идея ценности свободного обмена информацией. С
внедрением электронных технологий в коммуникационной сфере информация обрела особый
статус, а адаптировавшееся к ним общество стало называться информационным.
189
С середины 90-х годов ХХ века этап разработки и совершенствования форм электронного
обмена информацией сменился этапом освоения опыт сетевых коммуникаций на базе систе-
мы информационного взаимодействия мирового масштаба. Сетевое общество явилось более
динамичной организационной моделью социальной реальности. Интенсификация обмена ин-
формацией позволила осваивать новые формы социальной дифференциации, конструирования,
кооперирования и сотрудничества. Встал вопрос об изучении такого социального явления как
мультирациональные сообщества [3].
В связи с этим возникла необходимость изучения сетевого общества с позиций проблемы
децентрации социальных связей и отношений, хотя по оценкам отдельных исследователей пра-
вильнее ставить вопрос о децентрации индивидуума и социума [2]. Сетевое общество является
примером децентрированного способа организации структурных связей в обществе, надсистем-
ной средой. Можно предположить, что это явление повлечет за собой не только трансформа-
цию исторически сложившейся системы отношений властвования и опыта социального взаимо-
действия, но и вызовет формирование новых представлений о целостности мировой культуры.
Момент структурной децентрации отношений в сетевом пространстве должен рассматриваться
как базовый в ходе анализа явлений, сопутствующих становлению мировой коммуникационной
среды.
С развитием сетевых отношений ресурсный подход к изучению информации сменился ком-
муникационным. Исследование самого феномена информационного взаимодействия как уни-
версального явления позволило рассматривать современное общество не только как результат
технологического прорыва в пространство гибких коммуникационных отношений, объединив-
ших различные системы хозяйствования, наука, образования, культуры в единую информацион-
ную среду, но и как один из итогов развития системы причинных связей в обществе.
Для определения теоретических посылок, которые стали результатом наблюдения за со-
временными социальными структурами и процессами социального изменения, следует обра-
тить внимание на исследовательскую статью Мануэля Кастельса «Материалы для исследования
теории сетевого общества». Происходят изменения системы сфер экономики, политики, труда,
культуры.
Мы живем в новой экономике, которая характеризуется тремя фундаментальными черта-
ми. Во-первых, это информационная экономика, означающая, что производство знания и про-
цессов управленческой информации определяет производительность и конкурентоспособность
всех экономических единиц – от фирм до целых стран. Во-вторых, это глобальная экономи-
ка в самом точном и прямом понимании этого слова. Стратегическое экономическое действие
(финансовые рынки, наука и технология, международная торговля и услуги, транснациональ-
ные фирмы, коммуникации, рынок высококвалифицированной рабочей силы) возможно только
в качестве «планетарной составляющей». В-третьих, новая экономика охвачена сетями – речь
идет о новой форме социальной организации – сетевом предприятии. Это не сеть предприя-
тий. Это сети, созданные либо из других фирм, либо из сегментов фирм. Большие предприятия
внутренне децентрализованы по типу сетей. Маленький и средний бизнес соединены в сети.
Эти сети связаны между собой на основе специфических бизнес-проектов и прекращают свое
существование вместе с прекращением проекта. Это информационные сети. Единицей такого
производства является не фирма, а бизнес-проект, хотя фирма продолжает оставаться юриди-
ческой единицей накопления капитала и точкой пересечения глобальных финансовых потоков.
Основным уровнем новой экономики является глобальный финансовый рынок, который только
частично регулируется рыночными правилами. Он формируется и регулируется информацион-
ными потоками и телекоммуникационными системами. Эта новая экономика (информационная,
глобальная, сетевая) является обязательно капиталистической, но это новый капитализм, в ко-
тором изменены правила инвестирования, накопления и вознаграждения. В новой экономике
самым существенным образом трансформируется труд и занятость. И в противовес распростра-
ненному мифу, следует подчеркнуть, что информационные технологии не вызывают массовой
190
безработицы. Меняется тип занятости, широкое распространение приобретает работа с непол-
ным рабочим днем, временная работа, само-занятость, работа по контракту, неформальная или
полу-формальная работа и т.д. [7].
С точки зрения системного подхода сеть – это определенный тип сложной саморазвиваю-
щейся системы, состоящей их взаимосвязанных подсистем и элементов, свойств и отношений,
созданной людьми и действующей в определенных границах. Элементами сети являются техни-
ческие, информационные, программные ресурсы, технологии, квалифицированные специали-
сты пользователи и т.д. Однако это определение сети как элемента более сложного образования
– техносферы [1].
Сеть – это множество взаимосвязанных узлов. Узлы – это точки, в которых петли взаим-
но пересекаются. Сети являются очень старой формой социальной организации, но в инфор-
мационную эпоху они становятся информационными сетями, усиленными информационными
технологиями. Сети имеют преимущество перед традиционными иерархически организован-
ными морфологическими связями. Кроме того, они наиболее подвижные и адаптивные формы
организации, способные развиваться вместе со своим окружением и эволюцией узлов, которые
составляют сети. Однако у них имеются сложности в координировании функций, в сосредо-
точении ресурсов на определенной цели, в управлении решением сложных задач за рамками
определенного размера сетей. Тем не менее эти технологии разрешают проблему координации
и сложности в интерактивных системах с обратной связью и коммуникацией образцов повсюду
внутри сети. Они создают беспрецедентное сочетание подвижности и возможности выполнения
задачи, скоординированного принятия решения и децентрализованного исполнения, которые
обеспечивают высшей степени сложную социальную морфологию и самый высокий уровень
организации для всех социальных действий. Сети децентрализуют исполнение и распреде-
ляют принятие решения. У них нет центра. Они действуют на бинарной логике: включение/
исключение. Все, что входит в сеть полезно и необходимо для ее существование, что не вхо-
дит – не существует с точки зрения сети, и может быть проигнорировано или элиминировано.
Если узел сети перестает выполнять полезную функцию, он отторгается ею и сеть заново ре-
организуется. Некоторые узлы более важны, чем другие, но они все необходимы до тех пор,
пока находятся в сети. Не существует системного доминирования узлов. Узлы усиливают свою
важность посредством накопления большей информации и более эффективного ее использо-
вания. Значимость узлов проистекает не из их специфических черт, но из их способности к
распределению информации. В этом смысле главные узлы – это не центральные узлы, а узлы
переключения, следующие сетевой, а не командной логике. Сети как социальные формы явля-
ются свободными от ценностей, нейтральными. Сеть является автоматом для осуществления
поставленных целей. Но кто ее программирует? Программируют ее социальные актеры. На-
лицо социальная борьба за постановку целей для сетей. Но будучи запрограммированной, она
навязывает свою логику всем актерам. Сети могут коммуницировать, если их цели схожи, но
для этого нужны актеры, обладающие доступом к кодам, осуществляющим процесс переклю-
чения – это актеры, наделенные властью в обществе. Скорость и форма структурных транс-
формаций в обществе возвещают новую форму социальной организации, проистекающую из
широкого распространения информационных сетей как преобладающей социальной формы.
Это обусловлено новой, подвижной формой информационных технологий и серией историче-
ских обстоятельств, имевших место в конце 60-х – начале 70-х годов. Это реструктурирование
капитализма в направлении дерегуляции и либерализации, провалившиеся попытки реструк-
трировать государствленную экономику, влияние либеральной идеологии, выросшей из кон-
тркультурного движения, развитие новой медийной системы, включающей новый культурный
интерактивный гипертекст. Возникшая новая информационная сетевая форма организации, эли-
минировавшая другие организационные формы, коренилась в совершенно новой социальной
логике: преобладании социальной морфологии над социальным действием. Так как же и по-
чему информационные сети конституируют основание сетевого общества? Информационные
191
сети в огромной степени определяют изменение отношений производства, потребления, власти,
опыта и культуру. Отношения производства – отношения труда и капитала подвергаются се-
рьезным изменениям под влиянием информационных сетей. Капитал в информационную эпо-
ху становится сделанным человеком автоматом, который через посредников навязывает свои
структурные детерминанты отношениям производства. Информационные способности труда
напрямую определяют его стратегическую позицию в сети и ведут к тому, что самопрограмми-
руемый труд и характерный для него трудовой интерес усиливает его роль в формулировании
целей сети. Это формирует «конкуренцию между трудом и кооперацию между капиталом как
структурное правило игры. Теория игры и теория рационального выбора, как представляется,
становятся адекватным интеллектуальным инструментом для понимания социоэкономическо-
го поведения в сетевой экономике». «В конце концов, сетевые отношения производства ведут
к затемнению классовых отношений. Это не устраняет эксплуатацию, социальную дифферен-
циацию и социальное сопротивление. Но базирующиеся на производстве социальные классы
в том виде, в каком они существовали в индустриальную эпоху, прекратили свое существова-
ние в сетевом обществе». Отношения потребления (т.е. культурно значимое, дифференцирован-
ное присвоение продукта) определяется взаимодействием между отношениями производства
и культурой. Внедрение сетей в производственные отношения ведет, с одной стороны, к ин-
дивидуализации труда и увеличивает дифференциацию и неравенство потребления. С другой
стороны, фрагментация культуры и индивидуализация позиций в производственных отноше-
ниях ведет совместно к росту диверсифицированности образцов потребления, жизненных сти-
лей. Властные отношения также претерпевают изменения: иерархический принцип их орга-
низации заменяется сетевым. Властные отношения, продолжающие существовать в обществе,
принимают иную форму: «власть информационных потоков преобладает над потоками власти»
Отношения опыта. Если современные отношения власти непосредственно определяются сете-
вой логикой, то роль сетей в формировании опыта куда более трудно уловима.Современные
трансформации семьи обусловлены кризисом патриархализма, изменением обусловленного по-
лом поведения, дальнейшим развитием индивидуализма. Культурная революция в женском со-
циальном поведении, сексуальности, в репродуктивных технологиях и поведении, сопротивле-
ние этим процессам мужчин, феминизация трудовых рынков, центрированная на «я» культура,
индивидуализация жизненных образцов и ослабление влияния государства, заинтересованного
в сохранении патриархизма – все это процессы, которые, с одной стороны, сдвигают, а с другой
– сами оказываются возможными только при условии сдвига межличностных отношений от
нуклеарной семьи к системе сетевых отношений. То, что осталось от семьи, трансформирова-
лось в партнерство, которое является сетевыми узлами. Сексуальность отделилась от семьи и
превратилась в потребительский образ, стимулированный и симулированный электронным ги-
пертекстом. Тело становится выражением идентичности. На уровне личности процесс социали-
зации предстает построенным по специальному заказу, индивидуализированным и созданным
из составляющих моделей. Автономная способность репродуцировать свою личность, взаимо-
действовать с окружающими сетями становится главной чертой психологического баланса, за-
меняющего круг людей, утверждающих установленные ценности. Возникают два конфликтую-
щих типа межличностного взаимодействия: один связан с сообществом окружающих людей,
второй – с сетями, из которых убраны люди. Но это социальные сети, а не информационные.
Они являются фундаментальной частью обществ, но не необходимой чертой сетевого общества.
Тем не менее, коммуникационные технологии, биологические технологии и сети индивидов раз-
виваются параллельно, взаимодействуя и влияя друг на друга. Связи между системами и отно-
шениями опыта через культурные трансформации индуцируются коммуникативными сетями,
поскольку опыт становится практикой через укоренение в культурных кодах [6].
Одной из актуальных проблем видится разрешение противоречия между глобализационно-
интеграционными тенденциями современного общества и попытками сохранения идентичности
конкретных сообществ с их культурными традициями, ценностными ориентациями, идеологи-
192
ческим доминантами. Существует историческая закономерность: смена ведущего типа комму-
никаций приводит к революционным изменениями в системе социального обмена и связей, ко-
торая может проявиться как на локальном, так и на глобальном уровнях. Понятие национальной
самобытности на протяжении тысячелетий считалось источником творческого разнообразия и
потенциалом культурного развития общества в целом. Сегодня практика повседневного взаимо-
действия людей вне пространственных и временных ограничений нивелирует отточенные века-
ми «грани» национальных нормативных систем и не обеспечивает устойчивость национальных
норм общения [5]. Благодаря способности сети находить новые пути выполнения задачи путем
отключения несовместимых узлов, социальное изменение возможно только через два механиз-
ма, оба они внешние по отношению к доминирующим сетям. Первый – отрицание сетевой логи-
ки через утверждение ценностей, которые не могут быть адаптированы ни одной из сетей, сети
могут быть только подчинены им и следовать им. Второй – альтернативные сети, построение
вокруг альтернативных проектов
Достарыңызбен бөлісу: |