Брах-
ман
. Очевидно родство Брахмана с Брахмой, богом-творцом,
персонажем Вед. Но в отличие от Брахмы («Брахма» как имя
собственное есть существительное мужского рода), Брахман —
уже не антропоморфное божество, которое можно изобразить
красным, лотосооким, бородатым, с четырьмя лицами, четырьмя
телами и восемью руками
4
. Брахман (существительное среднего
рода!) — это безличный абстрактный принцип, абсолют, творче-
ское начало, в котором все возникает, существует и прекращает
существование. Бессмысленно возводить ему храмы, нелепо об-
ращаться к нему с молитвами, но так же нелепо ожидать персо-
нально от него кары за причиненные ему обиды или за небрежное
неисполнение какого-то обряда.
«Поистине, от чего рождаются эти существа, чем живут рож-
денные, во что они входят, умирая, то и стремись распознать, то
и есть Брахман», — утверждает «Тайттирия-Упанишада» (III.1).
Ей вторит «Чхандогья»: «Все это есть Брахман» (III.14). При этом
различаются два аспекта Брахмана: воплощенный и невоплощен-
ный. Первый — смертный, неподвижный и существующий (в этом
4
См.: Мифология : иллюстрир. энцикл. словарь. СПб., 1996. С. 122.
37
смысле он тождествен космосу, который есть нечто сотворенное),
второй — бессмертный, подвижный и истинный. Первый Брахман
множествен, второй — един. Однако при попытках дать второму,
истинному Брахману определение выясняется, что к нему при-
ложимы лишь отрицательные эпитеты: немыслимый, невидимый,
неслышимый, неизменяемый, непроявленный, нерожденный,
бесформенный, безначальный, бесконечный, и вообще Брахман —
«не это, не это» (na iti, na iti), что с формально-логической точки
зрения явно противостоит вышеприведенному тезису «Все это
есть Брахман».
Брахман, в отличие от чувственно воспринимаемых нами
вещей, — вне времени и пространства, он неподвластен причинно-
следственным отношениям (в частности, закону кармы). Пости-
гается не обычным сознанием, а лишь высшей, особой интуицией,
правила которой («сдерживание дыхания, прекращение деятель-
ности чувств, размышление, сосредоточенность, созерцательное
исследование и полное слияние» — «Майтри-Упанишада», VI.18)
составляют так называемую шестичастную йогу.
Второе понятие, которое в Упанишадах может претендовать
на роль первоначала,
Атман
(
санскр
. — дыхание, душа, я сам).
Об Атмане и Брахмане говорится часто в одних и тех же выраже-
ниях, например: «Это Брахман, это Атман» (Тайттирия, I.5), или:
«Кто, кого мы почитаем как Атмана?.. Он — Брахман…» (Айтарея,
III.3). Но полного тождества между ними все-таки не наблюдается.
Если Брахман в первую очередь сознание объективное, внешнее,
космическое, то Атман скорее сознание индивидуальное, субъек-
тивное. Существует три уровня, на которых можно проследить
соотносительность этих субстанций, а именно 1)
чувственный
,
когда под Атманом понимается тело человека, то есть физическая
составляющая его Я, Брахман воплощается как космос, охватывая
собой все вещи в мире, кроме данного тела; 2)
рациональный
, когда
Атман отождествляется с самосознанием человека, с его мыслен-
ным Я, Брахман тоже становится разумом, только космическим;
3)
интуитивный
, когда Атман определяется как глубочайшая
сущность мира, скрытая и от чувственного, и от рационально-
логического познания, всякая противоположность между ним
и Брахманом ликвидируется, и они сливаются друг с другом,
становясь неразличимыми.
38
Упанишады предлагают человеку не просто гносеологическую,
но и, шире, практическую программу, выдвигая высшую цель жиз-
ни, которой каждый (если хочет достичь состояния блаженства,
«ананда»), должен подчинить свои поступки, мысли, желания. Эта
цель — достичь понимания, что «Я есмь Брахман» (Брихадараньяка,
I. 4). В других местах говорится о тождестве Я и Атмана, но и в том,
и в другом случае оказывается, что высшее знание одновременно
есть и высшее, божественное состояние человека: «Кто знает:
“Я есмь Брахман”, тот становится всем. И даже боги не могут ему
помешать в этом, ибо он становится их атманом. Кто же почитает
другое божество и говорит: “Оно — одно, а я — другое”, тот не об-
ладает знанием» (Там же).
Слияние с Атманом-Брахманом или, иначе, познание Атмана
(и Брахмана) в себе возможно при жизни. Оно освобождает по-
знавшего от сансары, а после смерти позволяет оказаться в «мире
Брахмана» — брахмалоке. Но это трудный путь, который по плечу
не всякому желающему. «Брихадараньяка» говорит о необходимо-
сти отречься от семьи, от сыновей, от богатства, от миров, даже от
учености (III.5). В «Чхандогье» проповедуются подвижничество,
подаяние, честность, ненасилие, правдивость (III.17). Идеальный
брахман должен освободить себя от всех привязанностей, от корысти
и печали, от зависти и надежды, непрерывно пребывать в состоянии
покоя и в мыслях своих не помнить своего Я. Это и есть «путь богов»,
которым идут немногие избранные, в то время как подавляющее
большинство продолжает идти «путем предков», путем обычаев
и традиций, подчиняясь закону кармы и оставаясь вечно в сансаре —
мире страдания, из которого не освобождает даже смерть
5
.
Упанишады интересны еще и тем, что в них впервые встречают-
ся попытки поставить под сомнение правомерность и состоятель-
ность кастовой системы. В качестве учителей здесь часто выступают
не брахманы, как того требовала ортодоксальная традиция, а кша-
трии. На первый план выдвигается не происхождение человека,
5
«Как сезамовое масло в зернах сезама, масло — в сливках, вода — в русле реки
и огонь — в кусках дерева, так постигает в самом себе Атмана тот, кто взирает на него
в правде и подвижничестве (Шветашватара-Упанишада. I.15). Но награда за этот под-
виг стоит затраченных усилий: «Этот бог, созидатель всего, великий Атман, постоянно
пребывающий в сердце людей, постигнут сердцем, мыслью, разумом. Те, кто знает его,
становятся бессмертными» (Там же, IV.17).
39
а его соответствие принятым на себя обязанностям. Если некто
обладает необходимыми знаниями и моральными качествами, не-
обходимыми для того, чтобы играть роль «учителя жизни», то он
имеет право на это, даже не будучи брахманом. Напротив, высоко-
мерие брахманов, претендующих на место наставников лишь в силу
установленной в Ведах традиции, резко порицается.
Стремление вырваться за рамки кастовой системы заметно
в Упанишадах и в тех местах, где заходит речь о неприкасаемых —
изгоях индийского общества, всякое общение с которыми строго
воспрещалось членам любой касты. Даже неприкасаемый, утверж-
дается здесь, может обладать истинным религиозным знанием,
и в этом случае он становится выше брахмана, не способного ни
на что, кроме чтения Вед. Для мудрого, независимо от его ка-
стовой принадлежности, нарушение кастового закона не опасно.
Если знающий учение Упанишад «предлагает остаток пищи даже
неприкасаемому, то он совершает [этим] подношение Атману»
(Чхандогья, V.24).
Достарыңызбен бөлісу: |