I. Обязательства поведения и обяза-
тельства результата
Часто используемой, но в то же время
весьма сложной и противоречивой, является
классификация, предложенная Специальным
Докладчиком
Комиссии
международного
права ООН Роберто Аго в Шестом отчете об
ответственности государств. Суть данной
классификации сводится к тому, что необходимо
различать обязательства, требующие от
государства держаться определенной линии
поведения, будь то действие или воздержание
от действия, - «обязательства поведения», и
обязательства, возлагающие на государство
обязанность достичь конкретный результат, но
оставляющие государству право самостоятельно
выбирать способы и средства, с помощью
которых этот результат будет достигнут, -
«обязательства результата» [1]. Дж. Кроуфорд
отмечает, что различие между обязательствами
поведения и обязательствами результата берет
начало во внутригосударственном праве, в
частности в правовых системах континентальной
(романо-германской) правовой семьи [2, с. 375].
Р. Аго предложил включить в Проект статей
об ответственности государств за международно-
противоправные деяния (далее - Проект) статьи,
посвященные нарушению международных
обязательств поведения и международных
обязательств результата. В соответствии со
статьей 20 Проекта нарушение обязательства
поведения существует уже в тот момент, когда
государство выбирает иной курс поведения, чем
тот, что требует от него обязательство [1]. В то
же время данная статья относится не ко всем
205
обязательствам поведения, а только лишь к тем,
которые требуют придерживаться конкретного
поведения, не оставляя государствам права
принимать меры по своему усмотрению [2, с.
376]. В свою очередь нарушение обязательства
результата согласно статье 21 возникает лишь в
случае, когда требуемый результат не достигнут
[1], хотя государствам предоставляется право
самостоятельно выбирать меры для достижения
данного результата [3, с. 855].
Следует отметить, что предложенная Р. Аго
концепция подверглась значительной критике,
а статьи так и не вошли в окончательный
Проект, одобренный резолюцией Генеральной
Ассамблеи ООН в 2001 году [2, с. 376],
во многом по причине их жесткости,
неподвижности и противоречивости [4, с. 377].
Применяя классификацию Р. Аго, иногда бывает
сложно определить, относятся ли конкретные
обязательства к обязательствам поведения или
результата. Примером этому могут служить
отдельные положения статьи IX Договора
о принципах деятельности государств по
исследованию и использованию космического
пространства, включая Луну и другие небесные
тела (далее - Договор по космосу), которые
звучат следующим образом: «<…> Государства-
участники Договора осуществляют изучение
и исследование космического пространства,
включая Луну и другие небесные тела,
таким образом, чтобы избегать их вредного
загрязнения,
а
также
неблагоприятных
изменений земной среды вследствие доставки
внеземного вещества, и с этой целью, в случае
необходимости, принимают соответствующие
меры <…>» [5, с.95]. В данном случае, применяя
концепцию Р. Аго, не совсем ясно к какому
типу относится указанное выше обязательство,
поскольку оно включает в себя характеристики
как первого (требование предпринять меры), так
и второго (наличие цели – избежать вредного
загрязнения космического пространства).
Принимая во внимание данное обстоя-
тельство, некоторые ученые попытались
усовершенствовать данную классификацию,
полагая, что она имеет практическое значение.
Так, П.-М. Дюпюи предложил вернуться к
истокам классической концепции в гражданском
праве континентальной правой семьи. По его
мнению, обязательства результата предполагают
гарантию достижения определенного результата,
в то время как обязательство поведения
следует рассматривать как обязательство
«максимального усилия» (best effort obligations),
то есть обязательство предпринять все, что
в его власти для достижения результата, но
без требования его достичь [4, с.378]. Такой
подход, на наш взгляд, несколько упрощает
концепцию Р. Аго и делает ее более гибкой.
Применяя концепцию классического понимания
обязательств поведения и обязательств результата,
рассмотренные выше положения Договора по
космосу содержат обязательство поведения:
государства-участники должны исследовать и
использовать космическое пространство таким
образом и предпринять необходимые меры для
того, чтобы избежать его вредного загрязнения,
в то же время не предполагая безусловную
гарантию того, что космическое пространство
избежит такого загрязнения.
Рассматривая международные обязательства
поведения и результата, нельзя не отметить их
характерные особенности, непосредственно
влияющие на их реализацию субъектами
международного права. В труде «Право
международной ответственности» под редакцией
Дж. Кроуфорда отмечается, что обязательства
поведения являются более гибкими и их легче
выполнять, нежели обязательства результата
[2, с. 375]. Следует отметить справедливость
данного замечания. Очевидно, что субъекту легче
следовать определенному курсу поведения, чем
быть обязанным достичь конкретный результат.
Вторым немаловажным аспектом, касаю-
щимся характеристики двух видов обязательств
является тот факт, что нарушение обязательства
результата доказать намного легче, нежели
нарушение обязательства поведения. В первом
случае потерпевшее государство должно лишь
доказать тот факт, что результат, достижение
которого требует обязательство, не был достигнут
государством, на которое оно было возложено,
то есть, как отмечает Р. Вольфрум, «сравнить
предполагаемый результат с фактической
ситуацией в момент, когда результат должен
был быть достигнут или событие произошло»
[6, с. 371]. Так, обязательства результата
содержатся в первом абзаце статьи IV Договора
по космосу, согласно которому государства-
участники обязуются: 1) «не выводить на орбиту
Земли любые объекты с ядерным оружием или
любыми другими видами оружия массового
уничтожения», 2) «не устанавливать такое оружие
на небесных телах», 3) «не размещать такое
оружие в космическом пространстве каким-либо
иным образом» [5, с. 93]. Все эти обязательства
по своему характеру являются негативными, то
есть обязательствами воздержания от действия.
Трибуна молодого ученого
№ 3 (35) 2014 ж. Қазақстан Республикасы Заңнама институтының жаршысы
206
Как отмечает Дж. Кроуфорд, все негативные
обязательства «принадлежат к категории
обязательств результата» [2, с. 378].
В случае же нарушения обязательства
поведения потерпевшее государство должно
доказать: во-первых, наличие ущерба; во-вторых,
отсутствие или недостаток старания со стороны
государства по исполнению возложенного
на него обязательства; в-третьих, причинно-
следственную связь между двумя этими
элементами [2, с. 377]. Так, например, пункт 2
статьи 5 Соглашения о спасании космонавтов,
возвращении космонавтов и возвращении
объектов, запущенных в космическое прост-
ранство (далее – Соглашение о спасании)
содержит обязательство Договаривающейся
Стороны, «которая осуществляет юрисдикцию
над территорией, на которой обнаружен
космический объект или его составные части, по
просьбе властей, осуществивших запуск», при-
нимать такие меры, которые «она сочтет прак-
тически осуществимыми для спасания этого
объекта или его составных частей» [7, с. 100].
Анализ данной статьи позволяет прийти к выводу,
что данное обязательство относится к категории
best effort obligations, то есть обязательств
поведения, поскольку на договаривающейся
стороне лежит обязанность лишь предпринять
меры по спасанию космического объекта, но не
обязанность спасти его во что бы то ни стало.
Мнения о том, что данное положение не требует
от договаривающегося государства «выйти за
пределы его возможностей», придерживаются
многие ученые в области международного права
[8, с. 52].
II. Двусторонние обязательства и обяза-
тельства erga omnes
Еще одним весьма важным с точки зрения
правоприменения и отношений международно-
правовой ответственности является деление
международных обязательств на обязательства,
порождающие
двусторонние
отношения,
и
обязательства
перед
международным
сообществом в целом (или обязательства erga
omnes).
Для понимания различия между этими
двумя видами международных обязательств
необходимо обратиться к решению Между-
народного Суда ООН по делу о компании
«Барселона Трэкшн» (Бельгия против Испании).
В данном решении Международный Суд
отметил, что «существенное различие должно
быть проведено между обязательствами
государств перед международным сообществом
в целом и теми, что возникают в отношении
другого государства в сфере дипломатической
защиты». Применительно к первому виду Суд
применил термин обязательства ergaomnes.
Суд также определил, что обязательства перед
международным сообществом в целом по своей
природе затрагивают все государства, которые
должны рассматриваться «как имеющие правовой
интерес в их защите» [9]. Таким образом, в
основе данной классификации лежит правовой
интерес в защите права и противопоставленного
ему обязательства, вернее то, кому принадлежит
такой интерес – конкретному государству или
же международному сообществу в целом и
каждому его члену. В первом случае речь идет
о так называемых двусторонних обязательствах,
во втором – об обязательствах erga omnes.
Как отмечает Л.А. Сицилианос, значительное
количество
международных
обязательств
создает «строго двусторонние отношения»
и соответственно большинство отношений
международно-правовой ответственности яв-
ляются также двусторонними. Ученый также
определяет, что источниками двусторонних
отношений могут быть «двусторонний обычай»,
двусторонний договор, а также «одностороннее
обещание, адресованное одному государству»
[10, с. 1133]. В качестве примеров можно привести
множество соглашений Республики Казахстан
(далее - РК), заключенных в сфере космической
деятельности. Среди них Договор аренды
комплекса «Байконур» между Правительством
РК и Правительством Российской Федерации
(далее - РФ) от 10 декабря 1994 года,
Соглашение между Правительством РК и
Правительством РФ о создании на космодроме
«Байконур» космического ракетного комплекса
«Байтерек» от 22 декабря 2004 года и многие
другие. Также двусторонние обязательства
могут также создаваться многосторонними
конвенциями, участниками которых является
три и более государств [11, с. 116]. Примером
многостороннего договора, порождающего
двусторонние обязательства в сфере космической
деятельности, является Соглашение о спасании.
Так, многие нормы данного Соглашения создают
обязательства
между
договаривающейся
стороной, на территории которой совершил
посадку космический объект, и «властями,
осуществившими
запуск»,
например,
обязательство возвратить экипаж космического
корабля, принять меры для спасения
космического объекта и его составных частей,
а также возвратить космический объект и его
207
составные части [7, с. 100].
Переходя к рассмотрению обязательств erga
omnes, нельзя не отменить их характерные
особенности. Цитируя М. Рагацци, И.И.
Лукашук отмечает два характерных признака
международных обязательств erga omnes:
универсальность (обязательность для всех
государств международного сообщества без
исключения) и солидарность (наличие правового
интереса в защите данных обязательств у
каждого государства) [12, с. 146]. Принимая
во внимание первый признак, следует сделать
вывод о том, что источником обязательств
erga omnes является международный обычай,
также характеризующийся универсальностью,
общностью. Второй же признак, по нашему
мнению,
является
квалифицирующим,
отличающим обязательства erga omnes от обыч-
ных обязательств, создающих двусторонние
отношения.
По нашему мнению, не вызывает сомнения
тот факт, что некоторые обязательства в сфере
космической деятельности имеют характер
обязательств в отношении международного
сообщества в целом, принимая во внимание
«общую заинтересованность всего человечества
в прогрессе исследования и использования
космического пространства в мирных целях».
Так, еще М. Ляхс отмечал, что некоторые
обязательства в сфере космической деятельности
имеют
«общий
характер»,
являются
обязательствами ergaomnes [13, c. 105]. Р. Джакху
также считает, что «глобальный общественный
интерес в космическом пространстве налагает
международные обязательства erga omnes»,
соблюдение которых обеспечивается всеми
государствами. В качестве примеров таких
обязательств ученый приводит обязательство
сотрудничать в сфере исследования и
использования космического пространства,
обязательство по предотвращению вредного
загрязнения
космического
пространства,
включая Луну и другие небесные тела,
обязательство не выводить на орбиту Земли
любые объекты с ядерным оружием или любыми
другими видами оружия массового уничтожения
и некоторые другие [14]. Р. Абейратне в своей
книге «Space Security Law» идет дальше,
отмечая, что положение, содержащееся в первом
абзаце статьи I Договора по космосу, не только
создает обязательство erga omnes, но и является
императивной нормой общего международного
права jus cogens [15, c. 88].
Важно отметить, что концепция деления
международных обязательств на двусторонние
и
обязательства
перед
международным
сообществом в целом нашла свое отражение
в Статьях об ответственности государств
за международно-противоправные деяния,
являющихся приложением к резолюции
Генеральной Ассамблеи ООН 56/589 от 12
декабря 2001 года, в частности в статьях,
посвященных призванию к ответственности.
Статьи об ответственности различают ситуации
призвания к ответственности потерпевшим
государством и государством, иным, чем
потерпевшее. Так, согласно пункту b статьи 48
любое государство, иное, чем потерпевшее,
может призвать к ответственности другое
государство, «если нарушенное обязательство
является обязательством в отношении между-
народного сообщества в целом» [16].
III. Самоисполнимые и несамоисполни-
мые обязательства
Одной из наиболее важных задач в решении
вопроса о порядке соблюдения международных
обязательств в сфере космической деятельности,
в особенности о порядке их реализации в
национальной правовой системе, является
отнесение международных обязательств к
самоисполнимым (self-executing) и несамо-
исполнимым (non-self-executing).
Термин
«самоисполнимость»
зачастую
применяется по отношению к международным
договорам, хотя нам представляется это не
совсем верным. Как отмечает А.И. Сырец,
один и тот же договор может содержать как
самоисполнимые, так и несамоисполнимые
нормы [17, с.122], поэтому правильнее
будет говорить о самоисполнимых нормах и
обязательствах.
Самоисполнимость международной нормы,
содержащей конкретное обязательство, опре-
деляется, в первую очередь, возможностью
его непосредственного применения как
на международном уровне, так и во
внутригосударственном
правопорядке,
а
также способностью регулировать отношения
субъектов национального права. У. Бернам
отмечает, что международный договор не
обладает самостоятельной исполнительной
силой, если для реализации его положений
необходимо принять внутригосударственный
закон в соответствии с конституционными
процедурами [18, с. 1052]. Так, положения
Договора по космосу, создающие такие
обязательства, как, например, запрет присвоения
космического пространства, не требуют
Трибуна молодого ученого
№ 3 (35) 2014 ж. Қазақстан Республикасы Заңнама институтының жаршысы
208
каких-либо дополнительных законодательных
мер и потому являются самоисполнимыми
[19, c. 77]. В свою очередь, реализация
обязательств, содержащиеся в статье VI того
же Договора по космосу, согласно которой
космическая деятельность неправительственных
юридических лиц «должна проводиться с
разрешения и под постоянным наблюдением
соответствующего государства-участника Дого-
вора» [5, с. 94], однозначно невозможна без
принятия соответствующих законодательных
мер, что делает их несамоисполнимыми.
Как отмечает И.И. Лукашук, международное
право не решает вопрос о непосредственном
применении договора на территории государства,
а устанавливает обязанность государства
обеспечить его применении на всей территории [20,
с.47]. Таким образом, отнесение международных
обязательств к категории самоисполнимых
или несамоисполнимых в первую очередь
зависит от конкретной национальной правовой
системы, определяющей место обязательств в
этой системе и внутригосударственный порядок
их реализации. Так, Конституция Республики
Казахстан в пункте 3 статьи 4 определяет, что
ратифицированные международные договоры
«имеют приоритет перед ее законами и
применяются непосредственно, кроме случаев,
когда из международного договора следует, что
для его применения требуется издание закона»
[21]. Таким образом, Конституция признает
возможность наличия у международного
договора самостоятельной исполнительной
силы.
Несмотря на тот факт, что определение
порядка исполнения международных норм во
внутригосударственном правопорядке является
прерогативой конкретного государства, тем
не менее, положения договора также могут
играть немаловажную роль в установлении
необходимости
принятия
национального
законодательного акта. Как отмечает Б.И. Осми-
нин, решение вопроса о самоисполнимости или
несамоисполнимости международных норм
определяется тем, «требуют ли условия дого-
вора от государства каких-либо дополнительных
мер законодательного или административного
характера для реализации международных
договорных обязательств». Ученый также пишет
о том, что международные договоры, определенно
предусматривающие «необходимость принятия
имплементационного законодательства», не
являются самоисполнимыми [22, с. 264]. Так,
некоторые договоры содержат положения,
предписывающие обеспечить их выполнение
изданием внутригосударственного акта или
принятием определенных административных
мер. В качестве примера следует привести пункт
1 статьи II Конвенции о регистрации объектов,
запускаемых в космическое пространство,
согласно которому государство, запускающее
космический объект, «регистрирует его путем
записи в соответствующий регистр, который им
ведется», а также «информирует Генерального
Секретаря ООН об учреждении такого
регистра». Пункт 3 той же статьи содержит
положение, согласно которому «содержание
каждого регистра и условия его ведения
определяются соответствующим государством
регистрации» [23, с. 113]. Очевидно, что
указанные выше положения требуют принятия
внутригосударственного акта, учреждающего
национальный регистр и определяющего
условия его содержания и ведения. Таким
образом, указанные обязательства не являются
самоисполнимыми.
Республика
Казахстан
вербальной нотой от 20 февраля 2012 года
также уведомила Генерального Секретаря об
учреждении такого регистра еще в 2006 году [8, с.
267]. Важно отметить, что правовой основой для
ведения данного регистра является постановле-
ние Правительства Республики Казахстан от 29
мая 2007 года №438 «Вопросы Национального
космического агентства Республики Казахстан»,
Закона Республики Казахстан от 6 января 2012
года № 528-IV «О космической деятельности», а
также постановление Правительства Республики
Казахстан от 27 августа 2012 года №1090
«Об утверждении Правил государственной
регистрации космических объектов и прав на
них и формы регистра космических объектов».
Таким образом, решение вопроса о том,
являются ли те или иные международные
обязательства, в том числе и в сфере
космической деятельности, самоисполнимыми
или несамоисполнимыми, зависит от признания
конкретной национальной правовой системой
возможности непосредственного применения
положений договора, уровня законодательства
данного государства, а также от содержания
конкретного международного обязательства.
Заключение
Проведенное исследование позволяет сделать
некоторые выводы относительно классификации
международных обязательств, в том числе и тех,
которые возлагаются на государства в сфере
исследования и использования космического
пространства. Республика Казахстан как член
|