К теории межэтнического синтеза

14

дить  профессиональными  ориентациями  и  тематическими 

мотивациями  студентов  и  аспирантов  кафедры  этнографии 

исторического  факультета  МГУ,  для  которых  в  1960–1970-е 

годы, пожалуй, не было более привлекательной и заманчивой 

темы, чем проблемы этногенеза. Вслед за охлаждением инте-

ресов к проблематике этногенеза в 1990–2000-е годы, вызван-

ным  концептуально-методологическим  и  инструментальным 

переоснащением науки о народах, в том числе в связи с пере-

именованием этнографии в этнологию и культурную (социаль-

ную) антропологию, сегодня на рубеже первого и второго де-

сятилетия нового тысячелетия вновь наблюдается повышенное 

внимание к этногенезу. В наиболее очевидной форме это вни-

мание, в частности, проявляется при создании более чем двух 

десятков томов в рамках инициированной Институтом этноло-

гии и антропологии РАН серии «Народы и культуры».

Чрезвычайно интересным и перспективным представляется 

«вмещение» всей истории человечества или этнических исто-

рий в пределах отдельных регионов в одно единственное сло-

во, например, в слово «движение» или «постижение». Именно 

так поступили А.В. Головнев и А. Тойнби, назвав свои произ-

ведения соответственно «Антропология движения» и «Пости-

жение истории» [Головнев, 2009; Тойнби, 1991]. 

Следуя  этой  практике,  весьма  заманчивой  представляется 

идея  определения  сути  этнических  историй  ёмким  и  полно-

звучным  словом  –  «синтез».  При  этом  не  трудно  из  океана 

мировой  истории  почерпнуть  великое  множество  примеров. 

Ограничимся, однако, несколькими примерами из истории на-

родов  евразийского  пространства.  Локомотивом  и  движущей 

силой этнических историй в течение многих веков в странах 

Средней и Центральной Азии служил межэтнический синтез. 

Долговременные и интенсивные взаимодействия между пред-

ставителями  различных  этнических  образований  в  пределах 

Средней Азии на протяжении почти полутора тысячелетий, как 

отмечала Л.А. Чвырь, «не могли не привести к синтезу тюрко-

иранского культурного пласта, который хотя и издается давно, 

15

но осмысление все еще недостаточно. Следствие этого истори-

ческого феномена и является устойчивое и глубокое культур-

ное сходство оседлых групп ирано- и тюркоязычного населе-

ния (сартов, чагатаев, кашгарлыков и пр.)» [Чвырь, 2001: 438].

Итоги  межэтнического  синтеза,  имевшего  место  в  про-

шлом, порой явственно проявляются в более поздних этниче-

ских компонентах, составляющих тот или иной современный 

народ. Так, например, один из основоположников автохтонной 

теории происхождения казахов Я. Гавердовский был уверен в 

том, что народы, составляющие ныне орду Киргизскую, входи-

ли в степь разными путями из многих орд…

Таковы, в частности, тюрко-согдийские отношения, межэт-

нический синтез которых закладывался в ходе тюрко-иранских 

этнических смешений. Возникающие в результате этого син-

теза  новые  этнические  общности  совмещали  в  себе  в  преде-

лах Центральной Азии оседлый иранский и кочевой тюркский 

элементы.  Этот  синтез  подобно  другим  типологически  сход-

ным процессам дает возможность проследить этнокультурную 

преемственность между древними адстратными племенами и 

более поздними субстратными этническими группами, оказав-

шимися в итоге в составе казахского народа.

Иногда итогом межэтнического синтеза становится переход 

идентификационных характеристик народа из одного в другое 

состояние. Еще в XIV в. эта коллизия была известна арабско-

му  историку  Ал-Омари,  автору  книги  «Пути  взоров  по  госу-

дарствам  разных  стран».  Характеризуя  этнические  истории 

народов, входящих в состав Золотой орды, он, в частности, ак-

центировал внимание на процессах тюркизации монгольских 

завоевателей. «В древности это государство, – писал Ал-Омари 

об этнической судьбе Золотой Орды, – было страною Кипча-

ков,  но  когда  им  завладели  татары,  то  кипчаки  сделались  их 

подданными. Потом татары смешались и породнились с кип-

чаками, и земля одержала верх над природными и расовыми 

качествами татар, и все они стали точно кипчаками, как будто 

они одного с ними рода [Тизенгаузен, 1884: 235].

16

Наличие в составе уйгурского народа субэтнических групп 

кашгарцев,  хотанцев,  комульцев,  акеуйцев,  яркендцев  и  дру-

гих,  восходящих  своими  этногенетическими  корнями  к  тем 

или иным этнотерриториальным группам оседлого населения, 

а также лобнорцев, долонов и абдалов, имеющих прямые этно-

культурные параллели с тюркскими и монгольскими кочевни-

ками, служит свидетельством и итогом межэтнических связей 

в этнической истории уйгурского народа.

Согласно современным новейшим теориям происхождения 

уйгуров, их этническая история происходила на основе посто-

янного  смешивания  различных  этнических  групп  преимуще-

ственно кочевого тюркского происхождения и оседлого земле-

дельческого автохтонного тохарско-иранского населения.

Специфические особенности в этнокультурном облике и эт-

ноязыковой ситуации многих народов XI в. зафиксированы в 

«Собрании тюркских наречий», составленном Махмудом Ал-

Кашгари.

В этнических историях народов важную роль играет исто-

рия этнонима, хотя сам по себе этноним, взятый в отрыве от 

этнокультурной и этнополитической ситуации, не может слу-

жить твердым аргументом в подтверждение той или иной те-

ории происхождения народа. Так, например, в XVI в. в состав 

каждого из трех этнополитических объединений, имеющихся 

в составе мантыгов, входили одни и те же племена кипчаков, 

найманов, кереитов, аргынов, канглы, кытай, уйгуров, мангы-

тов, уйсуней и некоторых других.

Показательно в этом отношении соотношение этнонима и 

этнической  идентичности  болгар  Балканского  полуострова. 

Изначально язык южных славян, переселившихся в середине I 

тыс. н.э. в пределы Северо-Восточной части Балканского полу-

острова, вытеснил романо-фракийскую речь. Затем в течение 

двух столетий на язык местного населения оказывал влияние 

язык тюркоязычных булгар, явившихся на Балканы из южно-

русских степей. Опираясь на остатки «булгарского» наследия, 

некоторые исследователи сочли возможным в современных га-

17

гаузах увидеть потомков булгар. Немаловажную роль сыграли 

османское  завоевание  и  элементы  культуры  других  народов. 

«Таким образом, – резюмировал итоги межэтнических смеше-

ний в судьбе современных болгар С.А. Арутюнов, – нынешние 

болгары  –  это  славянский  народ  по  основному  языковому  и 

культурному  достоянию,  но  с  хорошо  прослеживаемым  фра-

кийским субстратом (подслоем), очень тонким булгаро-тюрк-

ским  суперстратом  (наслоением)  и  существенным  турецким 

адстратом  (включением),  не  говоря  уже  о  греческих  и  иных 

вкраплениях,  которые  также  имели  место  в  его  этногенезе» 

[Арутюнов, 2012: 166]. 

Последствия межэтнического синтеза, как считает С. Кази-

ев, прослеживаются в недрах ядра этнического самосознания 

казахов,  составленного  из  следующих  элементов:  1)  хозяй-

ственно-культурного уклада жизни дештских (степных) кочев-

ников, отличающего их от сартов – среднеазиатских торговцев 

и земледельцев; 2) исторической памяти, сохранявшей преда-

ния о героических веках в составе кочевой империи Чингиз-ха-

на; 3) религиозно-культурного порядка, базирующегося на вос-

приятии и утверждении в среде исламской культуры; 4) отказа 

кочевых племен от любой формы государственного контроля.

Основы  синтетического  понимания  этнической  истории 

были заложены выдающимся историком и общественным де-

ятелем России Николаем Михайловичем Карамзиным. В трак-

тате  «О  древней  и  новой  России  в  ее  политическом  и  граж-

данском отношениях», написанном в 1811 г. по заказу великой 

княгини Екатерины Павловны, но изданном полностью более 

чем через 100 лет, в 1914 г., Н.М. Карамзин сформировал кон-

цепцию этнической истории как череду смешений этнически 

неоднородных  явлений,  как  селекцию  лучших  достижений 

цивилизации для укрепления Российской государственности и 

нравственного достоинства русского и других народов.

«Россия, – писал Н.М.Карамзин, – основалась победами и 

единоначалием, гибла от разновластия, а спасалась мудрым са-

модержавием. Во глубине Севера, возвысив главу свою между 

18

азиатскими  и  европейскими  царствами,  она  представляла  в 

своем гражданском образе черты сих обеих частей мира: смесь 

древних восточных нравов, принесенных славянами в Европу 

и подновленных, так сказать, нашею долговременную связью с 

моголами, византийских, заимствованных россиянами вместе 

с христианскою верою, и некоторых германских им варягами. 

Сии  последния  черты,  свойственные  народу  мужественному, 

вольному, еще были заняты в обыкновении судебных поедин-

ков, в утехах рыцарских и в духе местничества, основанного 

на родовом славолюбии. Заключение женского пола в строгое 

холопство оставалось признаком древних азиатских обычаев. 

Двор царский уподобляется византийскому. Иоанн III, зять од-

ного из Палеологов, хотел как бы восстановить у нас Грецию 

соблюдением всех обрядов ее церковных и придворных: окру-

жив себя римскими ордами и принимал иноземных послов в 

Золотой палате, которая напоминала Юстинианову. Такая смесь 

в нравах, казалась нам природною, и россияне любили оную, 

как свою народную собственность» [Карамзин, 2006: 994].

Н.М.  Карамзин  убедительнее,  чем  другие  классики  отече-

ственной  исторической  науки,  оценил  важное  значение  идеи 

Ивана Калиты посылать дань в недра самой орды, вместо того, 

чтобы терпеть насилие ордынских чиновников в русских горо-

дах и селениях. Претворение этой идеи позволило населению 

русских земель свободно вздохнуть от свирепых наездов ор-

дынских чиновников и баскаков.

Вторым стратегически дальновидным замыслом Ивана Ка-

литы было преодоление остатков феодальной раздробленности 

путем присоединения частных удельных княжеств к великому 

московскому княжеству. Не случайно его называли «собирате-

лем земли русской» [Там же, 2006: 992].

Важную роль в этнической истории народов играли не толь-

ко культурные заимствования, восприятие и адаптация чужих 

нравов и обычаев, но и сопротивление навязываемым ценно-

стям. Такова, в частности, в русской этнической истории была 

попытка насаждения католичества в начале XVIII в. По словам 

19

Н.М. Карамзина, несмотря на первоначальное увлечение части 

русского населения идеями, увещеваниями Лжедимитрия, на-

род скоро разочаровался в нем и избавился от него. «Дмитрий, 

– как отмечал Н.М. Карамзин, – явно презирал русские обычаи 

и веру: пировал, когда народ постился, забавлял свою невесту 

пляскою  скоморохов  в  монастыре  Вознесенском,  хотел  уго-

щать бояр яствами, гнусными для их суеверия; окружал себя не 

только иноземною стражею, но и шайкой иезуитов; говорил о 

соединении церквей и хвалил латинскую. Россияне перестали 

уважать его, наконец, возненавидели и, согласясь, что истин-

ный сын Иоаннов не мог бы попирать ногами святыню своих 

предков [православие – М.Н.], возложили руку на самозванца» 

[Там же: 995].

Для  раскрытия  тайн,  залегающих  в  глубине  веков,  иссле-

дователи обратились наряду с языковыми данными к археоло-

гическому, антропологическому материалу, к многим данным 

материальной и духовной культуры.

На рубеже XIX–XX вв. концепцию межэтнического сме-

шения  в  той  или  иной  мере  поддерживали  Н.А.  Аристов, 

В.В.  Бартольд,  С.П.  Толстов.  Каждый  из  них  в  этнической 

истории народов Средней Азии и Казахстана усматривал про-

цессы  сложного  синтеза  тюркских  и  иранских  этнокультур. 

Этот синтез связан с явлениями этнокультурной и этноязыко-

вой интерференции.

Теория  межэтнического  синтеза  как  основы  происхожде-

ния тувинцев, высказанная В.В. Радловым в начале ХХ в., до 

сих  пор  занимает  приоритетное  положение  в  историографии 

тувинского народа. В самом сжатом виде суть этой теории со-

стоит в том, что тувинцы «представляют смешанную из кир-

гизов, самоедов и енисейских остяков народность». С незна-

чительными уточнениями эту теорию межэтнического синтеза 

поддержал Г.Е. Грумм-Гржимайло в 1926 г., а также Л.П. По-

пов, З.В. Анайбан и М.Х. Маный-оол; в статье, подготовлен-

ной специально для данного сборника в соответствии с темой 

«Этногенез:  воображаемые  пращуры  и  реальные  потомки», 

20

они указывают, что «этническое ядро тувинцев составили тюр-

коязычные племена, живущие в Туве и проникавшие на ее тер-

риторию со II в.н.э. по XII в.н.э.».

Сегодня, на заре XXI века, очередной и вместе с тем тради-

ционной задачей этнологии является обработка, систематиза-

ция и осмысление собранного материала, «сведение воедино» 

данных, собранных специалистами различных отраслей науки 

о тюрках и других народах в мире и о мире их повседневной 

жизни. Необходим, в частности, широкий этнологический ох-

ват всего тюркского мира не только с научной, но и с идеологи-

ческой и практической точки зрения. В наши дни чрезвычайно 

важным представляется понимание того, что не только эконо-

мика, но и культура, в том числе традиционная, имеет катали-

зирующее  значение  для  общественного  прогресса  [Культура 

имеет значение..., 2002].

В  современном  пантеоне  культов  прослеживается  яркий 

пример симбиоза следов языческих представлений, идущих от 

кочевой жизни (культов волка, коня, родника, предков) и следов 

язычества, коренящихся в жизни оседлого населения (культы 

земли, хлеба, петуха, фаллоса). Поэтому вполне естественно, 

что нужны обширная информационная эрудиция и значитель-

ные процедурные возможности, чтобы шаг за шагом, кирпичик 

к кирпичику увязывать этнографические материалы вообража-

емых или вероятных предков и потомков с данными фолькло-

ристики,  археологии  и  антропологии.  Эта  методологическая 

анучинская  триада,  получившая  широкое  распространение  в 

первой четверти XX в., сохранила свое значение и сегодня, на 

заре XXI в. Создание методологии и методики изучения этно-

генеза, этногенетической истории народов, бесспорно, счита-

ется гордостью российской этнологической науки. От этой по-

зиции нельзя самоустраняться.

Признание  актуальности  задач  по  изучению  этнических 

историй красной нитью проходит через многие книги, статьи 

и выступления выдающегося советского и российского этноло-

га С.А. Арутюнова. Приведу один пример из его сочинений в 

21

деле раскрытия им роли смещения и синтеза народов как маги-

стральной линии формирования ряда народов.

«Крупные нации, – пишет С.А. Арутюнов об истории совре-

менных европейских народов, – сложились лишь после консо-

лидации  мелких  средневековых  народностей,  существующих 

ныне  как  этнографические  подразделения  в  составе  францу-

зов,  испанцев,  итальянцев.  Кроме  того,  в  состав  итальянцев 

также  влилась  лангобардская  народность  (позднее  лангобар-

ды), а французов – бургундская, т.е. романизированные, но гер-

манские по происхождению народы… Не только германские, 

но и многие другие племена приняли участие в формировании 

нынешних французов, итальянцев и испанцев: вестготы, ван-

далы,  лангобарды,  бургунды,  норманны,  аланы,  баски,  евреи 

и арабы. В каждой из относившихся частей прежней Римской 

империи  шел  интенсивный  синтез,  “сплавление”  местных  и 

пришлых элементов» [Арутюнов, 2012: 165].

В начале XVIII в. дело европейско-азиатского симбиоза про-

должил великий Петр I. «Тайная канцелярия день и ночь ра-

ботала в Преображенском: пытки и казни служили средством 

нашего славного преображения государственного» [Карамзин, 

2006: 999].

Позитивно  оценивая  преобразования  и  инновации,  вводи-

мые Петром I, Н.М. Карамзин не одобрял его нововведения в 

сфере  повседневной  жизни  россиян.  С  сожалением  отмечал, 

что в ходе петровских перемен «многие гибли за одну честь 

русских кафтанов и бороды, ибо не хотели оставить их и дер-

зали порицать монарха. Сим бедным людям казалось, что он 

вместе с древними привычками отнимает у них самое Отече-

ство» [Там же].

В  постсоветский  период  позиции  отечественной  науки  в 

деле осмысления и анализа происхождения тюркских народов 

ослабли. Так, например, обширный свод данных об истории и 

культуре куман (половцев) в двух томах увидел свет в 2009 г. 

не в России, а в Болгарии. Ее подготовил болгарский историк 

Валерий Стоянов. Свод античных и византийских источников 

22

о  древних  и  средневековых  торках  «Великой  степи»  состав-

лен и издан в 2005 г. не в России, а проживающим в Казахстане 

А.Н. Гаркавцем. Серьезные труды по истории тюркских народов 

опубликованы в России, Болгарии, Румынии, Венгрии, Турции, 

США,  в  том  числе  на  основе  заново  переведенных  арабских, 

византийских и других источников. Однако внимание большин-

ства исследователей сосредоточено, как правило, на политиче-

ской (в ущерб этнической) истории тюркских народов. 

Совместно  с  учеными  Республики  Молдова,  Болгарии, 

Украины  подготовлены  и  изданы  две  крупные  монографии 

«Молдаване» и «Гагаузы». На основе семи российско-молдав-

ских  симпозиумов,  проведенных  в  2006–2010  гг.,  посвящен-

ных соционормативной культуре и отдельным вопросам этни-

ческих историй, издано 10 коллективных сборников. В 2010 г. 

увидела свет монография М.Н. Губогло «Воображаемая веро-

ятность. Новейшие размышления о происхождении гагаузов». 

В ней были изложены предварительные постулаты о новых ме-

тодах изучения этногенеза бывших тюркоязычных кочевников, 

сегодня ведущих оседлый образ жизни. 

Проштудировав в соответствии с программой проекта № 11-

01-00534а большинство существующих гипотез об этногенезе 

и основных этапах этнической истории уйгур, казахов, кирги-

зов и некоторых других тюркских народов, казахстанский уче-

ный С. Казиев обобщил свои наблюдения широкомасштабным 

выводом. По его мнению, «территория исторического Хорос-

сана, Хорезма, Западного и Восточного Туркестана с глубокой 

древности  представляла  своеобразный  “плавильный  котел”, 

переплавлявший  древние  и  средневековые  индоевропейские 

и  тюрко-монгольские  этнические  группы  в  общности  более 

высокого  таксонимического  порядка  –  современные  этнона-

ции. “Коструирование” новых народов на основе этнического 

синтеза оседло-земледельческого ираноязычного населения и 

тюрко-монгольских номадов облегчалось мощной диффузией 

культурных ценностей ирано-мусульманского мира в мир ко-

чевых групп восточного происхождения» [Казиев, рукопись].

23

Так, например, вследствие этногенеза и этнической истории 

уйгур в условиях постоянного наплыва и давления тюркских 

племен  на  индоевропейское  оседло-земледельческое  населе-

ние  с  непрерывно  продолжающимися  и  последующими  про-

цессами  взаимной  адаптации  и  аккультурации,  состав  уйгур, 

как и других народов региона, носит смешанный характер.

Библиография

Алексеев, 1983: Алексеев В.П. Этногенез. М., 1983.

Арутюнов, 2012: Арутюнов С.А. Силуэты этничности на цивилиза-

ционном фоне. Монография. М., 2012.

Ахиезер, 1997: Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. 1: 

От прошлого к будущему. Новосибирск, 1997.

Биллингтон, 2001: Биллингтон Дж.Х. Икона и топор. Опыт истолко-

вания русской культуры. М., 2001.

Головнев,  2009:  Головнев  А.В.  Антропология  движения  (Древности 

Северной Азии). Екатеринбург, 2009.

Карамзин,  2006:  Карамзин  Н.М.  История  государства  Российского. 

М., 2006.

Культура  имеет  значение...,  2002:  Культура  имеет  значение:  Каким 

образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под. 

ред. Л. Харрисона и С. Хантингтона. М., 2002.

Любавский, 1996: Любавский М.К. Обзор истории русской колониза-

ции с древнейших времен до ХХ века, М.: Изд-во МГУ, 1996.

Плетнева, 1958: Плетнева С.А. Печенеги, торки, и половцы в южно-

русских степях // МИА. 1958. № 62.

Плетнева,  1982:  Плетнева  С.А.  Кочевники  средневековья.  Поиски 

исторических закономерностей. М., 1982.

Плетнева, 1990: Плетнева С.А. Половцы. М., 1990

Русские / Отв. ред. В.А. Александров, И.В. Власова, Н.С. Полищук. 

М., 2005. Серия Народы и культуры.

Соловьев, 2006: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 

М., 2006.

Тизенгаузен, 1884: Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящих-

ся к истории Золотой Орды. Т. 1. СПб., 1884. 

Тихомиров, 1973: Тихомиров М.Н. Российское государство в XV–XVII 

вв. М., 1973.

Тишков, 2013: Тишков В.А. Российский народ. История и смысл на-

ционального самосознания, М., 2013.

Тойнби, 1991: Тойнби А.Дж. Постижение истории. М., 1991.

Токарев, 1949: Токарев С.А. К постановке проблем этногенеза // СЭ. 

1949. № 3.

Токарев, Чебоксаров, 1951: Токарев С.А., Чебоксаров Н.Н. Методоло-

гия этногенетических исследований на материалах этнографии // 

СЭ. 1951. № 4.

Чвырь, 2001: Чвырь Л.А. Туркестанцы: уйгуры Синьцзяна и народы 

Средней Азии в этнокультурном отношении // Древние цивилиза-

ции Евразии. История и культура. М., 2001.

25

М.Н. Губогло

жүктеу/скачать 1,89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: