Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века

аристократы, привыкшие к французскому языку. В комедии Л. Толстого «Плоды просвещения»
Толстая барыня говорит: «Брат моего мужа — как это называется?.. не beau-frere, а по-
русски… не свекор, а еще как-то? Я никогда не могу запомнить этих русских названий…»
Барыня забыла (или не знала) слово «деверь». Через эту деталь Толстой показывает, что
высшее общество забывало свой родной язык.
Но не будем слишком строги к Толстой барыне: на страницах русской классики термины
свойства нередко смешиваются и, вероятно, не случайно — так было и в жизни. В списке
действующих лиц «Горя от ума» Хлестова названа свояченицей Фамусова, а обращается он к
ней словом «невестушка» (т.е. невестка). Да ведь невестка — жена брата, тогда как свояченица
— сестра жены! Не исключено, что здесь повлиял французский язык, где сестра жены и жена
брата обозначаются одним словом — belle-s ur, так же, как одним словом beau-frere
называются деверь и шурин.
Нередко смешиваются термины «невестка» и «золовка». Арина в «Утре помещика» Л. Толстого
называет золовками жен своих братьев, то есть невесток (глава XI), а уж ей ли, кажется,
деревенской старухе, не знать всех этих обозначений! Тут уж французский язык ни при чем. То
же — в комедии Островского «На бойком месте»: Аннушка обращается к Евгении Мироновне
словом «золовушка», хотя та ей не сестра мужа (которого у Аннушки и нет), а жена брата, то
есть невестка.
В романе «Новь» Тургенева губернатор называет Маркелова зятем Синягина, а он брат его
жены, то есть шурин. Замена термина «зять» на «шурин» встречается и у Куприна в
«Гранатном браслете». В его же романе «Юнкера» прямо говорится: «Александров провел
остаток лета вместе с мамой у своего шурина, мужа сестры Зины…»  Разумеется, не
шурина, а зятя.
Очень показательна правка Пушкина, чрезвычайно ценившего точность слова, его «Сказки о
мертвой царевне и семи богатырях». В черновике старший богатырь просит царевну: «Одному
женою будь, / Прочим ласковой золовкой. /Что ж качаешь ты головкой?» В чистовике это
место исправлено так: «…Одному женою будь, / Прочим ласковой сестрою. / Что ж качаешь
головою?» Пушкин вовремя заметил, что золовка — сестра мужа, а царевна стала бы женой
одного из братьев, то есть невесткой другим. Слово «сестра» в образном смысле «названая
сестра» (как выше в той же поэме употребляется «братец наш названый») показалось
предпочтительней.
Смешение терминов не имеет отношения к замене подлинного термина более близким, как это
мы только что видели у Пушкина — сестра вместо невестка. Иначе говоря, чтобы подчеркнуть
теплоту отношений, термин свойства заменяется соответствующим им термином родства.
Подхалюзин в комедии Островского «Свои люди — сочтемся!» лицемерно называет тестя
«тятенька», а тёщу «маменька». Учитель Кулыгин в «Трех сестрах» А.П. Чехова обращается к
сестре своей жены Ирине «дорогая сестра». Дед мужа Матрены Тимофеевны («Кому на Руси
жить хорошо» Некрасова) ласково называет неродную ему Матрену внученькой. Такое явление
можно наблюдать и в наши дни.
Чем, однако, объяснить встречающуюся даже у классиков путаницу в употреблении терминов
свойства? Трудно заподозрить таких знатоков русского быта, как Тургенев, Л. Толстой и
Островский, в незнании народного языка. Тут, несомненно, отражение живой языковой
практики: термины эти смешивались в различных диалектах, строгого разграничения,
например, понятий «невестка» и «золовка» не было, и писатели в своих произведениях
передавали то, что сами слышали из уст «народа-языкотворца».

жүктеу/скачать 1,47 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: