вываливаются в коридор, и тот встряхивается, меняя местами двери.
— Устал? — интересуется Минхо. Джисон подходит и утыкается носом ему в
плечо. На нагретую макушку ложится ладонь.
— Это самый здоровый дракон в моей жизни.
Они стоят так какое-то время, и Джисон позволяет себе забыть, что если они не
поторопятся, от супа ничего не останется. Он не голоден, но в доме Сынмин – к
вечеру могут быть уничтожены все съедобные остатки, поэтому торопиться
стоит сейчас.
Минхо целует в темечко.
— Пошли, может?
— Ага.
И не идут никуда, конечно.
В окно залетает стрекоза. Здоровая – размером с дракона. Такую бы поймать, в
банку, и Чонину на день рождения. Наверняка он впечатлился бы не меньше.
Может, даже задохнулся бы от восторга – не насмерть, а так, из огромной любви.
Но дракон – это тоже неплохо. Не стрекоза, конечно, но неплохо. Зато не
придётся тратить аэрозоль.
Иногда Джисону кажется, что он понимает, как себя временами чувствует Чонин
– маленьким и с лёгкими, набитыми пыльцой. Только у Чонина это смертельно
опасная слизь и сошедший с ума организм, решающий в какой-то момент сузить
просвет в бронхах до размера их общего будущего. А у Джисона – цветы какие-
то, не то тюльпаны, не то ромашки. Или одуванчики, может. Скоро зацветут
одуванчики.
Что-то барахлит. Не радио, кажется. Сердце. Работает с заеданиями – не
привыкло ещё, что нужно так много чувствовать.
От Минхо пахнет хлебом и горохом. И домом разумеется, сильнее всего.
А в доме пахнет хвоей, духами-мышами и драконами.
Достарыңызбен бөлісу: