уступить дорогу, и он отстал. Едва он снова поравнялся с «Карлом», как промчался
автокатафалк с развевающимися лентами венков, и он снова должен был отстать. Потом шоссе
очистилось.
Между тем водитель бюика утратил все свое высокомерие.
Раздраженно сжав губы, сидел
он, пригнувшись к рулю, его охватила гоночная лихорадка. Вдруг оказалось, что его честь
зависит от того, сумеет ли он оставить позади этого щенка. Мы же сидели на своих местах с
видом полнейшего равнодушия. Бюик просто не существовал для нас. Кестер спокойно глядел на
дорогу, я, скучая, уставился в пространство, а Ленц, хотя к этому времени он уже превратился в
сплошной комок напряженных нервов, достал газету и углубился в нее, словно для него сейчас
не было ничего важнее.
Несколько минут спустя Кестер подмигнул нам, «Карл»
незаметно убавлял скорость, и
бюик стал медленно перегонять. Мимо нас пронеслись его широкие сверкающие крылья,
глушитель с грохотом швырнул нам в лицо голубой дым. Постепенно бюик оторвался примерно
метров на двадцать. И тогда, как мы этого и ожидали, из окна показалось лицо водителя,
ухмыляющееся с видом явного торжества. Он считал, что уже победил.
Но он не ограничился этим. Он не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над
побежденными и махнул нам, приглашая догонять. Его жест
был подчеркнуто небрежен и
самоуверен.
– Отто, – призывно произнес Ленц.
Но это было излишним. В то же мгновение «Карл» рванулся вперед. Компрессор засвистел.
И махнувшая нам рука сразу же исчезла: «Карл» последовал приглашению – он догонял. Он
догонял неудержимо; нагнал, и тут-то впервые мы обратили внимание на чужую машину. С
невинно вопрошающими лицами смотрели мы на человека за рулем. Нас интересовало, почему
он махал нам. Но он, судорожно отвернувшись, смотрел в другую сторону, а «Карл» мчался
теперь на полном газу,
покрытый грязью, с
хлопающими крыльями, – победоносный навозный
жук.
– Отлично сделано, Отто, – сказал Ленц Кестеру. – Этому парню мы испортили к ужину
аппетит.
Ради таких гонок мы и не меняли кузов «Карла». Стоило ему появиться на дороге, и
кто-
нибудь уже пытался его обогнать. На иных автомобилистов он действовал, как подбитая ворона
на стаю голодных кошек. Он подзадоривал самые мирные семейные экипажи пускаться
наперегонки, и даже тучных бородачей охватывал неудержимый гоночный азарт, когда они
видели, как перед ними пляшет этот разболтанный остов. Кто мог подозревать, что за такой
смешной наружностью скрыто могучее сердце гоночного мотора!
Ленц
утверждал, что «Карл» воспитывает людей. Он, мол, прививает им уважение к
творческому началу, – ведь оно всегда прячется под неказистой оболочкой. Так говорил Ленц,
который себя самого называл последним романтиком.
Достарыңызбен бөлісу: