Фрагмент оригинала:
«Потом запела, хватая за душу, гудящая струна темир-комуза… Танабай
понял, что это жена играет для него «Песню старого охотника»… [150, 394],
По нашему мнению, переводчик обострил свое внимание на слове
«песня» и музыке, которую играла жена Танабая, и не посчитал нужным
перевести предшествующего песне рассказа, а перевел только песню.
Хотя в элегии отец горько и печально стонет о том, что своими
руками убил сына, но для таджикского читателя остается непонятной
причина такого поступка отца. Автор повести в прозаической части
поэмы рассказывает о причине убийства отцом своего сына Карагула.
Это произошло невольно, но в плаче отца об этом ничего не сказано. По
нашему мнению, сокращение столь важного и интересного фрагмента
немного
снизило
художественную
и
эмоциональную
красоту
произведения. Ниже приведем оригинал отрывка из этого рассказа, так
как рассказ по объему большой и мы не имеем возможности привести его
целиком:
91
Фрагмент оригинала:
«...Здесь я, отец!» – вдруг донесся до него голос откудо-то с высоты.
Глянул старик вверх и увидел сына своего, как вороненка на краю
обрыва, на высокой, неприступной скале. Стоит там спиной к миру,
обернуться не может. «Как же ты там очутился, несчастный сын мой?» –
перепугался отец. «Не спрашивай, отец, - отвечает тот. – Я здесь в
наказание свое. Завела меня сюда старая Серая Коза и прокляла
страшным проклятием. Я стою уж много дней, не вижу ни солнца, ни
неба, ни земли. И лица твоего не увижу, отец. Сжалься надо мной, отец.
Убей меня, облегчи мои страдания, прошу тебя. Убей и похорони
меня...» [150, 214].
По содержанию отрывка понятно, что он из той части рассказа, в
которой сын умоляет отца убить его и освободить от страшных мучений,
к которым приговорила его Серая Коза. Карагул не может сдвинуться с
места, он не видит ничего, и к тому моменту, как отец очутился в том
месте, он уже несколько дней пребывет в этих невыносимых мучениях и
страданиях. Отец сначала не может решиться на этот ужасный, жестокий
поступок, но в конце концов не может выдержать раздирающие душу
мучения сына и убивает его своими руками. Описание этой ужасной
трагедии не приведено в поэтическом тексте. Ниже приведем несколько
оригинальных бейтов и их перевод на таджиксий язык:
Текст оригинала:
«Убил я тебя, сын мой Карагул.
Один остался я на свете, сын мой
Карагул,
Судьба покарала меня, сын мой
Карагул.
Судьба наказала меня, сын мой
Карагул...» [150, 214].
Текст перевода:
«Худам туро куштам-ой, писарам
Ќарагул,
Ман бекасу кўям-ой, писарам
Ќарагул.
Дод аз дастаки марг-ой, писарам
Ќарагул,
Бедод аз фалак-ой, писарам
Ќарагул...» [166, 292].
92
Надо отметить, что элегия в оригинале состоит из 15 строк и 7
бейтов (двустиший), первая строка её повторяется в четырнадцатой
строке. Ф. Мухаммадиев в этот текст, введя добавочную строку, довел её
до 16 строк и 8 бейтов. Хотя в переводе Ф. Мухаммадиева также четыре
строки: 1, 2, 3 и 4 повторяются в другом сочетании, это не мешает
основному содержанию, мелодике и другим компонентам стиха. Перевод
Ф. Мухаммадиевым элегии выполнен художественно на высоком уровне
и весьма успешно. Важнее всего то, что, по нашему мнению, переводчик
смог вместить в своём переводе все художественные особенности
оригинала. Образец перевода Ф. Мухаммадиева ещё раз подтверждает
очень серьезное отношение писателя к переводческой работе. По
поэтическому переводу можно констатировать и немалый поэтический
талант у прозаика Ф. Мухаммадиева, что подтверждается сравнением
песни - плача старого охотника и перевода её на таджикский язык.
Сокращение прозаического текста рассказа, хотя и немного снизило
ценность перевода, но в основном, можно сказать, что поэтический
перевод привел Ф. Мухаммадиева к большому успеху.
По неизвестным причинам Ф. Мухаммадиев сократил очень
интересные места произведения, которые автор привел специально в
целях разъяснения и ясного показа внутреннего состояния героев. Это
мы наблюдаем в отрывке, в котором излагаются внутреннее и душевное
состояние Танабая. В этом отрывке Танабай вспоминает свое прошлое,
когда сводного брата Кулибая он объявил кулаком, что стало причиной
ссылки того в Сибирь, но, к сожалению, этот отрывок не был переведен,
был сокращен. Начало этого отрывка имеется как в оригинале повести,
так и в переводе на таджикский язык. Однако затем, после следуюшего
абзаца, пропущены пятнадцать сложных предложений и пять других
абзацев в таджикском переводе, хотя в них повествуется о весьма важных
событиях. В результате сокращений, произведенных переводчиком,
местами разорвана логическая связь между частями повести.
93
В переводе романа «Плаха» на таджикский язык И. Касымзаде в
тексте перевода также встречаются сокращения и лакуны. В изучаемом
романе приведены два бейта (двустишия) с пометкой Ч. Айтматова
«изречение какого-то восточного поэта» [152, 37] и таджикский
переводчик заменил их рубаятами знаменитого персидско - таджикского
поэта - классика Омара Хайяма. Для наглядности приведем оригинал
интересующего нас отрывка и следом рубаи, заменившие оригинальный
текст:
Текст оригинала:
«Ему припомнилось полузабытое
изречение какого-то восточного
поэта: «И среди тысячной толпы-
ты одинок, и, находясь с собой
наедине, – ты одинок» [152, 37].
Текст перевода:
«Як ќатраи об буд, бо дарё шуд,
Як зарраи хок, бо замин якто
шуд.
Омад-шуди ту андар ин дунё
чист?
Омад магасе падиду нопайдо
шуд» [175, 59].
Подстрочный перевод:
1
Одна капля воды была, уплыла в море,
Горсточка пыли смешалась с землей,
Что значит твой приход в этот мир?
Прилетела муха, была видна, но, улетев, невидимой стала
При сравнении обоих текстов стало ясно, что переводчик привел это
рубаи Омара Хайяма не к месту, потому что, по нашему мнению, в бейте,
приведенном Ч. Айтматовым, речь идет об одиночестве, а рубаи Омара
Хайяма имеет философский подтекст о незначительности человека в
этом мире, он - пылинка, он - капля в море, для мира будет незаметен и
1
Здесь и далее подстрочные переводы стихотворных отрывков принадлежат автору диссертатции
94
твой приход, и твой уход из него. Но если бы переводчик попытался
поискать в богатом поэтическом наследии наших классиков и даже
современников соответствующее по содержанию стихотворение, он
обязательно нашел бы. Так, у основоположника персидско-таджикской
классической поэзии Абуабдуллаха Рудаки мы нашли бейт, точно
соответствующий смыслу двустишия, приведенного Ч. Айтматовым.
Приведем и сравним русское двустишие из романа и двустишие Рудаки:
Двустишие из романа:
«И среди тысячной толпы-ты
одинок,
И, находясь с собой наедине, – ты
одинок» [152, 37].
Двустишие Рудаки:
«Бо сад њазор мардум танњої,
Бе сад њазор мардум танњої»
[183, 355].
Подстрочный перевод:
Со ста тясячами людей - ты одинок,
Без ста тысяч людей - ты одинок.
В канву сюжета романа Ч. Айтматов ввел ещё одно двустишие,
также заметив «того же восточного поэта». Вновь таджикский
переводчик заменяет двустишие Ч. Айтматова рубаи Омара Хайяма,
также не подходящим к ситуации, описанной в романе и не отвечающий
смыслу, который имел в виду писатель:
Текст оригинала:
«Теперь ему наконец открылась справедливость парадоксальных слов
все того же восточного поэта, над которым он прежде посмеивался, не
верил, что можно утверждать: «Пусть не полюбится тому, кто истинно
любить предрасположен...» Что за чушь!» [152, 38].
Текст перевода:
«Ва нињоят њамин лањза маънои суханони њикматомези шоири Шарќ
барояш рўшантар аён гардид, ки ќаблан ў ин афкорро писанду манзур
95
намекард, њатто механдид, мазоњ медошт ваќте ки чунин мисраъњоро
мехонд, ин чї њарза мегуфт:
Аз омадану рафтани мо суде ку?
В-аз тори умеди умри мо пуде ку?
Чандин сару пойи нозанинони љањон
Месўзаду хок мешавад, дуде ку?» [175, 60].
Подстрочный перевод:
От нашего прихода и ухода польза где?
И от основы надежд нашей жизни уток где?
Скольких голов и станов красавиц мира
Сгорают, превращаясь в пепел, дым от них где?
По нашему убеждению, это философское рубаи, темой которого
является размышление поэта о предназначении человека в этом мире и о
его смертности, совершенно не подходит к тексту Ч. Айтматова и не
передает смысл приведенной им строки.
А. Хамдам в своем предисловии по поводу использования
переводчиком рубаи Хайяма высказался так: «В начале романа имеются
намеки на «мудрые бейты». Там использовано рубаи великого Хайяма,
которое соответствует русскому оригиналу романа» [175, 6]. Однако, на
наш взгляд, не надо прилагать больших усилий, чтобы понять, что
приведенные рубаи не соответствуют ни содержанию стихов оригинала,
ни той мысли, которую имел в виду автор романа.
Вышеприведенные интерполяции текста оригинала в таджикском
переводе, конечно, недопустимы. Эти моменты искажают смысл и
содержание произведения, от них страдает также художественный
замысел автора.
96
2.1.3. Случаи неадекватного перевода
Сравнив оригиналы текстов и их переводы на таджикский язык, мы
пришли к выводу, что трудностей при переводе художественных
произведений Ч. Айтматова очень много. Хотя, по нашему мнению,
переводы Ф. Мухаммадиева можно считать одними из лучших, но все же
талантливый переводчик допустил некоторые ошибки. Возможно, одной
из причин допущения ошибок была необходимость срочного перевода
этих произведений на таджикский язык. Вспоминая свою работу над
переводом повести «Джамиля», Ф. Мухаммадиев говорит, что
осуществить перевод повести «Джамиля» попросил его Пулод Толис и
что он, во избежании опоздания от намеченного срока, перевел ее за
очень короткое время. Об этом сам Ф. Мухаммадиев пишет так: «Я был
удивлен. Толис никогда никого не торопил с работой, для авторов,
переводчиков он никогда не назначал маленький срок, приводящий
исполнителя к спешке… Придя домой, я сразу приступил к чтению. Я
начал читать и, пока не закончил чтение, не смог оставить книгу… В ту
же ночь я перевел несколько страниц повести. Утром, позвонив, спросил
у Толиса, если можно, то день-два, не выходя из дома никуда, продолжу
перевод… и «Джамиля» на таджикском языке через месяц была
опубликована в журнале и, прошло всего полгода, как она была издана
издательством в виде отдельной книги» [92, 11].
По нашему убеждению, для такого произведения, как повесть
«Джамиля» Ч. Айтматова, один месяц для перевода очень короткий
срок, возможно, это и послужило причиной допущенных ошибок.
Ошибки и недочеты Ф. Мухаммадиева в переводе повести заметил и
первый рецензент перевода С. Табаров и об этом высказал свое мнение:
«В то же время в переводе Ф. Мухаммадиева некоторые предложения,
обороты и слова переведены неправильно и ошибочно. Конечно, нельзя
было их допустить, их не должно было быть» [118, 317].
97
Конечно, критик полностью прав, в переведенном тексте
произведения встречаются моменты абстрактные, нереальные, которые
представляют трудности для понимания того, что хотел сказать автор.
Например, автор в одном месте произведения видит причину
«опустошенности и безлюдности аула» в том, что мужчины и молодежь
находятся на фронте. Переводчик не смог передать данную мысль
писателя на таджикском языке. Сравним оригинал и перевод:
Текст оригинала:
«Опустели наши дворы, точно
брошенное стойбище...» [148, 22].
Текст перевода:
«Хонањо шамол рўфта бурдагї
барин
чўп-чўп
?
шуда
мондаанд...» [156, 11].
В переводе Ф. Мухаммадиева выражение «чўп-чўп», на наш взгляд,
непонятно, не соответствует тому, что хотел выразить автор. Известно,
что таджикский язык очень богатый и сильный, им можно выразить
любую мысль и любое представление о чем-то.
Также
неправильно
переведен
смысл
нижеприведенного
предложения:
Текст оригинала:
«–Уйди! – грозно прохрипел
Данияр и двинулся вперед» [148,
52].
Текст перевода:
«–Дур шав! – бо овози гирифта
вањшаткунон ? гуфт Дониёр ва ба
пеш ќадам гузошт» [156, 37].
Русские слова «грозно» и «прохрипел» переводчик перевел как
«вањшаткунон» и «овози гирифта», что ни в коем случае не дает того
оттенка, который вложен автором в эту фразу. Перевод неудачен, по
нашему мнению. Возможно, если бы предложение было переведено так:
«–Дур шав! – бо ќањр (ё бо тањдид) ѓуррид Дониёр ва ба пеш ќадам
гузошт», оно было бы ближе к той мысли, которую имел в виду автор.
Также неудачен перевод нижеприведенной фразы:
98
Текст оригинала:
«–Садись, бери свои вожжи!»
[148, 69]
Текст перевода:
«–Савор шав, лаљоматро ба даст
бигир!» [156, 52]
Перевод
данной
фразы
нелогичен,
возможно,
переводчик
последовал за подстрочным переводом. Русское местоимение «свои»
означает принадлежность к кому-то или чему-то, используется и в
значении «обладания». В данном контексте, конечно, это вожжи лошади,
которой управлял тот, к кому обращался первый говорящий. Если бы
фраза «Бери свои вожжи» было переведено, как «лаљоми аспро ба даст
бигир», то значение, вложенное автором в неё, безупречно бы передалось
на таджикский язык. Мы объясняем эти недоразумения в переводе Ф.
Мухаммадиева той поспешностью, с которой был осуществлен перевод.
Также неправильно переведены фрагменты в повести «Прощай,
Гульсары!». Ф. Мухаммадиев испытал трудности при переводе
переносных или абстрактных понятий. Обратимся к примеру:
Текст оригинала:
«В газетах пишут о книжных
людях, как их там, интеллегенты»
[150, 180].
Текст перевода:
«Дар
рўзномањо
аз
хусуси
одамони
ќоѓазхўр,?
њоло
номашон чї буд, ња, аз хусуси
интеллигентњо
њар
чиз
менависанд» [166, 250]
На наш взгляд, перевод выражения «книжные люди» как «одамони
ќоѓазхўр» неверен. По нашему мнению, это выражение означает людей,
изучающих, пишущих, читающих книг, копающихся в книгах, но не
съедающих их. Уместнее было бы перевести «китобдўст» или
«китобхон», так стало бы понятнее.
Такие же недостатки встречаются и в тексте перевода данной
повести, особенно это касается явлений психологического характера.
99
Явнее всего мы наблюдаем эти моменты при переводе отношений
Гульсары со своим хозяином Танабаем. Повесть «Прощай, Гульсары!» -
это образец психологической прозы, описания внутреннего состояния
героев, их чувств и раздумий, будь то человек или конь. Гульсары - конь,
животное, не умеющее думать, но писатель, прибегая к приему
олицитворения, обрисовал образ коня так, будто он понимает и
чувствует внутренний мир своего хозяина. Эти качества коня в повести
переданы тонко, интересно и они вызывают у читателя большой
эмоциональный всплеск. К сожалению, не везде в переводе мы это
чувствуем:
Текст оригинала:
«Гульсары
чувствовала,
как
отлегала
тяжесть
с
сердца
хозяина, как теплел его голос, как
ласковей становились его руки»
[150, 112].
Текст перевода:
«Гулсарї чї тавр чоќ шудани
димоѓи хўљаин, нарм гардидани
овоз ва навозишкор шудани
дастони ўро пайхас мерафт» [166,
165].
В данной фразе слово «чувствовал» переведено понятием «пайхас
мерафт», что в русском языке означает «замечать, догадываться,
понимать» [104, 23; 55; 166]. Как видим, ни одно значение не передает
того, что хотел сказать Ч. Айтматов. Уверены, если бы Ф. Мухаммадиев
использовал слово «њис мекард» («чувствовал») [104, 76], то перевод был
бы близок к оригиналу и передал бы намерение автора, потому что Ч.
Айтматов в этом отрывке описывает чувства и внутренний мир
Гульсары.
В другом месте выражение «с детьми» переведено, как «бо бачањои
ёш». Здесь переводчиком допущены две ошибки, т.к. « бачањои ёш» - это
подростки или юноши, а «с детьми» - это малолетки, перевод должен был
быть «бо кўдакон», ибо в оригинале речь идет именно о совсем
100
маленьких детях Танабая, которые не имеют ещё достаточных сил для
тяжелой, физической работы.
Текст оригинала:
«Разве я управлюсь одна с
детьми?» [150, 152]
Текст перевода:
«Худи ман бо бачањои ёш
њамаашро чї хел уњда мекунам?»
[166, 212]
Таким образом, переводчик словом «ёш» - «молодой» разрушил
смысл предложения. Другая неточность, допущенная переводчиком,
само слово «ёш», оно не таджикское, заимствованное из узбекского
языка и используется не во всех регионах Таджикистана, его можно и
нужно было заменить словом «хурдсол».
В романе «Плаха» также наряду с успехами и достижениями,
встречаются недостатки и ошибки в переводе. Так, при характеристике
молодых людей, занимающихся употреблением наркотиков, их
продажей, пьянством, курением и своими руками губящих свою жизнь, в
переводе допущена ошибка:
Текст оригинала:
«Кто бы мог подумать, что этот
мальчишка
зарабатывает
неплохие
деньги
преступным
путем и что жизнь его уже
загублена» [152, 88].
Текст перевода:
«Кї метавонист фикр бикунад, ки
ин чўљахурўс бо роњи љинояткорї
пули калон ба даст меорад ва бо
њаёт аллакай падруд гуфтааст»
[175, 139].
Выражение «бо њаёт падруд гуфтан» здесь совершенно не подходит,
ибо оно имеет значение «прощаться с жизнью», «умирать». Вместо этого
выражения было бы уместнее использовать выражение «њаёташро барбод
додааст» или «њаёташро сўзонидааст», передающие именно тот смысл,
который вложен автором в эту фразу.
101
В нескольких местах русские слова « смущенно» и « возмутился»
переведены словом « риќќат» - в этом случае смысл этого слова не
передает значения оригинала.
В другом месте переводчик, видимо, пошел вслед за подстрочником,
потому что русское слово «мат», имеющее очень отрицательное,
сниженное, бранное значение, перевел, как «мать»:
Текст оригинала:
«–Ложись, дурак – закричал он и
пустил матом» [152, 100].
Текст перевода:
«–Хоб рав, ањмаќ! – модар гўён ба
дашном фарёд зад ў» [175, 156].
Ошибки в переводах таджикского переводчика в данном романе
встречаются часто. Здесь мы обратимся к нескольким моментам
перевода, в которых переводчик не обратил внимания на несоответствие
смысла и нелогичность перевода. В романе используется беседа пророка
Иусуса Христа с Прокуратором, где Иусус перед смертью с сожалением
вспоминает свою мать и, говоря «мать свою», он имеет в виду именно
свою мать, а перевод получился, будто он вспоминает мать другого
человека, что является неоправданной ошибкой и читатель не в силах
понять смысл этого отрывка. Местоимение «свой», переводимый на
таджикский язык «худам», переводчик почему-то перевел личным
местоимением второго лица единственного числа «ту» («твой»), таким
образом полностью разрушив и логику, и содержание предложения:
Текст оригинала:
«И мать свою мне жаль – я так
люблю ее, всегда любил, с самого
детства, хотя и не выказывал
того» [152, 148].
Достарыңызбен бөлісу: |