Творчество чингиза айтматова в контексте таджикско кыргызских литературных связей (проблемы перевода) диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук по



Pdf көрінісі
бет9/11
Дата03.03.2017
өлшемі0,84 Mb.
#6308
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

предполагает, 
а 
бог 
распологает…» [152, 290] 
2.«Он  готов  был на  все,  лишь  бы 
не  сидеть  в  одиночестве  и  не 
ждать у моря погоды» [152, 197]. 
 
 
 
Текст перевода: 
1.«Њамчунон  ки  мегўянд,  Худо 
њам  мефармудааст,  ки  аз  ту 
њаракату  аз  ман  баракат…» [175, 
450] 
2.«Вай  ба  њамааш  омода  буд, 
фаќат  намехост,  ки  дар  хона 
танњо  биншаста,  фол  кушояд,  ки 
оё  бо  дуои  кўрмуш  борон меборад 
ё 
не» [175, 305].
Использованная  переводчиком  таджикская  поговорка  в  первом 
примере  совершенно  не  соответствует  смыслу  оригинала.  Если  бы  И. 
Касымзаде  вместо  использованной  поговорка  привел  одну  из 
следующих,  смысл  фразы  был  бы  отражен  более  правильно  «Аммо  кор 

125 
 
дигару хаёл дигар» [34, 16] ва ё «Гапи хона ба кўча рост намеояд» [34, 47] 
- «Но  дело  одно,  а  мысли  другие»  или  «То,  что  задумано  дома,  не 
соответствует  уличным  делам»,  т.к.  они  больше  отражают  смысл  и 
содержание текста оригинала. 
Во  втором  случае  также  смысл  текста  оригинала  и  перевод  не 
совпадают. В оригинале автор имеет в виду нежелание персонажа сидеть 
и бесполезно ждать чего-то. Эта пословица вложена в уста Авдия и очень 
более ярко описывает его состояние. Авдий считает, что лучше заняться 
каким-то полезным делом, чем сидеть и нетерпеливо ожидать чего-то. А 
таджикская пословица имеет противоположное, отрицательное значение, 
используется  больше  в  тех  случаях,  когда  возникает  необходимость  в 
характеристике состояния отрицательных героев. Таджикская пословица 
«оё  бо  дуои  кўрмуш  борон  меборад  ё  не»  означает: «разве  по  мольбе 
крысы,  польет  дождь?».  Как  видим,  смысл  текста  оригинала  потерян. 
Поэтому,  понимая  важное  значение  правильного,  адекватного  перевода 
пословиц  и  поговорок,  каким  бы  способом  ни  был  он  осуществлен
переводчик  должен  руководствоваться  целью,  мыслями  и  желаниями 
автора  переводимого  произведения,  стремиться  не  переиначивать, 
переосмысливать текст оригинала, донести до читателя, по возможности, 
его красоту и художественные особенности. 
4.Описательный 
перевод 
или 
смысловое 
разъяснение. 
При 
использовании  четвертого  способа  перевода  пословиц  и  поговорок 
переводчику  необходимо  в  переведенном  тексте  описать  или 
прокомментировать  пословицы  и  поговорки  оригинала,  которые 
разъясняют  состояние  или  какое-то  положение.  Этот  метод  перевода 
большей частью используется для сохранения в пословицах и поговорках 
их национального колорита. 

126 
 
Четвертый  способ  был  применен  таджикскими  переводчиками  при 
переводе  исследуемых  нами  произведений  Ч.  Айтматова.  Приведем 
пример из повести «Джамиля»: 
 
Текст оригинала: 
«–Для  кошки  то  мясо  вонючее, 
что  высоко  на  шесте  висит…» 
[148, 29] 
Текст перевода: 
«–Гурба 
ба 
дунба 
расида 
натавониста,  «пуф-ф,  бўйнок!» 
гуфта будааст...» [156, 17] 
 
По  нашему  мнению,  сам  выбор  переводчиком  способа  перевода 
правилен и, как нам представляется, к переводу он подошел творчески. 
Приведем несколько примеров из повести «Прощай, Гульсары!»: 
 
Текст оригинала: 
1.«...кто  сидит  дома,  век  свой 
доживает» [150, 270]. 
2.«–Ты  что,  с  луны  свалился?» 
[150, 326]. 
 
 
Текст перевода: 
1.«...зинда 
мондагињо 
рўзњои 
охирини  худро  дар  хонањошон 
мегузаронанд» [166, 6]. 
2.«–Чї,  ту  аз  ягон  мамлакати 
дигар омадї?» [166, 114] 
 
Вышеприведенные  примеры  в  тексте  перевода  описаны  и 
разъяснены.  Хотя  в  таджикском  языке  имеется  эквивалент  второй 
пословицы  в  такой  форме: «Гањворааш  аз  осмон  афтодааст» [34, 41] - 
«Его  (её)  колыбель  свалилась  с  неба»,  переводчик  не  воспользовался 
готовым  эквивалентом  и  перевел  её  на  таджикский  язык  четвертым 
способом. Также нужно заметить, что описательный перевод обычно не 
имеет  «форму  пословицы»,  но  некоторые  примеры,  приведенные  нами 
выше, имели форму пословицы. 

127 
 
При переводе пословиц и поговорок, имеющихся в романе «Плаха», 
И.  Касымзаде  также  в  некоторых  случаях  воспользовался  четвертым 
способом перевода. Примеры: 
Текст оригинала: 
1.«Верно  говорят,  от  судьбы  не 
уйдешь…» [152, 259] 
2.«За  этим  дурачком  глаз  да  глаз 
нужен» [152, 282]. 
 
 
Текст перевода: 
1.«Рост  мегуфтаанд,  аз  таќдиру 
ќисмате,  ки  Оллоњ  дар  љабинат 
бинвиштааст, 
дур 
рафтан 
натавонї…» [175, 402] 
2.«Ин  љиничаро  танњо  монда 
рафта намешавад» [175, 438]. 
 
В  исследуемом  романе  много  философских  размышлений  автора,  а 
так  как  пословицы  и  поговорки  также  в  большинстве  случаев  имеют 
философский  подтекст,  они  и  использованы  писателем.  К  философским 
пословицам  можно  отнести  пословицу,  приведенную  в  первом  примере. 
Эта  пословица  использована  для  отражения  жизненных  проявлений  и 
она закреплена в сознании народных масс. 
Необходимо  отметить,  что  при  переводе  на  таджикский  язык 
исследуемых произведений, переводчики в процессе перевода пословиц и 
поговорок  или  же  отдельных  предложений  мастерски  использовали 
строки  и  бейты  классиков  персидско-таджикской  литературы,  что 
повысило художественную ценность переводимого текста. 
Вместо  простых  предложений  в  оригинале  повести  «Прощай, 
Гульсары!»  Ф.  Мухаммадиев  в  переведенном  тексте  произведения 
использовал  знаменитые  строки  из  персидско-таджикской  классической 
литературы: 
Текст оригинала: 
1.«...знал, 
что 
и 
где 
надо 
говорить, а что не следует » [150, 
342]. 

128 
 
2.«Ну  что  ж,  работать-значит 
работать» [150, 341]. 
Текст перевода: 
1.«Њар  сухан  љоеву  њар  нукта 
маконе дорад» [166, 144]. 
2.«Хайр  майлаш,  бе  ранљ  ганљ 
муяссар намешавад» [166, 142]. 
Эти ословицы очень популярны среди таджикского народа, таджики 
знают  их  с  детства,  они  известны  до  такой  степени,  что  многих  не 
интересует кто их автор, и они воспринимаются как народная мудрость. 
Так,  мы  можем  сделать  вывод,  что  первый  пример  принадлежит  перу 
великого поэта классической персидско-таджикской литературы Хафиза 
Ширази: 
«Бо хароботнишинон зи каромот малоф, 
Њар сухан љоеву њар нукта маконе дорад» [187, 55]. 
 
Подстрочный перевод: 
«С отшельниками не говори о благородстве, 
У каждого слово своё место и у каждой точки тоже».  
Второй  пример  является  строкой  из  «Шахнаме»  Абулкасыма 
Фирдоуси: 
 
«Ба ранљ андар аст, эй хирадманд ганљ, 
Наёбад касе ганљ, нобурда ранљ» [186, 35] 
 
Подсрочный перевод: 
«О, мудрец, трудом добывается сокровище, 
Никто не найдет богатства, не потрудившись». 
 
Или же он взят у Низами Ганджави: 
«Ранљбурди ту рањ ба ганљ барад, 
Бибарад ганљ, њар кї ранљ барад» [180, 226] 
 

129 
 
Подсрочный перевод: 
Труд поведёт тебя к кладу, 
Находит клад тот, кто трудится. 
Второй  пример  у  таджикского  народа  используется  в  двух 
вариациях: «бе  ранљ  ганљ  муяссар  намешавад»  и  «нобурда  ранљ  ганљ 
муяссар  намешавад» - «без  труда  сокровище  не  достается»  и  «не 
потрудившись, никто не найдет богатства». Ф. Мухаммадиев в процессе 
перевода повести использовал одну из них. 
При  переводе  романа  «Плаха»  И.  Касымзаде  также  использовал 
строку  из  творчества  классика  персидско-таджикской  литературы  как 
пословицу. Например, нижеследующее простое предложение переводчик 
на  таджикский  язык  перевел,  взяв  в  скобки  строку  из  поэмы  Носира 
Хисрава «Мунозира бо Худо» («Дискуссия с Богом»), как бы подкрепляя 
высказанную мысль: 
Текст оригинала
«Тобою чередом в космическом вращении Земли» [152, 171]. 
 
Текст перевода: 
«Ту  метавонї  гардиши  Замину  љирмњои  самовиро  муайян  бисозї. 
Ту  битвонї,  ки  дар  як  турфат-ул-аъйн,  замину  осмоне  офаридан») [175, 
265] (Ты можешь в одно мгновенье сотворить землю и небеса»). 
 
Необходимо заметить, что использование в устной или письменной 
речи  строк  или  известных  бейтов  классиков  персидско-таджикской 
литературы  у  персоязычных  народов  является  обычным  делом  и 
свидетельствует  о  знании  литературы  и  поэтической  натуре  этих 
народов.  Это  явление  также  часто  встречается  в  современной 
художественной  литературе.  Некоторые  из  этих  строк  и  бейтов 
классической  литературы  настолько  становятся  популярными  и 
известными  в  народе,  что  постепенно  перерождаются  в  афоризмы, 

130 
 
пословицы  и  поговорки,  со  временем  забываются  имена  их  авторов  и 
они воспринимаются как продукт устного народного творчества. 
Выше  мы  указывали,  что  в  исследуемых  нами  произведениях 
имеются  мысли и  рассуждения, близкие к пословицам и поговоркам, но 
автор  приводит  их  в  виде  простых,  повествовательных  предложений. 
Таджикские переводчики, обратив внимание на эту тонкость, мастерски 
и  творчески  перевели  их  на  таджикский  язык  соответствующими 
пословицами  и  поговорками,  или  идиомами  и  фразеологизмами.  В 
процессе  перевода  повести  «Джамиля»  Ф.  Мухаммадиев  ввел  в  её  текст 
пять  красивых,  содержательных  таджикских  пословиц  и  поговорок. 
Приведем один пример и ограничимся этим: 
 
Текст оригинала: 
«–Поезжай… Оперились вы и по-
своему  крыльями  машете…  Да 
откуда  нам  знать,  высоко  ли 
взлетите?» [148, 67]. 
Текст перевода: 
«–Бирав…  њамаатон  акнун  ќанот 
бароварда  паррончак  шудаед… 
дили  модар  ба  фарзанду  дили 
фарзанд ба фарсанг…» [156, 68] 
 
Использована  яркая  таджикская  поговорка,  которая  точно 
соответствует смыслу оригинала. По нашему мнению, данная поговорка 
на  таджикском  языке  весьма  точно  передает  мысль  автора.  Тут  следует 
отдать должное мастерству переводчика.  
При  переводе  повести  «Прощай,  Гульсары!»  Ф.  Мухаммадиев  ещё 
больше  использовал  этот  метод,  и  на  то  были  особые  причины.  Во-
первых, эта повесть по объему намного больше, чем повесть «Джамиля» 
и  для  переводчика  открылось  большее  поле  для  использования,  при 
необходимости,  пословиц  и  поговорок.  Во-вторых,  таджикский 
переводчик  обратил  внимание  на  черты  и  характеры  героев 
произведения,  учёл  цели  и  стремления  автора,  которые  им  были 
изложены  чрезвычайно  просто.  Поэтому  переводчик  заменил  простые, 

131 
 
повествовательные 
предложения 
соответствующими 
по 
смыслу 
пословицами  и  поговорками.  Так,  переводчик  при  помощи  таджикских 
пословиц и поговорок отобразил нетерпеливый характер главного героя 
повести Танабая, черты характера другого героя повести, друга Танабая 
-  Чоро,  который  был  очень  скромным  и  преданным  своему  делу 
человеком  в  колхозе,  поведение  и  действия  его  заботливого  сына  и.т.д. 
Он  также  использовал  пословицы  и  поговорки  для  передачи 
характеровдерзких  персонажей.  Нижеследующий  пример  относится  к 
такой категории пословиц и поговорок: 
 
Текст оригинала
«Вот  она  накинулась  на  не 
повинного  ни  в  чем  старика» 
[150, 402]. 
Текст перевода: 
«Келин  алами  Исоро  аз  Мўсо 
гирифта,  ба  пирамарди  бегуноҳ 
дарафтод» [166, 252] 
 
Перевод  данной  пословицы  на  русском  звучит  так: «Невестка,  как 
говорится,  свою  обиду  на  Исо  выместила  на  Мусо,  накинулась  на  не 
повинного ни в чем старика». 
Естественно, таджикский читатель с помощью знакомых пословиц и 
поговорок,  использованных  переводчиком  лучше  понимает  характеры, 
черты,  поведение  и  события  сюжета  произведения.  Это,  по  нашему 
мнению,  один  из  аспектов  большого  переводческого  таланта  Ф. 
Мухаммадиева. 
Ф.  Мухаммадиев  некоторые  пословицы  и  поговорки,  объясняющие 
содержание  предложения  или  тексты  оригинала,  использовал  в 
нескольких  случаях  дважды.  Например,  в  оригинале  произведения  мы 
встречаем  также  предложения  «Привыкнешь,  все  пойдет  на  лад» [150, 
288] и «А послушаешь речи – будто все идет хорошо» [150, 334], которые 
переводчик  заменил  на  нижеследующие  пословицы  и  поговорки: «Одат 

132 
 
мекунї,  олам  гулистон  шуда  меравад» [166, 41] и  «Аз  рўи  нутќњо  хулоса 
барорї – олам гулистон» [166, 128]. 
Таджикский  переводчик  постарался  при  помощи  найденных  им 
таджикских  пословиц  и  поговорок  передать  такие  эмоциональные 
моменты,  как  гнев,  протест  или  внутреннее  состояние  персонажа.  Так, 
здесь мы приведем два момента, когда автор в оригинале привел простые 
предложения: «–Держись  теперь,  брат  казах! –прокричал  Танабай. –
Врешь, сосед, не отдам! – ответил тот» [150, 304] и: «Хочешь и других за 
собой потянуть. Дудки!» [150, 365], которые в переводе Ф. Мухаммадиева 
звучат  так: «–Намедињам,  бародар.  Хобатро  ба  об  гўй!» [166, 72] и 
«Хобатро ба об гўй!» [166, 187]. 
Ф.  Мухаммадиев  в  своем  переводе  использовал  много  подобных 
таджикских  пословиц  и  поговорок,  мы  не  имеем  возможности 
проанализировать все, ограничимся лишь приведенными примерами. 
Другой  таджикский  переводчик  И.  Касымзаде  также  мастерски 
использовал пословицы и поговорки. В романе «Плаха» часто герои или 
же  автор  высказывают  свои  мысли  или  ведут  философские  споры. 
Таджикский  переводчик,  учитывая  эту  особенность  произведения,  в 
соответствующих  моментах  заменил  предложения  на  логически 
подходящие  пословицы  и  поговорки.  В  соответствии  с  текстом 
переводчик  использовал  шутливые,  насмешливые  пословицы  и 
поговорки: 
 
Текст оригинала: 
«Человеку так много насулили со 
дня творения, каких только чудес 
не  наобещали  униженным  и 
оскорбленным» [152, 120]. 
 
Текст перевода: 
«Ба  одам  аз  ваќти  пайдоиши  ў 
чињоро ваъда карданд, баѓалашро 
чи  ќадарњо  бо  чањормаѓзи  пучу 
фиребу найранг пур карданд» [175, 
187]. 

133 
 
 
Также  он  при  переводе  учитывает  качества,  характер,  привычки, 
особенности  поведения  героев  произведения  и,  в  соответствии  с  этим, 
заменяет  предложения  подходящими  по  смыслу  пословицами  и 
поговорками,  которые  могут  быть  насмешливыми,  шутливыми, 
дидактическими  или  ироническими.  Этот  способ  передачи  мыслей  и 
целей  автора  романа,  по  нашему  мнению,  очень  продуктивен  при 
описании  особенностей  персонажей  и  точнее  передает  эстетические 
взгляды писателя. Приведем примеры: 
 
Текст оригинала: 
1.«Опять  же  вряд  ли  в  их  число 
входил  Кепа,  как-никак  права 
водительские 
приходилось 
беречь,  не  то  жена  бы  ему  глаза 
повыцарапала,  но  в  Моюнкумах 
в ту ночь он-таки крепко поддал, 
не  хуже  чем  другие,  а  под 
сомнением  в  этом  смысле  опять 
же оказался Авдий-Авдюха – ему-
то  что,  скитальцу,  ан  нет,  тоже 
заартачился, не стал пить…» [152, 
33] 
2.«Все  они  были  в  той  или  иной 
степени 
неудачниками, 
а, 
следовательно,  были  по  большой 
части  озлоблены  на  мир» [152, 
33]. 
Текст перевода: 
1.«Ин  љо  њам  Кепа  ба  онњо 
чандон  монанд  не.  Њар  чї  њам 
бошад, 
шањодатномаи 
ронандагиашро  эњтиёт  мекард. 
Вагарна  хонумаш  ду  чашми  ўро 
кофта мегирифт. Вале он шаб вай 
њам 
дар 
Мўюнќум 
аз 
он 
бодамастњо аќиб намонд, «хар аз 
хар  монад  ёлу  думаш  бурида» 
гуфтагї барин расо нўшид. Танњо 
Авдий, 
Авдитљони 
дайду 
(оворагард) «не, 
наменўшам» 
гуфта ду пояшро дар як мўза тела 
дода нишаст. [175, 53]. 
2.«Њамаашон  њам,  кал  додари 
кўр,  як  раќам  одамони  бетолеъ 
буданд» [175, 52]. 
 

134 
 
Таким  же  способом  таджикским  переводчиком  переданы  описания 
состояния  персонажей,  местности  и  т.п.  Приведем  образец  такого 
перевода: 
Текст оригинала
«Проезжие  от  нечего  делать 
снова  стали  искоса  поглядывать 
на Авдия» [152, 181]. 
 
Текст перевода: 
«Рањгузарњо  аз  бекорї-кадукорї 
гуфтагї  барин,  аз  нав  ба  Авдий 
бо  ќирраи  чашм  менигаристанд» 
[175, 280]. 
 
В  исследуемых  переведенных  произведениях  мы  встретили  много 
таджикских  пословиц  и  поговорок,  в  которых  использованы  различные 
средства  художественного  украшения  речи,  как  сравнение,  метафора, 
гипербола,  олицетворение,  эпитеты  и  другие.  Таджикский  переводчик 
использовал их с  большим мастерством, в результате  чего переведенное 
произведение  стало  понятным  и  близким  таджикскому  читателю. 
Необходимо отметить, что подобный подход переводчика не повлиял на 
содержание,  идею  произведения,  не  нарушил  его  композицию  и  не 
снизил его эстетическое значение. 
И.  Касымзаде,  как  и  Ф.  Мухаммадиев,  одну  и  ту  же  пословицу,  по 
необходимости,  при  переводе  романа  «Плаха»  использовал  несколько 
раз.  Например,  следующие  предложения: «–Очень  признателен, 
положительно признателен, хоть и только для начала» [152, 111] или «Все 
это  было  только  вступлением» [152, 293] в  переводе  звучат  так: «Моро 
хурсанд  кардї,  аз  нўги  хамир  фатир»  [175,174]  и  «Аз  нўги  хамир  фатир» 
[175, 63]. 
В  переводах  произведений,  выбранных  нами  для  исследования, 
переводчики 
иногда 
вместо 
одного 
русского 
оборота 
или 
фразеологического  выражения,  простого  предложения  использовали 
эффектные,  яркие  пословицы  и  поговорки,  которые  в  несколько  раз 

135 
 
подняли качество переведенного материала. Однако, надо заметить, что 
в  некоторых  случаях  мысль,  содержащаяся  в  оригинале  в  виде 
пословицы  или  поговорки,  переведена  в  виде  простого  предложения. 
Так,  в  повести  «Прощай,  Гульсары!»  не  переведена  нижеследующая 
пословица: 
 
Текст оригинала: 
«Слава  иноходца – палка  о  двух 
концах» [150, 315]. 
 
 
Текст перевода: 
«Шуњрат  ёфтани  аспи  йўрѓа 
љињати  ногувор  њам  доштааст» 
[166, 93]. 
 
Такое же положение мы наблюдаем в переводе на таджикский язык 
романа «Плаха», когда в переводе отсутствуют пословицы и поговорки, 
введенные  автором  романа  в  канву  сюжета.  Для  подтверждения 
сказанного приведем примеры: 
 
Текст оригинала: 
«–Кто  мал,  Лёнька?  Мал,  да 
удал» [152, 70]. 
 
Текст перевода: 
«–Кї  љавон  аст,  Лёнка?  Маро 
љавон  нагўед,  љавониро  нишон 
дода намонам боз?!» [175, 111]. 
 
Следует  заметить,  что  переводчик  не  смог  простым  предложением 
передать  смысл  оригинала  на  таджикском  языке.  Пример,  приведенный 
выше, взят из диалога героев романа Авдия и Петрухи. Герои говорят о 
третьем персонаже романа Лёньке, который по возрасту немного моложе 
их.  И  писатель  объяснил  это  обстоятельство  устами  Петрухи.  Петруха 
считает,  что,  хотя  Лёнька  и  мал,  но  в  деле,  выбранном  им,  т.е.  в 
наркоторговле и курении наркоты, он пошел намного вперед: «–Кто мал, 
Лёнька? Мал, да удал» [152, 70]. Но смысл, который вложен в эту фразу, 
таджикский  переводчик  не  смог  передать,  у  него  эти  слова  звучат  с 

136 
 
оттенком укоризны, в то время как на русском языке они призносятся с 
оттенком  восхищения,  одобрения.  К  тому  же,  в  оригинале  Лёньку 
характеризует Петруха, а в переводе всё идет от лица самого Лёньки, «–
Кї љавон аст, Лёнка? Маро љавон нагўед, љавониро нишон дода намонам 
боз?!» [175, 111]. Таким образом, все предложение и по построению, и по 
смыслу  неверно  переведено,  его  первая  часть  не  соответствует  второй 
части. По нашему мнению, если бы переводчик использовал таджикскую 
пословицу  «Бузургї  ба  аќл  аст,  на  ба  сол»,  в  какой-то  степени  перевод 
был бы ближе к оригиналу и отразил бы цель автора. 
Надо  отметить,  что,  в  основном,  переводчики  исследуемых  нами 
произведений Ч. Айтматова смогли перевести их на таджикский язык на 
высоком  художественном  уровне,  использовав  таджикские  эквиваленты 
русских  пословиц  и  поговорок,  все  способы  художественного  перевода. 
Отмеченное  выше  явление,  когда  пословица  или  слово,  или  идиома, 
оставались непереведенными, встречается крайне редко. 
В произведениях Ч. Айтматова использовано много идиоматических 
выражений  и  фразеологизмов,  а  также  наставлений  и  дидактики. 
Необходимо  сказать,  что  таджикские  переводчики  также  часто 
использовали 
такие 
же 
выразительные 
фразеологические 
и 
идиоматические  обороты.  Но  их  анализ  и  изучение  не  входит  в  задачи 
нашей работы, мы здесь подчеркиваем  лишь  то, что  Ф. Мухаммадиев  и 
И.  Касымзаде  в  своей  переводческой  работе  использовали  красивые, 
плавные,  изящные  и  выразительные  идиомы  и  фразеологизмы 
таджикского языка. 
Можно  сказать,  художественное  мышление  нашего  народа 
оказалось  близким  к  художественному  мышлению  кыргызского 
писателя,  склонность  Ч.  Айтматова  к  сочному,  образному  народному 
языку  совпала  с  творческим  принципом  наших  переводчиков,  что, 
несомненно,  сыграло  весьма  важную  роль  в  позитивном  восприятии 

137 
 
таджикского 
читателя 
произведений 
кыргызского 
писателя 
на 
таджикском языке. 
В  общем,  можно  сделать  следующий  вывод,  что  в  целях  успешного 
перевода  пословиц  и  поговорок,  отражающих  внутреннее  содержание 
произведения,  таджикские  переводчики  мастерски  воспользовались 
упомянутыми  четырьмя  способами  перевода  пословиц  и  поговорок. 
Также  переводчиками  в  процессе  перевода  часто  использованы 
таджикские  пословицы  и  поговорки,  что  явилось  причиной  того,  что 
перевод  произведения  в  соответствии  с  мышлением  и  вкусом 
таджикского  читателя  был  адекватен  оригиналу  произведений  Ч. 
Айтматова. 
Проанализированные  выше  примеры  ясно  показали,  как  и  в  какой 
степени,  таджикские  переводчики  смогли  сохранить  и  передать 
смысловвые особенности и оттенки пословиц и поговорок оригинала на 
таджикский язык. 
Использованные  пословицы  и  поговорки  отражают  драматические, 
юмористические и другие жизненные обстоятельства. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

138 
 
II.3.  Анализ  переводов  фрагментов  произведений  Чингиза 
Айтматова, выполненных разными переводчиками 
 
 
Во  всех  произведениях  Ч.  Айтматова  параллельно  проистекают  две 
сюжетные  линии:  одна - это  линия  устного  народного  творчества  и 
другая - описание  реальной  действительности.  Они  дополняют  и 
укрепляют  друг  друга.  Учитывая  эти  особенности,  таджикские 
переводчики,  выбрав  из  сюжетов  произведений  писателя  отдельные 
легенды,  предания,  рассказы,  песни,  сказки  и  пленительные  фрагменты, 
переводили и опубликовали их отдельно от самого произведения. Нами 
составлена  таблица,  в  которой  отражены  такие  показатели  как:  из 
какого  произведения  взят  фрагмент,  рассказ,  или  легенда,  переводчик, 
год  публикации,  когда  и  кем  переведено  всё  произведение.  Из  таблицы 
видно,  сколько  человек  переводили  то  или  иное  произведение,  отрывок 
или  легенду,  т.е.  отмечены  варианты  переводов  на  таджикский  язык. 
Варианты переводов произведений Ч. Айтматова на таджикский язык, на 
наш взгляд, можно разделить на две группы: 
1.Интересные  фрагменты  из  произведений,  как  рассказы  и  сказки 
были сначала переведены некоторыми переводчиками и опубликованы в 
периодической  печати  или  сборниках.  Позднее  эти  произведения,  из 
которых  выборочно  были  взяты  отрывки  одним  переводчиком, 
полностью переведены другим и изданы в виде отдельной книги. 
2.Малые  произведения  писателя,  особенно  рассказы,  переведенные 
двумя  переводчиками, – так  называемое  явление  «множественности 
перевода». 
Основная 
причина 
подобных 
подходов 
переводчиков 
к 
произведениям  Ч.  Айтматова,  по  всей  вероятности,  заключается  в  том, 
что некоторые отрывки из повестей и романов писателя содержат такие 
интересные  сцены,  что  представляют  собой  вполне  самостоятельные  и 

139 
 
завершенные  сюжеты  и  как  бы  становятся  произведениями  в 
произведении.  В  изучаемых  нами,  повести  «Прощай,  Гульсары!»  и 
романе 
«Плаха» 
мы 
встречаем 
интересные, 
состоящие 
из 
захватывающего сюжета фрагменты. 
Во втором разделе первой главы работы, мы подробно рассмотрели 
вопросы истории перевода и публикации произведений Ч. Айтматова на 
таджикский  язык.  Здесь  мы  сочли  необходимым  привести  таблицу, 
которая  наглядно  демонстрирует  переводы  и  публикации  произведений 
Ч. Айтматова в Таджикистане:  
Таблица: 
№ 
Название 
произведений 
Жанр 
Переводчик 
отрывка 
Год 
изда- 
ния 
 
Полный перевод 
Год 
изда-
ния 

«Первый 
учитель» 
повесть
Максуди С.
1962
Ахрори Х. 
1965

«Прощай,  
Гульсары!» 
повесть
Кувноков Дж. 1966 
Мухаммадиев Ф.
1966 

«Солдатенок» 
рассказ


Халиков У. 
Шараф Ш. 
1966
1986 

«Встреча»
рассказ


Шамси С. 
Обидов Р. 
1972
1974 

«Белый 
пароход» 
повесть
Гафурова Т.
А. Партав 
1971
2010 
Сорбон 1978
 

«Буранный 
полустанок» 
роман
Ваххоб Р.
2011
Мухаммадиев Ф.
 
1984
7 «Плаха» 
роман
Салох С. 
Ваххоб Р. 
1988 
1989 
Касымзаде И. 2006 
 
 
 
Этот  раздел  посвящен  особенностям  переведенных  на  таджикский 
язык  фрагментов  и  рассказов,  выбранных  из  сюжета  произведений.  В 
таблице  мы  подчеркнули  те  произведения,  переводы  которых 
подвергнуты сопоставлению и исследованию. 
Как  видно  из  таблицы,  из  трех  исследуемых  нами  произведений  Ч. 
Айтматова,  только  из  повести  «Джамиля»  не  был  выбран  ни  один 

140 
 
отрывок  и  не  переведен,  из  повести  «Прощай,  Гульсары!»  и  романа 
«Плаха»  в  разное  время  переведено  несколько  отдельных  фрагментов. 
Мы решили начать сравнение и анализ оригинала, первого и повторного 
переводов с повести «Прощай, Гульсары!». 
Джонибек  Кувноков  перевел  фрагмент  из  повести  «Прощай, 
Гульсары!» под тем же названием «Прощай, Гульсары!». Однако, прежде 
чем  приступить  к  сопоставлению  этого  фрагмента  в  переводах  Дж. 
Кувнакова  и  Ф.  Мухаммадиева,  нужно  обратить  внимание  на  один 
момент,  который,  на  наш  взгляд,  стал  причиной  перевода  отрывка  из 
повести «Прощай, Гульсары!» первым переводчиком. 
Основная  тенденция,  наблюдаемая  во  всех  произведениях  Ч. 
Айтматова,-это серьезное и пристальное внимание автора к внутреннему 
миру героев своих произведений, изображению трагических моментов в 
жизни  современного  человека,  к  его  глубоким  размышлениям  о 
сложностях,  противоречиях,  конфликтах  и  антогонизме  в  жизни.  Таким 
образом,  для  произведений  Ч.  Айтматова  характерен  глубокий 
психологический  анализ.  Писатель,  использовав  психологизм  в 
художественном  изображении,  старается  раскрыть  и  разъяснить 
различные  душевные  состояния  людей.  Один  из  исследователей 
творчества Ч. Айтматова В. Левченко об этой особенности произведений 
писателя  пишет  следующее: «Психологизм,  которым  славилась  Европа 
прошлого  века,  принял  в  Киргизии,  на  новой  почве,  весьма 
оригинальные, причудливые формы» [48, 22]. 
Писатель при описании какого-то события из личной жизни или же 
общественной  деятельности  персонажей,  наряду  с  их  размышлениями, 
которые в какой-то степени являются спорами или дискуссиями с самим 
собой,  показывает  их  внутренний  мир,  их  душевное  состояние  и,  таким 
образом,  как  бы  комментирует  их  прошлую  жизнь  и  причины,  по 
которым  они  попали  в  описываемую  ситуацию.  Всё  творчество 

141 
 
прославленного  писателя - это  прекрасный  пример  интеллектуальной 
прозы, воздействующей на чувства и мысли читателей. Критик Ахтамова 
М.  У.  по  этому  поводу  высказалась  так: «Психологический  анализ,  как 
средство  раскрытия  внутреннего  мира  человека,  в  современной  прозе 
осуществляется 
в 
многообразных 
формах. 
Важным 
и 
часто 
встречающимся 
примером 
психологизма 
является 
монолог – 
непосредственная фиксация и воспроизведение мыслей героя» [33, 51]. 
Эту  особенность  Дж.  Кувноков  понял  в  отрывке,  который  перевел, 
потому  что  он  является  одним  из  экспрессивных  сцен  повести.  В  этом 
фрагменте  Ч.  Айтматов  описал  и  разъяснил  внутренний  мир  главного 
героя  повести  Танабая  и  его  друга  Чоро  в  момент  их  раздумий  и 
монолога  с  самим  собой.  В  этом  отрывке  ясно  видна  особенность 
интеллектуальной  прозы.  Именно  она  объясняет,  почему  данный 
фрагмент  в  самостоятельной  форме  стал  интересным  для  таджикского 
читателя. 
В  целях  выявления  особенностей  переводов  Дж.  Кувнокова  и  Ф. 
Мухаммадиева  мы  решили  проанализировать  их  в  сопоставлении  с 
оригиналом текста. 
Интересно,  что  перевод  одного  и  того  же  отрывка  двумя 
переводчиками оказался почти идентичным, по изложению между этими 
переводами  нет  особых  различий.  В  обоих  переводах  четко  и  ясно 
сохранен  почерк  изложения  автора  произведения.  В  текстах  переводов 
много  одинаковых  предложений,  слов  и  абзацев,  в  переводах 
встречаются  заимствованные  из  русского  языка  слова,  например,  слова 
«район», «клуб», «конфета»  и  др.,  но  в  некоторых  случаях  Ф. 
Мухаммадиев  вместо  них  использовал  их  таджикские  эквиваленты. 
Например,  слова  «студент»  и  «участок»  Дж.  Кувноков  перевел 
идентично, а Ф. Мухаммадиев слово «студент» вообще опустил и вместо 
слова «участок» использовал таджикское слово «мањал». 

142 
 
Естественно,  в  некоторых  случаях  перевод  одного  переводчика 
более  верен  и  точен,  чем  перевод  другого,  ведь  ясно,  что  переводы  не 
могут быть полностю идентичными. Так, предложение «Совестно было, 
что дом стоит без хозяйского пригляда» [150, 159] Дж. Кувноков перевел 
так: «Хонаро бесоњиб номидани Чоро аз дилсўзї будааст» [161]. Перевод 
Ф.  Мухаммадиева  звучит  так; «Дили  Танабой  хиљил  буд,  ки  хонааш 
бесаробон  мондааст» [166, 220]. По  нашему  мнению,  Дж.  Кувноков, 
видимо,  старался  сохранить  смысл  предложения,  но  в  результате 
несколько  исказил  суть  предложение.  А  перевод  Ф.  Мухаммадиева 
полностью  соответствует  смыслу  оригинала.  Такое  же  положение  мы 
наблюдаем в переводе нижеследующих предложений: «И опять работать 
предстояло на отгонном животноводстве, теперь уже чабаном» [150, 159], 
перевод  Дж.  Кувнокова: «Боз  кор  кардан  дар  чарогоњ,  ки  њарљогардї 
рост меояд, дар пеш аст» [161]. Перевод Ф. Мухаммадиева: «Худаш њоло 
боз ба чарогоњи дурдаст меравад, акнун ба сифати чўпон меравад» [166, 
220]. Как видим, вновь Дж. Кувноков отошел от смысла текста слишком 
далеко,  к  тому  же  он  не  к  месту  использовал  слово  «њарљогардї», 
имеющее  два  смысла.  Перевод  Ф.  Мухаммадиева,  по  нашему  мнению, 
более близок к смыслу оригинала. 
Конечно, в переводе Дж. Кувнокова имеются фрагменты, понятные 
и  близкие  к  смыслу  оригинала.  Например,  в  нижеследующих  образцах: 
«В  открытом  кузове,  на  ветру  разговор  не  клеился» [150, 159]; «Народ 
шел  густо,  растекаясь  в  фойе  и  зрительном  зале» [150, 160] - переводы 
этих фраз, выполненные Дж. Кувноковым: «Дар мошини болокушода ва 
шамоли ба рўзананда гап ба гап намечаспид» [161]; «Одами бисёре ба зал 
ва  фойењо  медаромаданд» [161]. Эти  же  фразы,  переведенные  Ф. 
Мухаммадиевым: «Дар  утоќи  кушоди  мошин,  дар  шамоли  роњ,  сўњбат 
ављ  намегирифт» [166, 221]; «Дар  зали  тамошо  ва  хонањои  атрофи  он, 
мардум чаќ-чаќ карда мегаштанд» [166, 222]. 

143 
 
Прежде  всего,  в  глаза  бросается  перевод  слова  «кузов» - «утоќ»,  в 
таджикском  языке  означающее  «комната»,  но  не  кузов  машины.  Во 
втором предложении в оригинале ничего не говорится о том, что народ 
шел «беседуя», как перевел Ф. Мухаммадиев «чаќ-чаќ карда мегаштанд». 
Таким образом, в данном случае переводы Дж. Кувнокова более близки 
к смыслу оригинала. 
Перевод имен героев оба переводчика выполнили почти одинаково. 
Так,  имена  героев  «Танабай», «Чоро»  и  «Гульсары»  переведены 
адекватно  с  оригиналом,  а  имя  «Джайдар»  перевели  в  соответствии  с 
фонетикой таджикского языка: 
 
Текста оригинала: 
«Что 
скажет 
Джайдар?» [150, 161] 
Дж. Кувноков: 
«Љайдар  чї  мегуфта 
бошад?» [161] 
Ф. Мухаммадиев: 
«Љойдор  чї  мегуфта 
бошад?» [166, 223] 
 
Необходимо  отметить,  что  названные  переводчики  в  процессе 
перевода  мастерски  использовали  таджикские  пословицы  и  поговорки. 
Ф.  Мухаммадиев  местами  перевел  простые  повествовательные 
предложения,  использовав  пословицу  или  поговорку,  на  чем  мы 
подробно  остановливались  во  втором  разделе  настоящей  главы.  Здесь 
мы  приведем  несколько  примеров  из  перевода  пословиц  и  поговорок  в 
сравнении с оригиналом текста: 
Текст оригинала: 
1.«Ну что ж, работать – значит работать» [150, 161]. 
2.«Знал, что и где надо говорить, а что не следует» [150, 162]. 
 
Дж. Кувноков: 
1.«Чї љои фикру хаёл, кор-мї, кор кардан зарур» [161]. 
2.«Чиро дар куљо бояд гуфт, хуб медонист» [161]. 
 
 

144 
 
Ф. Мухаммадиев: 
1.«Хайр, майлаш, бе ранљ ганљ муяссар намешавад» [166, 223]. 
2.«Наѓз  медонад,  ки  њар  сухан  љоеву  њар  нукта  маконе  дорад» [166, 
224]. 
Нижеследующие  предложения  переведены  Дж.  Кувноковым  таким 
же  способом,  т.е.  в  соответствующем  месте  он  мастерски  использовал 
таджикские пословицы или поговорки: 
 
Текст оригинала: 
1.«Все тебе рубить сплеча» [150, 162]. 
2.«Теперь важнее всего – как сказать, при ком сказать» [150, 162]. 
3.«Наломал бы дров» [150, 162]. 
 
Дж. Кувноков: 
1.«Салларо биёр гўянд, калларо меорї» [161]. 
2.«Муњимаш њар суханро аввал андешида, пас гуфтан лозим аст»  
[161, 4]. 
3.«Сари беѓавѓоро ба ѓавѓо мемондї» [161]. 
 
Ф. Мухаммадиев: 
1.«Њар гапе, ки дар дил дорї, мехоњї ошкоро бигўї» [166, 225]. 
2.«Њоло тарзи гуфтор, мавриди гуфтор аз њама бештар ањамият  
дорад» [166, 225]. 
3.«Бисёр номаќулињо мекардї» [166, 225]. 
 
Из  этого  маленького  отрывка  можно  сделать  вывод,  что  Ф. 
Мухаммадиев  и  Дж.  Кувноков  успешно  донесли  содержание  этой  части 
повести  до  таджикского  читателя.  Перевод,  выполненный  Дж. 
Кувнаковым,  доказывает,  что  он,  как  и  Ф.  Мухаммадиев,  обладал 
высоким  художественным  вкусом.  Использование  в  таком  небольшом 

145 
 
фрагменте  логически  соответствующих  русскому  оригиналу  таджикских 
пословиц  и  поговорок  свидетельствует  о  высоком  переводческом 
мастерстве таджикских переводчиков.  
Во 
втором 
разделе 
первой 
главы 
нашей 
работы 
и 
в 
вышеприведенной  таблице  мы  показали,  что  фрагменты  из  романа 
«Плаха»  были  переведены  тремя  переводчиками:  С.  Салохом,  Р. 
Ваххобом и И. Касымзаде. 
Мы  не  можем  сказать  относительно  С.  Салоха,  осуществившего 
перевод  первых  страниц  романа,  имел  ли  он  намерение  перевести 
отрывок  или  фрагмент  или  произведение  целиком.  По  нашему  мнению, 
видимо  в  его  планах  был  перевод  романа  целиком,  поэтому  мы 
располагаем  переводом  первых  страниц  произведения.  По  оставшемуся 
материалу видно, что С. Салох не закончил перевод. Если бы переводчик 
не  имел  намерения  перевести  роман  целиком,  то  не  стал  бы  начинать  с 
первых  страниц,  а  выбрал  бы  для  перевода  какой-то  интересный 
фрагмент из него. Переводчик, к тому же, перед текстом перевода привел 
абзац 
с 
разъяснением 
своей 
работы: «Уважаемые 
читатели 
еженедельника  «Адабиёт  ва  санъат»,  мы  вам  предлагаем  первые 
страницы  таджикского  перевода  нового  произведения  прославленного 
писателя  нашего  времени,  Лауреата  Ленинской  премии  Чингиза 
Айтматова  «Плаха» [168]. Из  этого  вытекает,  что  С.  Салох  имел 
намерение продолжить перевод произведения, но по неизвестным для нас 
причинам он его не осуществил. Мы здесь проанализируем переведенное 
С.  Салохом  начало  романа,  под  названием  «Ќиёмат»  сравнив  его  с 
оригиналом и переводом И. Касымзаде. 
С.  Салох  и  И.  Касымзаде  перевели  этот  отрывок  хорошо,  в  плане 
содержания  и  поэтики  произведения  между  обоими  переводами  нет 
серьезных  различий.  В  обоих  переводах  сохранен  индивидуальный 
почерк  писателя  и  дух  произведения.  Перевод  Салоха  был  осуществлен 

146 
 
раньше  чем  второй  перевод,  язык  его  перевода  чист  и  свободен  от 
заимствований.  Только  в  двух  моментах  переводчик  использовал  слова 
«вертолёт»  и  «сайгакњо»,  И.  Касымзаде  в  своем  переводе  слово 
«вертолет» заменил словом «чархбол», а второе слово так и оставил как 
«сайгак». 
В этих переводах наблюдаются небольшие различия в передаче имен 
персонажей и названий местностей. Оба переводчика передали название 
реки «Узун-Чат» в соответствии с фонетикой таджикского языка и ввели 
в  текст  в  форме  «Узун-Чот».  Название  перевала,  которое  в  оригинале 
звучит  как  «Ала-Монгю»,  таджикскими  переводчиками  приведено  в 
таких формах: С. Салох - «Ало Мўнглу», И. Касымзаде - «Ало-Мунгу». К 
передаче этой реалии С. Салох подошел с позиции звукового совпадения 
слов  русского  и  таджикского  языков.  Что  касается  перевода  прозвища 
волчицы,  оба  переводчика  свой  подход  объяснили  в  предисловии  к 
своему переводу. В оригинале произведения волчицу зовут «Акбара». С. 
Салох  прозвище  «Акбара»  перевел  «Оќбўрї»  и  в  предисловии  своего 
перевода так объяснил свое решение: «Волчица, действующая в романе в 
качестве  одного  из  основных  образов  и  являющаяся  символом  добра, 
справедливости,  чистоты,  белизны,  света,  на  кыргызском  языке  названа 
«Оќбўрї».  В  русском  издании  это  имя  получило  форму  «Акбара»,  с 
точки зрения образования имен кажется немного грубоватым. Поэтому в 
переводе использовано его правильная форма, т.е. «Оќбўрї» [168]. 
Эти размышления переводчика противоречат разъяснению, данному 
вопросу  самим  Ч.  Айтматов: «Волчица  прозывалась  среди  здешних 
чабанов  Акдалы,  иначе  говоря  Белохолкой,  но  вскоре  по  законам 
трансформации  языка  она  превратилась  в  Акбары,  а  потом  в  Акбару-
Великую,  и  между  тем  никому  невдомек  было,  что  в  этом  был  знак 
провидения» [152, 10].  

147 
 
Из этого высказывания писателя вытекает, что сам автор романа дал 
объяснение  имени  волчицы  Акбары.  Этот  вопрос  также  был  поднят  в 
переводе  И.  Касымзаде: «Волчицу  в  первое  время  чабаны  здешних  мест 
называли  Окдол,  т.е.  Белохолка.  Позднее,  по  законам  трансформации 
языка,  она  превратилась  в  Акбару  и  Акбару  Великую.  Нужно  сказать, 
что никому не было известно, кто дал ей такое имя, но оно было каким-
то знаком и, как «Быть - Не быть» имело распространение» [175, 15]. 
И.  Касымзаде  имя  волчицы  передал  в  своем  переводе  в 
неизмененном виде - Акбара, но в начале он замышлял перевести его на 
таджикский  язык  и  внести  в  текст  в  форме  «Сапедгург»,  который 
является  эквивалентом  кыргызского  имени  «Оќбўрї».  Причиной  отказа 
от  этого  замысла  стало  предисловие  книги,  написанное  А.  Хамдамом: 
«Во время перевода книги мое внимание привлекло имя волчицы Акбара 
(на кыргызском «Оќбўрї»). Мы хотели её адекватно перевести и ввести в 
текст  в  форме  «Сапедгург» («Белая  волчица»).  Потому  что  на  Востоке, 
как среди иранцев и таджиков, и тюрков, так и многих других народов, 
белый  слон,  белые  конь  и  верблюд,  белый  лебедь,  белый  сокол,  даже 
белая змея считаются животными, приносящими счастье, добро. К тому 
же  для  кыргызов  волк  является  священным  животным,  приносящим 
счастье,  поэтому  автор  специально  дал  ей  имя  «Великая»,  одно  из  имен 
Творца - Акбар (а). Поэтому переводчик (И. Касымзаде – Б. З.) отказался 
назвать  её  «Белой  волчицей» [175, 6]. Необходимо  отметить,  что 
таджикские  переводчики,  по  неизвестным  причинам,  иногда  не 
обращают  внимания  на  объяснения  и  комментарии  Ч.  Айтматова, 
которые  он  дает  именам  своих  героев  и  персонажей,  и  потому  их 
неправильно  переводят.  В  комментариях  А.  Хамдама,  в  которых  он 
привел  разъяснения  имени  «Акбара»  на  кыргызском  «Оќбўрї»,  мы 
наблюдаем неверный результат. 

148 
 
Надо  отметить  и  такой  момент,  что  эти  два  переводчика 
осуществляют  перевод  одного  объекта  по-разному - один  правильно  и 
близко к  замыслу  писателя, другой неправильно, отходя далеко от цели 
автора. Например, Ч. Айтматов в романе, описав очень эмоциональный, 
экспрессивный  эпизод,  назвал  его  «критическим  моментом» [152, 6]. С. 
Салох  его  перевел  «як  лањзаи  борику  њассос» [168], обратный  перевод 
звучит так: «тонкий и чувствительный момент», а И. Касымзаде «њамон 
лањзаи  дигаргунии  ќатъї» [175, 8], обратный  перевод  на  русский  язык: 
«тот  резкий  поворотный  момент».  На  наш  взгляд,  перевод  С.  Салоха 
более близок по смыслу к оригиналу. 
В  романе  имеется  одна  очень  эмоциональная,  полная  нежности 
сцена,  когда  волчья  пара - Акбара  и  Ташчайнар  услышали  звук 
приближающегося  вертолета,  который  волчица  считает  злостным 
врагом  своих  детёнышей.  Она,  беременная,  от  страха  впадает  в  панику, 
вся дрожит и Ташчайнар, чтобы её успокоить, начинает её ласкать своим 
горячим,  мягким  языком,  от  чего  Акбара,  получая  удовольствие, 
прикрыв  глаза,  дальше  в  тексте  оригинала: «... И  она  прикрыла  глаза, 
застонала,  от  неги... » [152, 56], но  И.  Касымзаде  перевел  эту  часть 
предложения  так: «...чашмњо  нимпўшкунон  хушњолона  нарае  кашид... » 
[175, 73] - обратный перевод звучит так: «...прикрыв глаза, она радостно 
зарычала...»,  что  совершенно  не  передает  состояние  Акбары  и  перевод 
неверен,  ибо  волчица  пребывает  в  состоянии  нежности  и  успокоения,  а 
по переводу получается, что она рычит во гневе. 
В  оригинале  автор  в  нескольких  местах  использовал  поговорки. 
Например, «Всему судья - время» [152, 10] и «Всему свое время» [152, 13], 
которые  С.  Салохом  переведены  на  таджикский  язык  первым  способом 
перевода  пословиц  и  поговорок  (пути  перевода  пословиц  и  поговорок 
были  рассмотрены  выше. – Б.  З.): «Њаками  кулли  мављудот  ваќт  аст» 
[168]  и  «Њар  кор  ваќту  миод  дорад» [168]. И.  Касымзаде  также  эти 

149 
 
поговорки перевел первым способом: «Ваќт – омили бузург аст» [175, 15] 
и «Ва боз њам њамааш ба ваќту соаташ рост меояд» [175, 20]. 
Несмотря на то, что в переводах встречаются ошибки и неточности, 
эти два переводчика смогли осуществить максимально приближенный к 
оригиналу перевод и, главное, передать дух, мировоззрение и понимание 
описываемых  автором  событий,  ибо  великий  кыргызский  писатель, 
отразил  в  своих  произведениях  непростое  по  своей  сути  время.  На  наш 
взгляд,  они  сохранили  высокую  художественность  произведений, 
переведенных ими на таджикский язык. 
Как  и  во  всех  своих  произведениях,  Ч.  Айтматов  и  в  этом  романе 
привел  много  фрагментов  из  разных  жанров  устного  народного 
творчества.  При  описании  событий  в  целях  усиления  воздействия  и 
обеспечения  красочности  своего  произведения  писатель  ввел  в  ткань 
своего  романа  грузинский  рассказ  «Шестеро  и  седьмой».  Этот  рассказ, 
как  ранее  мы  упоминали,  был  переведен  Р.  Ваххобом  на  таджикский 
язык. Ниже приведем анализ двух переводов одного рассказа. 
 
Два перевода одного рассказа 
Прежде  всего  нас  заинтересовал  перевод  названия  расказа 
переводчиками.  Р.  Ваххоб  перевел  название  рассказа  «Шестеро  и 
седьмой»  на  таджикский  как  «Шашёрон  ва  њафтумин»,  если  сделать 
обратный  перевод,  то  получим  «Шестеро  друзей  и  седьмой»,  которое 
похоже на название оригинала и логически правильно, так как речь идет 
о  шестерых  людях,  которые  являются  единомышленниками  и  имеют 
одну  общую  цель  и  об  одном  человеке,  который  только  притворяется, 
что  солидарен  с  ними.  Однако,  к  сожалению,  И.  Касымзаде  перевел  его 
«Шаш тан ва њафтумаш», если перевести обратно, то получится «Шесть 
человек  и  их  седьмой».  По  нашему  мнению, «аш»  это  притяжательное 
местоименние – суффикс,  указывающее  на  принадлежность  к  кому-либо 

150 
 
или к чему-либо, вносит в название оттенок неясности, непонятности. В 
то же время сам переводчик, видимо, почувствовав это, в других местах 
выражение  «Шестеро  и  седьмой»  приводит  в  форме  «Шаш  тан  ва 
њафтуминаш» [175, 102] и  «њафтумин» [175, 108] придаёт  выражению 
смысл, например: 
Оригинал: 
«Так 
начиналось 
прощальное 
песнопение семерых, 
вернее  шестерых  и 
седьмого» [152, 64]. 
 
 
Р. Ваххоб: 
«Чунин  оѓоз  ёфт 
хониши 
суруди 
видоии 
њафтнафарон, 
аниќтараш 
шашёрон 
ва 
њафтумин» [185, 30]. 
 
И. Касымзаде: 
«Њамин  тавр  шурўъ 
шуда  буд  суруди 
хайрбоди  њафт  тан, 
аниќтараш  шаш  тан 
ва 
њафтуминаш» 
[175, 102]. 
Имя  главного  героя  рассказа  в  оригинале  Гурам  Джохадзе.  Р. 
Ваххаб  перенес  в  таджикский  текст  грузинское  звучание  имени,  что,  на 
наш  взгляд,  правильно.  И.  Касымзаде  в  таджикском  переводе  это  имя 
привел  в  такой  форме:  Хуррам  Љохадзе.  Как  видно,  переводчик 
грузинское  имя  Гурам  приблизил  по  звучанию  к  таджикскому  имени, 
оставив фамилию героя грузинской. Как правило, имена собственные не 
переводятся, поскольку имеют свои смысл и звучание, на родном языке в 
данном случае на грузинском, и приведение эквивалетных вариантов по 
звучанию на таджикском языке недопустимо. 
Нужно  отметить,  что  первый  перевод  был  осуществлен  в  советское 
время (1989 год),  когда  в  таджикском  языке  существовало  много 
заимствований из русского языка. Однако, язык перевода Р. Ваххоба не 
загружен  заимствованиями  из  русского  языка,  что,  несомненно, 
достойно  похвалы.  Язык  перевода  Р.  Ваххоба  больше  похож  на 
сегодняшний  таджикский  язык,  на  который  оказали  сильное  влияние 
современные  персидский  и  афганский  (дари)  языки.  Например, 

151 
 
переводчик  только  в  двух  случаях  использовал  слова  «гражданї» 
(гражданский)  и  «Советї» (Советский),  которые  И.  Касымзаде  перевел 
«шањрвандї» (гражданский) ва «Шўравї» (Советский). 
Cопоставление  и  анализ  показали,  что,  в  общем,  оба  переводчика 
перевели  рассказ  ровно  и  их  работу  можно  считать  успешной. 
Естественно,  каждый  перевод  имеет  свои  особенности.  Так,  И. 
Касымзаде  старался,  чтобы  таджикский  текст  был  близок  к  оригиналу, 
но  это  не  имеет  отрицательного  значения,  наоборот,  там,  где  Ч. 
Айтматов  комментировал  и  объяснял  те  или  иные  события,  свои 
действия, переводчик перевел конкретизированно и точно. Р. Ваххоб эти 
моменты перевел кратко, сократив объяснения автора и, на наш взгляд, 
путь  перевода,  избранный  И.  Касымзаде,  плодотворнее,  лучше 
раскрывает  замысел  автора.  Например,  автор  специально  фиксирует 
внимание читателя на том факте, что когда-то Гурам Джохадзе ухаживал 
за  лошадьми,  был  табунщиком,  делая  акцент  на  мастерстве  Гурама 
Джохадзе  по  управлению  лошадьми,  как  опыта  прошлой  его  работы  и 
отлично  знавшего  окрестные  горы.  И.  Касымзаде  переводит  точно 
«дањмарда-чўпони асппарвар» [175, 97] - «большой табунщик», Р. Ваххоб 
же  кратко  ограничивается  словом  «чўпон» [185, 299] - «чабан»,  и 
читателю  не  ясно,  за  кем  смотрел  Гурам  Джохадзе,  это  могли  быть  и 
овцы, и козы, и коровы, и кони. 
В  некоторых  случаях  перевод  Р.  Ваххоба  более  успешен  по 
сравнению  с  переводом  И.  Касымзаде.  Так,  выражение  «рискуя  быть 
раскрытым» [152, 60], в  переводе  Р.  Ваххоба  звучит  «таваккал  намуда» 
[185, 300] - «рискуя», в то время как И. Касымзаде перевел это выражение 
«мурданивор  метарсад» [175, 97], в  обратном  переводе  это  звучит 
«мертвецки боится». Как видим, смысл оригинала искажен полностью и 
Сандро  представляется  читателю  трусливым  человеком.  Также  неверен 
перевод  эпизода,  связанного  с  бегством  группы  Гурама,  когда  они 

152 
 
бешено  скачут  и  Сандро  нарочно  сваливается  с  коня,  имитируя  разрыв 
подпруги: «Когда они на бешеном скаку достигают берега и бросаются в 
реку, чекист сваливается с коня возле зарослей: у него якобы обрывается 
подпруга» [152, 61]. В  переводе  Р.  Ваххаба: «Ваќте  ки  даста  бо  дави 
љунуномез ба соњил расида, худро ба дарё мезанад, чекист миёни буттањо 
аз  болои  асп  меафтад:  гўё  забартанги  зин  меканад» [185, 300]. Этот 
перевод точен во всех смыслах, а вот перевод И. Касымзаде: «Йигитњояш 
бошитоб  аз  соњилњо  асп  ронда,  худро  ба  дарё  мезананд,  чекист  дар 
буттазоре оњиста аз асп мефурояд, гўё ки аили аспаш канда шудааст» [175, 
97], что совершенно не передает ни бешеной скачки, ни других нюансов 
эпизода.  Сравним  обратный  перевод  с  таджикского  на  русский  и 
оригинал, приведенный выше: «Чекист в зарослях тихонько слез с коня, 
будто оборвалась подпруга у его коня». 
Рассказ по объему не очень большой, но Р. Ваххоб сократил его на 
два  предложения  и  два  абзаца,  а  И.  Касымзаде  при  переводе  сохранил 
весь  текст.  Конечно,  сокращение  Р.  Ваххобом  рассказа  понятно,  т.к.  он 
перевел  и  опубликовал  рассказ  отдельно,  вырвав  из  контекста  романа, 
ибо начало рассказа принадлежит Авдию и в завершающем предложении 
заключены его мысли и соображения. Сокращенные Р. Ваххобом первый 
абзац  относится  к  объяснениям  Ч.  Айтматова  по  поводу  ситуации,  в 
которую  попал  чекист  Сандро,  а  второй - содержит  философские 
размышления писателя, которые можно назвать песней или миниатюрой. 
Они сохранены в переводе И. Касымзаде. 
Итак,  перевод  на  таджикский  язык  названного  рассказа, 
осуществленные  обоими  переводчиками,  в  общем,  можно  признать 
хорошими  и  оценить  как  ещё  одно  новое,  свежее  сочинение  на 
таджикском языке. Эти переводы произведения кыргызской литературы, 
хотя и считаются достижением современной русской литературы, смогли 
стать в один ряд с успешными произведениями таджикской литературы. 

153 
 
Когда оригинал рассказа сравниваем с переводами, то тогда можем 
оценить,  насколько  переводы  на  таджикский  язык  отражают  мысли  и 
цели  автора,  настолько  перевод  верно  или  искаженно  передает  суть 
произведения.  На  наш  взгляд,  таджикские  переводчики  в  своих  работах 
смогли  полностью  соблюсти  и  сохранить  ту  внешнюю  и  внутренюю 
связь  рассказа  кыргызского  писателя  и  очень  точно,  ясно  и  тонко 
передать  присущие  Ч.  Айтматову  гуманистическое,  общечеловеческое 
мышление  и  чувства  глубокого  мыслителя.  Переводчики,  представляя 
читателю  внутреннее  состояние  и  судьбу  героя  произведения, 
продемонстрировали  высокое  переводческое  мастерство,  и  их  переводы 
можно считать значительными явлениями в таджикской литературе. 
Одним словом, с точки зрения теории, перевод одного произведения 
несколькими  перводчиками  можно  считать  явлением  уникальным  и 
заслуживающим  особого  внимания.  В  мировой  литературе  встречается 
данная  практика  перевода,  т.е.  на  один  язык  с  другого  языка 
осуществляются  переводы  одновременно  несколькими  перводчиками.  К 
счастью,  и  в  таджикской  переводческой  практике  это  явление  имеет 
место,  и  оно  коснулось  произведений,  ставших  предметом  нашего 
исследования.  Изучение  этой  темы  и  полученные  результаты,  при 
сравнении  одного  текста  с  другим,  выявляют  их  достоинства  и 
недостатки,  освещают  многие  важные  для  теории  и  практики  перевода 
моменты. Таким образом, на основании полученных результатов можно 
выбрать  наиболее  приемлемый  и  лучший  вариант  перевода.  Также 
важным  и  интересным  является  то,  что  последующие  переводчики,  при 
обращении  к  уже  переведенным  произведениям,  могут  воспользоваться 
их  достижениями  и  исправлять  их  недостатки.  Следовательно,  всё 
сказанное  доказывает  важность  и  актуальность  выбранной  нами  для 
исследования темы и результатов нашей работы. 
 

154 
 
Заключение 
Исследовав  проблемы  переводов  произведений  Чингиза  Айтматова 
и  их  особенностей,  а  также  изучив  проблемы  таджикско-кыргызских 
литературных отношений, мы пришли к следующим выводам: 
1. В Таджикстане знают и любят творчество выдающегося писателя 
современности  Чингиза  Айтматова.  Таджикские  литературоведы  и 
критики начиная с 60-х годов обратили свое внимание на творчество Ч. 
Айтматова и познакомили таджикских читателей с его произведениями. 
Многие  произведения  Ч.  Айтматова  переведены  на  таджикский  язык  и 
изданы. Они определяют место и влияние Ч. Айтматова в литературной 
жизни  и  в  литературных  связях  таджикского  и  кыргызского  народов. 
Исследовав  историю  указанных  явлений,  мы  пришли  к  выводу,  что  Ч. 
Айтматов  впервые  вошел  в  таджикскую  литературную  жизнь 
посредством  переводов  его  произведений.  Затем  появились  статьи  о 
писателе,  состоялись  поездки  самого  писателя  в  Таджикистан  и 
представителей таджикской литературы, науки и культуры в Кыргызию, 
вследствие  чего  завязалась  дружба  и  сотрудничество  Ч.  Айтматова  с 
рядом  таджикских  литераторов,  ученых  и  деятелей  культуры.  Всё  это 
заложило  основу  для  укрепления  таджикско-кыргызских  литературных 
связей,  плодотворного  взаимовлияния  и  взаимообогащения  двух 
культур. 
2.  Знакомство  с  произведениями  Ч.  Айтматова,  особенно  с  его 
литературными воззрениями, комментариями к произведениям писателя 
и  их  исследование  в  таджикской  литературной  среде  имели  огромное 
значение  для  развития  литературных  взаимоотношений  между 
таджикским и кыргызским народами. Ч. Айтматов как великий писатель 
в  ранние  периоды    своего  творчества  уже  имел  огромный  успех  на 
пространстве  всего  Советского  Союза  и  за  его  пределами,  поэтому 

155 
 
таджикские  читатели  с  огромным  интересом  следили  за  творчеством 
этого выдающегося писателя.  
3. Таджикские исследователи на основе изучения жизни и творчества 
Ч.  Айтматова  обратили  внимание  на  такие  проблемы  его  творчества, 
которые  оказали  влияние  на  развитие  современной  таджикской 
литературы, особенно художественной прозы.  
4.1978-1988  годы XX века  следует  считать  новым  периодом  в 
исследовании, переводе и восприятии творчества кыргызского писателя в 
Таджикистане.  Хотя  опубликованные  в  этот  период  статьи  большей 


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет