ОРЫС  ЖƏНЕ  ШЕТЕЛ  ƏДЕБИЕТІ

28 
вались те или иные грани его учения даже художниками, принадлежавшими к одной литературной 
школе. Каждый из них трактовал философские идеи Ницше в свете личного опыта и индивидуальных 
взглядов и представлений. Несомненный интерес вызывала рецепция философии Ф.Ницше в творче-
стве двух писателей — Б.Зайцева и Л.Андреева. 
Творческий  метод  Андреева  соприкасается  с  развитием  психологической  прозы  рубежа  ХIХ–
ХХ вв.,  углублением  форм  художественного  психологизма.  Разнообразные  жизненные  ситуации  и 
положения, особенности психического склада и мировоззрения героев, преломленные сквозь созна-
ние  автора,  становятся  выражением  объективно-идеального  содержания,  не  совпадающего  с  рацио-
налистическим познанием жизни. В его произведениях отражаются высказанные позднее в «Письмах 
о театре» мысли о сущности драматизма современной жизни: «сама жизнь в ее наиболее драматиче-
ских и трагических коллизиях все дальше отходит от внешнего действия, все больше уходит в глуби-
ну  души,  в  тишину  и  внешнюю  неподвижность  интеллектуальных  переживаний»
2
.  Разнообразные 
жизненные ситуации, психологические мотивировки поступков и состояний героев продолжают ин-
тересовать писателя в разные периоды творчества. 
Известно,  что  в  своих  произведениях  Андреев  обычно  наполняет  образ  героев  обобщенным 
(«родовым»)  содержанием.  В  «Рассказе  о  Сергее  Петровиче» (1900), являющимся  ранним  опытом 
«панпсихического»  рассказа,  художник  обращается  к  психологическим  мотивировкам  поступков  и 
состояний  героя,  его  интересует  внутренний  конфликт,  глубинный  мир  человеческого  сознания, 
страстей и страданий. Художник показывает безмерно одинокого человека, остающегося одиноким и 
пред лицом смерти, которая одна способна принести освобождение от мук и страданий жизни. 
В 1913 г. Б.Зайцев создает одно из самых интересных своих произведений — рассказ «Студент 
Бенедиктов», полемичный по отношению к вышеназванному рассказу, более глубоко и яснее прочи-
тываемый в контексте предыдущего. Оба произведения соответствуют тенденции в русской литера-
туре начала ХХ в., в которой, по выражению Л.А.Иезуитовой, «философская эмоция представлена в 
виде сгустка, эссенции». Рассказы Андреева и Зайцева возникают в контексте размышлений авторов 
о  человеке,  жизни  и  смерти,  свободе  и  воле,  поэтому  интересно  рассмотреть  произведения  в  свете 
сопоставления их философских систем. Прежде всего, несомненным доказательством влияния идей 
философа  является  ницшевская  сюжетика,  образность,  даже  несколько  претенциозная  стилизован-
ность интонаций, которые плотно ложатся на текст андреевского рассказа. Рецепция идей Ницше в 
рассказе Б.Зайцева не так ясно выражена. На первый взгляд, она проявляется в более завуалирован-
ной форме, но ницшевское «свечение» при внимательном его прочтении также неопровержимо. Кро-
ме  общего  философского  источника,  в  обоих  рассказах  важным  является  внутренняя  полемичность 
рассказа  Б.Зайцева  по  отношению  к  произведению  Андреева.  В  «Студенте  Бенедиктове»  Зайцева 
ощутима «антиандреевская» направленность. 
В обоих произведениях общее сюжетное ядро — самоубийство главных персонажей (в рассказе 
Б.Зайцева  не  состоявшееся  случайно).  Образно-смысловая  зависимость  рассказов  двух  авторов  от 
главного и наиболее известного в России начала века философского сочинения Ницше «Так говорит 
Заратустра» очевидна. Она проявляется в идее, волнующей главных персонажей, и психологической 
коллизии произведений. 
Среди  предпосылок,  обусловивших  появление  рассказа  Л.Андреева,  следует  назвать  и  такой 
факт социально-психологического характера. Популярность Ницше в России в начале ХХ в. породи-
ла  своеобразную  волну  самоубийств.  В  психологически  нервной,  утонченной,  богемной  атмосфере 
рубежа  веков  самоубийство  стало  некой  «болезнью»,  которой  особенно  было  подвержено  молодое 
поколение. В это время разыгрывалось множество драматических историй, в основе которых лежало 
«идейное  самоубийство»,  не  были  исключением  и  случаи  «моды»  на  суицид  или  истории,  случав-
шиеся по причине обычных житейских неурядиц. 
Это обстоятельство нашел нужным отметить в своей обширной статье известный критик начала 
ХХ в. А.Закржевский, обративший внимание на психологическое воздействие ницшеанских идей на 
молодежь  и  указавший  на  причины  этого  явления.  Среди  них  исследователем  назывались  обстоя-
тельства  разного  свойства:  и  неточность  понимания  смыслов  философских  трудов,  и  психологиче-
ская неустойчивость сознания молодых людей. Анализируя это трагическое явление русской дейст-
вительности, Закржевский сделал попытку рассмотрения самоубийства как феномена в широком фи-
лософском,  социологическом  и литературоведческом  контексте.  Симптоматично  заглавие  его  труда 
«Сверхчеловек над бездной», отсылающее читателя к ницшевскому Заратустре. Автор пришел к вы-
воду, что самоубийства в большинстве случаев носили идейный характер: «слишком велика жажда 
жизни, велика и сильна жажда идеала, жажда чуда, и мир не может вместить в себе этой жажды, мир 

29 
слишком узок, слишком тесен, пошл для этих пьяных мечтою своею, дерзанием своим, своеволием 
своим душ»
3
. По мысли критика, эти молодые люди своей смертью отрицали настоящее во имя новой 
жизни, самоубийство их есть своего рода творчество, не творчество смерти, а творчество жизни, «но-
вой, грядущей жизни, во имя которой они жертвуют собой». 
Герои Л.Андреева и Б.Зайцева — также «идейные» самоубийцы. Оба рассказа строятся как пси-
хологическое  повествование  о  мучительном  для  обоих  героев  решении  о  самоубийстве.  Авторами 
разрабатывается  одна  и  та  же  сюжетная  ситуация:  постижение  человеком  грани  жизни  и  смерти. 
Кроме отмеченной общности сюжета, существуют другие переклички: главные персонажи названных 
произведений — студенты, одинаков их социальный и материальный статус. Сергей Петрович живет 
крайне стесненно в средствах, обедает в бесплатной студенческой столовой, Бенедиктов зарабатыва-
ет  репетиторством  в  чужом  имении  на  летних  каникулах.  Персонажей  объединяет  еще  одно  общее 
сходство, они физически некрасивы, оба мучительно переживают из-за этого. В основе произведений 
художников лежит категориальный тип конфликта (определение С.Ю.Ясенского), когда «персонажу 
противостоят некоторые категории: несовершенство человеческой природы, смех, ложь как выраже-
ние зла и непонимания между людьми»
4
. 
Персонаж  Андреева — юноша  добрый,  смирный,  патологически  застенчивый,  благоговеющий 
перед незаурядным товарищем. Разница между ними для самого героя очевидна: Новиков обладает 
незаурядным умом, эрудицией, самостоятельностью суждений, пользуется уважением, к его мнению 
прислушиваются, а у Сергея Петровича — одна неуверенность, лишь серое существование, наивные 
мечты стать богатым или известным. Однако чтение Ницше «переворачивает» обыденность его су-
ществования. 
Герой тяжело страдает из-за своей заурядности, внешней и внутренней: «Существовали и другие 
факты,  с  которыми  приходилось  мириться,  и  когда  Сергей  Петрович  глубже  вглядывался  в  свою 
жизнь, он думал, что и она — факт из той же категории. Он был некрасив, — не безобразен, а некра-
сив, как целые сотни и тысячи людей. Плоский нос, толстые губы и низкий лоб делали его похожим 
на других и стирали с его лица индивидуальность. К зеркалу он подходил редко <…>, а когда подхо-
дил, то долго всматривался в свои глаза, и они казались ему мутными и похожими на гороховый ки-
сель, в который свободно проникает нож и до самого дна не натыкается ни на что твердое»
2
 (1, 227). 
Отметим,  что  он более  индивидуализированный  персонаж  по  сравнению с Человеком  из  известной 
пьесы,  героями  «Тьмы», «Бездны», «Большого  шлема»  и  др.  С  самого  начала  обращает  внимание 
особая  психологичная  напряженность,  которой  живет  герой  Л.Андреева,  внутренний  диссонанс, 
предвещающий трагический исход. В рассказе, как и в других произведениях автора («Вор», «Жизнь 
Василия Фивейского», «Жизнь человека»), важна оппозиция «человек — внешний мир», но разреша-
ется  она  не  как  противостояние  страдающего  героя  и  враждебного  злого  мира,  но  как  разъединен-
ность ограниченного замкнутого сознания человека с миром живой жизни, благим и спасительным. 
В трактате Ф.Ницше «Так говорил Заратустра» героя особенно поражает мысль о Сверхчелове-
ке,  о  свободной  и  сильной  личности.  Любимая  ницшевская  идея  все  более  овладевает  персонажем 
Л.Андреева. Он всецело увлечен книгой, и, несмотря на то, что работа над ее переводом двигается 
медленно, целые страницы знает наизусть. Юношу все больше захватывает пафос учения философа, 
протест  против  удушающей  регламентации  человеческого  существования,  критика  «сущего»,  т.е. 
действительности,  культивирующей  посредственность  и  заурядность,  приземленность  большинства 
людей.  Идеи философского  трактата  зароняют  в душу  слабого,  рефлектирующего  героя  размышле-
ния, в результате которых «труднее становилось мириться с суровым фактом — жизнью» (1, 229). 
Имя Ницше имеет знаковый смысл. Ницшевский код, как контекст, достаточно ясно обозначен в 
рассказе Л.Андреева, об этом свидетельствуют и цитатная апелляция к Ницше в самом начале произ-
ведения и внутреннее осмысление интенций и философских образов текста. «Так говорил Заратуст-
ра» критики называют своеобразной ницшевской библией, необыкновенной философско-поэтической 
поэмой. Развернутые в восьмидесяти главах работы проблемы жизни человека, ее красоты и никчем-
ности, смысла человеческого существования, идеи добра и зла, силы человеческого духа и слабости, 
смирения  и  бунта  важны  для  понимания  сути  андреевского  произведения.  Истина,  с  которой  спус-
тился с гор пророк Заратустра: «Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзой-
ти»
5
.  Ницше  провозглашает  необходимость  высшей  цели,  которая  устремит  эволюцию  человека, 
причем эволюцию активную, требующую усилий его самого («созидать дальше себя») к следующей 
ступени сверхчеловека. Важной в работе является идея сверхчеловека. «Смотрите, я учу вас о сверх-
человеке!  Сверхчеловек — смысл  земли.  Пусть  же  и  ваша  воля  говорит: «да  будет  сверхчеловек 
смыслом  земли» (Курсив  автора. — У.А.) (С. 7).  «Человек  есть  нечто,  что  должно  превзойти.  Что 

30 
сделали  вы,  чтобы  превзойти  его? <…> Даже  мудрейший  из  вас  нечто  двусмысленное  и  неопреде-
ленно-двуполое, нечто среднее между тем, что растет из земли, и обманчивым призраком», — таковы 
наиболее броские и распространенные парадоксы и афоризмы базельского философа (С. 6, 7). 
Герой Л.Андреева находит в драматически напряженном повествовании Ницше, как ему кажет-
ся, ответы на мучающие его вопросы. В лаконичных, не проясненных формулах философской поэмы 
концепция сверхчеловека как бы намеренно «затемнена», но у философа это возвышенно-философ-
ская иллюстрация нового человека, проявленная и в других трудах («Ессе homo», «По ту сторону до-
бра и зла», «Веселая наука»), содержит мысль о независимости и свободе индивида, для которого нет 
никаких обязательств, кроме стремления к самосозиданию, о ценности жизненной силы, творческой 
мощи.  Важна  главная  идея  философской  поэмы:  сегодняшний  человек — лишь  мост,  переход  от 
обычного  человека  к  Сверхчеловеку,  он  должен  выйти  за  свои  пределы, «человек  есть  нечто,  что 
должно преодолеть». Ему противостоит в ницшевской концепции «последний человек». «Приближа-
ется  время  презреннейшего  человека,  который  не  в  силах  уже  презирать  самого  себя.  Смотрите!  Я 
покажу вам последнего человека <…> Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, 
делающий все маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живет дольше 
всех <…> Счастье найдено нами», — говорят последние люди и моргают» (С. 11). «Последний чело-
век», в понимании Ницше, — это стадный человек, символ всего уродливого, смерть человечества. 
По мере продвижения работы над переводом Сергея Петровича все больше захватывает мысль о 
смерти. Привычным состоянием героя становится замкнутость, самоуглубленность. Л.Андреев пока-
зывает медленный процесс отторжения человека от мира, от самого себя, от жизни. В сознании Сер-
гея Петровича вызревает мысль о самоубийстве, в которой он все более укрепляется. Мелькавшая и 
ранее, но никогда не имевшая над ним столь серьезной власти, идея завладевает им все сильнее. Он 
погружается в мир идей Ницше, и его «я» становится лишь тенью сверхчеловека: «<…> Сергей Пет-
рович не думал, что он живет, и перестал замечать жизнь, а она текла, плоская, мелкая и тусклая, как 
болотный ручей. Но бывали мгновения, когда он точно просыпался от глубокого сна и с ужасом со-
знавал, что он все тот же мелкий и ничтожный человек; тогда он по целым ночам мечтал о самоубий-
стве, пока злая и требовательная ненависть к себе и к своей доле не сменялась мирною и кроткою жа-
лостью» (1, 231). Мысли  о  сильном,  свободном  и  смелом  духом  человеке,  поразившие  героя,  дают 
толчок его размышлениям, душевным колебаниям, тяготеют над ним, медленно вызревая и меняя его 
внутренне, подталкивают к трагическому решению. 
Андреев не обнажает мыслей своего персонажа, практически не цитирует Ницше. В этом не бы-
ло особой необходимости, поскольку читателям они были достаточно хорошо известны. Лишь в на-
чале рассказа он пишет: «В учении Ницше Сергея Петровича больше всего поразила идея сверхчело-
века и все то, что говорил Ницше о сильных, свободных и смелых духом» (1, 226). Идеи Ницше су-
ществуют  как  контекст,  в  котором  может  быть  расшифрована  траектория  мысли  героя,  достаточно 
прозрачно  обозначенная  в  рассказе,  поэтому  обратимся  к  самому  философу: «Жизнь  есть  только 
страдание», — так говорят другие и не лгут; так постарайтесь же, чтобы перестать вам существовать! 
Так  постарайтесь  же,  чтобы  кончилась  жизнь,  которая  есть  только  страдание.  И  да  гласит  правило 
вашей добродетели: «Ты должен убить самого себя! Ты должен сам себя украсть у себя. <…> И даже 
вы, для которых жизнь есть труд и беспокойство, — разве вы не очень утомлены жизнью? Разве вы 
еще не созрели для проповеди смерти»
5
 (С. 36, 37). «Иному не удается жизнь: ядовитый червь гложет 
ему сердце. Пусть же постарается он, чтобы тем лучше удалась ему смерть» (С. 60). Герой все боль-
ше  подчиняется  чувству  смерти,  воспринимает  ее  как  нечто  глубоко  интимное,  вызывающее  одно-
временно и ужас и любовь. 
В случае Сергея Петровича не только мир «узок» для идеи сверхчеловека, а он сам не соответст-
вует этой идее, осознает свою природу не согласующейся с трактовкой «сверхчеловека». Ницше уже 
имеет эмоциональную власть над героем, его завораживает идея сверхчеловека, включающая творче-
скую  активность,  полноту  жизненных  сил.  Ницшевскую  мысль  о  триумфе  посредственности  «по-
следнего»  человека  он  чувствует  обращенной  к  себе.  В  ходе  всего  повествования  ощущается  неиз-
бежность  драматического  конца.  По  мере  развития  сюжета  происходит  полный  разрыв  героя  с  ми-
ром. Прежде старательный студент Сергей Петрович перестает посещать лекции, общаться со знако-
мыми,  вообще  выходить  куда-либо,  целыми  днями  не  покидает  свою  комнату.  Знакомство  с  фило-
софскими идеями Ницше приводит его к нравственному опустошению и к единственно возможному, 
как ему кажется, выходу из сложившихся реалий жизни: «На столе лежала книга, и, хотя она была 
закрыта и запылена, изнутри ее гремел спокойный, твердый и беспощадный голос: «Если жизнь не 
удается  тебе,  если  ядовитый  червь  пожирает  твое  сердце,  знай,  что  удастся  смерть» (1, 244). Само-

31 
убийство для героя Л.Андреева — это акт воли человека, попытавшегося приблизиться к возвышен-
ному образу сверхчеловека, попытка прорыва к сверхчеловеку Ницше, являющаяся признаком силы, 
самообладания и свободы. 
Мучительны переживания и студента Бенедиктова, живущего во флигеле чужого имения, где он 
дает  уроки.  Несмотря  на  вполне  обыденный  характер  психологической  драмы  героя  Зайцева  (он 
влюблен без взаимности в старшую сестру своего подопечного, на чем, кстати, автор мало акценти-
рует внимания), мучающая его мысль о самоубийстве также перекликается с ницшеанской теорией 
личности. В чертах внешности героя автором подчеркиваются особенности духовного склада моло-
дых людей начала ХХ в., ищущих ответа на философские вопросы. «Тяжелая юность, одиночество 
давали себя знать: Бенедиктов выглядел старше своих лет. Лоб его был велик, и небольшие глаза, си-
девшие глубоко, — хотя и близорукие, — выдавали страстность характера и склонность к экста-
зу»
6
 [Курсив мой. — У.А.]. 
Психологически  сложный  процесс  размышления  героя  о  выборе  между  жизнью  и  смертью  
оставлен  за  рамками  повествования,  он  предстает  перед  читателем  уже  принявшим  решение.  Бене-
диктов  направляется  в  соседний  хутор  к  родственнику  семьи,  в  которой  он  живет,  с  единственной 
целью —  взять пистолет под благовидным предлогом. Путь героя лежит через луга, художник дает 
прекрасную  пейзажную  зарисовку,  опорными  элементами  которой  являются  необозримые  луга  со 
свежескошенными копнами сена, ощущение покоя от простора. Обращает внимание точность психо-
логических деталей в описании внутреннего состояния персонажа. Герой остается глух к красоте и 
прелести вечерней равнины, она не затрагивает его, он попросту ничего не замечает, потому что се-
годня вечером решил застрелиться. Персонаж Б.Зайцева сосредоточенно переживает то, что должно 
случиться. 
Он  садится  на  паром,  чтобы  переправиться  на  другой  берег  реки,  и  в  его  сознании  всплывает 
картина  детства,  когда  он  маленьким  мальчиком,  гимназистом,  переезжал  также  на  пароме  весной 
разлившуюся Оку, возвращаясь домой на пасхальные каникулы. Герой вспоминает свой страх перед 
теменью полыньи, но образ матери, ожидающей его дома, сверкающие звезды на чистом небе, начи-
нающаяся пасхальная заутреня успокоили его. Бенедиктов отгоняет это воспоминание, оно, храни-
мое памятью, причиняет ему почти физические муки. В его сознании борются два голоса, в одном из 
них хорошо узнаваемы мотивы ницшевского Заратустры, другой — голос самого Бенедиктова, ищу-
щего опору в учении Франциска Ассизского, книги которого он изучает, живя во флигеле: «Под тя-
жестью своего бремени он сел. Здесь было темно, одиноко, не стыдно. 
— Ты — несчастная тварь, — шептал ему демон, — и твой удел горе, отчаяние и бедность… Кто 
полюбит тебя? Ты ошибка творенья. Исправь ее. 
— Ты был чист и честен с колыбели. Ты не поддался в нежном детстве, и теперь, ты, пишущий о 
святом Франциске,- отступаешь? Ты сдаешься, рыцарь? 
— Господи, Господи! — сказал вслух Бенедиктов. — Что же это? За что?» (312). 
И вновь голоса вступают в спор: 
— Смерть вокруг, смерть!» — неслось в его голове. Он почти физически ощущал ее, душа по-
тряслась страшным приближением. Но вместе рос и странный, непонятный подъем. 
— Он — это то же, что я, — бормотал Бенедиктов. 
Мы все одно. Я, и старик, и сын, и все гибнущие — мы в одном объятии. Это объятие смерть. 
Так будет. Да исполнится воля пославшего. 
— Как пославшего? Разве мы посланы затем? <…> (316). 
Герой находится в крайне возбужденном состоянии, роковой выстрел лишь по счастливой слу-
чайности не завершается смертью. Случившееся вызывает вихрь переживаний в душе, почти катар-
сически воздействует на него, и герой прорывает замкнутый круг своего существования, со спокой-
ствием созерцает открывающийся ему по-новому мир, возрождается к жизни, к бытийному сущест-
вованию, разрешается в соединении с ним. Несостоявшаяся смерть послужила толчком к духовному 
воскрешению. Об этом свидетельствуют совершившийся перелом в настроении, мысли о старом от-
це, которого с теплым чувством вспоминает герой. 
Зайцев противопоставляет идее андреевского произведения, входящего в противоречие с важной 
христианской  заповедью,  рассматривающей  самоубийство  как  грех,  идею  пронизанного  красотой 
мира,  мира, сотворенного  Богом.  В  связи  с  ранними  рассказами  писателя  Ю.Айхенвальд говорил о 
характерных  для  художника  нотах  «трудно  дающего  спокойствия», «симфонии  примирения  с  ми-
ром». Пережив страдание, Бенедиктов открыл для себя мир, сумел найти  в глубинах своего сердца 
любовь к нему. В заключительном эпизоде рассказа он читает труд Поля Сабатье о Франциске Ас-

32 
сизском.  В  контексте  имени  философа  раннего  Средневековья,  чьи  скромность,  величие  духа,  сми-
ренномудрие подчеркивались всеми его биографами, прочитывается зайцевская концепция личности. 
Франциску Ассизскому, являющемуся религиозным символом раннего католицизма, национальным 
идеалом  святости,  были  присущи  радостное  приятие  жизни,  нравственная  просветленность  духа.  В 
своих речах святой Франциск проповедовал о мире как о высшем благе человека. Он говорил о со-
гласии  человека  с  Богом,  который  приобретается  исполнением  его  заповедей,  и  мире  человека  с 
людьми — через благочестивую жизнь, и мире с самим собой. 
В биографии святого Франциска, написанной Сабатье, отмечается, что он был привязан к дейст-
вительным радостям земной жизни, жизнь его настолько была полна любви, что освещала, согревала 
и научала любить. «В трудный период в истории страны голос умбрийского преобразователя, — пи-
шет  биограф, — заставил  откинуть  все  пессимистические  мысли  и  мысли  о  смерти,  подобно  тому, 
как здоровый организм уничтожает в себе смертоносное начало»
7
. 
В финале рассказа Зайцева содержится намек на духовное обновление, герой избавляется от му-
чивших его сомнений, смотрит на мир со спокойной уверенностью, любовью и добротой: «Он вошел 
в свой флигель — трудовую келью, где лежали книги, где ждал его св. Франциск. Это все было его. 
Он взял со стола книгу и раскрыл. Его взор упал на строки: «На заре крики горных соколов будили 
св. Франциска на высотах Альверны»
6
 (319). 
Рассказ Б.Зайцева написан как собственное, отличающееся от мнения другого художника виде-
ние ситуации, «ответ» на «Сергея Петровича». Различие философских позиций писателей заключает-
ся в том, что каждый из них индивидуально ощутил и отразил проблему драматизма одиночества че-
ловека, его отчужденности от мира и по-разному воплотил ее в своих произведениях. Вспомним, что 
Ницше отбрасывает вместе со всем остальным — государственностью, наукой, моралью и религию. 
«Бог умер!», — провозглашает его герой, и, значит, все дозволено. И грядущая эра Сверхчеловека не 
будет  знать  различия  между  Добром  и  Злом.  Поэтому  персонажем  Л.Андреева,  принявшим  идеи 
Ницше, у которого возвышение человека мыслится параллельно с низвержением христианской мора-
ли и этики, мысль о смерти овладевает целиком. Погружая своих героев в «пограничные ситуации», 
авторы демонстрируют разные философские позиции. В бунте своего героя Андреев черпает доказа-
тельства  его  незначительности  и  зависимости  от  судьбы,  отсутствия  в  ней  бытийных  оправданий. 
Изначальный трагизм бытия, по мысли писателя, не только в смерти, но и в неразрешимых бытийных 
противоречиях. В самой сути экзистенциального мировосприятия, утверждающего иррациональность 
мира, разъединенность личности и мира, заключается суть андреевской концепции. Б.Зайцев проти-
вопоставляет  позиции  Л.Андреева  идею  животворного  единения  человека  и  мира.  Его  герой  через 
попытку  самоубийства  приходит  к  жизнеутверждающему  началу,  обретает  единение  с  миром.  Ху-
дожником остается не высказанной вслух, но подразумеваемой ее философским контекстом, христи-
анская  аргументация,  что  самоубийство — это  отступление  от  принципов  христианской  морали,  и 
для сознания, лишившегося опоры на веру, жизнь действительно предстает утратившей смысл и на-
значение. 
Как отмечает современный исследователь, атмосфера ницшевских текстов поддерживает напря-
жение духа, устремленного к разрешению самых глубоких проблем. Личность как неповторимое са-
мостояние есть самая верная предпосылка его философской мысли: «Опыт Ницше поддерживает ве-
ру человека в себя, его способность к инициативе, к тому, чтобы от реактивности перейти к активно-
сти. Ницше ошибся не в самом призыве («будь самим собой!», «будь верен себе!»), а в том, что он не 
разгадал значимости религий Трансцеденции в поддержке самостояния личности. Он увидел только 
неразрешимый конфликт между личностью и моралью, между свободой и Богом»
8
. 
В  полемике  между  Б.Зайцевым  и  Л.Андреевым  отразилось  отношение  к  философии  Ницше  в 
первые два десятилетия начала века. В ней с наибольшей полнотой показан углубленный интерес к 
психологическим  и  нравственным  проблемам,  отличающим  русскую  литературу  начала  ХХ  в.  Зна-
комство русского читателя с трудами философа стимулировало к исследованию глубинного сознания 
личности,  дало  творческий  импульс  к  появлению  новых  произведений.  Рассказы,  легшие  в  основу 
анализа, знаменуют разные этапы рецепции идей философа художественным самосознанием эпохи, 
когда первоначальная увлеченность философией Ницце сменилась критическим отношением. Произ-
ведения Л.Андреева и Б.Зайцева являют собой закономерные вехи в восприятии ницшевской фило-
софии в России начала ХХ в., проявившиеся в модернистском искусстве и волне нового реализма. 
 
 

33 
Список литературы 
1.  Келдыш  В.А.  Русская  литература  «серебряного  века»  как  сложная  целостность // Русская  литература  рубежа  веков 
(1890–начало 1920-х годов). — Кн. 1. — М., 2000. — С. 33. 
2.  Андреев Л.Н. Собрание сочинений: В 6 т. — М., 1990–96. — Т. 6. — С. 511. Далее в статье при ссылках на тексты про-
изведений Л.Андреева будут указаны том и страница данного издания. 
3.  Закржевский А. Сверхчеловек над бездной. — Киев, 1911. 
4.  Ясенский С.Ю. Особенности психологизма в прозе Л.Андреева 1907–1911 годов // Творчество Леонида Андреева. Ис-
следования и материалы. — Курск, 1983. — С. 35–44. 
5.  Ницше Ф. Так говорил Заратустра. К генеалогии морали. Рождение трагедии. Воля к власти. Посмертные афоризмы. — 
Минск, М., 2000. — С. 7. В дальнейшем при ссылке на данное издание в тексте будут указаны страницы. 
6.  Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 5 т. (6–7 тома доп.) / Пер. с фр. — М., 1985. — С. 304–305. В дальнейшем в тексте 
при ссылке на данное издание будут указаны страницы. 
7.  Сабатье П. Жизнь Франциска Ассизского / Пер. с фр. — М., 1895. — С. 45–46. 
8.  Визгин В.П. Философия Ницше в сумерках нашего сегодня // Ф.Ницше и философия в России: Сб. ст. — СПб., 1999. — 
С. 179–207. 
 
 
 
 

34 

жүктеу/скачать 2,34 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: