№4(68)/2012 Серия филология


Заманауи медиалық дискурс: метатілдік түсініктеме



Pdf көрінісі
бет17/30
Дата06.03.2017
өлшемі2,98 Mb.
#8349
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   30

Заманауи медиалық дискурс: метатілдік түсініктеме 
Мақалада  метатілдік  рефлексияның  құбылысы  тілдің  жеке  бастапқы  сатысында  пайда  болады.  ХХІ 
ғасырдың  алғашқы  екі 10 жылдығында  шетелдік  рефлексивті  медиамəтінде  дамушы  метатілдік 
пікірлесу  мен  қызметінен  тілдің  пайда  болу  шеңбері  аңықталды.  Заманауи  біріккен  пікірталастың 
рефлексивті сипаты медиамəтінде аңықталмаған мағыналық қалпына келтірілген құралы ретінде жəне 
сөйлеушілердің əлемдік көзқарасын тудыру құралы ретінде қарастырылды. 
 
G.P.Baiygarina 
Modern media discourse: metalinguistic commentation 
The article investigates the phenomenon of the metalinguistic reflexion as a manifestation of the personal 
start in the language. The range of linguistic phenomena exposed to metalinguistic commentation is defined, 
as well as the functions in which reflexives are presented in media texts of the first decades of the XXI cen-
tury. Reflexives being the typical quality of the contemporary media discourse are considered to be the means 
of the removal of semantic uncertainty in media texts and as a way of expression of the speaker′s world out-
look orientation. 
 
 
 
 
 
УДК 81.’ 367.3 
Ж.К.Киынова 
Казахский национальный университет им. аль-Фараби, Алматы (E-mail: zhkiynova@mail.ru) 
Старославянская фразеология в русском языке:  
синхрония в диахронии языка 
В  статье  на  материале  Фразеологического  словаря  старославянского  языка  воссоздана  антропоцен-
трическая картина средневекового человека и его морально-нравственных ценностей. Автором статьи 
приведены  примеры,  свидетельствующие  об  отражении  православной  ментальности  в  старославян-
ской фразеологии. Проанализированы фразеосочетания, выступающие в таких бинарных оппозициях, 
как добро – злогрех – добродетельбогатство – бедностьвера – власть. Особое внимание уделено 
фразеологизмам, включающим соматизмы, так как именно в их семантике отражается концептуализа-
ция мира через познание самого себя и своего тела. 
Ключевые слова: фразеология, православная ментальность, старославянская фразеология, библеизмы. 
 
В последнее время, в связи с переосмыслением духовно-нравственных ценностей и актуализаци-
ей  религиозных  истоков,  значительно  возрос  интерес  и  к  старославянскому  (церковнославянскому) 
языку как к культурно-историческому феномену, в котором находит отражение духовная и историко-
культурная память народа. Русское религиозное сознание всегда отождествлялось с этим языком, со-
храняющим свою  идентичность  и  священное  содержание  как  на  протяжении  многих  веков,  так  и  в 
условиях современной социальной реальности. «Время показало, что церковнославянские священные 
формы — это и есть самые верные, единственно возможные, раз и навсегда данные славянскому ми-
ру способы определения и выражения меры святости (священной силы) текстов духовного содержа-
ния. Исключительно точно выражая смысловое содержание, церковнославянские формы на протяже-
нии  многих  веков  констатируют  нам  священную  реальность  прошлого,  сакрализуют  в  том  числе  и 
русские лексемы в книжном церковном употреблении, дарят нам возможность ощутить онтологиче-
скую сопричастность слова и дела, действенную (очистительную и спасительную) силу священных и 
молитвенных текстов. Эти формы самой своей неизменностью во времени свидетельствуют о вечно-
сти заложенных в нем высших смыслов» [1]. 

Ж.К.Киынова 
144 
Вестник Карагандинского университета 
Православная ментальность, тесно связанная с христианской добродетелью, нравственностью и 
ценностным осмыслением мира, находит свое непосредственное отражение в старославянской лекси-
ке,  усвоение  которой  в  условиях  сохранения  культурно-исторической,  религиозной,  этнической  не-
прерывности  в  русской  культуре  сопровождалось  и  своеобразным  заимствованием  элементов  кон-
цептуальной схемы этого сакрального языка. Так, интересный материал в исследовании православно-
го культурного сознания дают фразеологические единицы, заимствованные из старославянского язы-
ка — языка культа и культуры. Несомненно, старославянский, позже, церковнославянский язык, на 
протяжении многих веков использовавшийся на Руси как в культовой, так и в литературной функци-
ях, формировал, определял и укоренял в русском обществе особый, специфический тип культуры — 
культуры духовной, свидетельствующей о святости сознания русского человека. Культурные и рели-
гиозные  потребности  православных  славян  обслуживались  церковнославянским  языком,  поэтому 
традиционно языковые единицы библейского происхождения обозначались как «церковнославяниз-
мы», или «старославянизмы». Употребление библейского слова проецирует идеи святости, сакраль-
ности  на  все,  что  имеет отношение  к  Библии  и  религиозному  культу.  Фразеологические  сочетания, 
восходящие к тексту Библии, называются библеизмами. Они первоначально входили в литературный 
язык  в  церковнославянской  форме, которая  и  сохранилась  во  многих фразеологизмах.  Ср.: довлеет 
дневи злоба его, разверзлись хляби небесные, притча во языцех, ничтоже сумнящеся и др. Многие из 
них  требуют  этимологического  комментирования,  например,  притча — поговорка;  язык — народ; 
языцех — устаревшая форма предложного падежа. Архаизация слов, как правило, приводит к различ-
ного рода семантическим трансформациям. Так, фразеологизм злачное место в современном языке 
приобрел  негативный  оттенок,  поскольку  означает  «место,  где  предаются  кутежу  и  разврату»,  в  то 
время как в тексте Псалтыри, а также в молитвах оно имело значение «изобилующий знаками, бога-
тый растительностью, сытый». Выражение на сон грядущий имел форму на сон грядущим (буквально 
— отходящим ко сну) и был связан с названием молитвенника, предназначенным для чтения перед 
сном. Устойчивое сочетание ложь во спасение («ложь ради блага, спокойствия кого-либо»), широко 
употребляющееся  в  современном  языке,  возникло  в  результате  неверного  толкования  церковносла-
вянского текста Псалтыри: «Ложь конь во спасение, во множестве же силы своея не спасется», т.е. 
«Ненадежен конь для спасения, не избавит великою силою своею», где ложь — не существительное, 
а  краткое  прилагательное  мужского  рода  со  значением  «ненадежный,  неверный».  Из  приведенных 
примеров следует, что многие слова сохранились в русском языке только в составе фразеологизмов, 
утратив при этом формы словоизменения, этимологические связи и собственное значение. 
Современные лингвистические исследования ориентированы на постижение языка как антропо-
логического феномена, что предполагает рассматривать язык как элемент культуры, тесно связанный 
с  разнообразными  формами  сознательной  деятельности  человека  в  проекции  на  культурно-
национальное мировоззрение, языковые стереотипы и реконструкции языкового сознания и менталь-
ности народа. Осознание и осмысление человеком мира происходит через трансляцию культурнозна-
чимых смыслов в естественный язык, что происходит посредством фразеологизмов — языковых зна-
ков,  способных  хранить  и  передавать  эти  культурные  смыслы.  Согласно  В.Н.Телия,  фразеологиче-
ский знак корреспондирует с различными пластами культуры — архетипическими оппозициями; ко-
дами  культуры;  мифологическими  представлениями,  такими,  в  частности,  как  анимизм,  фетишизм, 
табу; с библейскими представлениями об устройстве мира; с фольклором, литературой, ритуалом и 
др. Эти пласты в той или иной форме хранятся в сознании человека: они понимаются как когнитив-
ная база, или «структурированная совокупность знаний и национально маркированных и детермини-
рованных представлений» [2; 97]. 
Во фразеологическом словаре старославянского языка [3], составленном на основе памятников 
письменности X–XI вв.,  представлены  устойчивые  словесные  комплексы,  характеризующие  мир 
смыслов и ценностей, в котором жила и развивалась средневековая культура. Фразеосочетания опи-
сывают  такие  нравственно-религиозные  ценности  в  бинарных  оппозициях,  как  добро  и  зло,  грех  и 
добродетель, богатство и бедность, вера и власть и др. «Можно без преувеличения сказать, что вся 
духовная сфера средневекового человека была сакрализована, вся она была подчинена главному ре-
гулятивному  принципу  Средневековья — сопричастности  Богу.  Именно  Бог  как  высшая  ценность 
человеческого  бытия  являлся  точкой  отсчета  духовного  и  ценностного  осмысления  мира,  связывая 
воедино  природу,  общество,  человека,  бытие  и  небытие» [4]. Вся  лексика  старославянского  языка 
ориентирована на человека, поэтому средневековая культура — это не только теоцентрическая куль-
тура, но и антропоцентрическая, культура души человека. 

Старославянская фразеология в русском языке… 
Серия «Филология». № 4(68)/2012 
145 
Составители  Фразеологического  словаря  старославянского  языка  подчеркивают,  что  задуман-
ный ими словарь относится к категории антропоцентрических и ориентирует на углубленную семан-
тизацию выявленного фразеологического корпуса, а также — учет культурологического фона описы-
ваемых  единиц.  Такой  подход  к  составлению  словаря  следует  признать  оправданным.  Во-первых, 
антропоцентричность — это категориальное свойство фразеологии любого языка, во-вторых, антро-
поцентрический принцип описания позволил воссоздать фразеологическую картину старославянско-
го  мира,  что  особенно  важно  в  историко-этимологическом  и  культурологическом  изучении  языка 
древних славян [3; 8]. В данном словаре, составленном на основе древнейших памятников славянской 
письменности, датируемых X–XI вв., содержатся источниковедческие, генетические и культурологи-
ческие сведения, что позволяет увидеть и понять  мир смыслов и мир ценностей, в котором жила и 
развивалась  православная  культура.  Во  многих  фразеологизмах,  приведенных  в  словаре,  отражено 
своеобразие  православной  ментальности,  проявляющейся  в  таких  добродетелях,  как  вера,  надежда, 
любовь, мудрость, мужество, справедливость и воздержание. При этом все нравственно-религиозные 
добродетели сосредоточены вокруг образа Бога, о чем свидетельствуют фразеологизмы: Бога хвали-
ти, Богом слоуговати, Богомъ наоученъ, Богоу оугодити, Богъ в
ѣ
чьнъ, Бог вьседрьжитель, Бог мило-
стивъ, Бог съпаситель (нашь), Бог въ плъти, Богъ творьць, Бог подастъ, Бог помошьникъ, Бог гн
ѣ
въ 
[2; 60, 61]. Бог в лексике старославянского языка интерпретируется как «личность». Так, Т.И. Венди-
на наличие этого «личностного» образа Бога в старославянском языке объясняет тем, что «христиан-
ство по своей сути антропоморфично. Его учение о Боге — это учение о творце мира и человека. По-
этому  Бог  в  представлениях  средневекового  человека — это  всеобъятная личность,  Богочеловек. И 
эта человеческая природа Бога сыграла важную роль в духовной эволюции средневекового гуманиз-
ма… Бог в сознании средневекового человека являлся как бы зеркальным отражением его души, чая-
ний его сердца, самое главное из которых — обретение спасения [4]. 
Вся православная ментальность зиждется на добродетелях нравственно-религиозного характера, 
что явилась «своеобразной философией жизни человека, смысл которой в его движении к Богу 
[4; 212]. Поэтому, на наш взгляд, в старославянской фразеологии широко представлены такие ключе-
вые  понятия  добродетели,  как  добро  и  благо.  Например,  добро  творити/сътворити,  добръ  (и) 
д
ѣ
тель, добро (k) с
ѣ
ма с
ѣ
гати; благага в
ѣ
ра, блага земьнага, благо вр
ѣ
ма, благов
ѣ
рьно жити, благо-
дарение въздгати, благославенъ плодъ чр
ѣ
ва, благо (и) нравъ, благ (и) члов
ѣ
къ, благжж чжсть из-
бьрати [3; 55, 66]. 
Несмотря на то, что славянизм благо является синонимом к русскому слову добро, они расходят-
ся не только в значениях, но и в употреблении. В Словаре древнерусского языка благо определяется 
следующим образом: «добро, всякое деяние», а добро имеет два значения: 1. «все то, что благо, хо-
рошо, благопристойно, честно, полезно, противопоставлено злу»; 2. «имущество, состоящее из плать-
ев  и  других  вещей».  Эти  слова  являются  синонимами  лишь  в  первом  значении;  второе  конкретное 
значение слова добро не имеет соответствия у слова благоБлаго преимущественно употребительно в 
«высоких» контекстах, в отношении деяний Бога или царя: За сим желаем вашей милости от госпо-
да бога всякаго блага («Письма и бумаги Петра Великого»); Муж пагубный грешит от предприятья 
злаго, Царь праведный грешит ему являя благо [3]. Слово благо употребляется для выражения обще-
ственных интересов, обычно в сочетаниях общественное благоДобродетелью я называю навык дей-
ствий,  полезных  общественному  благу  (Радищев).  Добро  не  связано  с  определенным  источником 
данного качества. Различаются эти слова и сочетаемостью — благо сочетается с глаголом творити, а 
добро — с  глаголами  делать  или  чинить:  Творим  мы  благо:  люди  нрава  есть  иного  («Трутень»). 
Только со славянизмом благо возможно устойчивое сочетание за благо рассудить в значении «нахо-
дить наилучшим». В современном языке они не отмечаются как синонимы, в отличие от других дуб-
летов, выражающих одно и то же понятие. Добро всегда употребляется в сочетании со словами тело, 
жизнь, обозначая качество предмета; наоборот, благо — это дух, бог, нечто неземное, обозначающее 
качество духа и вообще суть явлений: «Нельзя сказать, что эта пара — простое противопоставление 
русского слова добръ (обозначает все язычески-земное) церковнославянскому благъ (связано со всем 
божественно-небесным), поскольку и в церковнославянском было слово добръ, и для русского языка 
характерно слово благо — в другом, русском его произношении (бологобологъ) Все это позволяет 
говорить о том, что религиозное сознание определяет значимость сакрального текста, маркируя сло-
ва, в семантике которых присутствует «идеальный» компонент значения в противоположность «ма-
териальному», «вещественному». 

Ж.К.Киынова 
146 
Вестник Карагандинского университета 
Добро  и  зло,  которые  остаются  вечной  «оппозицией»  в  религиозно-философском  осмыслении, 
соотносятся  в  православной  ментальности  с  грехом  и  добродетелью — центральными  понятиями 
христианского вероучения. Грех в христианском толковании — это «всякое, как свободное и созна-
тельное, так и не свободное и бессознательное, отступление делом, словом и даже помышлением от 
заповедей Божиих и нарушение закона Божия» [5; 430]. Материал, представленный во Фразеологиче-
ском словаре старославянского языка, иллюстрирует то, что понятие греха осмыслялось как в рели-
гиозном,  так  и  социальном  аспектах.  Например,  гр
ѣ
х  адама / гр
ѣ
х  загладити;  гр
ѣ
х  дигаоль /, гр
ѣ
х 
оуности; гр
ѣ
х покагати са / гр
ѣ
х отъмывати; гр
ѣ
ховьныи мракъ / гр
ѣ
шьныи рабъ [3; 110]. Человек в 
христианском вероучении — центр мироздания, поэтому тезис об антропоцентричности языка не ну-
ждается  в  особых  доказательствах,  ведь  подавляющая  часть  лексики  ориентирована  на  отражение 
психофизической, духовной, креативной и прочих сфер человека в языке. «Восприятие мира, нахо-
дящее отражение в языке и задающееся языком, антропоцентрично. В центре Вселенной находится 
человек. Именно человеческое тело задает параметры изначального измерения пространства и, соот-
ветственно, времени и базовые архетипические оппозиции «далеко — близко», «свой — чужой» и др. 
Тело в целом и отдельные его части могут рассматриваться как первичная основа концептуализации 
мира (как внешнего для человека, так и внутреннего). Рефлексия над собственным телом, его грани-
цами, строением служит источником как восприятия и описания пространства (вспомним такие меры 
длины, как пядь, локоть, foot и др.), так и универсальных метафор, давно стершихся и не восприни-
маемых как троп (нос корабля, атаковать в лоб, ушко замка и др.)» [6]. Мир, освоенный человеком и 
конструируемый им вокруг себя, строится с учетом особенностей человеческого тела, поэтому слова, 
обозначающие части тела человека, характеризуются высокими фразообразовательными потенциями. 
При этом активность соматизмов в процессе фразеобразования объясняется общим антропоморфиз-
мом фразеологических единиц. В лексике старославянского языка фразеологизмы, включающие со-
матизмы, представлены широко, так как образно воспринимая и, тем самым, познавая окружающий 
мир, человек ощущает его, прежде всего, своим телом, поэтому в словах-соматизмах отражается кон-
цептуализация мира через познание самого себя и своего тела. Например, възбити прьси, възвести 
очи (на небо, выспрь, гор
ѣ
), въходити въ срьдьца, въходити вх оуста, въ чр
ѣ
в
ѣ
 зачати, десница бо-
жига, десница отьча [3; 82–83, 116]. Многие слова в современном русском языке сохранились толь-
ко в составе фразеологизмов. В современном языке слово перст обладает фразеологической связно-
стью, которая соотносится с определенным кругом ситуаций и, как следствие, наделяет перст устой-
чивой оценочностью: один как перстуказующий перст, перст судьбы. Эта оценочность влечет к за-
мене перста на палец в нейтральных, лишенных возвышенности фразеологизмах. 
Фразеологизм  беречь  как  зеницу  ока  вызывает  представление  о  древнейшей  архетипической 
форме  осознания  мира,  в  котором  противопоставлено  «свет — тьма»,  соотносимое  по  аналогии  со 
зрячим и слепым. Зеница и око указывают на одну из наивысших ценностей в бытовой, социальной и 
духовной жизни человека — зрение: Лучше ноги потерять, чем глаза; Не верь речам, а верь своим 
очам; Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать и др. О зрачке как о самом дорогом сказано 
следующее: Ты зенок мой, королечек — зрачок, Око мое ненаглядное, что позволяет говорить о том, 
что во фразеологизме как зеницу ока концептулизируется смысл самого дорогого, жизненно важного. 
В
ѣ
дати  некогда  было  вполне  нейтральным  словом  с  семантикой  «знать,  понимать»:  В
ѣ
даите, 
д
ѣ
ти, занеже многажды р
ѣ
чи и мятежь былъ промежи дв
ѣ
ма владыками, Рязанскимъ и Сараискимъ. 
Ведаите, дети, занеже многажды речи и мятежь былъ промежи двема владыками, Рязанскимъ и 
Сараискимъ. В настоящее время ведать соотносится с особой разновидностью знаний и не употреб-
ляется  в  «обыденных»  контекстах  с  «негативным»  субъектом,  ср.:  Бог  ведает ..., бог  весть  что  и 
Черт  (его)  знает,  черт знает  что.  Глагол  ведать  также  не  употребляется  в  случаях,  когда  нужно 
выразить  неосведомленность,  ср.:  кто  его  знает,  как  знать,  в  составе  таких  фразем  используется 
глагол знать. В Новом объяснительном словаре синонимов русского языка [7] Ю.Д.Апресян выявля-
ет несколько оппозиций в синонимических отношениях ЗНАТЬ и ВЕДАТЬ и сводит основные разли-
чия  между  ними  к  стилистическим.  Глагол  знать,  будучи  более  общим  по  значению  синонимом, 
имеет более широкий, чем ведать, круг употреблений. Синоним ведать в современном языке упот-
ребляется главным образом в отрицательных или — реже — некоторых модальных (особенно побу-
дительных) контекстах. Во всех употреблениях он остается стилистически окрашенным: это — эле-
мент высокого или торжественного стиля, поэтического языка, гневной полемики и других припод-
нятых форм речи. Ср.: Как перейти на иноходь с галопа / так быстро и дыхание не сбить / Ни веда-

Старославянская фразеология в русском языке… 
Серия «Филология». № 4(68)/2012 
147 
ешь ни ты, ни Каллиопа (И.Бродский «Новые стансы к Августе»); Может быть, этот теоретик не 
ведал какой дьявольский огонь разжигал он в чужих умах? Ведал (Известия, 10.06.1993); Да ведают 
потомки  православных / Земли  родной  минувшую  судьбу  (А.С.Пушкин  «Борис  Годунов»).  Лишь  в 
более или менее устойчивых выражениях типа Знать не знаю, ведать не ведаю; Сами не ведаем, что 
творим и т.п. этот синоним допустим в обиходной речи.
 
Н.Д.Арутюнова, выявляя своеобразие системы русских ментальных глаголов в выражении про-
позиционального знания (знания информации) и опытного знания, или знания по знакомству, обра-
щается к фактам истории языка. «В старославянском языке глагол 
в
ѣдѣти
 был аналогом современно-
го знать, но сохранял также значение глагола «видеть». По отношению же к человеку употреблялся 
глагол знати, который имел также значение «сознавать». При этом его частотность в несколько раз 
уступала  частотности  глагола  в
ѣдѣти.  В  рукописях X–XII вв.  зарегистрировано 800 употреблений 
в
ѣдѣти и только 100 — знати [Старославянский словарь, 1994]. В современном русском языке кар-
тина существенно меняется: показатель частотности глагола знать — 2192 (на 100 000 словоупотреб-
лений), а глагола ведать — 14, из которых на научную литературу и публицистику приходится толь-
ко — 2 [Частотный словарь, 1997]. Былая популярность глагола ведать не прошла, однако, бесследно 
для русского языка. Она отозвалась в нем обширным деривативным гнездом, ср.: ведь, весть, вест-
ник, вестовой, совесть, невежда, сведущий, несведущий, вещий, сведение, с ведома, не (ведомо), за-
ведомо,  уведомить,  ведомость,  ведомство,  заведовать,  осведомлять,  осведомить,  осведомитель, 
разведывать, выведывать, разведчик, ведьма, ведун, невеста, проведать, наведаться, поведать, по-
весть, исповедаться, исповедь, проповедь, заповедь, известие, заведовать и др., также сложные сло-
ва с компонентами -вед и -ведение (языковед, языковедение). Деривативное гнездо глагола знать не 
столь обширно» [8; 23]. Семантика приведенных слов освещает некоторые пути эволюции значения 
пропозиционального знания. Они ведут к разного рода эпистемической деятельности: социальной и 
религиозной (проповедовать, исповедовать), бюрократической (ведомство и др.), тайной (ведьма и 
разведчик), коммуникативной (поведать, известить) и др. 
Между тем современное соотношение ведать и знать в ценностной градации прямо противопо-
ложно  исходному: «Производные  от  корня  в
ѣ
д-  тяготеют  по  значению  к  производным  от  вид-,  т.е. 
«получать знание через органы чувств, прежде всего, через зрение», синонимом к ведать оказывает-
ся слышать, слышати. Напротив, производные от корня зна- передают «чистое знание». Знание, вы-
раженное посредством корня зна-, относится к высшей сфере, к «мудрости», поэтому знахарь означа-
ет «знающий человек», «лекарь», «добрый колдун». Напротив, знание — ведение, от корня в
ѣ
д-, отно-
сится к земной, бытовой сфере. В Новгородских берестяных грамотах, содержание которых — быт и 
повседневная  жизнь,  почти  никогда  не  употребляется  знать,  только  ведать.  В  отличие  от  знахарь, 
ведунъ, ведьма — «злые колдуны». Приведем в подтверждение этого тезиса пример из «Переписки 
Ивана Грозного с Андреем Курбским»: Много отпущено всяких людей: спрося их, уведай; Ежи вси 
ведят, в какове чести и богатстве родители твои жили и како убо отец твой, князь Михайло, в ка-
кове жалованье и богатстве и чести был. Се вси ведят (ведение в этих случаях описывает внешнее, 
доступное всем знание); из «Житие боярыни Морозовой»: Научена же бысть добродетелному жи-
тию и правым догматом священномучеником Аввакумом протопопом. Егда же токмо уведе («узна-
ла» = «услышала»), о православии возревновали зело и развращенного всего отвратися (С. 110). Еле-
на же с прочими сестрами крыхуся страха ради. И не могуща уведети о святой Феодоре целую не-
делю, и тужаху зело…
На  наш  взгляд,  концептуальная  пара  правда  и  истина  свидетельствует  об  определенной  связи 
между наличием в языковом мышлении тех или иных концептов и языковым мировидением (миро-
восприятием). Так, выделяя два представления об истине — религиозное и эпистемическое (модаль-
ное),  Н.Д.Арутюнова  прослеживает  соотношение  в  русском  языковом  сознании  понятий  правды  и 
истины. При этом «правда — это истина в зеркале жизни…» [8; 26]. Именно поэтому говорят о прав-
де жизни и жизненной правде, но не об истине жизни. «Ситуация истины в житейском контексте от-
лична  от  положения  правды.  Истина  становится  в  нем  максимальной  сентенцией,  резюмирующей 
жизненный опыт… Правда подразумевает только конкретные высказывания… истина — только об-
щие» [8; 29, 30]. Правда касается только одушевленного мира и она социоцентрична, ср.: можно уз-
нать правду о войне, но не правду об атомах и молекулахПравда о землетрясении повествует о чело-
веческих бедах, а истина — о геофизических причинах неуравновешенности природы. «Истина име-
ет одного Владельца (Бога) … правда — многих» [Там же]. Такая дифференциация близких по смыс-

Ж.К.Киынова 
148 
Вестник Карагандинского университета 
лу слов по признаку «сакральное» / «профанное», «идеальное» / «материальное», «духовное» / «фи-
зическое» определяется культурной традицией носителей языка. Слово формирует социальный и са-
кральный  опыт  человека,  дает  возможность  постигать  и  объяснять  окружающий  мир,  поскольку 
культура оказывает влияние не только на восприятие вещей, но и на их интерпретацию и осмысле-
ние.  При  этом  во  взаимодействии  сакрального  и  светского  значений  большая  активность  наблюда-
лась у светского, вследствие чего оно вовлекало сакральное в свое пространство, обогащаясь новыми 
словами и смыслами. И в этом проявляется системная память культуры, так как любая культура не 
существует без сакральных смыслов. 
В древнерусском языке прослеживается развитие ментального поля Истины за счет втягивания в 
него новых слов. Истина в древнерусском языке осмысляется уже как вера, ср.: в
ѣ
ра: 1. «истина»; 2. 
верование, поклонение истинам, догматам» [9]. Смысловые приращения этого понятия социализиру-
ют его, несмотря на то, что именно Правда, а не Истина становится нормативно-оценочной категори-
ей,  определяющей  нравственность  человека,  духовным  эквивалентом  которой  становится  совесть. 
Ср.:  В  нем  правды  нет,  т.е. «нет  совести».  Поэтому  «правда  одухотворена  человеческим  чувством, 
характеризуется свободой воли, в отличие от предопределенной истины, слишком объективной, что-
бы человеческая воля могла ею управлять» [8; 127]. 
Соотнесенность истины с Божественным освещает жизненный путь человека «светом истины». 
Истина, возделываемая разумом, приобщает его к истинному знанию, ср.: св
ѣ
тъ, перен. свет исти-
ны; б
ѣ
св
ѣ
тъ истинъны іже просв
ѣ
штаетъ вс
ѣ
кого члов
ѣ
ка [10]. Идея божественной природы света в 
современном  языке  существенно  редуцирована,  об  этом  свидетельствуют  изменения  в  семантике 
слова под углом зрения картины мира и истории культурных представлений носителей языка. В «Ма-
териалах для словаря древнерусского языка» И.И.Срезневского слову св
ѣ
тъ и производным от него 
отводится несколько страниц словарного формата [11]. Подавляющее большинство производных — 
св
ѣтьловати — «освещать, просвещать»; св
ѣ
тьлитиса — «светиться, сиять»; св
ѣ
тьлотворити — «на-
полнять  светом  духовным»;  св
ѣ
тьлогадрьныи — «светом,  указывающим  путь» — в  современном 
языке утрачены, как утрачена сама идея божественной природы света, ведь свет и свят относятся к 
одному и тому же праславянскому корню *svet-. В Полном церковнославянском словаре Гр. Дьячен-
ко читаем следующее: «…самая стихия света есть божество, нетерпящее ничего темного, нечистого, 
в позднейшем смысле — греховного. Понятия светлого, благого божества и святости неразлучны… 
Так, от санкср. div — светить, блистать, играть лучами образовалось греч. Ζε
ʋ
ç (род. Διοç), лат. Deus 
— Бог, divus — божественный, святой…» [12]. Анализ семантического ареала концепта «свет» в ди-
намике  ее  языковой  концептуализации  показывает  преемственность  культурных  представлений  но-
сителей языка через трансляцию культурных смыслов. 
Таким образом, в старославянской фразеологии наиболее ярко отражена православная менталь-
ность,  которая  зиждется  на  нравственно-религиозных  добродетелях,  отражающих  духовный  мир  и 
мир ценностей человека.
 
Концептуализация мира через призму языка — это процесс, динамика, по-
этому «историческая память» языка требует учитывать культурно-историческую мотивацию особен-
ностей семантики и употребления языковых единиц в синхронии. Постичь механизм этого процесса 
возможно лишь, исследуя глубинную семантику слова путем его концептуального анализа, «следов 
культурной практики», корней того коллективного бессознательного, которое лежит в основе архети-
па языка любой культуры. 
 
 
Список литературы 
1  Буров  А.А.  Кирилло-Мефодиевская  традиция  и  формирование  русской  языковой  картины  мира // Церковнославян-
ский язык в духовном аспекте: Материалы Всерос. науч. конф. — Т. 1. — Ставрополь, 2007. — С. 7–15. 
2  Телия В.Н. О феномене воспроизводимости языковых выражений // Язык, сознание, коммуникация. — Вып. 30. — 
М.: Гнозис, 2005. — С. 30–43. 
3  Фразеологический  словарь  старославянского  языка:  более 4000 единиц. — М.;  Магнитогорск:  ООО  «Изд-во 
ЭЛПИС», 2006. — 340 с. 
4  Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. — М.: Индрик, 2002. — С. 274. 
5  Христианство: Энциклопедический словарь. — М.: Прогресс, 1993. — С. 159. 
6  Гудков Д.Б., Ковшова М.Л. Телесный код русской культуры: Материалы к словарю. — М.: Гнозис, 2007. — С. 72. 
7  Апресян Ю.Д. Новый объяснительный словарь синонимов. — М.: Языки русской культуры, 1995. — 464 с. 

Старославянская фразеология в русском языке… 
Серия «Филология». № 4(68)/2012 
149 
8  Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. — М.: Языки русской культуры, 1999. — 895 с. 
9  Словарь русского языка XI–XVII вв. / РАН СССР. — Вып. 1–28. — М.: Наука, 1972–2009. — С. 79. 
10  Словарь старославянского языка: В 4 т. — СПб.: Изд-во СПб. гос. ун-та, 2006. — С. 271. 
11  Срезневский  И.И.  Материалы  для  словаря  древнерусского  языка  по  письменным  памятникам. — Т. I–III. — СПб., 
1893 — 1913. — C. 295–302. 
12  Дьяченко Гр. Полный церковно-славянский словарь (с внесением в него важнейших древнерусских слов и выраже-
ний) // Репринт 1890. — М.: Рус. яз., 1993. — С. 582. 
 
 
Ж.К.Қиынова 

Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   30




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет