Жан-Поль Сартр «Тошнота» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
77 настолько безразлично, меня это пугает. А пошло это с того злополучного дня, когда я хотел
бросить в воду гальку. Я уже собрался швырнуть камень, поглядел на него, и тут-то все и
началось: я почувствовал, что он существует. После этого Тошнота повторилась еще не-
сколько раз: время от времени предметы начинают существовать в твоей руке. Приступ был
в «Приюте путейцев», а до этого, когда однажды ночью я смотрел в окно, а потом еще в
воскресенье в городском парке и еще несколько раз. Но таким жестоким, как сегодня, он не
был ни разу.
–…Древнего Рима, мсье?
Кажется, Самоучка о чем-то спрашивает. Я оборачиваюсь к нему и улыбаюсь. В чем
дело? Что с ним такое? Отчего он съежился на своем стуле? Значит, меня уже стали боять-
ся? Этим должно было кончиться. Впрочем, мне все безразлично. Кстати, они боятся меня
не совсем зря: я могу натворить что угодно. Например, всадить этот фруктовый ножик в глаз
Самоучки. После этого сидящие вокруг люди кинутся меня топтать, выбьют мне зубы свои-
ми ботинками. Но удерживает меня не это: вкус крови во рту вместо вкуса сыра – разницы
никакой. Но надо сделать движение, надо вызвать к жизни ненужное событие – ведь и крик,
который вырвется у Самоучки, и кровь, которая потечет по его лицу, и то, что эти люди со-
рвутся со своих мест, – все лишнее, и без того хватает вещей, которые существуют.
Окружающие уставились на меня; два полномочных представителя молодости прерва-
ли свое нежное воркованье. Открытый рот женщины напоминает куриный зад. Между тем
могли бы понять, что никакой опасности я не представляю.
Я встаю, вокруг меня все ходит ходуном. Самоучка впился в меня своими огромными
глазами, которые я не выколю.
– Вы уже уходите? – бормочет он.
– Я немного устал. Спасибо за угощение. До свидания.
Тут я замечаю, что в левой руке по-прежнему держу десертный ножик. Бросаю его на
тарелку, тарелка звякнула. В гробовой тишине прохожу по залу. Они перестали есть, они
уставились на меня, аппетит у них пропал. Если подойти к молодой женщине и сказать
«ух!», она наверняка завопит… Но не стоит труда.
И все же перед уходом я оборачиваюсь к ним лицом, чтобы оно врезалось в их память.
– До свидания, дамы и господа.
Они не отвечают, я ухожу. Теперь на их лица вернется румянец, и они заработают язы-
ками.
Не знаю, куда пойти. Я застыл рядом с поваром из картона. Мне нет нужды оборачи-
ваться, чтобы увериться в том, что они смотрят на меня сквозь стекло – смотрят на мою
спину с удивлением и отвращением; они-то думали, что я такой, как они, что я человек, а я
их обманул. Я вдруг потерял свой человеческий облик, и они увидели краба, который, пя-
тясь, удирал из этого слишком человечьего зала. Теперь разоблаченный самозванец спасся
бегством – представление продолжается. Я чувствую спиной мельтешенье испуганных
взглядов и мыслей, и меня это раздражает. Перехожу на другую сторону улицы. Этот тро-
туар тянется вдоль пляжа и купальных кабин.
По берегу прогуливаются люди, их много, они обратили к морю весенние, поэтические
лица: это из-за солнца, у них праздник. Вот женщины в светлой одежде, в прошлогодних
весенних нарядах – удлиненные белые фигуры похожи на лайковые перчатки; вот мальчиш-
ки, они идут в лицей, в коммерческую школу; вот старики с орденскими ленточками. Они не
знакомы друг с другом, но смотрят друг на друга как сообщники, поскольку погода так хо-
роша и все они люди. В дни объявления войны незнакомые люди обнимаются друг с другом,
с наступлением очередной весны они расточают друг другу улыбки. Медленными шагами
приближается священник, погруженный в чтение молитвенника. Время от времени он под-
нимает голову и одобрительно смотрит на море: море – ведь тоже молитвенник, оно свиде-
тельствует о Боге. Легкие краски, легкие ароматы, весенние души. «Погода прекрасная, мо-
ре зеленое, по мне, такой вот сухой холодок куда приятней, чем сырость». Поэты! А
попробуй взять одного из них за отвороты пальто и сказать ему: «Помоги мне!» – он поду-