Олдос Хаксли «О дивный новый мир (Прекрасный новый мир)» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
вопля:
— Шаги Высшего Организма…
И опять:
— Шаги Высшего Организма…
И совсем уж замирая:
— Шаги Высшего Организма слышны на ступенях.
И вновь настала тишина; и напряжение ожидания, на миг ослабевшее, опять возросло, натяну-
лось почти до предела. Шаги Высшего Организма — о, их слышно, их слышно теперь, они тихо зву-
чат на ступенях, близясь, близясь, сходя по невидимым этим ступеням. Шаги Высшего, Великого…
И напряжение внезапно достигло предела. Расширив зрачки, раскрыв губы, Моргана Ротшильд под-
нялась рывком.
— Я слышу его! — закричала она. — Слышу!
— Он идет! — крикнула Сароджини.
— Да, он идет. Я слышу. — Фифи Брэдлоо и Том Кавагучи вскочили одновременно.
— О, о, о! — нечленораздельно возгласила Джоанна.
— Он близится! — завопил Джим Бокановский.
Подавшись вперед, председатель нажал кнопку, и ворвался бедлам медных труб и тарелок, ис-
ступленный бой тамтамов.
— Близится! Ай! — взвизгнула, точно ее режут, Клара Детердинг.
Чувствуя, что пора и ему проявить себя, Бернард тоже вскочил и воскликнул:
— Я слышу, он близится!
Но неправда. Ничего он не слышал, и к нему никто не близился. Никто —невзирая на музыку,
несмотря на растущее вокруг возбуждение. Но Бернард взмахивал руками, Бернард кричал, не отста-
вая от других: и когда те начали приплясывать, притопывать, пришаркивать, то и он затанцевал и за-
топтался.
Хороводом пошли они по кругу, каждый положив руки на бедра идущему перед ним, каждый
восклицая и притопывая в такт музыке, отбивая, отбивая этот такт на ягодицах впереди идущего; за-
кружили, закружили хороводом, хлопая гулко и все как один — двенадцать пар ладоней по двена-
дцати плотным задам. Двенадцать как один, двенадцать как один. «Я слышу, слышу, он идет». Темп
музыки ускорился; быстрее затопали ноги, быстрей, быстрей забили ритм ладони. И тут мощный
синтетический бас зарокотал, возвещая наступлеиье единения, финальное слиянье Двенадцати в Од-
но, в осуществленный, воплощенный Высший Организм. «Пей-гу-ляйгу», — запел бас под ярые уда-
ры тамтамов:
Пей-гу-ляй-гу, веселись,
Друг-подруга единись.
Слиться нас Господь зовет,
Обновиться нам дает.
— Пей-гу-ляй-гу, ве-се-лись, — подхватили пляшущие литургический запев, — друг-по-дру-га
е-ди-нись…
Освещение начало медленно меркнуть, но в то же время теплеть, делаться краснее, рдяней, и
вот уже они пляшут в вишневом сумраке Эмбрионария. «Пей-гу-ляйгу…» В своем бутыльном, кро-
вяного цвета мраке плясуны двигались вкруговую, отбивая, отбивая неустанно такт. «Ве-се-лись…»
Затем хоровод дрогнул, распался, разделился, пары опустились на диваны, образующие внешнее
кольцо вокруг стола и стульев. «Друг-по-друга…» Густо, нежно, задушевно ворковал могучий Голос;
словно громадный негритянский голубь в красном сумраке благодетельно парил над лежащими те-
перь попарно плясунами.
Они стояли на крыше; Большой Генри только что проблаговестил одиннадцать. Ночь наступила
тихая и теплая.
— Как дивно было! — сказала Фифи Брэдлоо, обращаясь к Бернарду. — Ну просто дивно!
Взгляд ее сиял восторгом, но в восторге этом не было ни следа волнения, возбуждения, ибо где