Олдос Хаксли «О дивный новый мир (Прекрасный новый мир)» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
оградный мир, а ее бросил — черствый, жестокий сердцем человек.
— В Мальпаисе я и родился, — закончил он. — В Мальпаисе. — И грустно покачал головой.
Хибара за пустырем на окраине пуэбло. Какое убожество, грязь!
Пыльный пустырь завален мусором. У входа в хибару два оголодалых пса роются мордами в
мерзких отбросах. А внутри — затхлый, гудящий мухами сумрак.
— Линда! — позвал молодой человек.
— Иду, — отозвался из другой комнатки довольно сиплый женский голос.
Пауза ожидания. В мисках на полу — недоеденные остатки.
Дверь отворилась. Через порог шагнула белесоватая толстуха-индианка и остановилась, пора-
женно выпучив глаза, раскрыв рот. Ленайна с отвращением заметила, что двух передних зубов во рту
нет. А те, что есть, жуткого цвета… Брр! Она гаже того старика. Жирная такая. И все эти морщины,
складки дряблого лица. Обвислые щеки в лиловых пятнах прыщей. Красные жилки на носу, на бел-
ках глаз. И эта шея, эти подбородки; и одеяло накинуто на голову, рваное, грязное. А под коричневой
рубахой-балахоном эти бурдюки грудей, это выпирающее брюхо, эти бедра. О, куда хуже старика,
куда гаже! И вдруг существо это разразилось потоком слов, бросилось к ней с распахнутыми объяти-
ями и — господи Форде! как противно, вот-вот стошнит — прижало к брюху, к грудям и стало цело-
вать. Господи! слюнявыми губами, и от тела запах скотский, видимо, не принимает ванны никогда, и
разит изо рта ядовитой этой мерзостью, которую подливают в бутыли дельтам и эпсилонам (а Бер-
нарду не влили, неправда), буквально разит алкоголем. Ленайна поскорей высвободилась из объятий.
На нее глядело искаженное, плачущее лицо.
— Ох, милая, милая вы моя, — причитало, хлюпая, существо. — Если б вы знали, как я рада!
Столько лет не видеть цивилизованного лица. Цивилизованной одежды. Я уж думала, так и не суж-
дено мне увидать опять настоящий ацетатный шелк. — Она стала щупать рукав блузки. Ногти ее бы-
ли черны от грязи. — А эти дивные вискозно-плисовые шорты! Представьте, милая, я еще храню,
прячу в сундуке свою одежду, ту, в которой прилетела. Я покажу вам потом. Но, конечно, ацетат стал
весь как решето. А такой прелестный у меня белый патронташ наплечный — хотя, должна признать-
ся, ваш сафьяновый зеленый еще даже прелестнее. Ах, подвел меня мой патронташ! — Слезы опять
потекли по щекам. — Джон вам, верно, рассказал уже. Что мне пришлось пережить — и без единого
грамма сомы. Разве что Попе принесет мескаля выпить. Попе ходил ко мне раньше. Но выпьешь, а
после так плохо себя чувствуешь от мескаля, и от пейотля
43
тоже; и притом назавтра протрезвишься,
и еще ужаснее, еще стыднее делается. Ах, мне так стыдно было. Подумать только — я, бета, и ребен-
ка родила; поставьте себя на мое место. (Ленайна поежилась.) Но, клянусь, я тут не виновата; я до
сих пор не знаю, как это стряслось; ведь я же все мальтузианские приемы выполняла, знаете, по сче-
ту: раз, два, три, четыре — всегда, клянусь вам, и все же забеременела; а, конечно, абортариев здесь
нет и в помине. Кстати, абортарий наш и теперь в Челси? (Ленайна кивнула.) И, как раньше, освещен
весь прожекторами по вторникам и пятницам? (Ленайна снова кивнула.) Эта дивная из розового
стекла башня! — Бедная Линда, закрыв глаза, экстатически закинув голову, воскресила в памяти
светлое виденье абортария. — А вечерняя река! — прошептала она. — Крупные слезы медленно вы-
катились из-под ее век. — Летишь, бывало, вечером обратно в город из Сток-Поджес. И ждет тебя
горячая ванна, вибровакуумный массаж… Но что уж об этом. — Она тяжко вздохнула, покачав голо-
вой, открыла глаза, сопнула носом раз-другой, высморкалась в пальцы и вытерла их о подол руба-
хи. — Ох, простите меня, — воскликнула она, заметив невольную гримасу отвращения на лице Ле-
найны. — Как я могла так… Простите. Но что делать, если нет носовых платков? Я помню, как
переживала раньше из-за всей этой нечистоты, сплошной нестерильности. Меня с гор принесли сюда
с разбитой головой. Вы не можете себе представить, что они прикладывали к моей ране. Грязь, бук-
вальнейшую грязь. Учу их: «Без стерилизации нет цивилизации». Говорю им: «Смой стрептококков
и спирохет. Да здравствует ванна и туалет», как маленьким детям. А они, конечно, не понимают. От-
куда им понять? И в конце концов я, видимо, привыкла. Да и как можно держать себя и вещи в чи-
43
Мескаль, пейотль — невысокие растения из семейства кактусовых, применяются в медицине как стимулирующие и
антиспазматические средства; мексиканские индейцы используют их сок как легкий опьяняющий напиток. Интересно
отметить, что сам писатель испробовал на себе действие этого сока и даже написал об этом исследование.