крыша  (басқа  пана  болатын,  басты  сақтайтын,  қорғайтын адам), быки

ҚазҰУ хабаршысы. Филология сериясы, №6(130). 2010 
 
78 
кездесіп  отырады.  Мысалы,  А.Қошқарбаевтың 
«Шешуші  шабуыл» («Штурм»)  повесіндегі 
комбат  Твердохлеб  те: «Лейтенант,  бұл  сірə, 
Сіздің  қолға  түсірген  алғашқы  тіліңіз  болса 
керек», - дейді (71 бет). 
Өзге  мысалдарды  көрейік: … Отрядта  бұл 
топты  «кішілер  тобы»  деп  атады.  Бұл  атақ 
оларға берік танылды. Тіпті ресми бұйрықтарда 
да  оларды  «кішілер  тобы»  дейтін  еді (263). Бұл 
сияқты  ауыр,  қауіпті  барлауды  «кішкентайлар 
тобына»  тапсыру  қатер  болар  еді (288)» деген 
сөйлемдердегі  «кішілер  тобы», - «кішкентайлар 
тобы»  тек  əскери  басшыларға  ғана  белгілі, 
партизан  құрамасының  бір  топ  жас  жауын- 
герлері  туралы  айтылатын  тіркес  екен.  Бұл 
құрамаға  Малый  Букрин  селосының  он  екі 
баласы ғана қабылданыпты. Топ командирі Иван 
Гаманның жасы 19-да, оның орынбасары Илько 
Витряктің жасы 12-де ғана көрінеді. Сөйтіп, бұл 
атаудың  мағынасын  басқа  адам  толық  білмепті. 
Бұлай  атаудың  астарында  партизандардың 
осындай да топтары бар екенін жау білмесін деп 
немесе  олар  абайсызда  не  басқа  себептермен 
жау  қолына  түскен  жағдайда,  жас  жауынгерлер 
ауыр  азапқа  шыдамай,  бірінің  есімін  бірі,  не 
басқа  құпияларды  айтып  қойып  жүрмесін  деген 
сыр жатқан сияқты. 
Жаргонизмдердің  табиғатына  зер  сала 
отырып, олардың барлығы бірдей төменгі стиль 
туғызатын  сөздер  емес,  жоғарыда  айтылғандай, 
белгілі бір əлеуметтік топтар тіліндегі жасырын 
мағыналы  сөздер  екенін  түсіндік.  Мысалы, 
кейде  газет-журналдардан  милиция  қызметкер- 
лерінің  іс-қимылдарына  байланысты  «бүркіт» 
операциясы, «екінші  бағыттағы  операция»  деп 
жазылған мəліметтерді оқимыз. 
Сөз  жоқ,  бұлар  да  жалпыға  жақсы  түсінікті 
іс-қимылдар емес жəне жаргонизмдердің кейбірі 
өз  міндетін  атқарған  соң,  өмір  сүруден 
қалатыны  да  анық  байқалады.  Мысалы, «Бір 
күні  «Н»  объектісіндегі  екі  этажды  казармаға 
орналасқан  фашист  жендеттерін  жоюға  Үлкен 
жерден  тапсырма  алдық (221). Подполковник 
Мергенбаев  Жомарт  үшінші  Украина  май- 
данының  «К»  бөлімшесінде  полк  командирі 
екен» (368) деген  сөйлемдердегі  «Н», «К»  əріп- 
терімен  белгіленгендер – уақытша  қойылған 
əскери құпия атаулар. Мүмкін, тіпті Үлкен жер, 
Кіші жер атаулары да осылай шығар. 
Сол  секілді  аттары  құпия  сақталатын  əр 
түрлі  соғыс  техникалары  немесе  географиялық 
атаулар, бағыт т.б. кейін жалпы халыққа белгілі 
болған соң, олардың да жаргонизм ретінде өмір 
сүруден  қалатыны  аңғарылады.  Партизандарға  
 
ғана түсінікті көк киімділер (неміс солдаттары), 
қара киімділер (Отанын сатып басқыншыларға 
қолшоқпар болған полицайлар), сары киімділер 
(неміс солдаттарымен бірге бізге қарсы соғысып 
жүрген  венгр  солдаттары),  далалық  сот  (жо- 
ғарғы  жақтан  арнайы  үкім  күтпестен,  пар- 
тизандардың  жауға  құрған  өздерінің  соттары 
т.б.)  сияқты  сөз  қолданыстар  да  бар.  Бұл 
қарастырылған сөз топтары тəрбие, адам қарым-
қатынасындағы  жасырын  сырлы  сөз  алмасу, 
яғни  тіл  құпиялылығы,  ғылым  тілінде,  крипто- 
лалия, «құпия  тіл»  терминімен  де  аталатын 
көрінеді (10,211). Ал  қазіргі  бейбіт  өмірде  бұл 
жаргондық  атаулардың  көркем  шығармаларда 
немесе  тарихи  естеліктерде  ғана  не  өзіндік 
құпиялылығы  бар  нысандарда  т.б.  болмаса, 
жалпыхалықтық тілде, əрине, қолданылмайтыны 
белгілі. 
Айта  кетейік,  сірə,  қауіпсіздік  тұрғысынан 
маңызды  болып  есептелетіндіктен  де  шығар, 
ақпарат  орталығы,  вокзал  сияқты  нысан  ұжым- 
дары  тілінде  де  өзара  түсіністе  қолданылатын 
біраз сөз, сөз тіркесі барын білдік.  
Түйіндей  келгенде,  қазақ  тіліндегі  құпия 
түсіністің  жаргон,  арго  сияқты  шағын  топ  ара- 
сында  ғана  қолданылатын  сөздер  арқылы 
берілетінін байқадық. 
_________________ 
1.  Қалиев Ғ. Қазақ диалектологиясының мəселелері. 
- Алма-Ата, 1960, 8. 
2.  Махмұтов  А.  Қазақ  тіліндегі  көнерген  сөздердің 
басқа  лексикалық  топтармен  қарым-қатынасы.  Қазақ  тілі 
тарихы  диалектологиясының  мəселелері. 5 – шығ. –Ал- 
маты, 1963, 139. 
3.  Кеңесбаев І., Жанұзақов Т. Русско-казахский сло- 
варь лингвистических терминов. -Алма-Ата, 1966, стр.136. 
4.  Розенталь  Д.Э.,  Теленкова  М.А.  Словарь – спра- 
вочник лингвистических терминов. -Москва, 1985, стр. 20, 75. 
5.  Попов  А.И.  Из  истории  лексики  языков,  восточ- 
ный Европы. - Ленинград, 1957 
6.  Сорокалетов  Ф.П.  Словарь  русских  народных 
говоров. - Ленинград, 1968. 
7.  Сүлейменова  Э.Д..  Словарь  социолингвисти- 
ческих терминов. - Алматы, 2002. -170. 
8.  Ядринцев.Лингвистический  энциклопедический 
словарь. - Москава, 1998. Қазақ  тілі.  Энциклопедия. 
Алматы, 1998, 140. 
9.  Ахманова  О.С.  Словарь  лингвистических  тер- 
минов. - Москва, 1966. 
10.  Хасанов  Б.  Қазақ  тілінде  сөздердің  метафоралы 
қолданылуы. - Алма-Ата, 1966, 10. 
* * * 
В  статье  автор  рассматривает  арготизмы  и  жар- 
гонизмы  в  каз.  языке  как  средство  передачи  тайной 
информации (кодирования) 
* * * 
In the given article the author considers the notion of  
mystery in the languaqe trough analyzing such metods as argot 
and jargon.  
 
 

Вестник КазНУ. Серия филологическая, №6 (130). 2010 
 
79
У. Е. Мусабекова 
 
РЕЧЕВАЯ МОДА И ЯЗЫКОВАЯ НОРМА В СИСТЕМЕ   
ОТОНИМИЧЕСКИХ НАИМЕНОВАНИЙ 
 
 
В  онтологических  определениях  языка  и 
речи традиционно отражается главный  вопрос о 
роли  общества  в  языковом  процессе.  Не 
подлежит  сомнению,  что  человек  может  и 
должен  вмешиваться  в  развитие  языка  с  целью 
оптимизации  речевых  средств  выражения 
мысли. «Он  (язык)  есть  социальный  элемент 
речевой  деятельности  вообще,  внешний  по 
отношению к индивиду, который сам по себе не 
может ни создавать язык, ни его изменять» [1, с. 
39].  В  статье  «Язык  и  речь»,  полемизируя  по 
этому поводу с О. Есперсеном, Ш. Балли писал: 
«Когда  Соссюр  утверждает,  что  индивидуум  не 
может изменить язык и распоряжается только в 
речи,  само  собой  разумеется,  что  имеются  в 
виду  условия,  в  которых  действие  закона 
проявляется  абсолютным  образом,  например, 
когда  индивидуум  по  своей  инициативе 
намеревается  изменить  нечто  существенное  в 
системе…  Однако  никогда  Соссюр  не  заявлял, 
что язык полностью не зависим от индивида» [2, 
с.112]. 
Далее   Ш. Балли  указывал, что  язык усваи- 
вается индивидом активно: «Человек никогда не 
относится к языку совершенно пассивно … Чем 
больше  прогрессирует  и  облагораживается 
цивилизация,  тем  больше  подвергается  язык 
обработке  и  обдуманным  изменениям…»[2, 
с.112].  Еще  И.А.  Бодуэн  де  Куртенэ  убежденно 
говорил: «Разве  можно  заботиться  о  чистоте 
какого  бы  то  ни  было  языка,  не  допуская 
вмешательства  свободной  воли  человека  в  его 
чисто естественное развитие?» [3, с. 40]. 
Проблема  управления  развитием  языка 
неразрывно  связана с повышением  грамотности 
и  общей  культуры.  Система  языка  недоступна 
лингвистически  неграмотному  индивиду  и  не 
осознается  им  как  система,  а  овладеть  ею, – 
писал  Ф.  де  Соссюр, – можно  лишь  путем  
размышления [1, с. 83]. Система  языка  ста- 
новится  осмысленной  с  ростом  грамотности  и 
образования. «Сознательное  построение  речи, – 
писал Г.О. Винокур, – и есть то, что заслуживает 
быть  названным  культурой  речи».  «Путь  к 
культуре  речи  ведет  через  подлинное  научное,  
а  не  абстрактно-прагматическое  знание» [4, с. 
88, 89]. 
С  ростом  языковой  культуры  массой 
говорящих яснее осознается норма и отклонения  
 
 
от  нее,  люди  становятся  чуткими  к  любым 
языковым  изменениям  и  воспринимают  их 
оценочно, разумно.  Для успешного проведения 
языковой  политики  и  разработки  вопросов 
культуры  речи  важно  определить  понятие 
языковой  нормы.  В  учении  Ф.  де  Соссюра,  не 
выделявшего  норму  в  качестве  самостоятель- 
ного  лингвистического  понятия,  содержались, 
однако,  известные  предпосылки  для  рассмотре- 
ния  языка  как  традиционной,  или  нормативной 
системы. Таким образом, можно утверждать, что 
в  социальной  обусловленности  и  традицион- 
ности  языкового  знака  коренится  и  его  обяза- 
тельность,  в  свою  очередь  предопределяющая 
существование нормативного плана языка. 
Нормативные  способы  выражения, – писал 
Ш.  Балли, – «не  существуют  в  языке  в  чистом 
виде,  но  тем  не  менее  являются  безусловной 
реальностью».  Определяя  норму  с  социологи- 
ческой  точки  зрения,  Балли  пришел  к  выводу, 
что  она  в  принципе  не  отличается  от  других 
видов социальных норм поведения. 
Для  установления  критерия  нормативности, 
по мнению Балли,  следует обращаться  к устной 
речи: «Учитывая, что язык создан, прежде всего, 
для устного употребления, было бы ошибкой не 
принимать  последнее  за  норму» [2, с. 114]. Эту 
установку  можно  считать  правильной  в  том 
смысле,  что  живой  речевой  опыт  следует 
закономерным  и  активным    тенденциям,  ко- 
торые  не  всегда  могут  быть  своевременно 
улавлены  в  практике  нормализации  (норматив- 
ные  грамматики,  словари,  справочники  и  т.п.). 
Однако,  склонность  Балли  недооценивать  пись- 
менную  языковую  традицию  уже  была  под- 
вергнута критике в лингвистической литературе 
[5, с. 404].  
Идея  «нормы»  была  намечена  А.  Сеше, 
ставившего  перед  лингвистикой  речи  задачу 
изучения  узуса.  Сеше  указывал  на  отрыв 
грамматических трудов нормативного характера 
от  реальности  живого  языка [6, с. 71]. Случаи 
отставания  нормализаторской  деятельности  от- 
мечались и позже.  
Отправной  точкой  в  понимании  нормы 
можно  считать  труды  ученых  Пражского  лин- 
гвистического  кружка,  где  впервые  актуали- 
зируется  мысль  о  двуаспектной  природе 
языковой  нормы.  С  одной  стороны,  нормой 

ҚазҰУ хабаршысы. Филология сериясы, №6(130). 2010 
 
80 
принято  называть  общепринятое  употребление, 
регулярно  повторяющееся  в  речи  говорящих 
(воспроизводимое  говорящими),  а  с  другой – 
конкретные  «предписания,  правила,  указания  к 
употреблению,  зафиксированные  учебником, 
словарем, справочником» [7, с. 7] 
Понятие языковой нормы было свойственно 
языкознанию  на  всех  этапах  его  развития.  Оно 
связывалось с разными концепциями и получало 
различное  терминологическое  обозначение.  В 
XVII-XVIII  вв.,  например,  это  были  идеи  нор- 
мативных грамматик и словарей. В языкознании 
XIX  в.  проблема  нормы  обсуждалась  как 
соотношение  общечеловеческого  (логического), 
национального  и  индивидуального  (психоло- 
гического);  младограмматики  выдвинули  по- 
нятие  узуса,  противопоставив  его  искусствен- 
ности литературно-письменной нормы и индии- 
видуальности  речевого  акта.  Особенно  актуаль- 
на стала проблема нормы  в лингвистике XX в., 
когда  она  стала  разрабатываться,  с  одной 
стороны,  в  связи  с  проблемой  реализации 
языковой  системы,  а  с  другой – в  связи  с 
изучением  литературных  языков  и  культуры 
речи. 
Понятие  языковой  нормы,  несмотря  на 
значительные  колебания  в  его  определении,  а 
также  недостаточную  разработанность  от- 
дельных  аспектов  этого  понятия,  является 
важным  и  необходимым  для  характеристики 
языка в связи с его функционированием. 
Речевая  мода  распространяется  на  самые 
различные  области  общественной  жизни. «В  ее 
орбиту  может  попадать  как  явление,  так  и 
носитель.  И  если  до  определенного  времени 
язык не воспринял что-то как модное, то нельзя 
ручаться, что это что-то в дальнейшем не будет 
актуализировано  в  речевом  пространстве  и  в 
какой-то  момент  не  станет  модным  языковым 
стандартом» [8, с. 52]. 
Многообразные  изменения  в  сфере  модных 
языковых  стандартов  не  выходят  за  рамки 
основных  образцов,  которые  являются  доста- 
точно стабильными. Еще в XIX в. И.И. Срезнев- 
ский  ставил  важный  вопрос: «… подчиняются 
ли  правилам  склонения  русского  те  слова 
иностранные,  которые  вошли  в  русский  язык, 
или  же  они  остаются  неизменяемыми?».  И  сам 
же  отвечал  на  этот  вопрос: «Вообще  говоря, 
подчиняются,  а  затем  есть  исключения,  опре- 
деляемые модой…» [9, с. 102]. 
Не  все  слова-заимствования  поддаются 
ассимиляции  в  языке-получателе.  Вовлекаясь  в 
систему  русского  словоизменения,  они  образо- 
вывают  внутри  этой  системы  свою  подсистему. 
Эти  слова  не  подчинялись  правилам  и 
аналогиям,  а  образовали  свои  собственные 
правила  и  аналогии,  потому  что  чужеродность 
морфологического  облика  большинства  нескло- 
няемых  слов  на  гласный  обнаруживается  при 
сопоставлении корреляций флексий склоняемых 
существительных.  
Причины  несклоняемости,  очевидно,  за- 
ключаются  в  ограничениях  морфологической 
системы русского  литературного языка.  Значи- 
тельные  колебания  в  системе  нормативного 
склонения испытывают заимствованные сущест- 
вительные-топонимы.  К  примеру,  значительные 
затруднения  вызывает  словоизменение  новых 
наименований  административных  центров  со- 
временного  Казахстана  (Актау,  Актобе,  Аксу, 
Алматы, Атырау, Балыкшы, Жосалы, Каратау, 
Кентау,  Кокшетау,  Мангыстау,  Темиртау, 
Уштобе,  Хромтау,  Шиили,  Шу  и  т.д.).  Скло- 
нение  топонимов  представляет  собой  один  из 
неустойчивых 
фрагментов 
грамматической 
системы.  Как  известно,  топонимы  составляют 
достаточно  крупный  пласт  наименований. 
Поскольку пословной кодификации топонимов в 
наиболее  известных  нормативных  словарях  не 
проводится, на  практике приходится постоянно 
сталкиваться 
с 
вопросами, 
касающимися 
грамматических  характеристик  топонимов.  В 
частности, одним из наиболее спорных является 
вопрос  о  склоняемости  или  несклоняемости 
топонимов  в  сочетаниях  с  географическими 
терминами  (типа  в  местечке  Хансунг —  в 
местечке  Хансунге,  из  города  Чан-лин-сянь — 
из города Чан-лин-сяня). 
Несмотря  на  морфологическое  своеобразие 
топонимики,  ее  современные  грамматические 
свойства  находятся  в  прямой  зависимости  от 
состояния нормы в общеязыковой системе.  
На  основе  выявленных  объективных  харак- 
теристик  даются  четкие  рекомендации  в 
трудных  случаях  современного  употребления. 
Так,  учитывая  современную  норму  употреб- 
ления  сочетаний  с  термином  республика,  в 
деловых  документах  целесообразнее  употреб- 
лять  топоним  в  несклоняемой  форме  (поло- 
жение  республики  Хакасия,  поездка  в  респуб- 
лику Карелия; на территории республики Грузия 
и т.п.). Однако в разговорной речи допустимы и 
склоняемые  варианты:  дружба  с  республикой 
Грузией,  братские  отношения  с  республикой 
Хакасией и т.д. 
В  русском  языке  слово  Алматы  становится 
несклоняемым существительным и по правилам 
русского языка лишается форм словоизменения, 
что, конечно, очень неудобно для употребления 

Вестник КазНУ. Серия филологическая, №6 (130). 2010 
 
81
в    устной  и  письменной  речи.  Этим  и  объяс- 
няется тот факт, что по-прежнему слово Алматы 
продолжают склонять (в Алмате, в Алмату, под 
(между, над) Алматой). 
Возникают  определенные  трудности  в 
согласовании.  Так  журналисты  справедливо 
задаются вопросом: «Как же сегодня правильно 
сказать:  первый  Алматы  или  первая  Алматы? 
Листаешь  прессу  и  диву  даешься – кто  во  что 
горазд:  один  журналист  пишет  «красивый 
Алматы»,  другой – «красивая  Алматы».  Или 
читаешь  на  информационном  сайте: «Алматы 
первая подхватила почин…».  
С  точки  зрения  точности  обозначения 
несклоняемые формы остаются более удобными, 
поэтому  в  профессиональной  речи  географов  и 
военных  названия  во  всех  падежах  сохраняют 
неизменяемую форму.  
Таким  образом,  необходимо  отметить,  что 
происходящие  процессы  в  трансформирую- 
щемся  обществе  приводят  к  демократизации 
норм,  которая  обуславливает  увеличение  ва- 
риантов русского литературного языка, которые 
между собой конкурируют.   
В  настоящее  время  отмечается  ряд  про- 
тиворечий,  касающихся  правописания  отони- 
мической  лексики  в  справочниках  русского 
языка.  Так  в  новом  своде  впервые  форму- 
лируется  в  общем  виде    правило    написания 
существительных,  образованных  от    существи- 
тельных,  пишущихся    через    дефис.  Все  они 
должны    сохранять    дефис    производящего  
слова,  например,  существительные,  образован- 
ные  от  собственных  имен,  преимущественно  от 
географических    наименований:  алма-атинцы, 
ньюйоркцы  (от  Алма-Ата,  Нью-Йорк).  Напи- 
сание    через    дефис    названий  жителей,  обра- 
зованных  от  дефисно  пишущихся   географии- 
ческих      названий,  согласуется,  во-первых,  с  
предложенным  здесь  же   дефисным   написа- 
нием 
существительных, 
образованных 
от 
дефисно  пишущихся    нарицательных    слов,  и, 
во-вторых,  с  дефисным  написанием  прилага- 
тельных  от  тех  же  географических названий: 
нью-йоркский, орехово-зуевский и т. п. 
В  правилах 1956 г.  написание  обеих  групп  
существительных,  образованных    от  дефисно 
пишущихся  существительных,  вовсе  не  регла- 
ментировано;  однако    в  дальнейшем  в    спра- 
вочниках  для  работников  печати,  в  словаре-
справочнике  «Слитно  или  раздельно?»,  в 
«Словаре  названий  жителей    СССР»  рекомен- 
довалось названия  жителей  от  дефисно  пишу- 
щихся    географических    названий      писать 
слитно.  Еще  один  дискуссионный  момент, 
насколько  правомерно  употребление  россий- 
скими газетами прежнего названия «Алма-Ата», 
а не «Алматы»?  
Таким  образом,  явление  вариативности 
отонимических  наименований,  широко  функ- 
ционирующих в учебниках, учебных пособиях, в 
историко-географических  справочниках,  пе- 
риодической  печати,  а  также  в  средствах 
массовой  информации,  требует  регламентации 
употребления  и  активных  нормализаторских 
усилий казахстанских лингвистов.  
Признание  скрытой  парадигмы  нескло- 
няемых  имен,  вероятно,  обусловлено  их 
потенциальной  возможностью  словоизменения, 
что  входило  бы  в  противоречие  с  нормами 
русского литературного языка. Поэтому ни одна 
грамматика  не  выделяла  и  не  выделяет  особой 
морфологической 
подсистемы 
иноязычных 
слов, подразумевая, что и для исконно-русских, 
и  для  заимствованных  лексических  единиц 
существует  один  и  тот  же  механизм  словоиз- 
менения. Несклоняемые  имена воспринимаются 
большинством  носителей  языка  как    содер- 
жащие  корневые  морфемы,  не  свойственные 
русскому языку, поэтому они не включены ни в 
одну из существующих в нем парадигм. 
Я.  Грот  пытался  объяснить  это  явление  с 
точки  зрения  языкового  чутья,  предопреде- 
ляющего  языковую  моду: «Затруднительно, 
напротив,  употребление  имен,  которые  по 
окончаниям  своим  (имеются  в  виду  конечные 
звуки  корневых  морфем)  не  прививаются  к 
языку,  почему  он  или  оставляет  их  без 
склонения,  или  дает  им  соответствующие 
прямой  форме  падежные  окончания…» [10, с. 
353]. 
Однако
 
нормированность/ненормирован- 
ность  несклоняемых  слов  зависит  от  извест- 
ности  их  толкования  и  речевой  популярности. 
Оказываясь  за  пределами  литературной  нормы, 
они  могут  изменяться  через  мену  флексий. 
Таким  образом,  прослеживается  становление 
нормы 
для 
правописания 
отонимических 
наименований    с  точки  зрения  норм  совре- 
менного  русского  языка,  а  выявленные  грамм- 
матические  и  ортологические  предпочтения 
определяют  методические  перспективы  их  изу- 
чения. 
_______________ 
1.   Соссюр  Ф.  Де  Курс  общей  лингвистики.  Перев. 
М., 1933. 
2.   Женевская лингвистическая школа: от Соссюра к 
функционализму. – М.: Едиториал УРСС, 2010.  
3.   Бодуэн де Куртенэ, Август Шлейхер // Избранные 
труды по общему языкознанию, Т.I,  1963.  
4.   Винокур Г.О. Проблема культуры речи // Русский 
язык в советской школе, 1929, № 6. 

ҚазҰУ хабаршысы. Филология сериясы, №6(130). 2010 
 
82 
5.    Будагов Р.А. Вступительная статья и примечание 
к  книге:  Ш.  Балли.  Французская  стилистика.  М.:  УРСС,  
2001 а. 
6.  Сеше  А.  Три  соссюровские  лингвистики// 
Звегинцев  В.А.  История  языкознания XIX – XX веков…, 
М., 1965г. 
7.  Ицкович В.А. Очерки синтаксической нормы. М., 
1982. 
 
 
 
 
 
 
 
8.  Приорова  И.В.  Несклоняемые  имена  в  языке  и 
речи:  учеб.  пособие/И.В.  Приорова. – М.:  Флинта:  Наука, 
2008.  
9.  Срезневский  И.И.  Русское  слово:  Избранные 
труды:  Учеб.  пособие  для  педагогических  институтов / 
Сост. Н.А. Кондрашов. М.: Просвещение, 1986.  
10.  Грот  Я.К.  Филологические  разыскания.  Изд. 2-е. 
СПб., 1876. 
 
 
 
 
 
В. В. Панахова 
 
КОГНИТИВНЫЕ АСПЕКТЫ СЕМАНТИЧЕСКОЙ 
ДЕРИВАЦИИ ПРОИЗВОДНЫХ СЛОВ 
 
 
Как  известно,  понятие  “деривация”,  пони- 
маемое, как один из способов словообразования, 
распространяется также и на такую область, как 
семантика,  в  частности,  используется  для 
характеристики  процесса  появления  новых 
значений  многозначного  слова  (семантическая 
деривация). В настоящей работе мы обращаемся 
как к понятию словообразовательной деривации, 
так  и  к  понятию  семантической  деривации,  что 
обусловлено  спецификой  поставленной  нами 
задачи: суть заключается в том, что нас прежде 
всего  интересует  полисемия  производных 
единиц  или,  комплексных  знаков  (КЗ) [3], 
имеющих  в  исходном  значении  расчлененную 
словообразовательно-семантическую  структуру. 
Являющиеся  объектом  нашего  внимания  КЗ  (в 
данном  случае – префиксальные)  рассматри- 
ваются  нами  в  двойном  аспекте: c одной 
стороны,  они  являются  результатом  словооб- 
разовательной  деривации,  с  другой – сами 
оказываются  исходным  этапом  для  семанти- 
ческой  деривации.  Такой  подход  к  КЗ  требует 
учета  его  словообразовательных  характеристик 
при  анализе  многозначного  слова.  Нередко  
в  ходе  исследований  словообразовательной 
системы  производные  слова  исключаются  из 
исследования,  как  утратившие  (даже  частично) 
словообразовательную  мотивацию.  Однако,  как 
показало  исследование,  между  словообразова- 
тельной структурой (организацией словообразо- 
вательных  компонентов  по  модели)  произ- 
водного  и  его  лексическим  значением  су- 
ществует  тесная  связь,  что  особенно  наглядно 
можно  проследить  на  примере  многозначных 
КЗ.  Идиоматичность  их  семантики  не  является 
основанием  для  исключения  таких  слов  из  
 
 
исследования  на  уровне  словообразовательной 
структуры,  т.  к.  в  семантической  структуре 
переносных  значений  производных  слов  всегда 
сохраняется  “хотя  бы  след…прямого  словооб- 
разовательно-мотивированного значения” [1]. 
Семантика  производных  слов  имеет  свои 
особенности  в  сравнении  с  простыми  лекси- 
ческими  единицами  благодаря  более  сложной 
морфологической  структуре,  состоящей  из 
корневой  морфемы  и  одной  или  нескольких 
аффиксальных  морфем.  Поэтому  главной  отли- 
чительной  чертой  производного  слова  является 
его мотивированный характер, обусловленность 
его  значения  исходной  единицей.  Этой  осо- 
бенностью производного обусловлена и другая - 
его  соотнесенность  не  только  с  окружающей 
реальностью  (как  у  непроизводных  единиц),  но 
и  с  мотивирующими  их  словами.  Еще  одним 
отличием непроизводных и производных лекси- 
ческих  единиц  является  наличие  у  последних 
словообразовательного  значения,  выражающего 
тип  отношения  между  значениями  мотиви- 
рующих  и  мотивированных  основ.  Все  эти 
черты,  определяющие  своеобразие  производной 
единицы,  позволяют  человеку  формировать 
производные  лексические  единицы  в  соответ- 
ствии  с  его  прагматическим  намерением  и 
создавать единицы, обладающие экспрессивным 
содержанием  и  удовлетворяющие  замыслу 
говорящего.  Поэтому  можно  говорить  о  двух 
видах  прагматики,  которыми  обладает  слово 
(мотивированное  и  немотивированное):  внешней 
и  внутренней.  Под  внешней  прагматикой 
понимаются  те  функциональные  свойства  си-
туативного  значения  слова,  которые  оно  при- 
обретает в синтагматике. 

Вестник КазНУ. Серия филологическая, №6 (130). 2010 
 
83
Лексическое  значение  производного  много- 
значного  слова  всегда  несет  на  себе  отпечаток 
словообразовательного значения, что и отличает 
многозначное производное слово (КЗ) от много- 
значных непроизводных слов. 
Необходимо сделать оговорку о том, что все 
сказанное  является  справедливым  только  для 
КЗ,  развивающих  полисемию  путем  семанти- 
ческой  деривации  и  не  может  относиться  к  КЗ, 
многозначность  которых  развивается  путем 
словообразовательной деривации. 
Таким образом, мы ставим перед собой цель 
дальнейшей  систематизации  деривационных 
отношений, 
выявления 
различных 
типов 
“поведения” словообразовательной  структуры и 
причин, лежащих в его основе, выявления новых 
типов  регулярных  словообразовательных  и  се- 
мантических параметров на новом уровне. 
Говоря  о  “новом  уровне”  систематизации 
деривационных  отношений,  необходимо  под- 
черкнуть,  что  новизна  подхода  к  проблеме  и 
направление  анализа  в  значительной  степени 
определяется  методикой  исследования.  В 
частности,  семантика  КЗ  не  сводится  к  зна- 
чениям его составляющих, демонстрируя даже в 
случаях его регулярности определенную степень 
идиоматичности [3]. По  мнению  И.В.Арнольдa, 
правильное  прочтение  производного  слова  и 
предсказание  моделируемой  в  нем  семанти- 
ческой  структуры  требует  особенной  стратегии 
распознавания,  которая  связана  с  подходом  к 
словообразованию  с  позиций  когнитивной 
лингвистики и композиционной семантики, фик- 
сирующих  стоящие  за  производными  более 
развернутые знания. На наш взгляд, наилучшего 
результата  можно  достичь  при  сочетании 
вышеупомянутого  подхода  с  предложенными 
ранее методиками исследования: традиционным 
структурным  анализом,  позволяющим  иденти- 
фицировать  словообразовательную  модель  и 
словообразовательные параметры КЗ, ономасео- 
логическим  анализом,  позволяющим  через 
деривационное  сочетание  определить  место 
мотивирующего  слова  в  мотивирующем  суж- 
дении [2] и  тем  самым  уточнить  степень 
идиоматичности  и  выраженности  словообразо- 
вательного значения КЗ. Таким образом, степень 
достоверности  анализа  будет  увеличиваться, 
если  мы  будем  сочетать  сам  способ  “развер- 
тывания”  семантики  производного  с  когнитив- 
ным  подходом,  позволяющим  разъяснять 
правила семантической композиции знаков. 
В  результате  исследования  было  обнару- 
жено,  что  при  семантическом  развитии  на  базе 
КЗ,  производные  могут  характеризоваться,  как 
частичной,  так  и  затемненной  словообра- 
зовательной  мотивацией.  Нашей  задачей  яв- 
ляется  определить  модели  перестройки  семемы 
в  процессе  семантической  деривации,  роль 
исходной  словообразовательной  структуры  в 
выборе  такой  модели,  степень  сохранения 
“следа”  словообразовательной  структуры  и, 
главное,  причины,  лежащие  в  основе  выбора 
направления  семантической  деривации.  Огра- 
ничиваясь  рамками  данной  статьи,  мы  рас- 
смотрим  один  из  видов  семантической  дери- 
вации,  в  результате  которого  возникают 
производные  с  частичной  идиоматичностью. 
Основным предположением, которое мы можем 
сделать 
на 
основании 
анализа 
корпуса 
примеров,  взятых  из  толковых  словарей  путем 
сплошной  выборки  из  публицистических  и 
художественных  источников  является  тот  факт, 
что  в  основе  выбора  пути  семантического 
развития  для  КЗ  лежат  причины  когнитивного 
характера,  связанные  с  правилами  фузии  кон- 
цептов, которые выявляются при анализе КЗ. 
Нами  делается  предположение,  что  тип 
развития  полисемии  КЗ  (что  в  нашей  трактовке 
связано  со  степенью  идиоматичности  и  экспли- 
цитности  словообразовательного  значения  (СЗ) 
определяется  структурными  особенностями 
модели  семантической  деривации,  по  которой 
такое  развитие  полисемии  происходит.  Точнее, 
нас  интересует,  с  каким  компонентом  слово- 
образовательной  структуры  многозначного  КЗ 
соотносится  ядерная  сема  модели  семанти- 
ческой  деривации.  Именно  это  и  определяет 
степень сохранения у КЗ словообразовательного 
значения  и  семантики  словообразовательного 
форманта.  Рассмотрим  это  на  примере  префик- 
сального  производного  (глагола  с  префиксом 
dé). Обозначим семы знаком S, именную произ- 
водящую  основу  знаком N, а  префиксальный 
глагол  знаком V. Возьмем  значение  глагола 
discrown: 1) снять корону; 2) снять верхушку. 
Глагол  образован  по  модели (dis + N) V, 
регулярное  значение  префикса – привативное. 
Формула  истолкования  исходного  значения – 
“лишить  объект  того,  что  выражено  производя- 
щей основой”. 
Семная  структура  исходного  значения 
такова: S1 (привативная) + S2 (“корона”) + S3 
(потенциальная сема “верхняя часть”). 
При  метафоризации S3 становится  диф- 
ференциальной  семой  производного  значения, 
S1  остается  без  изменений  в  составе  произ- 
водного значения: S1 (пр.) + S3 (верхняя часть). 
Формула  истолкования  производного  значения 
следующая: “Действие  В,  похожее  на  действие 

ҚазҰУ хабаршысы. Филология сериясы, №6(130). 2010 
 
84 
А  тем,  что  предполагает  лишение  объекта 
верхней  части”.  Мы  видим,  что  при  таком 
механизме  семантической  деривации  актуали- 
зируется  сема  направленности  на  предмет  (или 
объектная  сема  “верхняя  часть”).  Это  приводит 
к  тому,  что  в  производном  значении  глагол 
сохраняет  членимость,  а  префикс – свое 
привативное  значение,  не  происходит  пере- 
осмысления  семантики  словообразовательных 
элементов,  но  имеет  место  изменение  слово- 
образовательного 
значения, 
которое 
при- 
обретает  сему  “похожий  на”  и  выглядит  как 
“лишить  объект  того,  что  похоже  на  обозна- 
ченное  производящей  основой”.  Такое  направ- 
ление  семантической  деривации  связано  с  тем, 
что S3, ядерная  сема  модели  семантической 
деривации,  соотносится  не  с  результатом 
переосмысления  всего  КЗ,  а  только  с  произ- 
водящей основой “корона”. 
Однако  представляется  интересным  не 
только  связать  направления  семантического 
развития  со  словообразовательной  структурой, 
но  и  проанализировать  причины,  лежащие  в 
основе  выбора  той  или  иной  ядерной  семы 
метафорического  переноса.  Для  того,  чтобы 
ответить  на  вопросы,  касающиеся  причин, 
лежащих  в  основе  выбора,  производным  пути 
семантического  развития,  необходимо  внима- 
тельно  изучить  процесс  концептуализации, 
выяснить, как уже имеющиеся в языке средства 
могут  участвовать  в  структурировании  нового 
концепта. 
Необходимо  отметить,  что  концепт,  лежа- 
щий  в  основе  формирования  семантики 
нерасчлененного  знака  является  единым  и 
объединяющим  определенные  признаки,  в  то 
время,  как  в  случае  КЗ,  мы  имеем  дело  с 
несколькими,  чаще  всего  двумя,  концептами, 
которые  соотносятся  определенным  образом 
(речь  идет  о  признаках  концепта  (ПК),  соот- 
носимых со словообразовательным формантом и 
ПК,  соотносимых  с  производящей  основой).  На 
наш  взгляд,  необходимо  ввести  понятие 
сильной/слабой  позиции  ПК.  Речь  идет  о 
большей  или  меньшей  степени  семантической 
аттракции,  определяющей  преобладание  ПК,  в 
первую  очередь, “всплывающего”  на  поверх- 
ность. 
Опираясь  на  работу  ведущих  когнитологов 
зарубежной  и  отечественной  лингвистики,  мы 
пришли  к  выводу,  что  основными  признаками 
сильной позиции ПК являются: 
1)  Высокая  степень  его  абстракции  и 
принадлежность  к  уже  известным  “типичным” 
ментальным  категориям  картины  мира  (ре- 
зультат, способ, качество, место нахождения и т. 
п.) 2) Способность  вызывать  ассоциации,  т.  е. 
своего рода образная “основа” ПК. 
В  соответствии  с  вышеизложенным,  мы 
выдвигаем гипотезу о том, что, с одной стороны, 
правила  сочетания  концептов  определяются 
позицией  ПК,  а  другой  стороны – определяют 
модель  семантической  деривации,  по  которой 
развивается  КЗ  и  степень  его  интегративности. 
Так,  для  примера  с  глаголом discrown мы 
констатируем  тот  факт,  что  ядерной  семой 
модели  семантической  деривации  является 
компонент,  соотносимый  с  производящей 
основой  и  эксплицирующий  ПК  “место  на- 
хождения”. 
Этот  ПК  занимает  сильную  позицию,  так 
как  соответствует  обоим  его  признакам.  Во-
первых,  он  отличается  достаточно  высокой 
степени  абстрактности,  что  в  процессе  се- 
мантического  переноса  конкретные  харак- 
теристики  редко  остаются  затронутыми,  а 
инвариантными  чаще  всего  оказываются  схемы 
и  правила  вывода [4]. Во-вторых,  вследствие 
высокой степени абстрактности ПК приобретает 
и  такой  признак,  как  способность  к  высокой 
степени семантической аттракции. 
Таким  образом,  мы  рассмотрели  один  из 
типов  семантического  развития  префиксальных 
КЗ  и  в  свете  когнитивного  подхода  сделали 
следующий  вывод:  если  ПК,  соотносимый  с 
производящей  основой  КЗ,  занимает  сильную 
позицию,  то  именно  он  становится  ядерным 
компонентом модели семантической деривации. 
Аффиксальное  производное  имеет  двойную 
референцию  и  вызывает  два  вида  ассоциаций, 
обусловленных  разными  ономасиологическими 
категориями.  Тем  не  менее  роль  каждого 
элемента  структуры  производного  слова  в 
формировании  его  семантики  и  прагматики 
является  неравноценной.  Основное  содержание 
(когнитивная  и  прагматическая  информация) 
переносится  в  производную  единицу  мотиви- 
рующей  основой.  Словообразовательный  аф- 
фикс  также  обладает  значением,  но  оно  носит, 
как  правило,  более  абстрактный  характер,  так 
как  формант  часто  присоединяется  к  основам 
слов  различных  групп  лексических  единиц. 
Выполняя  классифицирующую  функции,  суф- 
фикс  вносит  в  производное  прежде  всего 
категориальное  значение  части  речи  и/или 
лексико-семантической  группы.  Это  единствен- 
ное устойчивое значение любого суффикса. 
Именно  производящая  основа  претерпевает 
переосмысление,  а  ПК,  соотносимый  с  пре- 
фиксом,  эксплицирует  его  регулярную  семан- 

Вестник КазНУ. Серия филологическая, №6 (130). 2010 
 
85
тику  без  изменения  (удалить  корону - удалить 
верхушку), что обеспечивает сохранение расчле- 
ненного  восприятия  семантики  словообразова- 
тельных компонентов и соответствующие слово- 
образовательные параметры. 
Таким  образом,  мы  наблюдаем  теснейшую 
взаимосвязь 
между 
словообразовательной 
структурой  КЗ,  динамикой  его  семантики  и 
когнитивными особенностями его составляющих. 
_________________ 
1.  Арнольд  И.В.  Стилистика  современного  англий- 
ского языка. - М.: Просвещение, 1990. -300 с. 
2.  Ахманова O.G. Словарь  лингвистических  тер- 
минов. - М.: Сов. энциклопедия, 1Э66. - 607 с. 
3.  Арутюнова  Н.Д.  Прагматика // Лингвистичеcкий 
энциклопедический словарь.- М.: Сов. энциклопедия, 1990. 
С.389-390.  
4.  Ашурова  Д.  Производное  слово  в  свете  комму- 
никативной теории языка. - Ташкент: ФАН, 1991. - 97 с. 
 
 
 
 
 
 
5.  Булыгина  Т.В.  О  границах  и  содержании  праг- 
матики // Известия АН СССР, ОШ, I98I, № 40. С.333-542. 
6.  Винокур  Т.Г.  Говорящий  и  слушающий.  Ва- 
рианты речевого доведения. - М.: Наука, 1993. - 172 с. 
7.  Карасик  Б.И.  Статус  дэща  в  значении  слова. - 
Волгоград, 1989. - 112 с. 
8.  Киселева  Л.А.  Вопросы  теории  речевого 
воздействия. - Л.: ЛГУ, 1978. - 160 с. 
9.  Клаус Г. Сила слова. - М.; Прогресс, 1967, - 215 с. 
10.  Никитин  М,В,  Основы  лингвистической  теории 
значении, - М,: Высшая школа, 1988. - 163 с. 
 
* * * 
The paper aims to clarify the semantic, cognitive features 
of derivative words in English. The article analyses first the 
different points of views of distinguished linguists and 
summarizes their thoughts. The main characteristic feature of 
derivative words is its motivated character, the conditionality of 
its meaning with its initial unit. All the characteristic features of 
derivative words allow a person to form derivative lexical units 
in accordance with its pragmatic intention.  
 
 
 
 
Б. Рысбай 
 
ПЕРЕХОДНОСТЬ В ЯЗЫКАХ КАК УНИВЕРСАЛЬНОЕ И  
ЗАКОНОМЕРНОЕ  ЯВЛЕНИЕ 
 
 
Проблемы 
перехода 
одних 
языковых 
явлений  в  другие  всегда  находились  в  центре 
внимания  исследователей,  что  связано  как  с 
эволюционными процессами их преобразования 
в  диахронии,  так  и  их  взаимосвязью  и 
взаимообусловленностью  на  синхронном  срезе. 
Проблемы  переходности  в  языках  активно 
изучались учеными-русистами с середины XX - 
начала XXI вв.  в  трудах  таких  ученых,  как 
Е.С.Кубрякова,  О.Лешка,  Л.Треньер,  Е.Курилович, 
И.А.Мельчук,  А.И.Смирницкий,  В.Н.Мигирин, 
Т.С.Тихомирова, В.В.Бабайцева и др. Каждый из 
перечисленных исследователей разработал свою 
теорию  переходности  на  разных  уровнях  языка 
и  выдвинул  свою  точку  зрения  относительно 
этого универсального и закономерного явления, 
свойственного  для  всех  языков.  В  обозначении 
явлении  переходности  в  языках  наблюдается 
терминологическая  несогласованность,  о  чем 
свидетельствует 
использование 
следующих 
терминов: «транспозиция», «трансляция», «де- 
ривация», «трансформация», «конверсия», 
«субституция», «переход»  и  «переходность».  В 
семантике  этих  слов  содержится  такой  ком- 
понент  значения,  как  «изменяться,  превра- 
щаться,  переходить,  двигаться  и  развиваться»,  
 
 
поэтому  основу  всех  этих  терминов  составляет 
процесс преобразования одних речевых явлений 
в другие. 
Теория  переходности  в  языках  наиболее 
разработана  на  уровне  морфологии  и  син- 
таксиса, особенно изученными является переход 
слов  из  одних  частей  речи  в  другие.  Экскурс  в 
историю  этого  вопроса  позволяет  проанализи- 
ровать  труды  предшественников  и  сделать 
определенные  выводы  о  понятии  переходности, 
которое  до  сих  пор  не  имеет  однозначного 
определения.  Так,  одни  ученые  переход  языко- 
вых  единиц  из  одной  категории  в  другую 
называют  транспозицией  (Ш.Балли,  Е.  С.  Куб- 
рякова,  О.Лешка) [1].  В  лингвистическом 
энциклопедическом  словаре  дается  следующее 
его определение: «Транспозиция (от ср.-век. лат. 
transpositio – 'перестановка') – использование 
одной  языковой  формы  в  функции  другой 
формы – ее  противочлена  в  парадигматическом 
ряду» [2].  Такие языковые переходы Л.Треньер 
называет  трансляцией,  сущность  которой  за- 
ключается  в  том,  что  «она  переводит  полно- 
значные  слова  из  грамматической  категории  в 
другую,  то  есть  превращает  один  класс  слов  в 
другой» [3]. 

ҚазҰУ хабаршысы. Филология сериясы, №6(130). 2010 
 
86 
По  мнению  известного  польского  ученого 
Е.А.Куриловича,  переход  одних  языковых 
явлений  в  другие  происходит  в  результате 
морфологической  и  синтаксической  деривации, 
такие  явления  он  обозначает  термином  дери- 
вация [4]. Между  тем  В.Н.Мигирин  называет 
данные  процессы  в  языке  трансформацией  и 
относит  к  ним  любые  преобразования  в  языке. 
Он  исследует  основные  проблемы  процесса 
переходности  в  области  частей  речи  и  членов 
предложения  и  определяет  признаки  и  раз- 
личные виды трансформации [5]. 
В языкознании для обозначения переходных 
явлений  употребляется  и  термин  конверсия 
(И.А.Мельчук,  А.И.Смирницкий)  как  «несущее 
смысл  регулярное  изменение  грамматической 
сочетаемости» [6], под  которыми  понимаются 
«процессы  образования  лексико-  граммати- 
ческих  омонимов,  т.е.  образование  слов  с  тож- 
дественной 
основой, 
но 
различающихся 
парадигмой системой своих форм» [7]. Наряду с 
этим  используется  термин  субституция. «Мы 
полагаем, что в языке наблюдается не переход, а 
лексико-грамматическая  субституция  (от  лат. 
substitutio – 'подстановка') – образование 
словоформами  какой-либо  части  речи  своих 
вторичных форм (трансформ) и употребление их 
в  качестве  субститутов – заместителей  кон- 
кретных или потенциальных слов других частей 
речи [8].  
Из  вышеназванных  точек  зрения  ученых 
можно  сделать  определенные  выводы:  во-
первых, предложенные термины, характеризую- 
щие  переходные  явления  в  языке,  имеют 
отношение  к  частям  речи,  во-вторых,  изучение 
этого  явления  с  точки  зрения  того  или  иного 
аспекта стало причиной появления разных точек 
зрения и как следствие употребления различных 
терминов. 
Как  справедливо  отмечает  Т.С.Тихомиров, 
все  эти  термины  «не  находят  всеобщего 
признания  лингвистов  в  описании  переходных 
явлений в языке и речи: предложенные понятия 
либо  ограниченные,  как  конверсия,  деривация, 
трансформация, либо, наоборот, чересчур емкие, 
как транспозиция» [9].  
По  мнению  М.В.Лукина,  такое  явлениe 
следует  называть  термином  «переходность». 
«Однако  в  научном  обиходе,  думаем,  все  же 
допустимо  употребление  термина  переход  (в 
силу  традиции),  если  понимать  под  ним 
использование  словоформ  одной  части  речи  в 
значении  другого  лексико-грамматического 
класса [8].  Наиболее употребительными, на наш 
взгляд,  являются  термины  переходность  или 
переход из одной части речи в другую [10]. 
В.В.Бабайцева  в  своем  труде  «Явления 
переходности  в  грамматике  русского  языка» 
такие  явления  в  языке  называет  терминами 
«переход», «переходность», дает  научное опии- 
сание  этих  явлений  и  рассматривает  их  с 
различных  сторон.  Труды  этого  ученого  послу- 
жили  основой  для  многих  других  исследований 
процесса  переходности  в  языках.  Так,  по  ее 
определению: «Переход  –  диахронный  (эволю- 
ционный) 
процесс  преобразования  одних 
речевых  явлений  в  другие,  а  также  отражение 
синхронных  связей  между  явлениями,  наличие 
соединительных  звеньев  между  оппозиционно 
противопоставленными  явлениями.  Переход- 
ность  –  такое  свойство  языка,  которое  скреп- 
ляет  языковые  факты  в  целостную  систему, 
отражая  синхронные  связи  и  взаимодействие 
между  ними  и  обусловливая  возможность 
диахронных  преобразований» [11]. Она  считает 
переходность неотъемлемым свойством языка и 
явлением, характерным для всех уровней языка: 
«Данные  термины-понятия  действительны  для 
переходов  на  всех  уровнях  языка,  причинами 
которых служат многоаспектность единиц языка 
и  речи,  отсутствие  в  языке  нужных  слов  и 
конструкций для выражения мысли, стремление 
к  экономии  языковых  средств,  семантическая 
ёмкость  синкретичных  образований,  потреб- 
ность  в  дифференциации  смысловых  связей  и 
отношений,  потребность  самой  структуры 
языка» [11].  
Переходность  в  языке  в  большей  степени 
рассматриваются  не  с  точки  зрения  синтаксиса, 
а  с  позиции  морфологии.  В.В.Виноградов, 
исследовавший  переход  одних  частей  речи  в 
другие, пишет: «Части речи взаимообусловлены, 
поэтому  для  живых  языков  свойственно 
частеречные  переходы» [12].  Переход  одних 
частей  речи  в  другие  в  языкознании  осу- 
ществляется  на  основе  процесса  конверсии, 
который  является  одним  из  путей  образования 
слов. 
Переход  одних  языковых  явлений  в  другие 
не  совершается  в  один  момент,  а  протекает  в 
течение  длительного  времени.  В  процессе 
перехода  они  проходят  через  языковую  сор- 
тировку  и  несколько  этапов.  Значит,  языковые 
явления,  находясь  на  промежуточной  зоне, 
продолжают  функционировать  и  в  переходный 
период.  Так,  например,  о  переходе  одной  части 
речи  в  другую  Н.А.Каламова  пишет: «Там,  где 
имеет место полный переход одной части речи в  
 

Вестник КазНУ. Серия филологическая, №6 (130). 2010 
 
87
другую, этот процесс можно уяснить, обращаясь 
к  истории  языка,  там  же,  где  процесс  перехода 
не  полный,  а  наблюдает  двоякое  функцио- 
нирование  грамматических  омонимов» [13]. По 
мнению  ученого,  полностью  не  перешедшее 
языковое  явление  имеет  характеристики  двух 
разных 
языковых 
единиц 
(начальное 
и 
последующее). 
 В последние годы вопросы перехода одних 
частей речи в другие наиболее разносторонне и 
глубоко  рассмотрены  в  труде  П.А.Леканта,  в 
котором 
он 
отмечает, 
что 
наряду 
со 
свойственными только для определенных частей 
речи  признаками,  имеются  и  общие  признаки: 
«Между  частями  речи  нет  и  не  может  быть 
границ:  у  них  есть  не  только  различные, 
противоположные,  но  и  общие  признаки», 
поэтому наличие «гибридных» и «блуждающих» 
слов,  не  нашедших  еще  своей  части  речи  или 
покинувших  ее  под  влиянием  различных 
языковых и речевых факторов, неизбежно» [14]. 
Из всего этого следует, что в процессе перехода 
языковые  явления  сохраняют  значение  и 
функцию  своих  начальных  категорий,  не  теряя 
при этом свойственных для них грамматических 
особенностей,  что  свидетельствует  о  неполном 
переходе  одних  частей  речи  в  другую  часть 
речи.  
В  связи  с  тем,  что  языковые  явления  не 
могут переходить в один момент, а происходят в 
течение  определенного  времени  (например, 
начальный  этап,  промежуточный  этап  и 
последний  этап),  необходимым  представляется 
их 
изучение 
в 
момент 
нахождения 
в 
промежуточной зоне с научной точки зрения. Во 
многих научных трудах о переходности в языке 
исследуется  только  начальное  состояние  и 
конечный  результат,  тогда  как  без  особого 
внимания  и  неизученными  остаются  проблемы 
изучения  закономерностей  процессов  пре- 
образования  одних  языковых  явлений  в  
другие.  Именно  с  этой  точки  зрения  труды 
В.В.Бабайцевой  имеют  большую  значимость. 
Ученый  в  процессе  выявления  переходных 
явлений  в  языке  показывает  их  центральные 
категории  и  иерархию  периферийных  звеньев 
посредством шкалы переходности: «А - Аб - АБ 
- аБ - Б, где А и Б - полярные, несинкретичные; 
Аб,АБ,аБ - синкретичные  единицы,  неодно- 
родно  сочетающие:  в  звене  Аб  больше  при- 
знаков  типа  А,  в  звене  аБ - преобладают 
свойства типа Б, в звене АБ больше наблюдается 
примерное  равновесие  сочетающихся  свойств» 
[11].  Если  в  процессе  анализа  выявляются 
несколько  языковых  единиц,  относящихся  к 
промежуточной  группе,  в  таком  случае  их 
можно представить так: Аб1, Аб2, Аб3. 
В.В.Шигуров  выделяет  следующие  особен- 
ности слов, переходящих из одной части речи в 
другую: 
1)  Изменение  синтаксической  функции 
слова; 
2)  Изменение  общеграмматического  (кате- 
гориального) значения слова; 
3)  Изменение  синтаксической  дистрибуции 
слова; 
4)  Изменение лексического значения слова; 
5)  Изменение  лексической  дистрибуции 
слова; 
6)  Изменение  морфологических  признаков 
слова; 
7)  Изменение морфемной структуры слова; 
8)  Изменение  словообразовательных  воз- 
можностей слова 
9)  Изменение  фонетических  особенностей 
слова (ударение, сокращение 
фонемного состава) [15].  
Переход  одних  частей  речи  в  другие – это 
широко  распространенное  явление,  характерное 
для  многих  языков  мира.  Такое  явление 
присуще  и  для  казахского  языка.  Между  тем  в 
казахском  языке  проблема  переходности  яв- 
ляется  малоизученной  проблемой,  поэтому  в 
раскрытии  этого  понятия  мы  опирались  на 
научные  изыскания  ученых  в  области  русского 
языка.  В  казахском  языкознании  проблема 
перехода  слов  одной  части  речи  в  другую 
всесторонне  было  исследовано  Ж.Сарбалаевым, 
по  мнению  которого  «переход  слов  одной 
категории  в    другую – длительный  процесс, 
протекающий в течение определенного времени. 
Этот  процесс  можно  разделить  на  два  периода: 
а)  начальный  период,  характеризующийся 
переход  слов  из  одной  категории  в  другую;  б) 
завершающий  период  перехода  слов  с  одной 
категории  в  другую.  Причина  такой  периоди- 
зации  заключается  в  том,  что  слова,  участ- 
вующие  в  этом  процессе,  который  берет  свое 
начало  с  синтаксического  употребления,  не 
могут  сразу  и  безвозвратно  перейти  в  другую 

жүктеу/скачать 4,17 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: