Мажитова жанна сабитбековна
§ 2. Суд биев как инструмент урегулирования конфликтов в степи
жүктеу/скачать 3,03 Mb. Pdf көрінісі
|
|
§ 2. Суд биев как инструмент урегулирования конфликтов в степи С началом тесных русско-казахских контактов, российские власти прилагали усилия, чтобы получить как можно более достоверные сведения о характере местного права. Наряду с изучение института биев, исследовательская оптика была направлена на анализ судебно-процессуальных норм адата. 169
Испытывая влияние «романтической школы» русской этнографии конца XVIII – начала XIX в., исследователи хотели найти подтверждение понятий «родовая община», «доклассовое общество», «народное право» в казахском обществе. Такая цель имела как теоретический характер, так и практический. С одной стороны, обращение к «древнему» праву позволяло проводить аналогии с первобытными обществами и сравнивать, точнее «первыми» видеть изменения в традиционной нормативной практике казахов, уже вошедших в поле влияния российской империи. С другой стороны – такие исследования о «родовом праве» казахов носили практический характер и служили подтверждением существования условий для постепенной инкорпорации местного права в российское законодательство. Поэтому, несмотря на некоторые оговорки, вроде «дикое общество», «безначалие» и т. д., можно прочитать в целом положительные отзывы и проследить «симпатии» исследователей, которые рисовали местную правовую среду как подходящую для реформ и рекомендовали ее не менять, а использовать в ходе цивилизаторских мероприятий по включению края в российское социокультурное пространство. Для проведения историографического анализа в данном разделе рассмотрим вопрос в двух аспектах: следствие и судебный процесс; виды доказательств.
Казахский адат возник в кочевой среде и развивался как правовой обычай кочевых общин. Судя по тому, что он продолжал действовать на протяжении долгого времени, можно сказать, что адат являлся наиболее функциональной судебной практикой среди кочевников. В казахском обычном праве не было различий между гражданскими и уголовными делами, как в современном законодательстве. Вид наказания за любые нарушения был в основном одним и тем же (уплата композиции). Биям приходилось интерпретировать и создавать правовые нормы, которые не могла
170
обжаловать любая другая власть. Поскольку письменной кодификации судебных прецедентов не существовало, все знания бия зависели от овладения им устным наследием народа, которое передавалось от поколения к поколению, и поэтому существовали различные варианты норм права. В связи с этим умение бия применять свои знания к месту и сообразно возникшей ситуации говорило о его достаточно высоком уровне как судьи и правоведа. По спорным вопросам бии консультировались с другими старейшинами общества для формулирования новых правовых правил в кочевом коллективе. В обычном праве под преступлением подразумевались лишь те действия кочевника, которые причиняли материальный и моральный вред интересам кочевой общины, строго следившей за установленным в ней правопорядком. У казахов не было определенного места судебных заседаний. При выборе места исходили из удобства для участников процесса: погодных условий, дальности района кочеваний и т. д. Обычно рассмотрение крупных судебных дел приурочивали к какому-нибудь значительному событию в степи: тою, поминкам и т. д. В процессе разбора дел члены суда были обеспечены едой, жильем и прочими удобствами, предоставление которых ложилось на плечи хозяев мероприятия, где всегда собиралось большое число людей. В других случаях заседание суда проходило в ауле истца или ответчика, с тем чтобы, во- первых, все расходы, связанные с организацией суда, ложились на их плечи; во-вторых, в случае подтверждения вины ответчика, приговор биев приводился в исполнение немедленно. Более
мелкие (внутриродовые) дела рассматривались в аксакальском суде без особой огласки и с участием узкого круга лиц, имеющих непосредственный интерес к этому делу. В основе существования казахской общины лежал принцип компромисса как категории равновесия и стабильности коллектива. Хотя дореволюционные нарративы и отмечали, что казахи «любили» судиться, но при этом указывали, что многие споры заканчивались досудебными процедурами, в первую очередь
171
– мировым соглашением между конфликтующими сторонами, которое и являлось главной целью суда биев. В XVIII – начале XIX в. Российская империя имела ограниченные сведения об адате, поскольку его нормы не имели письменной кодификации. Образ «беззаконного», «жестокого» общества представал в работах государственных деятелей, которые по роду службы пересекали казахскую степь
1 . К примеру, в записках переводчика отдельного Сибирского корпуса г- на Назарова, посланного в Коканд в 1814 г., отмечалось, что кочевая жизнь позволяет казахам избегать большой подчиненности, поэтому они «законов никаких не имеют и утверждаются на одном Алкоране, либо на естественном праве»
2 . Назаров обратил внимание на биев, которым вменялось право решения судебных вопросов в казахском обществе. Он писал: «Мы пришли в то самое время, когда они судили одного из своих собратий. Собранные, по повелению хана, старые бии, сидя с важностью на разостланных по траве коврах, приговорили преступника к смерти; приговор исполнен был в одну минуту» 3 .
отличительных свойств суда по обычному праву. Во-первых, он отличался от российской судебной практики своею скоростью в решении дела и приведении приговора в исполнение. Во-вторых, жестокая, по его мнению, мера наказания, вынесенная биями за кражу скота, которая в других условиях получала совершенно противоположную оценку. «Спросив о его преступлении, я весьма удивился, узнав, что его казнили за кражу двух в волости баранов, тогда, как самые же сии Киргизы, по поводу частной ссоры с соседями, ездят по ночам в чужие волости, и отгоняют целые стада рогатого скота и табуны лошадей,
1 Назаров. Киргизы // Вестник Европы. 1821. Ч. 119. № 16; Броневский С.Б. Записки о киргиз-кайсаках Средней Орды // Отечественные записки. Ч. 41, 42, 43. 1830; О судопроизводстве в Букеевской Орде // Санкт- Петербургские ведомости. 1845. № 66; и др. 2 Назаров. Киргизы... С. 317. 3 Там же. 172
возвращая оные не иначе, как через выкуп, посредством нарочно собираемых на тот случай с обеих сторон биев» 1 . Описание Назарова основано на сложившемся в империи стереотипе о суде биев как о «неправом» и объяснялось беззаконностью, царившей в обществе казахов. Стоит привести объяснение самими биями случаев приведения в исполнение таких приговоров (судя по архивным материалам, такие приговоры встречались крайне редко): «Воров в степи много; пробовали в отношении к ним различные наказания; наказывали их – не унимаются; налагали на них небольшие взыскания – не унимаются; вот определили – разорять вора в конец, чтобы другой не отважился на кражу» 2 .
начальником Омской области, по долгу службы часто бывал на территории Среднего жуза. Соотнося традиции русской жизни с казахской, он критически относился к принципам общественного устройства последних и полагал, что разрозненные казахские племена, не имея объединяющего начала, не представляли единого политического тела, «которое управлялось бы какими- либо законами, ведущими к исполнению намерений и предложений, основанных на началах общей цели» 3 . Собирая сведения об обычном праве (в своей работе он привел 70 статей адата) от известных биев Среднего жуза, автор говорил о том, что ни имени «изобретателя», ни времени их принятия никто не помнит, однако редкий бий их не знает 4 . Наряду с этим С.Б. Броневский подметил, что при кажущемся безначалии у казахов, так как «нет лица, велению которого общество, или семейство в частности, готовы были бы повиноваться» 5 , тем не менее, родовые отношения являлись решающими для жизнедеятельности общины и позволяли контролировать действия каждого соплеменника. Для народного управления
1 Там же. 2 РГИА. Ф. 1291. Оп. 81. Д. 222. Л. 27. 3 Броневский С.Б. О киргиз-кайсаках Средней Орды. Ч. 43. 1830. С. 257. 4 Там же. С. 284. 5 Там же. С. 257. 173
выработан был свод законов (скорее всего, имелись в виду правовые нормы – «нужнейшие законы» эпохи Тауке хана), согласно которым вопросами судебных разбирательств между казахами занимались «велиречивые бии» 1 ,
в существе иска. Сам процесс рассмотрения иска, по мнению автора, продолжителен, но он позволял всем сторонам процесса выступить в ходе судебного расследования. С.Б. Броневский отмечал, что бии-судьи в своих доводах при вынесении приговоров основывались на конкретных примерах из судебной практики, поэтому «иски оканчиваются решением, исполняемым без ропота и возражений» 2 .
Особенностью судебного процесса, по мнению чиновника, было то, что искусный бий в ходе решения дела старался примирить стороны, для этого использовал все свое красноречие, знания и жизненный опыт. Аналогичную характеристику можно встретить в работах других чиновников. Интерес представляют материалы, собранные Пограничной комиссией в 1846 г., на которые я уже неоднократно ссылалась, поскольку собранные в них сведения во многом отличались от имеющихся к тому времени. По широте и глубине охвата вопросов можно выделить рапорты поручика д'Андре, в которых он одним из первых отмечал наличие в казахском судебном процессе начал розыска. Он писал: «Если к бию явится ордынец с доносом на какой-либо проступок посторонних ему лиц, в таком случае бий приступает к надлежащему розыску и буде донос такой предупредил преступление или же мог принести пользу общую доноситель ничего не получает, кроме одобрения бия» 3 . Ложный донос влек за собой увещевание и если он не принес кому-либо убытка, «доноситель наказывается розгами по усмотрению бия и с той поры уже не имеет право ни в каком случае являться к
1 Там же. С. 224. 2 Там же. С. 224. 3 Д'Андре. Описание киргизских обычаев, имеющих в орде силу закона // Материалы по казахскому обычному праву... С. 167. 174
бию с какими бы то ни было жалобами» 1 . Следовательно, донос как причина розыска не вызывала осуждения общества и являлась очевидно элементом розыскной системы. Однако сведения д'Андре не в полной мере находят подтверждение в последующих материалах по обычному праву. Так, член Семипалатинского статистического комитета П.Е. Маковецкий в 1886 г. писал: «Киргизы не видят ничего дурного в ложном доносе, сделанном русским властям. Иные роды доноса вызывают, напротив, горячий протест, а сами доносители считаются дурными людьми. К ним прилагается множество оскорбительных выражений: ―бельдручи‖, ―джалакр‖ – ябедник, ―утрюкчи‖ – лгун, ―уекчи‖ – сплетник, ―булюкчи‖ – бунтовщик, ―бзувчи‖ – разстройщик» 2 . Такие противоречивые данные исследователей адата, скорее всего, говорят о вариативности при их применении и связаны, возможно, с социальным полем рода и общины. Так, если донос сделан в отношении однородца, то, несомненно, такой поступок считался дурным в глазах его родственников, поскольку связывался с понятием «предательство». В записях полковника Певцова об адате Младшего жуза читаем: «Многие из нас бывали свидетелями, как умирали киргизы, по определению рода позорной казнью в удовлетворении русскому требованию выдачи преступников, фиктивно принимая на себя преступления, чтоб только отвлечь грозу от целого рода» 3 . В то же время, если затрагивалась честь рода, то донос в отношении инородца рассматривался как действие, направленное на защиту всего рода, поэтому он находил одобрение среди кровников. Одной из функций биев в предварительном следствии являлось собирание доказательств по делу. Д'Андре указывал на это обстоятельство таким образом: «Выемка в кибитке или джуламейке, то таковые производятся или самим бием, или чрез доверенное от него лицо при двух посторонних из чужого аула
1 Там же. 2 Маковецкий П.Е. Материалы для изучения юридических обычаев // Материалы по казахскому обычному праву... С. 377. 3 РГИА. Ф. 183. Оп. 1. Д. 18. Л. 13. 175
киргизцах назначенных бием» 1 , т. е. поиск необходимых доказательств или улик производился бием или его доверенными лицами. В более позднее время, после административно-правовых реформ XIX в. меняется судебный процесс на территории Казахстана: розыскные функции наряду с сохранившимися у биев, передаются следственным органам уездной администрации, очевидно, с целью контроля и ограничения полномочий народного суда. Однако в традиционном обществе эти функции возлагались, судя по донесениям д´Андре, не только на потерпевшего, но и на бия. Сведения д'Андре особенно интересны тем, что практически во всех рассказах о судебной практике биев отмечалось, что элементы розыска со стороны бия не были в целом характерны для казахской судебной практики. Судебно-розыскные действия являются обязанностью самого истца, т. е. выставление иска, поиск улик и доказательств, приведение свидетелей и т. д. является сугубо личным делом потерпевшего. Вмешиваться в его действия никто кроме общинников не имел права. Бийские розыскные мероприятия связаны, очевидно, с такими правонарушениями, которые влекли за собой угрозу существованию коллектива, мешали его цельному развитию, возможно, тяжесть проступка была настолько велика, что влекла распад общины на мелкие подроды, что было опасно в условиях развития экстенсивного кочевого хозяйства. Целостность всей общины как системы выступала на первый план. Далее д'Андре отмечал, что после возбуждения дела обвиняемый в случае отказа добровольно явиться на суд биев задерживался силами общественного порядка: бий правомочен, согласно обычному праву, «вытребовать из аула то лицо через родственников» 2 или через доверенного человека, получившего специальное поручение от бия. Кроме этого, судя по рапорту губернского секретаря Беглова, существовал при судьях есаул, который за свои услуги
1 Там же. С. 169. 2 Там же. С. 167. 176
«получает со всякого десятка какого бы то ни было скота по одному» 1 . Очевидно, есаулы – орган принуждения, приводивший решения бия в жизнь. Официальные источники относили к особенностям судебной практики ее обвинительный характер, который в условиях господства родовых отношений являлся средством осуществления коллективной помощи и ответственности. Практически все архивные материалы отмечают коллективную ответственность рода: «В родовой жизни киргиз – все родовичи более или менее ответственны за одного, а один за всех, – и обида нанесенная одному – считается обидой целому роду, отчего среди их сравнительно редки убийства и другие тяжкие преступления» 2 .
родового коллектива обеспечивала истцу осуществление правосудия, будь то обнаружение виновного, его поимка, обращение к суду биев, привлечение к ответственности, в конце концов, та же барымта, которую в одиночку произвести он не сможет, – во всех этих случаях все его действия направлены коллективом, именно он является тем вектором, следование которому обеспечивало победу в суде потерпевшему. Самопомощь потерпевшего – это ключевой момент в судебном процессе. То есть, даже если соблюдены все формальности судебного процесса, приведение в исполнение приговора бия во многом зависело от действий самого истца. Практически все источники изобилуют сведениями о барымте, которую представляют как «разбойничье» нападение одних аулов на другие 3 , как «самоуправство», как проявление антироссийских настроений. Однако здесь упускается один важный момент: появление этого института — барымты – как
1 Беглов. Собрание сведений, о принятых порядках суда, расправы, семейных обычаях и обрядах ордынцев, кочующих в районе Уральского укрепления // Материалы по казахскому обычному праву... С. 108; РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 685. 2 РГИА. Ф. 183. Оп. 1. Д. 18. Л. 13. 3 Собрание киргизских законов и положение на оные Омского временного комитета // Материалы по казахскому обычному праву... С. 35–91; Семейная распря в Киргиз-кайсацкой степи // Час досуга. 1861. № 10; Мейер Л. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Киргизская степь Оренбургского ведомства. СПб., 1865; Алекторов А.Е. Барымта // Оренбургский листок. 1890. № 22–23; Забытый. Старый барантач // Сибирский вестник. 1890. № 42; и др. 177
раз связано с проявлением самопомощи потерпевшего в отстаивании своих прав. В этой связи полагаю необходимым рассмотреть особенности барымты как легитимного способа решения
возникшего конфликта, санкционированного бийским судом. Легитимность барымты состояла в ее правомерности с точки зрения норм обычного права при соблюдении определенных процессуальных моментов. В казахском обществе в виду отсутствия аппарата принуждения к исполнению решения суда биев барымта использовалась как один из видов самопомощи в рамках действующего обычного права. Барымту можно квалифицировать как особый правовой институт, позволяющий потерпевшей стороне легально захватить имущество обидчика. Причины барымты могут быть различны: желание призвать ответчика к разбирательству, заставить его выполнить решение суда; самоуправство против убийцы (желание утолить жажду мести); желание вынудить противную сторону к пересмотру решения суда и т. д. На самом деле причин для захвата чужого имущества предостаточно. Значение термина «барымта» настолько широко, что его зачастую применяли к различным актам насильственного угона скота. По сути, это не совсем правильно, нужно отличать барымту как легальный акт захвата движимого имущества от разбоя, воровства, конокрадства. Задача непростая, если учесть, что между этими понятиями существует тонкая грань. Однако различие установить возможно. Законы хана Тауке позволяют говорить, что барымта регулировалась адатным правом, следовательно, стала узаконенным правовым институтом 1 .
кочевого скотоводческого хозяйства представлялось невозможным: она позволяла власти контролировать отношения между общинами на законном основании. В дореволюционных источниках барымта рассматривается как
1 Материалы по казахскому обычному праву. Сб. 1. Алматы: Жалын, 1998. 178
средство урегулирования конфликтов, возникающих по самым разным вопросам. Однако чтобы барымта носила легитимный характер, существует несколько критериев, соблюдение которых позволяло обществу признать правомерность претензий истца и его действий по отгону скота. Как писал Я.П. Гавердовский: «Когда удовлетворение, или пеня, по суду положенная, обвиненными не совершается, и когда родоначальник скрывает преступника и сам уклоняется разбирать дело, тогда обиженные имеют право, собрав к себе сотоварищество из ближних своих, скот, следующий в пеню, или мзду, за преступление, тайно отгонять от аула виновного; но по прибытии с оным в свое жилище должно тотчас объявить о сем старейшине и на пути встречающимся почетным людям. Сие возмездие названо барантою (барымтою. – Ж. М.)» 1 . У А.И. Левшина барымта производилась только с разрешения старейшины аула. В рапорте поручика Аитова от 26 февраля 1846 г. написано: «Когда по решению Бия претендатель не получит удовлетворения, по запирательству ли подозреваемого, или по недостатку на уличение его доказательства, но имеет уверенность, что он действительно сделал у него кражу, тогда возвращается в свой аул, объявляет о сем своим родственникам и одноаульцам и о своем предположении произвести в ауле виновного баранту, которую при удобном случае совершает с приглашенными им ордынцами» 2 .
Суть подобного поступка заключается в том, что участвующие в барымте родственники в равной доле c истцом участвуют затем и в разделе добычи. Ведь барымта – это не только удовлетворение обоснованного иска, но и возможность обелить честь своего рода. Не случайно, одно из оснований правомерности барымты – предъявление предварительной претензии самому ответчику и его родственникам (зачастую в возмещении претензии участвовал весь родовой коллектив обидчика). Необходимо было поставить в известность
1 Гавердовский Я.П. Обозрение Киргиз-кайсакской степи (часть 2-я) или Описание страны и народа киргиз- кайсакского... С. 390. 2 Аитов. О киргизских обычаях, имеющих в степи силу закона // Материалы по казахскому обычному праву... С. 101. 179
о готовящемся нападении все встречные аулы, а на обратном пути извещать о совершенном набеге, что придавало барымте общественный характер, она становилась социально-признаваемым правовым актом. Барымта, как правило, производилась в том случае, когда все меры, предпринятые истцом в свою защиту, были исчерпаны (предварительные переговоры с обидчиком и бием аула не дали положительных результатов, нежелание сторон найти общее решение, уклонение от явки в суд и т. д.) и отгон скота оставался единственным средством для возмещения ущерба. Зачастую скот отгонялся даже не у самого обидчика, а у авторитетного человека из той же кочевой общины, для того, чтобы привлечь внимание родственников ответчика и заставить их согласиться на судебное разбирательство. Таким образом, барымта становилась последней возможностью для окончательного решения взаимных претензий, она не предполагала длительной и затяжной войны между родами, но иногда перерастала в таковую. Хотя «дальновидные и желающие добра своему народу бии, в редких случаях доведут дело до баранты, а стараются принимать все возможные меры к примирению» 1 .
барымты как нормы обычного права казахов 2 . Это связано, в первую очередь, с земельным кризисом в казахской степи, с осложнением русско-казахских отношений в приграничных районах. Хотя стоит отметить, что отношение к барымте российского правительства менялось в зависимости от политики и методов руководства региональной администрации, от характера самой барымты. Нередко барымта получала антироссийскую окраску. И если на начальном этапе колонизации имперская администрация спокойно относилась к барымте как средству урегулирования отношений между кочевыми
1 РГИА. Ф. 183. Оп. 1. Д. 18. Л. 14–15. 2 Специалист по обычному праву В.О.Бобровников подчеркнул, что «в мире не существует неизменных правовых систем». См.: Бобровников В.О. Мусульмане северного Кавказа: Обычай, право, насилие. М., 2002. С. 109. Под влиянием российской правовой системы некоторые нормы адата трансформировались, поменяв в определенной степени форму и содержание.
180
коллективами, то впоследствии, начиная с 20-х гг. XIX в., она причисляет подобные действия к уголовно-наказуемым преступлениям. Связано это с тем, что законодательство империи инкорпорировало многочисленные местные обычаи, однако не все. Те обычаи, которые не соответствовали нормам гражданско-процессуального кодекса (воровство, грабеж, убийства), были отнесены к категории дел, не подлежащих рассмотрению суда биев. Поэтому отношение российских властей к барымте как уголовному преступлению вполне понятно и объяснимо. Признавая, что право частной собственности является естественным, «врожденным» правом каждого гражданина, нормы российского законодательства квалифицировали посягательство на собственность (в любой форме) как нарушение законного гражданского права. Долговечность (в определенной степени «живучесть») барымты как правовой нормы, к которой, несмотря на все запреты, прибегали казахи, вызывала обеспокоенность у российских властей. Интерес представляют архивные материалы, в которых прослеживается неоднозначное отношение местных и российских властей к «популярности» этого института. Так, в 1859 г. Главное управление Западной Сибири направило письмо, в котором просило военного губернатора области сибирских киргизов собрать сведения о «том, какие именно грабежи и воровства должно относить к баранте и вообще, что должно понимать под этим словом, ...применяясь к понятиям самих киргизов об этом преступлении, испросив и оренбургского начальника» 1 . В ответ на этот запрос в начале 1860-х гг. поступили рапорты от Областного правления оренбургскими киргизами и султанов внешних округов. Областное правление оренбургских киргизов в своем рапорте отметило интересную деталь, а именно: «В официальный русский язык слово это вошло в употребление с 1740 гг., с тех пор, как хан Абулхаир стал требовать у русского правительства, чтобы оно в отмщении (здесь и далее подчеркнуто в документе. – Ж. М.) за грабежи и разбой киргизцев на Оренбургской линии,
1 ЦГА РК. Ф. 345. Оп. 1. Д. 1608. Л. 43. 181
задержало по указаниям его тех из них, которые будут приезжать в Оренбург. В то время под барантою и разумелось единство ―задержание киргизов на линии за грабежи и разбой‖» 1 . Полагаем, что этот документ свидетельствует, с одной стороны, о политическом расколе в казахском обществе, с другой – о том, что часть местной элиты (в данном случае Абулхаир хан) считала необходимым апеллировать к властям
для поддержания своего пошатнувшегося влияния. В документе отмечалось, что впоследствии термином «барымта» стали обозначать «разбойнические и грабительские наезды между киргизами, совершаемые значительным скопищем одного рода или отделения против людей другого рода или отделения, вследствие первоначальной обиды, нанесенной которой-либо из враждующих сторон». Однако и это важно отметить, со временем оренбургские власти, знакомясь с бытом казахов, пришли к пониманию того, что барымтой следует называть не просто единичное воровство, похищение или грабеж, а действие «когда в мести за обиженного или обиженных первоначальным наездом примут участие родственники сих последних, и в свою очередь нападут на обидчиков, а эти ответят им новым наездом, и так далее. Другими словами, барантою обозначается не первоначальный грабеж, или разбой, а ряд грабежей или разбоев, последовавших за первоначальною обидою» 2 . Важный ключ к пониманию понятия «барымта» можно обнаружить в казахских голосах, слышимых в российских документах. Они раскрывают отношение к ней самих казахов, особенно в тех случаях, когда она прямо противопоставлялась краже и разбою. Так, в рапорте старшего султана майора Таукина отмечалось, что под барымтою следует признать такое действие, когда истец не добившись удовлетворения своего иска в ауле вора, «решается тайно угнать или у самого вора или у одноаульцев его что-либо из скота – соответствующее потере его и это действие именуется между киргизами также
1 Там же. Л. 16–16 об. 2 Там же. Л. 17. 182
барантою, но не считается преступлением в том убеждении, что здесь не похищается чужой собственности, а возвращается только своего» 1 . Такое же мнение относительно барымты высказали старший султан Кокчетавского округа полковник Валиханов и старший султан Баян-аульского округа подполковник Чорманов. Валиханов выделил несколько признаков законной барымты: «1. Когда какой-нибудь киргиз подвергается грабежу или угону и грабитель или угонщик не может идти в суд. 2. Когда по суду биев кто-либо приговорен за грабеж, угон или воровство к уплате скота или другого рода штрафу» 2
«потому, что баранта смешивается с грабежом и набегами вообще, между тем как она не есть грабеж с корыстию и преступною целью завладеть чужим достоянием, а есть как бы средство, залог, чтобы получить законное удовлетворение» 3 , он просил оставить дела о барымте на рассмотрение в суде биев. Подполковник Чорманов в своем рапорте указывал, что отнесение дел с барымтой к уголовным неправильно, так как благодаря ей удовлетворяется законное требование истца – «киргизы называют: ―мы получили удовлетворение барантой‖, – каковое выражение по понятиям киргиз считается не в том, что понимается под словами: воровство, баранта или грабеж, а между тем подобные случаи, принимаются в буквальном смысле за грабеж и виновные подвергаются суду уголовному, чрез то содержатся арестованными несколько лет» 4 . Таким образом, в архивных материалах прослеживается четкое разграничение барымты как признанного кочевниками метода урегулирования спора и иных правонарушений, осуждаемых обществом. Отмечу, что все старшие султаны внешних округов просили не относить барымту к уголовным преступлениям, а отдавать дела, связанные с нею, на рассмотрение суда биев. Очевидно, у местных властей существовали серьезные расхождения в понимании этого правового института с имперской властью.
1 Там же. Л. 8 об. 2 Там же. Л. 22 об. 3 Там же. Л. 23–23 об. 4 Там же. Л. 32. 183
Меры правительства, направленные на искоренение барымты, привели к появлению под именем барымты мелкого грабежа, бороться с которым было некому. То есть, наряду с барымтой как процессуально-правовым институтом возник другой ее вид, несанкционированный властью, – чисто уголовный, губительно сказывающийся на положении простого народа. Судя по всему, выведение властью барымты за пределы действия адата не привело к желаемым результатам, и лишний раз доказывает ее устойчивость как правовой нормы в обычном праве казахов. К такому выводу можно прийти, учитывая, что даже в первые годы советской власти барымта как средство урегулирования родовых
отношений активно
использовалась конфликтующими сторонами. Так, на заседании 2 сессии Губернского исполкома в марте 1924 г., губернский прокурор Т. Мустамбаев отмечал: «Распространенными видами преступлений среди киргизского населения вообще являются скотокрадство и баранта» 1 (заметим, что эти понятия подразумевали разные виды преступлений). жүктеу/скачать 3,03 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|