Глава 3. Метаморфозы советской историографии: от вовлечения в
государственное строительство до признания классовым врагом
§ 1. Методологический поиск в ранний советский период:
утверждение формационного подхода и история казахского общества
Социокультурный раскол 1920-х гг. сменился советской организационной
и идейной унификацией на базе марксизма-ленинизма. Такая смена
общественно-политических вех стала рубежом в научных исследованиях. В
советской историографии института биев можно выделить следующие
периоды: 1) с установления советской власти – до середины 1930-х гг.; 2)
середина 1930-х гг. – середина 1950-х гг.; 3) середина 1950-х гг. – конец 1980-х
гг.
Накануне установления советской власти в казахском обществе еще
господствовали обычное право и традиционные правовые институты,
регулировавшие все общественные отношения. Суд биев, несмотря на
практику реформирования со стороны Российского правительства в XIX в.,
оставался тем инструментом, который доминировал в Степи и доказывал
возможность взаимодействия российского права и адата в контексте правового
плюрализма. Дифференцированный подход государства в законотворчестве
позволял встраивать обычное право казахов в общую систему управления и
приводил к укреплению правопорядка.
Новый поворот в отношении государства к местному праву связан с
установлением советской власти на просторах бывшей Российской империи.
Советская власть на первых порах действовала во многом в русле опыта
империи, что выражалось в нейтральном отношении к обычно-правовым
институтам и закреплении смешанного адатно-советского законодательства.
Суд биев (аксакальский суд) приобрел статус официального судебного органа.
Однако после победы большевиков в гражданской войне, начинается
205
решительный поворот в отношении бийских судов: советская власть увидела в
них опасную для себя политическую силу. Поэтому разворачивается
планомерная борьба с аксакальскими судами, приведшая в конце 1920-х гг. к
их полному упразднению
1
.
Прежде чем говорить о научных дискуссиях, рассмотрим сам институт
биев в условиях революционной ломки. Его судьба в первые два десятилетия
после установления советской власти оказалась сложной и драматичной.
Советское правительство провозгласило свою национальную политику в
двух основополагающих документах — «Декларации прав народов России» (2
ноября 1917 г.) и обращении «Ко всем трудящимся мусульманам России и
Востока» (20 ноября 1917 г.). Народам России и Востока новая власть обещала:
«Отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные
учреждения объявляются свободными и неприкосновенными»
2
, а Декларация
провозглашала «равенство и суверенность народов России»
3
. В сфере
национальной политики большевистская партия декларировала внимательное
отношение к обычаям и традициям народов, к обычно-правовым нормам и
институтам.
Однако советская власть с самого начала ставила задачу приведения в
единую систему правовых отношений народов, входивших в состав
дореволюционной России, которые по замыслу большевиков должны были
стать неотъемлемой частью Советского государства. Поэтому обычное право и
другие обычно-правовые институты со временем, как «антинародные
колониальные», не отвечающие принципам социалистического общества, в
котором все равны и нет сословных привилегий, должны были уступить место
советским законам. Действительно, такая замена не могла стать делом
1
См.: Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие. М.: Восточная литература,
2002; Обычай и закон в письменных памятниках Дагестана V – начала XX в. Т. 2. В царской и ранней
советской России. М.: Марджани, 2009; Абашин С.Н. Советский кишлак. Между колониализмом и
модернизацией. М.: Новое литературное обозрение, 2015.
2
Декреты Советской власти. Т. 1. М.: Политиздат, 1957. С. 114.
3
Декреты Октябрьской революции (Правительственные акты, подписанные или утвержденные Лениным, как
председателем Совнаркома). Т. 1. От октябрьского переворота до роспуска Учредительного собрания / Под
ред. М.Д. Орахелашвили и В.Г. Сорина. М.: Партиздат, 1933. С. 30.
206
ближайшего будущего, так как, с одной стороны, нормы обычного права еще
твердо удерживали свои позиции среди кочевников; с другой – положение
новой власти было неустойчиво, туманно, особенно в Казахстане, где
национального пролетариата как основной ее опоры было крайне мало (к тому
же активно вели антисоветскую агитационную деятельность другие
политические силы, к примеру, партии «Алаш», «Шуро-и ислами» и др.).
Сложности в борьбе с антисоветскими силами и, в целом, в деле упрочения
новой власти на местах привели к выработке формулы: культура
«национальная по форме, социалистическая (первоначально – пролетарская) по
содержанию», которая позволяла «свободно трактовать эту ―дилемму‖ и делать
из этой схемы самые разные, даже противоположные, практические выводы,
приспосабливаясь к меняющейся ситуации»
1
. И это относится не только к
культуре.
Законотворчество и суды биев
Политическая ситуация в 1917 г. складывалась не в пользу большевиков:
«в революцию 1917 г. Туркестан вступил вполне ―первобытно‖»
2
. Поэтому
большевики для завоевания доверия со стороны народных масс использовали
лозунги, которые были просты и понятны: «Долой войну», «Вся власть
Советам», «Строительство нового бесклассового общества, где не будет ни
бедных, ни богатых» и др.
Наряду с использованием популистских лозунгов, партия большевиков в
этот период видела важнейший путь укрепления своих позиций среди народов
окраин в том, чтобы учитывать существующие традиции и обычаи коренного
населения в различных областях общественной жизни, не допускать грубого
вмешательства в основы социально-правового общежития народов, которые
еще находились «в плену» патриархально-родовых пережитков. Принципы
отношений органов власти к обычно-правовым нормам были закреплены в
1
Абашин С.Н. Советская власть и узбекская махаля // Неприкосновенный запас. 2011. № 4(078). С. 96.
2
Сафаров Г.И. Колониальная революция (Опыт Туркестана). М.: Госиздат, 1921. С. 54.
207
декрете о суде № 1 от 22 ноября (5 декабря) 1917 г., в котором говорилось:
«Местные суды решают дела именем Российской республики и
руководствуются в своих решениях и приговорах законами свергнутых
правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и
не противоречат революционной совести и революционному правосознанию»
1
.
Вопрос о правомочности действия традиционных судов в этом документе не
рассматривался. Нормы обычного права оставались действующими и имели
практическое применение, поскольку не противоречили советскому
законодательству.
Данные положения касались и Казахстана. Так, 10 июля 1919 г. Народный
комиссариат по делам национальностей на специальном совещании принял
решение об организации Казахского революционного комитета и утвердил
декрет «Временное положение о революционном комитете по управлению
Киргизским краем». В этом документе, в частности, говорилось: «Все
тяжебные дела между киргизами (здесь и далее казахами. – Ж. М.)
разрешаются по месту жительства ответчика при аульных и волостных
председателях исполнительных комитетов третейским судом. Решения
третейского суда (так официально в советский период именовались суды биев.
– Ж. М.) окончательно могут быть обжалованы в кассационном порядке в
киргизский отдел уездного народного суда. Дела между киргизами
разрешаются народным судом по существу дела по обычному праву»
2
. Данная
норма узаконивала сохранение и действие института «бийских судов», правда,
с некоторыми ограничениями (их решения не должны были противоречить
советскому законодательству).
Позиции бийского суда временно укрепились инструкцией отдела
юстиции ревкома «О третейском суде» от 24 октября 1919 г., в которой было
записано:
«Суд
посредников
при
решении
дел
руководствуется
1
Декреты Советской власти... С. 125.
2
Временное положение о революционном комитете по управлению киргизским краем. Декрет совета
народных комиссаров // Учредительный съезд Советов Киргизской (Казакской) АССР. 4–12 октября 1920 г.
Протоколы. Алма-Ата; М.: Казакстанское краевое издательство, 1936. С. 4.
208
свидетельскими показаниями, обстоятельствами дела, народными правовыми
обычаями и личным убеждением, сообразно интересам трудящихся масс»
1
.
После победы советской власти в гражданской войне встали новые задачи,
и одной из важнейших было укрепление ее позиций на окраинах. 26 августа
1920 года ВЦИК и СНК РСФСР приняли Декрет «Об образовании Киргизской
(Казахской) Автономной Советской социалистической республики»
2
в составе
РСФСР со столицей в Оренбурге. В том же году в Оренбурге состоялся
Учредительный съезд Советов Казахстана, принявший Декларацию прав
трудящихся Казахской АССР, которая закрепила создание КазАССР. Впрочем,
дальнейшему упрочению позиций большевиков в регионе мешали
сложившиеся традиционные принципы общественной организации казахского
общества.
Особую озабоченность у правительства вызывала слабость местных
кадров советской власти, которые проигрывали традиционным хранителям
норм обычно-правовой культуры. С целью ослабления последней, а в
последующем и ее упразднения на Учредительном съезде Советов КазССР,
который проходил 4–12 октября 1920 г., представителем секции юстиции
Заромским были предложены основные принципы организации советского
суда, согласно которым: «Третейские суды на теперешних началах узаконены
быть не могут. С организацией правильно созданных народных судов
необходимость в третейских судах в значительной мере отпадает»
3
. Вместе с
тем, на съезде звучали и другие предложения. Так, при обсуждении резолюции
съезда председателем уездного ревкома Тургая Б. Каралдиным (1877–1930)
было выдвинуто предложение о сохранении родовой присяги и третейского
суда, которые, по его мнению, «...весьма широко распространены и ...должны
1
ЦГА РК. Ф. 1380. Оп. 1. Д. 10 «А». Л. 95 об.
2
Киргизская автономная ССР была переименована в 1925 году в Казакскую АССР. В декабре 1936 года
Казахская автономная республика была преобразована в Казахскую Советскую Социалистическую
Республику. Впоследствии в историографии закрепилось название «Казахская АССР (КазАССР)», которое и
будет использоваться в настоящей главе.
3
Учредительный съезд Советов Киргизской (Казахской) АССР: Протоколы. Алма-Ата; М.: Казакстанское
краевое издательство, 1936. С. 57.
209
быть сохранены в качестве организации, вполне узаконенной»
1
. В виду этого
съезд не принял окончательного решения по этому вопросу.
Решение Учредительного съезда вызывало неясность правового статуса
третейского суда, что в свою очередь приводило к непоследовательности
действий исполнительных органов власти в отношении этого института.
Так, 1 декабря 1920 г. председатель президиума Оренбургско-Тургайского
губернского совета С.В. Остривидов вынужден был констатировать: «Эти суды
фактически существуют на территории Кирреспублики, как видно из
поступающих в Совнарсуд дел и жалоб, и продолжают взыскивать в свою
пользу за решение дел, так называемый ―бийлык‖, при чем решения их
обращаются к немедленному исполнению через милицию»
2
. Такая картина
наблюдалась по всей территории Казахстана, из-за чего Наркомюст КазАССР
вынужден был выслать всем губернским судам 20 декабря 1920 г. циркулярное
разъяснение, в котором говорилось: «Народные судьи КССР, впредь до
издания некоторых предполагающихся изменений должны руководствоваться
положением о едином народном суде и декретами Советской власти, а в случае
их неясности и неполноты, народными обычаями, поскольку они не
противоречат декретам и основным положениям Советской власти, а также
общим духом социалистического законодательства (социалистическим
правосознанием)»
3
.
Однако уже 25 декабря 1920 г. Народный комиссариат юстиции (НКЮ)
КазАССР принял циркуляр № 2 «Об упразднении третейских судов», согласно
которому все действующие на территории республики третейские суды
признавались «самочинными» и подлежащими «немедленному упразднению»
4
.
Согласно этому циркуляру, началась работа по роспуску и упразднению
действующих на территории края третейских судов. В реальности, однако,
мероприятия органов власти не привели к их фактическому исчезновению. Они
1
Там же. С. 97.
2
ЦГА РК. Ф. 1380. Оп. 2. Д. 17. Л. 6.
3
Там же. Л. 7.
4
ЦГА РК. Ф. 1380. Оп. 2. Д. 17. Л. 8.
210
продолжали существовать как «аксакальские суды», «аксакальские советы»,
основанные на традициях казахов. С этого времени большевики начинают
менять правовой дискурс в отношении третейских (аксакальских) судов, их
стали трактовать в марксистских категориях – «антинародные, антисоветские».
Аналогичная картина складывалась на территории Туркестанской
советской республики, в северных районах которой кочевала значительная
часть казахов. В 1922 г. заведующий отделом судоустройства Наркомюста
Туркреспублики Уразаев в своем докладе «По вопросу об организации
передвижных камер нарсудов среди кочевого населения Туркреспублики»
отмечал, что «кочевые народы, разбросанные по всем областям
Туркреспублики и составляющие 47 % населения», продолжали прибегать к
традиционным судам, которые «оставались судами прежних баев»,
разрешающих споры по нормам адата
1
. Учитывая это, а также то, что обычное
право казахов пока еще не противоречило «социалистическому правосознанию
и декретам Рабоче-крестьянской власти», Уразаев предлагал создать
передвижные камеры народных судов, как «особых форм судоустройства»,
одной из задач которых была пропаганда норм советского законодательства
среди кочевников. Стоит отметить, что к претворению в жизнь данного
проекта отдел судоустройства наркомюста Туркреспублики приглашал своих
коллег из Казахстана. Однако, судя по ответному письму данная инициатива не
нашла должного отклика, поскольку решение вопроса откладывалось на
неопределенный срок и «находится еще в периоде разработки»
2
.
В ходе непродолжительной дискуссии в отделе судоустройства
наркомюста Туркреспублики было принято постановление «считать
проведение этого проекта в жизнь несколько преждевременным», ибо «для
осуществления этого положения и проведения его в жизнь требуется
ассигновка в 2 миллиарда рублей»
3
. Конечно, в условиях послевоенного
1
ЦГА РУз. Р-38. Оп. 2. Д. 275. Л. 6.
2
Там же. Л. 13.
3
Там же. Л. 17 об.
211
времени данная сумма считалась астрономической, а проект Уразаева
ненужным и несвоевременным, к тому же само существование бийских судов
считалось «временной мерой, плодом политики и дипломатии»
1
.
Очередной удар по этому институту был нанесен в 1924 г., когда были
приняты два циркуляра НКЮ КазАССР. В первом документе от 22 августа №
50 говорилось, что «одно запрещение аксакальских судов и признание их
решений недействительными не достигнут никакой цели. Поэтому необходимо
прибегнуть к репрессивным мерам»
2
. В то же время данный правовой
документ не позволял привлекать аксакалов к уголовной ответственности за
разрешение уголовных дел, предусмотренных статьями 151, 153 (ч.1), 172, 173,
175 УК РСФСР, уголовных дел, оканчивающихся примирением сторон, а
также за разрешение гражданских дел о наследстве и дел, подсудных трудовым
сессиям нарсуда
3
. Данное обстоятельство в письме от 8 октября 1924 г.
представителя государственного политического управления по КазАССР
Каширина наркому юстиции республики Н. Иралину называется «ошибкой,
сводящей на нет всю положительную часть Вашего циркуляра». Решение
вопроса ставилось в письме принципиально: или аксакальский суд, или
советские судебные органы. «Всякое исключение ведет к двойственности.
Последствия такой путаницы Вами достаточно ярко обрисованы в словах того
же циркуляра: ―Благодаря тому, что аксакалы, принимая к разрешению
уголовные дела, склоняют стороны к примирению, многие преступления в
степи
остаются
безнаказанными‖»
4
.
Наркому
юстиции
Н. Иралину
предлагалось «...взять твердо, решительно и уверенно курс на полное
уничтожение аксакальских судов. Само собою, разумеется, что такой курс
требует уголовной наказуемости деяний аксакальских судов по преступлениям
указанным в 10 ст. Уголовно-Процессуального Кодекса»
5
.
1
Там же. Р-25. Оп. 1. Д. 1802. Л. 27 об.
2
Вестник рабоче-крестьянского правительства КАССР. 1920. № 15. Ст. 48.
3
Там же. С. 106.
4
ЦГА РК. Ф. 1380. Оп. 1. Д. 27. Л. 123.
5
Там же.
212
Поэтому в том же году принимается другой циркуляр, от 30 октября, № 68
«Всем Губсудам и Губпрокурорам о привлечении аксакалов к уголовной
ответственности за разрешение ими уголовных и гражданских дел», который
не препятствовал властям применять судебно-процессуальные действия в
отношении последних без каких-либо ограничений и исключений.
С этого момента можно говорить о том, что начинается уголовно-правовое
преследование «аксакальских судов». Данная мера, судя по всему, не принесла
ожидаемых результатов. В докладе наркома юстиции С. Мамбеева на
заседании Совета народных комиссаров республики 28 ноября 1927 г.
предлагалось продолжить систематическую борьбу с аксакальскими судами
(их обвиняли в должностном взяточничестве)
1
. В конце того же года участники
заседания Комиссии по рассмотрению Положения о третейских судах были
вынуждены признать: «Судебно-следственные органы еще не в состоянии
обслуживать нужды всего населения и поэтому их в ауле заменяют
аксакальские суды»
2
. Поэтому член комиссии Рузиев предлагал узаконить
аксакальские суды как временную меру. Однако, судя по протоколу заседания
комиссии, не все участники поддержали эту инициативу. Так, Аралбаев
высказался за «создание какого-то гибкого и близкого населению органа для
разбора мелких бытовых дел, которые до сих пор неизбежно разбираются
аксакальскими судами»
3
. На основании решения комиссии ЦИК и СНК
КазАССР принимает Постановление «О третейских судах в ауле, кишлаке и
селе», в котором отмечалось: «Гражданские дела, по которым сторонами
являются частные лица могут по соглашению последних рассматриваться в
сельских местностях КазССР третейскими судами»
4
.
Постановление ЦИК и СНК республики не столько разрешило проблему,
сколько усложнило ее. Дело в том, что легитимация правового статуса
третейских судов вызвала реанимацию аксакальских судов, «которые по
1
ЦГА РК. Ф. 1380. Оп. 2. Д. 200. Л. 60.
2
Там же. Л. 39.
3
Там же. Л. 39–40.
4
Там же. Л. 40.
213
внешней форме подходят к третейским судам»
1
. Третейскими судьями
тяжущие стороны, теперь уже на законных основаниях, выбирали аксакалов,
которые решали дела на основании норм обычного права. Для устранения
нежелательного для советской власти сосредоточения судебных полномочий в
руках представителей традиционного правового института, Наркомюст
республики внес на рассмотрение НКЮ РСФСР дополнительную главу к
Уголовному Кодексу РСФСР о преступлениях, составляющих пережитки
родового строя. В этой главе интерес представляет 23 статья,
предусматривающая: «аксакальство», «т. е. принятие к производству и
разрешение дел, подлежащих ведению судебных, административных или иных
органов лицами, не имеющими на то права, влечет – лишение свободы до 2 лет
и штраф до 1000 рублей»
2
. Однако, уверенности в практическом применении
этой статьи у правовых органов не было, так как, по словам наркома юстиции
Ж. Садвакасова, население продолжает «обращаться к аксакальским баям и
они разрешают судебные дела»
3
. Таким образом, можно говорить о том, что
борьба большевиков с местными судами привела к формированию скрытого,
по терминологии Гриффитса, «слабого» полиюридизма
4
.
Интересно заметить, что инициатива о полной ликвидации третейских
судов на территории Казахстана принадлежит именно местным властям. Такой
общественно-правовой парадокс, на наш взгляд, можно объяснить слабостью
местных советских судебно-следственных органов, пока еще сильными
родовыми узами казахов, которые приводили к борьбе большевиков за власть с
родовыми авторитетами (аксакалами, баями и т. д.) в кочевом ауле
5
. В
совокупности эти причины вызвали ходатайство 6 января 1928 г. со стороны
республиканских властей в лице ЦИК КазАССР в ВЦИК и СНК РСФСР о
нераспространении на казахские аулы действия положения о третейских судах
1
Там же. Л. 54.
2
Там же. Л. 57.
3
Там же. Л. 55.
4
Griffits J. What is Legal Pluralism? // Journal of Legal Pluralism. 1986. № 24.
5
В 1920-х гг. понятие «бай» имело нарицательное значение, подразумевающего любого классового врага
советской власти.
214
(1924 г.). На основании этого ходатайства ВЦИК и СНК РСФСР за подписью
М. Калинина 3 апреля 1928 г. внес дополнение к статье 1 Положения о
третейском суде следующего содержания: «Споры о праве гражданском между
казахами в сельской местности (аулах) Казахской АССР не могут быть
передаваемы на разрешение третейского суда»
1
.
Официальная отмена аксакальских (третейских) судов привела, судя по
письму временно исполняющего делами наркома юстиции КазАССР
Н. Жалнина в президиум КЦИК в конце 1928 г., к скрытым формам бытовых
преступлений, «благодаря чему выявление их стало почти невозможным, что
крайне осложнило борьбу с ними, ...в результате чего, дела теряют
общественное значение, преступники остаются безнаказанными»
2
.
С конца 1920-х гг. можно говорить о постепенном исчезновении этого
правового института. На их окончательное упразднение повлияли мероприятия
«Малого Октября» – политического курса властей по советизации казахского
аула и массовой коллективизации кочевого населения
3
.
Таким образом, в течение первого десятилетия своего существования
советская власть, исходя из сложившейся социально-политической ситуации в
крае, меняет свое отношение к обычному праву и традиционным институтам –
от лояльного (обычно-правовые нормы признавались и действовали наряду с
советским законодательством) к постепенной ликвидации и запрету их
деятельности на территории Казахстана.
Время полемики и плюрализма
1
ЦГА РК. Ф. 1380. Оп. 2. Д. 200. Л. 171.
2
Там же. Л. 215–215 об.
3
Политика секретаря краевой партийной организации Ф.И. Голощекина (1925–1933) по претворению в жизнь
курса на обострение классовой борьбы в Казахстане под лозунгом «советизации аула», целью которого было
изыскание средств для индустриализации путем их перекачки из сельского хозяйства получила название
«Малого Октября». Превращение единоличных хозяйств в коллективно-колхозные, борьба с байско-кулацким
элементом путем конфискации имущества, выселения и репрессии привели к окончательной победе в
«классовой борьбе с деревней» государства и, как следствие, изчезновению как класса зажиточной части
общества, кризису и развалу кочевого хозяйства. См.: Масанов Н.Э., Абылхожин Ж.Б. и др. История
Казахстана народы и культуры. Алматы: Дайк-Пресс, 2001. С. 285–294.
215
В 1920-е годы историческая наука переживала глубокий кризис: с одной
стороны, многие историки «старой» школы не принимали идеологических
установок новой власти, поэтому не могли быть использованы ею в качестве
реформаторов науки на базе марксистской методологии; с другой – желание
большевиков внедрить марксистскую теорию в историческую науку вызывало
большие трудности, связанные с отсутствием кадрового потенциала,
теоретически обоснованных революционных концепций. Решение проблем
виделось большевикам в разоблачении идей буржуазной историографии,
внедрении марксизма административными методами путем создания
организационных структур исторической науки и теоретическом обосновании
закономерностей исторического развития.
Идеологическим фронтом по организации научного отпора «проискам»
представителей буржуазно-либеральной и националистической идеологии в
республиках руководил глава марксистской исторической школы в СССР
М.Н. Покровский. Ученый и его последователи («школа М.Н. Покровского») в
своих работах делали акцент на разоблачение имперских и шовинистических
стереотипов русской исторической науки, завоевательных войн, ограблении
других народов; вопросы торгового капитала и его влияния на
колонизационные процессы стали определяющими при характеристике
отношений «метрополия – колония». «Колониальная политика царизма XVII–
XVIII вв., сводившаяся к экспроприации туземного населения в интересах
торгового капитала и к расширению на окраинах крепостного помещичьего
хозяйства, служила двум классам: помещикам и крупным купцам» (курсив
автора – В. Р.)
1
.
Расширение территориальных границ Российской империи за счет
колоний М.Н. Покровский считал «абсолютным злом», так как этот процесс
сопровождался массовым изгнанием населения с насиженных мест, «жестокой
1
Рахметов В. Образование Российской империи // Книга для чтения по истории народов СССР / Под общей
ред. М.Н. Покровского. Т. 1. Харьков: Издательство Пролетарий, 1930. С. 100.
216
эксплуатацией и зверствами царизма» в крае
1
. М.Н. Покровский являлся
редактором исторических журналов «Красный архив», «Историк-марксист»,
«Борьба классов» и как основной идеолог и проводник марксистско-ленинских
идей о закономерностях исторического развития и роли в этом процессе
рабочего класса подвергал беспощадной критике работы тех ученых, взгляды
которых не вписывались или расходились с официальной доктриной Октября.
Одним из первых под идеологический обстрел историков-марксистов
попал выдающийся российский и советский ученый-востоковед академик
В.В. Бартольд (1869–1930). Изучение Центральной Азии занимало главное
место в разносторонней научной деятельности В.В. Бартольда. Причину
постоянного научного интереса к этому региону он сам объяснял следующим
образом: «Мне казалось вполне естественным, что русского востоковеда-
историка привлекает область, географически и исторически более близкая
России, чем другие восточные страны, область, где русский ученый
располагает материалом, гораздо менее доступным западноевропейскому»
2
.
Критике со стороны историков-марксистов подверглись взгляды
академика на революционное движение, которое он называл «беспорядками», а
также его понимание завоевательных походов России как «исторического
призвания России быть посредницей в сухопутных сношениях торговых и
культурных между Европой и Азией»
3
. Такая позиция ученого никак не
вписывалась в утвердившуюся в исторической науке на тот момент концепцию
об империи как «абсолютном зле».
Вклад академика В.В. Бартольда в развитие российского и советского
востоковедения несомненен, его нельзя переоценить. В работах академика
вопросы культурной и политической истории региона получили всесторонний
анализ на основе изучения многочисленных первоисточников на турецком,
арабском, персидском и других языках. Из-под пера историка вышли
1
Покровский М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М.: Красная Новь, 1923. С. 323.
2
Бартольд В.В. Сочинения. Т. 2. Ч. 1. Общие работы по истории Средней Азии. Работы по истории Кавказа и
Восточной Европы. М.: Издательство восточной литературы, 1963. С. 5.
3
Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. Л.: АН СССР, 1927. С. 253.
217
фундаментальные работы «Очерк истории Семиречья» (1898), «Туркестан в
эпоху монгольского нашествия» (1898–1900), «Из прошлого турок» (1917),
«Культура мусульманства» (1918), «История Туркестана» (1922), «История
изучения Востока в Европе и России» (1925), «Киргизы: Исторический очерк»
(1927), «История культурной жизни Туркестана» (1927) и др., в которых он
подробно изложил историю тюркских народов Центральной Азии с II до н. э.
(усуни) до окончательного включения этого региона в состав России (вторая
половина XIX в.).
Отдельное место в трудах академика получило освещение вопросов
истории правителей и завоевателей, взаимоотношения между народами
центральноазиатского региона. Мы остановимся на проблеме этимологии
термина «бий», которую затронул в своих работах академик.
Исследуя вопросы этимологии тюркских слов и понятий, В.В. Бартольд
приходит к выводу, что понятия «бек» и «би» тождественны «эмирам» у
арабов, «хакимам» у узбеков и «манапам» у киргизов. Он пишет, что «...в
киргизском произношении ―бий‖ и означает ―бек‖». При этом ученый
указывает на Абрахим-бия, который в 1722 г. во главе казахов восстал против
Абул-Файз-хана и «выдвинул другого претендента на ханский престол,
Раджеба, из ―туранских‖, т. е., вероятно, казацких (казахских. – Ж. М.)
султанов»
1
.
Впервые термин «бек» встречается в орхоно-енисейских источниках, что
позволило В.В. Бартольду сделать вывод о тюркском происхождении этого
слова, которое впоследствии стало употребляться как «бий». Значение слова
«бег» академик сводит к трем понятиям: 1) это каждый благородный в отличие
от простого народа и от царевичей правящей династии; 2) «князь» небольшого
племени или родовой группы; 3) «начальство» в самом широком смысле этого
слова – это может быть военачальник (улус-беги, тюмен-беги, мин-беги, юз-
1
Там же. С. 99.
218
беги и он-беги);
1
административное лицо (от мелкой провинции до крупного
территориального объединения). Бегом обозначали также местную
аристократию, гражданских чиновников и судей
2
. Таким образом, по мнению
В.В. Бартольда, данный термин обозначал людей, принимавших активное
участие в управлении государством, вместе с правителем на всех
административных уровнях, и представлявших разные ветви власти.
Далее В.В. Бартольд пишет: «Бег – тюркский титул, у османов – бей, у
киргизов би или бий»
3
. Ученый отмечает, что впервые термин «бий»
встречается не раньше XV в. «В работах Ширатори, например, для объяснения
титула правителей одного из народов, известия о котором относятся к времени
нашей эры, привлекается среднеазиатское слово бий, представляющее очень
позднее видоизменение старого бек и не встречающееся нигде раньше XV
века»
4
.
Таким образом, впервые в советском востоковедении В.В. Бартольд
обращает внимание на проблему этимологии слова «бий» и относит его к
языкам тюркской группы. На основе работ академика можно предположить,
что на территории Казахстана употребление этого термина связано с
образованием Казахского ханства (1465/66 гг.) и завершением процесса
сложения казахской народности (XV–XVI вв.).
Несмотря на неоднозначные оценки его научного творчества в
ангажированной советской историографии, академик В.В. Бартольд по праву
считается научным сообществом классиком мирового востоковедения.
В 20-е гг., период становления марксистской исторической науки, когда
ленинские методологические установки и оценки исторических явлений еще не
утвердились,
допускалась
определенная
вольность
в
исторических
исследованиях. Полярность научных позиций можно проследить в трудах
1
Правитель государства, предводитель военной единицы в государстве Чингисхана и его преемников в 10 000,
1000, 100 и 10 чел. – Ж. М.
2
Бартольд В.В. Бег / Сочинения. Т. V. Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов. М.:
Восточная литература, 1968. С. 502.
3
Там же. С. 502.
4
Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии / Сочинения. Т. V. С. 36.
219
членов Общества изучения Казахского края, созданного в г. Оренбурге в 1920
г. В первом выпуске этого издания авторы следующим образом обозначают
основную цель «Трудов...»: «...собрать все ценные и необходимые данные для
изучения края в целях его культурного строительства и экономического
развития»
1
. Членами общества в разное время были: А. Байтурсынов,
А.К. Беремжанов, М. Дулатов, Н. Коншин, В.Ф. Пищулин, А.Н. Чулошников и
др. Уже в 1920-е годы среди исследователей формируются разные подходы к
пониманию прошлого казахского народа. Нас, в первую очередь, интересует
полемика между двумя наметившимися направлениями по вопросу об
общественных отношениях среди казахов досоветского времени: эти
отношения трактовались, с одной стороны, как родовые, доклассовые, а с
другой – как феодальные, подразумевающие классовое деление общества.
Научный спор возник, на наш взгляд, в связи с теми мероприятиями,
которые проводились властью в советских республиках. Х съезд
Коммунистической партии (1921) взял курс на замену продразверстки
продналогом (фиксированным налогообложением). Новая экономическая
политика (НЭП) предполагала привлечь крестьянина на сторону советской
власти, заинтересовать его в увеличении производства сельхозпродукции.
Либерализация экономической жизни вызвала изменения в общественно-
политической жизни, в том числе и кочевников. Первая мировая война, затем
две революции 1917 г., гражданская война с продразвесткой подорвали
скотоводческое хозяйство кочевников-казахов. Теперь, в условиях НЭПа все
элементы традиционной структуры хозяйства общинников, мелких и крупных
скотовладельцев стали возрождаться. В самом скором времени НЭП привел к
появлению тех сил (байских хозяйств), борьба с которыми была основным
лозунгом большевиков. Проблемы поиска классовых противоречий среди
кочевников и устойчивости «патриархально-родовых пережитков», которые не
вписывались в общую картину построения моноукладного советского
1
Расторгуев И. В добрый час! // Труды Оренбургского общества изучения Киргизского края. Вып. 1.
Оренбург: Типография М.Н. Махова, 1921. С. 3.
220
общества, стали предметом дискуссий и критики среди исследователей.
Взгляды ученых по этим вопросам можно условно разделить на два
направления: сторонников родовой теории и сторонников классовой природы
общества.
Суть концепции «родовой теории» заключалась в отрицании самой
возможности возникновения феодализма у кочевников, их общественный
строй представлялся в виде неизменных родоплеменных и общинных
отношений.
Одной из первых этнографических работ по истории казахов является
книга историка А.П. Чулошникова, в которой он, основываясь в основном на
трудах дореволюционных российских исследователей (Л.А. Словохотова,
И. Крафта, Н. Харузина и др.), сделал обзор истории казахов до середины
XVIII в
1
. Основные разделы работы: происхождение казахской народности,
черты кочевого быта, внутреннее устройство казахской общины и др., были
апробированы ученым во время чтения лекций в Казахском институте
просвещения в г. Оренбурге, а также во время выступлений на заседаниях
этнографического отдела Общества изучения Казахского края
2
.
А.П. Чулошников утверждал, что общественные отношения в казахском
обществе можно охарактеризовать как патриархально-родовые: «В основе
всего социального и правового строя тогдашнего казак-киргизского союза, как
единого национального целого, лежало именно родовое начало, совершенно
еще не тронутое никакими другими отношениями ...вплоть до XVIII века»
3
.
Род выступал, по мнению ученого, тем основным самостоятельным и
главнейшим субъектом права, который обеспечивал жизненную поддержку и
условия существования каждому своему члену, без исключения. Все члены
1
Чулошников А.П. Очерки по истории Казак-Киргизского народа в связи с общими историческими судьбами
других тюркских племен. Ч. 1. Древнее время и средние века. Оренбург: Киргизское государственное
издательство, 1924.
2
Чулошников А.П. Отчет о деятельности Общества изучения Киргизского края со дня открытия О-ва (15-го
октября 1920 г.) до 1 января 1921 года // Труды Оренбургского общества изучения Киргизского края. 1921.
Вып. 1. С. 109. Достарыңызбен бөлісу: |