Н. Ю. Зуева (жауапты хатшы), О. Б. Алтынбекова, Г. Б. Мәдиева

54 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 1-2(141-142). 2013
 
 ӘДЕБИЕТТАНУ 
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ 
 
 
 
 
 
 
 
 
УДК 82:801.6;82-1/-9 
 
Б.К. Базылова 
К.ф.н., доцент Казахского государственного женского педагогического университета,  
Казахстан, г. Алматы 
E-mail: baglan_5_3@mail.ru 
 
Литературный портрет как часть публицистического цикла 
 
В  статье  рассматривается  литературный  портрет  Толстого  как  часть  публицистического  цикла.  Лите-
ратурный  портрет  о  писателе,  созданный  В.  Короленко,  представляет  собой  произведение,  в  котором  факт 
реальной биографии  воссоздается автором. Мемуарный очерк «Великий пилигрим» В. Короленко обладает 
выраженными признаками жанра литературного портрета. 
Автор в Толстом видит прежде всего художника, об этом он говорит в своих публицистических выступ-
лениях.  Поэтому  художественный  принцип  воплощения  впечатлений  о  Толстом  определяет  специфику  его 
публицистики.  Каждая  статья  имеет  довольно  четкую  композицию,  имеет  хронологически  расположенные 
элементы  фабулы.  Короленко  рассматривает  произведения  Толстого,  интерпретирует  их  с  учетом  фактов 
биографии художника и жизненной реальностью. 
Короленко в своих статьях образ Толстого рассматривает через художественную   концепцию, на анализе 
его   творчества.   Этот принцип отличается от замысла горьковского очерка-портрета Толстого, где главным 
является связь «изображенного» и «выраженного».  
Короленко задумал показать органическое единство Толстого-художника и Толстого-мыслителя. В автор-
ском представлении кризис, который переживает Толстой, - закономерный этап развития его личности, по-
стоянно  находящейся  «в  пути»  к  отысканию  истины.  Эта  мысль,  впервые  сформулированная  Короленко  в 
дневниковой записи,  далее развивается в статье «Лев Николаевич Толстой». Созданный в ней образ духовного 
странничества определит впоследствии и доминанту заглавия литературного портрета - «Великий пилигрим». 
Ключевые  слова:  художественно-публицистический  жанр,  живопись,  художественная  концепция 
творчества, биографическое повествование. 
 
B.K. Bazylova 
Literary portrait as part journalistic cycle 
 
In this article the literary portrait of Tolstoy as part journalistic cycle. Literary portrait of a writer who created 
Korolenko, is a product, where the fact of real biography is recreated by the author. Literary portrait of an artistic 
phenomenon, synthesizing in its content and structure of the elements of documentary and fiction genres. 
In the article the literary portrait of Tolstoy as part of journalistic cycle. Literary portrait of the writer, created 
V.Korolenko is a work in which the fact of real biography is recreated by the author. Memoir essay "The Great 
Pilgrim" V.Korolenko has obvious signs of the literary genre of the portrait. The author sees in Tolstoy the artist 
above all, about the same time, he says in his journalistic performances. Therefore, the principle of artistic incarnation 
experiences of Tolstoy determines the specificity of his journalism. Each article has a pretty clear composition is 
chronologically arranged elements of the plot. Korolenko examines the works of Tolstoy, interpreting them in the 
light of the background of the artist and the reality of life. 
Korolenko in their articles image Tolstoy sees through artistic vision, an analysis of his work. This principle is 
different from the idea of Gorky's sketch-portrait of Tolstoy, where the main link is the "image" and "expression." 
Korolenko planned to show the organic unity of Tolstoy the artist and Tolstoy the thinker. In the author's view the 
crisis facing Tolstoy - a natural stage in the development of his personality that are permanently "on the way" to the 
search for truth. This idea was first formulated in a diary entry Karalenka further developed in the article "Leo 
Tolstoy". Created in the image of her spiritual pilgrimage and subsequently determine the dominant literary portrait 
of the title - "The Great Pilgrim." 
Keywords: artistic and journalistic genre, painting, art concept art, biographical narrative. 
 
 
© 2012 al-Farabi Kazakh National University 

55 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 1-2(141-142). 2013 
 
 
Б.К. Базылова 
Әдеби портрет публицистикалық циклдің бөлігі ретінде 
 
Мақалада  Толстойдың  әдеби  портреті  публицистикалық  циклдің  бөлігі  ретінде  қарастырылады.  
В. Короленко бейнелеген жазушының әдеби портреті автордың қолынан шыққан шындыққа жақын өмірбаян 
фактісі көрініс тапқан шығарма болып табылады. Әдеби портрет өзінің мазмұны мен құрылымында деректі 
және көркем жанрлардың элементтерін жинақтайтын әдеби құбылыс болып табылады. 
Автор  Толстойдың  бетінде,  ең  алдымен,  суретшіні  көреді,  ол  туралы  өзінің  публицистикалық  баян-
дамаларында  да  атап  айтқан  болатын.  Сондықтан  Толстой  туралы  әсерлерді  жүзеге  асырудың  көркемдік 
принципі  оның  публицистикасының  ерекшелігін  анықтайды.  Оның  әрбір  мақаласы  нақты  да  дәл  түрде 
құрылған,  хронологиялық  ретпен  қойылған  фабуланың  элементтері  бар.  Короленко  Толстойдың  шығар-
маларын зерттеп, оларды суретші өмірбаянының деректеріне және өмірлік шындыққа сай қарастырады.  
Короленко  өз  мақалаларында  Толстойдың  бейнесін  көркемдік  концепция,  оның  шығырмашылығын 
талдау    арқылы  өткізеді.  Бұл  принцип  Горькийдің  Толстой  туралы  «бейнеленген»  және  «жеткізілгеннің» 
байланысы бар очерк-портретінен ерекшеленеді,     
Короленко  Толстой-суретші  мен  Толстой-ойшыл  органикалық  бірлігін  көрсетуді  мақсат  етті.  Автордың 
көзқарасы бойынша Толстойдың басынан өткен дағдарыс – үнемі шындықты іздеу жолындағы оның тұлға-
лық дамуының заңды қадамы.
 
Ең  алғашында,  күнделік  жазбаларындағы  тұжырымдалған  ой  кейіннен  «Лев  Николаевич  Толстой» 
мақаласында  дамиды.  Ол  жерде  жасалған  рухани  бейне  «Великий  пилигрим»  атты  әдеби  портрет  тақыры-
бына себепкер болды. 
Түйін  сөздер:  көркем-публицистикалық  жанр,  көркем  сурет,  шығармашылықтың  көркемдік  концеп-
циясы, биографиялық әңгімелеу. 
_______________________________________
 
 
Литературный портрет о писателе, созданный 
художником  слова,  представляет  собой  произ-
ведение,  в  котором  факт  реальной  биографии 
воссоздается творческой фантазией автора. Су-
ществует  определенная  закономерность  в  том, 
что уже состоявшийся художник, выработавший 
свои  приемы  письма,  обращается  к  художест-
венно-публицистическому жанру.  Публицистика 
занимает особое место в мемуарной литературе 
В.Короленко:  он  несколько  раз  обращался  к 
воплощению  образа  Толстого  в  разных  публи-
цистических жанрах: статьях «Лев Николаевич 
Толстой» (1908), «Умер», «К десятилетию смерти 
Толстого» (1920), отрывке  из  очерков  «Земли! 
Земли!» («Мысли,  воспоминания,  картины») 
«Разговор с Толстым. Максимализм и государ-
ственность» (1917-1919). В  них  воссоздан  облик 
Толстого в самый сложный период его жизни.  
Статьи Короленко 1908 года можно рассма-
тривать как своеобразные подступы к созданию 
литературного  портрета  Толстого, «эскиз»  к 
нему [1, 30]. Черты  облика  художника-мысли-
теля, пунктиром намеченные в дневниковых за-
писях Короленко, последовательно уточняются 
в  литературно-критических статьях, где  анализ 
мировоззрения  Толстого  соединяется  с  иссле-
дованием  художественных  принципов  его 
творчества.  Каждую  из  статей,  посвященную 
Толстому,  Короленко  выстраивает  сюжетно, 
создает образную систему, передающую логику 
мышления писателя. 
Короленко  видит  в  Толстом  прежде  всего 
художника,  о  чем  он  неоднократно  говорит  в 
своих  публицистических  выступлениях.  Имен-
но  поэтому  художественный  принцип  вопло-
щения  впечатлений  о  Толстом  определяет  спе-
цифику его публицистики. Каждая статья имеет 
довольно  четкую  композицию  (каждая  статья 
разделена  на  части,  содержащие  тезис  и  аргу-
ментацию)  с  хронологически  расположенными 
элементами  фабулы.  Короленко  рассматривает 
произведения  Толстого,  интерпретируя  их  с 
учетом фактов биографии художника и жизнен-
ной реальностью, отраженной в них. 
Преобладающий ракурс изображения Толстого 
в статьях Короленко - «объяснение»  художест-
венной концепции   его творчества. Этот прин-
цип  противоположен  замыслу  горьковского 
очерка-портрета  Толстого,  где  акцентирована 
связь  «изображенного»  и  «выраженного».  Это 
важно отметить, так как существует основание 
для  сравнения  литературных  портретов  Коро-
ленко  и  Горького:  время  знакомства  обоих 
писателей с Толстым.  
Аналитическое  «объяснение»  Толстого  Ко-
роленко  мотивировано  генеральной  идеей,  опре-
делившей  внутреннюю  композицию  создавае-
мого им образа. Короленко видит свою задачу в 
том,  чтобы  показать  органическое  единство 
Толстого-художника  и  Толстого-мыслителя.  
В  представлении  Короленко  переживаемый 
Толстым  кризис - закономерный этап развития 
его личности, постоянно находящейся «в пути» 
к отысканию  истины. Эта  мысль  впервые  фор-
мулируется  Короленко  в  дневниковой  записи 
от 4 июля 1887 года,  а  затем  развивается  в 
Литературный портрет как часть публицистического цикла 

56 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 1-2(141-142). 2013
 
статье  «Лев  Николаевич  Толстой» (1908) [2,  
471].  Созданный  в  ней  образ  духовного  стран-
ничества определит впоследствии и доминанту 
заглавия  литературного  портрета - «Великий 
пилигрим». 
В  статье,  написанной  к 80-летию  Толстого, 
характеризуя  свое  отношение  к  нравственной 
эволюции  писателя,  Короленко  использует 
образ зеркала, отразившего не только  внешние 
приметы  жизни  Толстого,  но  и  глубины  скры-
той работы его духа. Короленко понимает, что, 
может  быть,  сравнение  Толстого  с  зеркалом 
покажется  кое-кому  избитым,  именно  поэтому   
он достаточно подробно излагает свою теорию   
«прямого», «вогнутого» и «выпуклого» изобра-
жения.  Сравнение  процесса  творчества  Толстого 
с  «прямым»  зеркальным  отражением  реальной 
жизни,  действительно,  несколько  прямоли-
нейно  (как  это,  например,  выглядит  в  случае  с 
Достоевским,  чье  творчество  Короленко  вос-
принимает  как  «искаженные  отражения»,  ко-
торые  «драгоценны  и  поучительны,  но  всегда 
односторонни»...  в  них  нельзя  найти  «ни  за-
конов  здоровой  жизни,  ни  её  широких  перс-
пектив» [2, 97]. Но  именно  эта  резкая  прямо-
линейность  способствует  прояснению  автор-
ской позиции Короленко, его отношения к нрав-
ственной философии Толстого, которую мемуа-
рист  не  мыслит  вне  анализа  его  художествен-
ного  мира.  Определяя  суть  поисков  истины 
Толстым-мыслителем,  Короленко  утверждает, 
что  «Толстой-публицист,  моралист  и  мысли-
тель  не  всегда  был  достаточно  благодарен 
Толстому-художнику» [2, 101]. 
Художественная  интуиция  Толстого,  как 
известно,  заставляла  его  искать  в  действитель-
ной,  реальной  жизни  возможность  её  нрав-
ственного  переустройства.  Неустанные  поиски 
правды приводят Толстого в конце 80-х годов к 
обнаружению  истины  в  «непосредственности» 
и  «цельности»  в  простонародном  понимании 
этих категорий. 
Толстой,  пишет  Короленко,  обладал  уни-
кальной способностью «увлекаться чужой лич-
ностью,  вовлекаться...  в  её  сферу» [2, 103]. В 
качестве  примера  Короленко  приводит  обще-
известный  факт  увлечения  Толстого  работ-
ником Юфаном, которому он подражал даже в 
манере  пахать  землю.  В  материалах  семейной 
хроники  Толстых  есть  письмо  старшего  брата 
писателя,  характеризующее  его  нравственное 
состояние  в  эти  годы,  как  «юфанство» («Ле-
вушка  все  юфанит»). «Юфанство»  Толстого 
Короленко  воспринимает  не  как  стремление 
подражать  конкретному  человеку - Юфану. 
Аргументируя  свою  мысль,  Короленко  вклю-
чает в этот ряд имена Платона Каратаева и ста-
рика Акима из «Власти тьмы». Толстому импо-
нировала  «простота  душевной  меблировки»   
этих   героев,   говорит Короленко, отсутствие в 
их миросозерцании душевных беспорядков, за-
щиту  от  которых  так  страстно  искал  писатель. 
Через эту вовлеченность в другой мир, по мне-
нию  Короленко,  Толстой  стремился  постичь 
гармонию  естественной, «нерассуждающей» 
жизни. Ему казалось, пишет Короленко, что он 
может  «научиться»  верить  так  же  бездумно, 
просто  и  «правильно»,  как  правильно, «по-
юфановски», научился держать соху» [2, 104]. 
Важным  дополнением  к  этому  аспекту 
образа  Толстого  является  картина  И.  Репина 
«Толстой  на  пашне»(1887),  воспроизводящая 
именно  этот  мотив  поведения,  отмеченный 
Короленко.  В  своих  мемуарах  «Далекое  близ-
кое»  Репин  приводит  один  любопытный  факт, 
свидетелем  которого  он  стал,  делая  наброски 
для  своей  картины  во  время  работы  «юфан-
ствующего»  в  поле  Толстого.  Как  вспоминает 
Репин,  яснополянские  крестьяне  проходили 
мимо,  как  бы  не  замечая  графа.  Но  вот  по-
дошли  дальние. "Остановились  и  долго-долго 
стояли, - пишет  Репин. - И  странное  дело:  я 
никогда  в  жизни, -вспоминает  художник, - не 
видел  яснее  выраженной  иронии  на  крестьян-
ском  простом  лице,  как  у  этих  проходящих. 
Наконец  переглянулись  с  недоумевающей 
улыбкой  и  пошли  своей  дорогой» [3, 373]. В 
этой  картине,  нарисованной  Репиным,  нет  ни 
осуждения,  ни  восхваления  Толстого,  однако 
избранная  художником  интонация  рассказа  не 
нуждается в комментарии. 
В статье «Л.Н. Толстой» Короленко «возвра-
щается»  к  сюжету  репинской  картины  и  дает 
емкое  определение  «юфановской»  цельности 
Толстого  как  «чужой»,  а  потому  и  неорганич-
ной  ему  и  его  героям - Левину,  Безухову, 
Нехлюдову, которые, как и их автор, находятся 
в  постоянном  поиске  этой  гармонии  и  цель-
ности.  Именно  поэтому,  считает  Короленко, 
Толстому  и  не  удалось  до  конца  выразить  в 
этих  образах  гармонию  «своего»  и  «чужого» 
сознания,  сознания  коллективного,  обезличен-
ного.  Но  уже  освобождение  Толстого  от  гип-
ноза «простой веры» Каратаевых, изображение 
народа на крайних ступенях темноты и порока» 
-  речь  идет  о  пьесе  «Власть  тьмы» - свиде-
тельствует,  по  мнению  Короленко,  о  новой 
фазе эволюции Толстого [2, 121]. 
Б.К. Базылова 

57 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 1-2(141-142). 2013 
 
 
Духовный  облик  Толстого  в  следующем 
периоде его исканий Короленко характеризует, 
используя образ «сна», как центрального образа 
«Исповеди».  Нравственные  «странствия»  при-
водят писателя к попытке восстановить в себе и 
в  окружающем  его  мире  «душевный  строй 
первых  христиан» [2, 105] с  его  гармонией 
простой,  неусложненной  веры.  Приобщение  к 
этой вере Толстой-художник пережил в вообра-
жении  (во  сне),  говорит  Короленко,  поэтому 
так  ярко  видит  он  в  нем  «песчаную,  выж-
женную  пустыню,  кучку  неведомых  людей  в 
простых  одеждах  древности...  с  ощущением 
духовной  жажды...» [2, 105] и  мира,  который 
снисходит  в  сердца  от  слов  Его,  великого 
Учителя  жизни.  Мысль  Короленко  о  том,  что 
Толстой-художник  подарил  Толстому-мысли-
телю образ новой веры, не вызывает сомнений. 
Художественное  творчество  Толстого  всегда 
оказывало несравнимо более серьезное влияние 
на  ум  и  сердце  человека,  чем  его  страстные  и 
искренние проповеди. 
В своей первой статье о Толстом Короленко, 
характеризуя  Толстого-художника,  говорит  о 
его  любви  к  русскому  деревенскому  раздолью. 
«Художественный  захват  Толстого, - пишет 
Короленко, - это не тропа, не просека, не лента 
дороги.  Это  широко  раскинувшийся  кругозор, 
лежащий  перед  нами  во  всем  своем  неизме-
римом  просторе,  с  изгибами  рек,  пятнами 
лесов,  дальними  селами» [2, 99]. Перед  нами 
образ  поместной  России,  где  разворачивается 
действие  большинства  произведений  Толстого 
и  где  возможна  та  простая  и  естественная 
жизнь,  к  которой  он  так  стремился.  Широко 
раскинувшийся кругозор - это образ творчества 
Толстого,  определяющий  направление  движе-
ния  «внутреннего»  сюжета  статьи,  воссоздаю-
щей  образ  личности  писателя  в  развернутой 
метафоре его творчества. 
Задача,  определившая  характер  системати-
зации  материала  литературного  портрета  «Ве-
ликий  пилигрим»,  иная,  чем  те,  которые  были 
поставлены  писателем  в  статьях.  Во  вступ-
лении  Короленко  указывает,  что  он  намерен 
«восстановить  свои  впечатления»  от  встреч  с 
Толстым  таким  образом,  чтобы  последующие 
впечатления  не  «накладывались  на  прежние  и 
изменяли  их» [2, 125]. Это  заявление  Коро-
ленко имеет характер публицистического приема, 
с  помощью  него  автор  акцентирует  важность 
субъективной  точки  зрения,  организующей 
повествование.  Написанные  под  непосред-
ственным  впечатлением  от  смерти  Толстого, 
воспоминания  Короленко  строятся  по  типу 
очерковой  структуры,  в  которой  сообщаемые 
факты  мотивируют  энергию  рассказа.  Однако 
сам  подбор  фактов  и  их  художественная  обра-
ботка  позволяют  увидеть  в  «Великом  пили-
гриме»  преображенные  черты  энкомиона:  вни-
мание  Короленко  сосредоточено  на  изображе-
нии судеб людей, испытавших на себе влияние 
Толстого,  анализе  общественного  резонанса  от 
его идей. 
Исходной  ситуацией  литературного  пор-
трета  «Великий  пилигрим»  оказывается  ситуа-
ция  непосредственного  общения,  что  в  прин-
ципе  отличает  этот  тип  биографического  по-
вествования  от  других  произведений  Коро-
ленко,  посвященных  Толстому.  Однако  огра-
ничивать  ее  только  рассказом  о  посещении 
Хамовников  было  бы  неверно:  встреча  с 
Толстым  подана  Короленко  как  закономерный 
итог  заочного  спора,  который  является  объек-
том  изображения.  Во  вступлении  Короленко 
дает еще один ключ чтения воспоминаний, ис-
пользуя  сравнение  своего  подхода  к  созданию 
образа Толстого с работой фотографа с «фоном, 
предметом  и  негативной  пластинкой».  Смыс-
лопорождающим  эффектом  обладает  в  литера-
турном  портрете  Толстого  «обстановка  и  фон» 
изображения,  которые  уточняют  изображение, 
делают его более отчетливым. 
Ритм  повествования  в  воспоминаниях 
выстраивается  на  варьировании  смысла  слова 
«говорить»,  определяющего  движение  сюжета 
как  формы  воплощения  биографического 
времени  автора  мемуаров.  Создавая  образ 
времени начала 1880-х, Короленко «вписывает» 
в него образ Толстого, фиксируя общественную 
реакцию  на  его  идею  «непротивления».  Так, 
вспоминая  о  встрече  с  политическими  ссыль-
ными, отправлявшимися на Карийскую каторгу 
весной 1881 года,  Короленко  пишет,  что  «до 
них  уже  доходили  слухи»  о  том,  что  «русский 
писатель  направляется  в  сторону <...> отри-
цания  существующих  форм  во  имя  опрощения 
и  слияния  с  народом» [2,  128], «рассказывали 
много о противоречиях в его учении и жизни», 
Маликов  «рассказывал  о  сети  противоречий,  в 
которых  запутался  Толстой «[2, 129], « ...в  то 
время говорили уже очень много» о Толстом, в 
Москве  фраза  Толстого  о  счастье  страдания 
«повторялась в интеллигентных кружках», рас-
сказ  Толстого  об  универсальности  теории  не-
противления  передавали,  а  бесчисленные  рас-
сказы <...> реяли, точно мухи, вокруг Толстого-
проповедника [2, 130]. Конечный  пункт  дви-
Литературный портрет как часть публицистического цикла 

58 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 1-2(141-142). 2013
 
жения  ассоциируется  Короленко  с  образом 
часовни - материализованным  символом  дог-
мата  веры («наскоро  сооруженная  часовенка, 
до которой не достигали отголоски живой, смя-
тенной, страдающей и противоречивой жизни») 
[2, 131]. 
В  первой  статье,  посвященной  Толстому, 
Короленко  приводит  слова,  сказанные  ему, 
только что вернувшемуся из ссылки, маститым 
писателем: «Какой  вы  счастливый:  вы  по-
страдали  за  свои  убеждения.  Мне  бог  не 
посылает  этого.  За  меня  ссылают.  На  меня  не 
обращают  внимания» [2, 116]. Ритм  ключевой 
фразы,  произнесенной  Толстым  в  разговоре  с 
Короленко, выполняет функцию своеобразного 
знака  восклицания,  поставленного  в  конце 
статьи.  В  ней  передано  страдание  Толстого  от 
невозможности  утвердить  свою  проповедь 
жертвой.  Трагедия  Толстого  и  трагедия  всего 
поколения,  ищущего  новую  веру,  лаконично 
выражена  интонационно,  графическим  выде-
лением  предлогов,  придающих  фразе  резкую 
контрастность.  Однако,  в  литературном  пор-
трете  эта  краска  из  палитры  Короленко  ис-
чезает,  фраза  принимает  иной  ритм,  который 
согласуется  с  ритмом  обобщенного  образа 
счастья-страдания  «по  Толстому», («Сколько  я 
ни прошу у бога, чтобы дал и мне пострадать за 
мои убеждения,- нет, не дает этого счастья» [2, 
132],  созданного  в  «Великом  пилигриме». 
Образ  страдания  воплощен  Короленко  в  тща-
тельно  подобранных  фактах  биографии  Тол-
стого,  которые  свидетельствуют  о  том,  что 
любые  его  формы  воспринимаются  как  недо-
ступное  ему  счастье  (посещение  полунищего 
полуфилософа  Орлова  в  Бутырской  тюрьме  и 
одобрение  обстановки  в  ней,  восхищение 
тяжелой  жизнью  вдовы  нечаевца,  одобритель-
ное  отношение  к  практике  Орфано  и  т.д.). 
Подбор  и  компоновка  мемуаристом  фактов 
передает абсурдность идеи непротивления в ее 
жизненном  варианте.  Эту  часть  литературного 
портрета  можно  рассматривать  как  своеобраз-
ную  экспозицию  ситуации  непосредственного 
общения,  а  вариативность  повтора  ключевой 
фразы  Толстого  свидетельствует  о  важности 
функции мотива страдания в раскрытии образа 
писателя. 
Воспроизводя  свое  первое  впечатление  от 
облика  Толстого,  Короленко  вспоминает,  что 
сразу  обратил  «все  внимание  на  высокого 
человека  с  седеющей  бородой,  который  стоял 
на  верхней  площадке  лестницы,  окруженный 
группой  людей» [2, 132]. К  характеристике 
визуального образа Короленко чуть ниже доба-
вит еще одну подробность об одежде Толстого: 
«большой,  бородатый  человек  в  блузе...».  И 
только.  Предельный  лаконизм  мемуариста  в 
изображении «внешнего» Толстого объясняется 
тем,  что  Короленко  сосредоточен  на  создании 
его  «внутреннего»  портрета,  но  не  путем 
анализа  мыслей  и  чувств,  которые  мог  бы 
переживать  Толстой  в  этот  момент,  а  путем 
«отражения»  его  идей  в  судьбах  единомыш-
ленников - Н.Н.  Ге,  В.  Орлова,  Орфано, 
Маликова и многих других, взявших за образец 
модель  жизнестроительства  Толстого.  Особая 
роль  в  литературном  портрете  принадлежит 
образу Н.Н. Ге, в то время занятого иллюстри-
рованием  рассказов  писателя.  Ге,  не  без  влия-
ния Толстого, прошел через испытание простой 
трудовой  жизнью,  занимаясь  сельским  хозяй-
ством.  Большое  влияние  оказало  на  него  тол-
стовское  отрицание  искусства,  которому  он 
противопоставлял  занятие  конкретным  делом, 
видя  в  нем  (например,  в  работе  пахаря)  глубо-
кий смысл. К этому же периоду времени отно-
сится  и  знаменитый  портрет  Толстого  в  каби-
нете  в  Хамовниках,  воспроизводящий  облик 
Толстого в период работы над рукописью трак-
тата «В чем моя вера». 
Не  случайно  повествование  в  «Великом 
пилигриме» «обрывается»  на  споре  о  живо-
писи,  имевшем  непосредственное  отношение  к 
Н.  Ге.  Последняя  фраза,  завершающая  воспо-
минания, очень симптоматична: Толстой согла-
шается  с  Короленко  в  том,  что  «картина  ху-
дожника,  проводящая  задушевные  идеи <...> 
выражает  его  лучшие  чувства  и  мысли» [2, 
135],  что  искусство  обладает  способностью 
просветлять сознание человека. Короленко про-
рочески  «прерывает»  на  этом  свои  воспоми-
нания о посещении Толстого в Хамовниках, но 
реальные  факты  биографии  Толстого  и  Ге 
свидетельствуют  о  продолжении  этой  линии 
взаимоотношений  художников,  но  уже  за 
пределами литературного портрета. 
В  течение  четырех  лет  Ге  не  занимался 
живописью. Первая большая картина, написан-
ная  после  большого  перерыва  и  под  влиянием 
идеи Толстого, - «Милосердие». В ней впервые 
заявила о себе новая манера письма: художник 
«освобождает» идею от формы, сознательно не 
прописывает  контуры тел, «лишая»  их объема, 
что  в  полной  мере  проявится  в  «Распятии» 
(1892).  В  эскизе  к  картине («Христос  и  раз-
бойник»),  написанном  как  иллюстрация  слов 
«истинно  говорю  тебе,  ныне  же  будешь  со 
Б.К. Базылова 

59 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 1-2(141-142). 2013 
 
 
мною  в  раю»,  должна  была  быть  выражена 
мысль  о  возрождении  разбойника  в  момент 
смерти  Христа.  Выбор  сюжета  был  горячо 
одобрен Л. Толстым, обратившимся к этому же 
эпизоду  в  рассказе  «Божеское  и  человеческое» 
Но  в  эскизе  Ге  нет  ни  нравственного  просвет-
ления,  ни  надежды.  Черты  Христа  не  прорабо-
таны,  выражение  страдания  передано  нерв-
ными, отрывочными штрихами в то время, как 
голова  разбойника  представляет  собой  овал, 
прочерченный  одной  линией.  Смысл  образа 
заключен не в событийной стороне эпизода, а в 
экспрессии приема, выразительности изображе-
ния. «Божеское»  проступает  в  эскизе  как 
одухотворенное, возвышенное чувство, овладе-
вающее  зрителем,  оно  как  бы  выходит  за  пре-
делы полотна и вовлекает зрителя в переданное 
страдание. «Я  долго  думал,-  писал  Ге,-  зачем 
нужно  распятие...  для  возбуждения  жалости, 
сострадания  оно  не  нужно...  раскаяние  нужно, 
чтобы  сознать  и  почувствовать,  что  Христос 
умер за меня» [Страннолюбская]. В эскизе Н.Ге 
нет  ощущения  гармонии,  о  которой  писал 
художнику  Л.  Толстой: «Вы  мне  рассказывали 
первую  мысль  картины...  что  смерть  на  кресте 
Христа  побеждает  разбойника.  И  мне  это 
понравилось по своей ясности, живописности и 
по выражению величия Христа на впечатлении, 
произведенном  им  на  разбойника» [4, 208]. В 
этих словах писателя передано представление о 
том,  каким  ему  виделось  воплощение  вечной 
трагедии и вечной надежды человека на то, что 
добро победит насилие. 
Сюжетная  ситуация  казни  Светлогуба  в 
«Божеском  и  человеческом» -толстовский  ва-
риант  изображения  распятия.  Описание  казни 
не  только  «повторяет»  события,  описанные  в 
Евангелии (Толстой опирается на Евангелия от 
Матфея  и  Луки),  но  и  развивает  ее  в  заданном 
направлении. Слова Светлогуба, обращенные к 
палачу, «И не жало тебе меня?» - вариант еван-
гельского  обращения,  поскольку  в  этом  воп-
росе - надежда  на  его  духовное  просветление. 
Но если Н. Ге останавливает внимание зрителя 
на  моменте,  предшествующем  обещанию 
(«нынче же будешь со мною в раю»), то Толстой 
показывает его реализацию. Завершающий сцену 
комментарий  свидетельствует  о  нравственном 
кризисе палача. Он пропил деньги, полученные 
за казнь, и «дошел до того, что был посажен в 
карцер, а из карцера переведен в больницу» [5, 
476].  Изображая  торжество  духа  Светлогуба 
над  плотью,  Толстой,  мастер  динамического 
портрета,  стремившийся  передать  процесс  ду-
ховного  изменения  во  внешнем  облике,  делает 
это в данном случае крайне скупо. Ритм описа-
ния  казни  нарочито  убыстрен:  превращение 
человека в труп, в «куклу, с неестественно вы-
пяченной  вперед  головой»,  становится  момен-
том  постижения  «божеского»  откровения  раз-
бойником.  Лицо  Светлогуба,  не  показанное  в 
момент  казни,  появляется  в  рассказе  два  раза, 
причем  оба  раза - это  воспоминания  в  виде 
сохранившегося в эмоциональной памяти чело-
века впечатления. Первое принадлежит матери, 
запомнившей  его  «с  голыми  ножками  и  длин-
ными  вьющимися  колечками  волос» (это  свое-
образная отсылка к традиционной иконографии 
Мадонны  с  младенцем).  Второе - старику-рас-
кольнику, 
вспоминающего 
«юношу 
со 
светлыми  очами  и  вьющимися  кудрями».  В 
этих  изображениях  нет  ничего  индивидуаль-
ного,  так  как  Толстой  отсылает  воображение 
читателя  к  каноническому  иконописному  изо-
бражению,  апеллирующему,  как  и  сам  писа-
тель, к духовной инстанции человека. 
Литература  и  живопись  вырабатывают  осо-
бые  поэтические  формулы,  в  которых  деталь-
ность  описания  внешнего  и  вещественность 
формы  придают  не  только  конкретность  изо-
бражению,  но  и  воплощают  экспрессию  пере-
живаемого  художником  чувства,  способствую-
щего,  по  мнению  Короленко, «выражению  его 
лучших  чувств  и  мыслей» [2, 135]. Страстное 
желание  Короленко  «войти»  в  нравственную 
атмосферу Толстого, объяснить его себе и дру-
гим,  а  значит  сделать  близким,  становится 
идейным  центром  литературного  портрета  
Л.Н. Толстого. 
Рассмотренный  в  контексте  публицистики 
Короленко  мемуарный  очерк  «Великий  пили-
грим»  обладает  выраженными  признаками 
жанра  литературного  портрета.  Его  структура 
представляет  собой  завершенное  художествен-
ное  целое,  мотивированное  особым  типом 
сюжетной  ситуации,  определившей  «энергию» 
повествования.  Это  ситуация  непосредствен-
ного  общения,  в  которой  раскрывается  впечат-
ление  мемуариста,  подтвержденное  анализом 
результата  влияния  личности  Толстого  на 
современников. Две другие встречи Короленко 
с Толстым, о которых идет речь во вступлении 
к  «Великому  пилигриму»,  не  могли  быть 
органично  «вписаны»  в  эту  структуру  потому, 
что  предметом  их  стало  обсуждение  вопросов, 
имевших  социально-политический  характер 
(аграрные волнения 1902 года и реформы госу-
дарственной  системы  власти)  и  не  заключав-
Литературный портрет как часть публицистического цикла 

60 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 1-2(141-142). 2013
 
ших  в  себе  ничего  личного.  Поэтому  «обрыв» 
повествования в литературном портрете «Вели-
кий  пилигрим»  имеет  характер  поэтического 
приема.  В  художественной  «незавершенности» 
воспоминаний  получила  воплощение  мысль 
Короленко о постоянном поиске истины Толстым 
художником  и  мыслителем.  Последующее 
творчество  Толстого  подтвердило  справедли-
вость  наблюдений  и  художественных  выводов 
мемуариста. 

жүктеу/скачать 2,86 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: