3.3. Фрустрация в драме
как индикатор заката
европейской гуманистической традиции
В гуманистической традиции драма, как и искусство
в целом, всегда была призвана возвеличивать достоин-
ство человека, утверждать и передавать из поколения
в поколение общечеловеческие ценности. На высоко
художественном уровне драматурги стремились нравст-
венно очистить душу зрителя, позволить ему выйти за
пределы обыденности, глубже понять свое человеческое
предназначение и ощутить тем самым свою человече-
скую сущность.
С середины XX века, когда катарсис подменили
фрустрацией, драма утрачивает свой первоначальный
смысл, а вместе с тем дискредитируется сформулиро-
ванный в античной Греции принцип антропоцентризма,
согласно которому человек есть центр Вселенной, цель
всех свершающихся в мире событий.
В данном параграфе предпринимается попытка рас-
смотреть феномен деонтологизации драмы в современ-
ном мире как индикатор заката европейской гумани-
стической традиции.
Обыкновенно драматурги старались изображать
своих главных героев людьми достойными, неиз-
менно следуя наставлению Аристотеля «ѕне следу-
ет: ни чтобы достойные люди являлись переходящи-
ми от счастья к несчастью, так как это не страшно
и не жалко, а только возмутительно; ни чтобы дур-
ные люди переходили от несчастья к счастью, ибо это
уж всего более чуждо трагедии, так как не включает
ничего, что нужно, – ни человеколюбия, ни состра-
дания, ни страха; ни чтобы слишком дурной человек
85
Глава 3. Деонтологическая заданность фрустрационной драмы
переходил от счастья к несчастью, ибо такой склад
хоть и включал бы человеколюбие, но не [включал
бы] ни сострадания, ни страха, ибо сострадание бы-
вает лишь к незаслуженно страдающему, а страх за
подобного себе, стало быть, такое событие не вызовет
ни сострадания, ни страха» [4, с. 658]. Персонажи
классических драматических произведений бросали
вызов судьбе, раскрывая при этом свои нравственные
качества. Как утверждает Цицерон, «красота – это
прежде всего то, что достойно почета или высокой че-
сти, что поражает и удивляет человека своим возвы-
шенным и всегда благонамеренным характером» [18,
с. 98]. И даже если герою суждено было погибнуть, –
дело его продолжало жить в памяти и сердцах его
друзей и единомышленников.
Возрожденческие установки по поводу искусства и
общественного блага проявлялись через глубочайший
интерес творца к человеку и его переживаниям, про-
блеме личности и общества, прославление красоты че-
ловека, обостренное восприятие поэзии земного мира.
Как и гуманизму – идеологии Ренессанса, литературе
Возрождения было присуще стремление откликнуть-
ся на все актуальные вопросы человеческого бытия,
а также обращение к национальному историческому
и легендарному прошлому. Отсюда невиданный со вре-
мен античности расцвет лирической поэзии и создание
новых поэтических форм, а впоследствии подъем дра-
матургии.
Пожалуй, первым «вывихом», возникшим в данной
парадигме на протяжении всей истории развития дра-
мы и приведший в XX веке к философии экзистенци-
ализма, стало декадентство. Как уже было показано
ранее, характерными чертами декадентства обычно
86
Философия драмы: фрустрация vs. катарсис
считаются субъективизм, индивидуализм, аморализм,
отход от общественности, taedium vitae и т. п., что
проявляется в искусстве соответствующей тематикой,
отрывом от реальности, поэтикой искусства для искус-
ства, эстетизмом, падением ценности содержания, пре-
обладанием формы, технических ухищрений, внешних
эффектов.
С появлением экзистенциализма в XX веке пони-
мание драмы было подвергнуто существенным из-
менениям. По словам самого Ж.-П. Сартра, один из
главных упреков в адрес их творчества можно сфор-
мулировать следующим образом: «Как можно делать
героями столь дряблых людей?» [28, с. 322]. Здесь
главный герой становится игрушкой в руках судь-
бы, жалким, ничтожным, растерянным, поставлен-
ным к стене существом, жертвой субъективизма и аб-
сурда. От него уже ничего не зависит, грани морали
и общественного блага как конечная цель всех видов
человеческой деятельности постепенно размываются
и в конце концов становятся неопределенными, по-
скольку принимают крайнюю форму субъективизма,
что само по себе уже отрицает понятие обществен-
ного. Позднее, в эпоху постмодерна субъективизм
в драме и в искусстве в целом усиливается, зрителя
начинают убеждать в ценности эпатажных проявле-
ний как выражения полной художественной свободы
личности (например, театр абсурда). Эпатажные про-
изведения становятся модными, у людей формируется
соответствующий вкус, абсолютные ценности стано-
вятся относительными, в том числе и обесценивается
человеческая жизнь. Если в рамках гуманистической
традиции человек осмысливался как творческое на-
чало и активный субъект, то теперь он превратился
|