part all right, but it was new work to Harris, and
he bungled it.
Наконец мы вставили дужки, и нам осталось
только натянуть на них брезент. Джордж
развернул его и укрепил один конец на носу.
Гаррис встал посредине, чтобы взять его у
Джорджа, а я держался на корме, готовясь
поймать свой конец. Он долго не доходил до меня.
Джордж сделал все, что нужно, но для Гарриса
эта работа была внове, и он все испортил.
How he managed it I do not know, he could not
explain himself; but by some mysterious process
or other he succeeded, after ten minutes of
superhuman effort, in getting himself
completely rolled up in it. He was so firmly
wrapped round and tucked in and folded over,
that he could not get out. He, of course, made
frantic struggles for freedom - the birthright of
every Englishman, - and, in doing so (I learned
Как это ему удалось, я не знаю, - Гаррис и сам не
мог этого объяснить. Но после десятиминутных,
сверхчеловеческих усилий он ухитрился
совершенно закатать себя в парусину. Он до такой
степени плотно закутался и завернулся в нее, что
не мог высвободиться. Разумеется, он начал
отчаянно бороться за свою свободу -
прирожденное право каждого англичанина - и во
время борьбы (как я узнал после) сбил с ног
this afterwards),knocked over George; and then
George, swearing at Harris, began to struggle
too, and got himself entangled and rolled up.
Джорджа. Джордж, осыпая Гарриса
ругательствами, тоже начал барахтаться и сам
завернулся и закутался в парусину.
I knew nothing about all this at the time. I did
not understand the business at all myself. I had
been told to stand where I was, and wait till the
canvas came to me, and Montmorency and I
stood there and waited, both as good as gold.
We could see the canvas being violently jerked
and tossed about, pretty considerably; but we
supposed this was part of the method, and did
not interfere.
В то время я ничего об этом не знал. Я
совершенно не понимал, в чем дело. Мне было
велено стоять на месте и ждать, и мы с
Монморенси стояли и ждали тихо и смирно. Мы
видели, что парусину сильно бьет и толкает во все
стороны, но считали, что так и полагается, и не
вмешивались.
We also heard much smothered language
coming from underneath it, and we guessed that
they were finding the job rather troublesome,
and concluded that we would wait until things
had got a little simpler before we joined in.
До нас доносились из-под брезента приглушенные
ругательства. Мы поняли, что работа, которой
заняты Гаррис и Джордж, причиняет им
некоторые неудобства, и решили, прежде чем
присоединиться к ним, дать им немного
успокоиться.
We waited some time, but matters seemed to
get only more and more involved, until, at last,
George's head came wriggling out over the side
of the boat, and spoke up.
Мы подождали еще несколько минут, но
положение, видимо, запутывалось все больше.
Наконец из-под брезента высунулась
винтообразным движением голова Джорджа
It said: "Give us a hand here, can't you, you
cuckoo; standing there like a stuffed mummy,
when you see we are both being suffocated, you
dummy!"
и проговорила: - Помоги же нам, балда ты этакая!
Видишь, что мы оба здесь задыхаемся, а сам
стоишь как мумия, болван!
I never could withstand an appeal for help, so I
went and undid them; not before it was time,
either, for Harris was nearly black in the face.
Я никогда не оставался глух к призыву о помощи,
и тотчас распутал их. Это было вполне
своевременно, так как лицо у Гарриса уже совсем
почернело.
It took us half an hour's hard labour, after that,
before it was properly up, and then we cleared
the decks, and got out supper. We put the kettle
on to boil, up in the nose of the boat, and went
down to the stern and pretended to take no
notice of it, but set to work to get the other
things out.
Нам потребовалось еще полчаса тяжелого труда,
чтобы натянуть парусину как следует; после этого
мы принялись за ужин. Мы поставили чайник на
спиртовку на носу лодки, а сами ушли на корму,
делая вид, что не обращаем на него внимания, и
стали доставать остальное.
That is the only way to get a kettle to boil up the
river. If it sees that you are waiting for it and
are anxious, it will never even sing. You have to
go away and begin your meal, as if you were not
going to have any tea at all. You must not even
look round at it. Then you will soon hear it
sputtering away, mad to be made into tea.
На реке это единственный способ заставить
чайник вскипеть. Если он заметит, что вы с
нетерпением этого ожидаете, он даже не
зашумит. Вам лучше отойти подальше и начать
есть, как будто вы вообще не хотите чаю. На
чайник не следует даже оглядываться. Тогда вы
скоро услышите, как он булькает, словно умоляя
вас поскорее заварить чай.
It is a good plan, too, if you are in a great hurry,
Если вы очень торопитесь, то хорошо помогает
to talk very loudly to each other about how you
don't need any tea, and are not going to have
any. You get near the kettle, so that it can
overhear you, and then you shout out, "I don't
want any tea; do you, George?" to which George
shouts back, "Oh, no, I don't like tea; we'll have
lemonade instead - tea's so indigestible." Upon
which the kettle boils over, and puts the stove
out.
громко говорить друг другу, что вам совсем не
хочется чая и что вы не будете его пить. Вы
подходите к чайнику, чтобы он мог вас услышать,
и кричите: "Я не хочу чая! А ты, Джордж?" И
Джордж отвечает:" "Нет, я не люблю чай, выпьем
лучше лимонаду. Чай плохо переваривается"."
После этого чайник сейчас же перекипает и
заливает спиртовку.
We adopted this harmless bit of trickery, and
the result was that, by the time everything else
was ready, the tea was waiting. Then we lit the
lantern, and squatted down to supper.
Мы применили эту безобидную хитрость, и в
результате, когда все остальное было готово, чай
уже ожидал нас. Тогда мы зажгли фонарь и сели
ужинать.
We wanted that supper.
Этот ужин был нам крайне необходим.
For five-and-thirty minutes not a sound was
heard throughout the length and breadth of that
boat, save the clank of cutlery and crockery, and
the steady grinding of four sets of molars. At the
end of five-and-thirty minutes, Harris said, "Ah!"
and took his left leg out from under him and put
his right one there instead.
В течение тридцати пяти минут во всей лодке не
было слышно ни звука, кроме звона ножей и
посуды и непрерывной работы четырех пар
челюстей. Через тридцать пять минут Гаррис
сказал: "Уф!" - вынул из под себя левую ногу и
заменил ее правой."
Five minutes afterwards, George said, "Ah!" too,
and threw his plate out on the bank; and, three
minutes later than that, Montmorency gave the
first sign of contentment he had exhibited since
we had started, and rolled over on his side, and
spread his legs out; and then I said, "Ah!" and
bent my head back, and bumped it against one
of the hoops, but I did not mind it. I did not even
swear.
Спустя пять минут Джордж тоже сказал: "Уф!" - и
выбросил свою тарелку на берег. Еще через три
минуты Монморенси выказал первые признаки
удовлетворения с тех пор, как мы тронулись в
путь, лег на бок и вытянул ноги, а потом я
сказал:" "Уф!" - откинул назад голову и ударился
ею об одну из дужек, но не обратил на это
никакого внимания." Я даже не выругался.
How good one feels when one is full - how
satisfied with ourselves and with the world!
People who have tried it, tell me that a clear
conscience makes you very happy and
contented; but a full stomach does the business
quite as well, and is cheaper, and more easily
obtained. One feels so forgiving and generous
after a substantial and well-digested meal - so
noble-minded, so kindly-hearted.
Как хорошо себя чувствуешь, когда наешься! Как
доволен бываешь самим собой и всем миром!
Некоторые люди, ссылаясь на собственный опыт,
утверждают, что чистая совесть делает человека
веселым и довольным, но полный желудок делает
это ничуть не хуже, и притом дешевле и с
меньшими трудностями. После основательного,
хорошо переваренного приема пищи чувствуешь
себя таким великодушным, снисходительным,
благородным и добрым человеком!
It is very strange, this domination of our
intellect by our digestive organs. We cannot
work, we cannot think, unless our stomach wills
so. It dictates to us our emotions, our passions.
After eggs and bacon, it says, "Work!" After
beefsteak and porter, it says, "Sleep!" After a
cup of tea (two spoonsful for each cup, and don't
let it stand more than three minutes),it says to
Странно, до какой степени пищеварительные
органы властвуют над нашим рассудком. Мы не
можем думать, мы не можем работать, если наш
желудок не хочет этого. Он управляет всеми
нашими страстями и переживаниями. После
грудинки с яйцами он говорит: работай; после
бифштекса и портера: спи; а после чашки чаю
(две ложки на каждую чашку, настаивать не
the brain, "Now, rise, and show your strength.
Be eloquent, and deep, and tender; see, with a
clear eye, into Nature and into life; spread your
white wings of quivering thought, and soar, a
god- like spirit, over the whirling world beneath
you, up through long lanes of flaming stars to
the gates of eternity!"
больше трех минут) он повелевает мозгу: теперь
поднимайся и покажи, на что ты способен. Будь
красноречив, глубок и нежен. Смотря ясным оком
на природу и на жизнь. Раскинь белые крылья
трепещущей мысли и лети, как богоподобный дух,
над шумным светом, устремляясь меж длинными
рядами пылающих звезд к вратам вечности.
After hot muffins, it says, "Be dull and soulless,
like a beast of the field - a brainless animal, with
listless eye, unlit by any ray of fancy, or of hope,
or fear, or love, or life." And after brandy, taken
in sufficient quantity, it says, "Now, come, fool,
grin and tumble, that your fellow-men may
laugh - drivel in folly, and splutter in senseless
sounds, and show what a helpless ninny is poor
man whose wit and will are drowned, like
kittens, side by side, in half an inch of alcohol."
После горячих пышек он говорит: будь туп и
бездушен, как скотина в поле, будь безмозглым
животным с равнодушным взором, в котором не
светится ни жизнь, ни воображение, ни надежда,
ни страх, ни любовь. А после бренди,
употребленного в должном количестве, он
повелевает: теперь дури, смейся и пляши, чтобы
смеялись твои ближние; болтай чепуху, издавай
бессмысленные звуки; покажи, каким
беспомощным пентюхом становится несчастное
существо, ум и воля которого потоплены, как
котята, в нескольких глотках алкоголя.
We are but the veriest, sorriest slaves of our
stomach. Reach not after morality and
righteousness, my friends; watch vigilantly your
stomach, and diet it with care and judgment.
Then virtue and contentment will come and
reign within your heart, unsought by any effort
of your own; and you will be a good citizen, a
loving husband, and a tender father - a noble,
pious man.
Все мы - жалкие рабы желудка. Не стремитесь
быть нравственными и справедливыми, друзья!
Внимательно наблюдайте за вашим желудком,
питайте его с разуменьем и тщательностью. Тогда
удовлетворение и добродетель воцарятся у вас в
сердце без всяких усилий с вашей стороны; вы
станете добрым гражданином, любящим мужем,
нежным отцом - благородным, благочестивым
человеком.
Before our supper, Harris and George and I
were quarrelsome and snappy and ill-tempered;
after our supper, we sat and beamed on one
another, and we beamed upon the dog, too. We
loved each other, we loved everybody. Harris, in
moving about, trod on George's corn. Had this
happened before supper, George would have
expressed wishes and desires concerning
Harris's fate in this world and the next that
would have made a thoughtful man shudder. As
it was, he said: "Steady, old man; `ware wheat."
Перед ужином мы с Джорджем и Гаррисом были
сварливы, раздражительны и дурно настроены;
после ужина мы сидели и широко улыбались друг
другу, мы улыбались даже нашей собаке. Мы
любили друг друга; мы любили всех. Гаррис,
расхаживая по лодке, наступил Джорджу на
мозоль. Случись это до ужина, Джордж высказал
бы множество разных пожеланий о судьбе
Гарриса в здешней и будущей жизни, от которых
содрогнулся бы всякий мыслящий человек.
Теперь же он сказал только: "Тише, старина!
Легче на поворотах"."
And Harris, instead of merely observing, in his
most unpleasant tones, that a fellow could
hardly help treading on some bit of George's
foot, if he had to move about at all within ten
yards of where George was sitting, suggesting
that George never ought to come into an
ordinary sized boat with feet that length, and
advising him to hang them over the side, as he
would have done before supper, now said: "Oh,
А Гаррис, вместо того чтобы обозлиться и заявить,
что нормальному человеку просто невозможно не
наступить на какую-либо часть ноги Джорджа,
передвигаясь на расстоянии десяти ярдов от того
места где он сидит, или намекнуть, что Джорджу
вообще не следовало бы, имея ноги такой длины,
садиться в лодку обычных размеров, и
посоветовать ему свесить ноги за борт, - все это он
несомненно высказал бы до ужина, - теперь
I'm so sorry, old chap; I hope I haven't hurt
you."
сказал: "Виноват, старина; надеюсь, я не сделал
тебе больно?"
And George said: "Not at all;" that it was his
fault; and Harris said no, it was his.
И Джордж ответил, что нет, нисколько, что он сам
виноват, а Гаррис возразил, что виноват он.
It was quite pretty to hear them.
Было прямо-таки приятно их слушать.
We lit our pipes, and sat, looking out on the
quiet night, and talked.
Мы зажгли наши трубки, и сидели, глядя на
тихую ночь, и разговаривали.
George said why could not we be always like
this - away from the world, with its sin and
temptation, leading sober, peaceful lives, and
doing good. I said it was the sort of thing I had
often longed for myself; and we discussed the
possibility of our going away, we four, to some
handy, well-fitted desert island, and living there
in the woods.
Джордж спросил, почему мы не можем всегда
быть такими, пребывать вдали от света с его
соблазнами и пороками и вести мирную,
воздержанную жизнь, творя добро. Я сказал, что я
сам часто испытывал стремление к этому, и мы
стали обсуждать, нельзя ли нам, всем четверым,
удалиться на какой-нибудь удобный, хорошо
обставленный необитаемый остров и жить там
среди лесов.
Harris said that the danger about desert islands,
as far as he had heard, was that they were so
damp: but George said no, not if properly
drained.
Гаррис сказал, что, насколько ему известно,
главное неудобство необитаемых островов состоит
в том, что там очень сыро. Джордж ответил, что,
если они хорошо осушены, это ничего.
And then we got on to drains, and that put
George in mind of a very funny thing that
happened to his father once. He said his father
was travelling with another fellow through
Wales, and, one night, they stopped at a little
inn, where there were some other fellows, and
they joined the other fellows, and spent the
evening with them.
Мы заговорили об осушении, и это напомнило
Джорджу одну очень смешную историю, которая
произошла с его отцом. Его отец путешествовал с
одним человеком по Уэльсу, и однажды они
остановились на ночь в маленькой гостинице. Там
были еще другие постояльцы, и отец Джорджа с
товарищем присоединились к ним и провели с
ними вечер.
They had a very jolly evening, and sat up late,
and, by the time they came to go to bed, they
(this was when George's father was a very
young man) were slightly jolly, too. They
(George's father and George's father's friend)
were to sleep in the same room, but in different
beds. They took the candle, and went up. The
candle lurched up against the wall when they
got into the room, and went out, and they had to
undress and grope into bed in the dark. This
they did; but, instead of getting into separate
beds, as they thought they were doing, they
both climbed into the same one without knowing
it - one getting in with his head at the top, and
the other crawling in from the opposite side of
the compass, and lying with his feet on the
pillow.
Время прошло очень весело. Все поздно
засиделись, и когда настало время идти спать,
наши двое (отец Джорджа был тогда еще очень
молод) были слегка навеселе. Они (отец Джорджа
и его приятель) должны были спать в одной
комнате с двумя кроватями. Взяв свечу, они
поднялись наверх. Когда они входили в комнату,
свечка ударилась об стену и погасла. Им
пришлось раздеваться и разыскивать свои
кровати в темноте. Так они и сделали, но, вместо
того чтобы улечься на разные кровати, они оба, не
зная того, влезли в одну и ту же, - один лег
головой к подушке, а другой забрался с
противоположной стороны и положил на подушку
ноги.
There was silence for a moment, and then
С минуту царило молчание. Потом отец Джорджа
George's father said:
сказал:
"Joe!"
- Джо!
"What's the matter, Tom?" replied Joe's voice
from the other end of the bed.
- Что случилось, Том? - послышался голос Джо с
другого конца кровати.
"Why, there's a man in my bed," said George's
father; "here's his feet on my pillow."
- В моей постели лежит еще кто-то, - сказал отец
Джорджа, - его нога у меня на подушке.
"Well, it's an extraordinary thing, Tom,"
answered the other; "but I'm blest if there isn't a
man in my bed, too!"
- Это удивительно, Том, - ответил Джо, - но черт
меня побери, если в моей постели тоже не лежит
еще один человек.
"What are you going to do?" asked George's
father.
- Что же ты думаешь делать? - спросил отец
Джорджа.
"Well, I'm going to chuck him out," replied Joe.
- Я его выставлю, - ответил Джо.
"So am I," said George's father, valiantly.
- И я тоже, - храбро заявил отец Джорджа.
There was a brief struggle, followed by two
heavy bumps on the floor, and then a rather
doleful voice said:
Произошла короткая борьба, за которой
последовали два тяжелых удара об пол. Затем
чей-то жалобный голос сказал:
"I say, Tom!"
- Эй, Том!
"Yes!"
- Что?
"How have you got on?"
- Ну, как дела?
"Well, to tell you the truth, my man's chucked
me out."
- Сказать по правде, мой выставил меня самого.
"So's mine! I say, I don't think much of this inn,
do you?"
- и мой тоже. Ты знаешь, эта гостиница мне не
очень нравится. А тебе?
"What was the name of that inn?" said Harris.
- как называлась гостиница? - спросил Гаррис.
"The Pig and Whistle," said George. "Why?"
"- "Свинья и свиток", - ответил Джордж." - А Что?
"Ah, no, then it isn't the same," replied Harris.
- Нет, значит, это другая, - сказал Гаррис.
"What do you mean?" queried George.
- Что ты хочешь сказать? - спросил Джордж.
"Why it's so curious," murmured Harris, "but
precisely that very same thing happened to MY
father once at a country inn. I've often heard
him tell the tale. I thought it might have been
the same inn."
- Это очень любопытно, - пробормотал Гаррис. -
Точно такая же история случилась с моим отцом в
одной деревенской гостинице. Я часто слышал от
него этот рассказ. Я думал, что это, может быть,
та же самая гостиница.
We turned in at ten that night, and I thought I
should sleep well, being tired; but I didn't. As a
rule, I undress and put my head on the pillow,
and then somebody bangs at the door, and says
it is half-past eight: but, to-night, everything
seemed against me; the novelty of it all, the
В этот вечер мы улеглись в десять часов, и я
думал, что, утомившись, буду хорошо спать, но
вышло иначе. Обычно я раздеваюсь, кладу голову
на подушку, и потом кто-то колотит в дверь и
кричит, что уже половина девятого; но сегодня
все, казалось, было против меня: новизна всего
hardness of the boat, the cramped position (I
was lying with my feet under one seat, and my
head on another),the sound of the lapping water
round the boat, and the wind among the
branches, kept me restless and disturbed.
окружающего, твердое ложе, неудобная поза
(ноги у меня лежали под одной скамьей, а голова
на другой),плеск воды вокруг лодки и ветер в
ветвях не давали мне спать и волновали меня.
I did get to sleep for a few hours, and then some
Достарыңызбен бөлісу: |