арқа [arga] выступает уже как первичная основа глагола
6
. В качестве
аналогичных можно привести, например, такие синкретические пары:
5 Моими предшественниками и мною и общей сложности выявлено примерно около 500
синкретических корней и производных основ.
6 Наджип Э. Н. Тюркоязычный памятник XІV пека «Гулистан» Сейфа Сараи и язык. Ч.
1. Алма-Ата, 1975, с. 147.
19
айақ- бы «концом», «наступать концу» // айақ «нога», «конечности»,
«конец». жуас (каз.) «смирный», «спокойный» //йаваш- (тур.) «становиться
смирным» (употребляется в форме javаs-) и мн. др.
Рассмотрим теперь структуру односложных синкретических вдаваясь
в подробности вопроса о характере и типах тюркского слога
7
, отметим,
что в качестве синкретических единиц втюркских языках выступают все
разновидности (СУ, УС, СУС, УСС, СУCС) словом. Односложные лексические
единицы (за некоторым исключением) рвоются в грамматиках как неразложимые
корневые морфемы. Однако это далеко не так. В результате этимологических,
сравнительно-исторических исследований ученых-тюркологов установлено, что
многие односложные лексемы, кажущиеся на первый взгляд не разложимыми
на составные элементы, монолитными, в плане диахронии оказываются
производными, в которых вычленяются корневая и аффиксальная морфемы.
В языке тюркских письменных памятников сохранилась односложных
корней типа СУ (в живых тюркских языках нзвестны: каз. же-//уйг. йә-
«кушать», «есть»; каз. де-//уйг. дә- «говорить», «сказать» п др.), которые в
современных языках вовсе не функционируют или функ ционируют только
в структуре производных основ. Например: ba «привязывать» [Тон. 27]
8
; sï-
«ломать» (Мог., Хб. КЧ, 20); qа- «складывать в сосуд» (ДТС, 399); tű «волосок»
(на теле), «волос», «шерсть», «перья» (QBK, 166
4
); tű «цвет», «окраска»,
«масть» (МК, ІІІ, 207); tű- «весь», «всякий», «разнообразный»; sa- «считать»,
«причислять» (МК, І, 68); sa- «думать», «полагать», «раздумывать» (Юг. С
133
)
и др.
Значительно больше в количественном отношении представлены
общетюркские корневые морфемы типа УС, СУС, например: ïq «нота» (МК,
І, 82
27
); іg «болезнь» (МК, І, 82); te- «говорить», «сказать», «разъяснять»,
«толковать» (КБ–К, 8
8
); ög «мысль», «дума» «разум» (QBH, 76
21
)
9
; qaj-
«поворачиваться», «оборачиваться», «обращать внимание» (МК, ІІІ, 246);
sor- «спрашивать», «расспрашивать», «искать» (МК, ІІІ, 181); tap- «служить»,
«прислуживать», «поклоняться» (МК, ІІ, 3);uv- «измельчать», «крошить»
(МК, І, 166); еr- «быть», «находиться», в служебном значении (МК, І, 418); öz
«долина», «проход между горами» (МК, І, 46); al «уловка», «хитрость» (МК,
53
13
) и мн. др.
Нетрудно убедиться, что эти односложные корневые морфемы
функционируют в современных тюркских языках, но уже в структуре
производных основ, например: bа-> каз. байла- «привязывать»; бау «привязь»,
«шнурок»; qa->каз. қапта- «складывать, укладывать в тару». tű>каз. түк
7 Этот вопрос пока еще спорный и нуждается в специальном рассмотрении.
8 Примеры взяты из «Древнетюркского словаря» (Л., 1969).
9 Древнетюркское öq, в свою очередь, считается производным от глагольное корня ö –
«думать», «мыслить» (См.: Древнетюркский словарь, с. 375).
20
«волосок», «волосяной покров на теле»; tű> каз. түр//түс «цвет», «окраска»,
«масть животных»; tű>каз. түгел «весь», «целиком, полностью»; sа->каз. сан
«число», сана- «считать», «причислять», sа- >каз. сана «сознание», «разум»;
ïq>каз. ықылық «икота», уйг. һеқиқ «икота»; іg>каз. ауыр- «болеть», ауру
«болезнь», уйг. ағриқ «болезнь»; aj->каз. айт- «сказать», «говорить»; айқай
«крик»; ög>каз. үйрен- «научиться», оқы- «учиться», үгіт «агитация»; qaj>каз.
қайыр-, қайтар- «вернуть», «повернуть обратно»; sar->каз. сұра-, уйг. сора-
«спрашивать», «просить»; tap-> каз. табын- «поклоняться»; uv->каз. уат-//
ұсат- «размельчать», «крошить», уйг. угақ «мелочь»; er->каз. служебн. формы
еді, емес; öz>каз. өзен «речная долина», «река»; аl>каз. алда- «обманывать»,
«хитрить». Причем каждый конкретный язык имеет свои варианты вновь
образованных производных основ на базе указанных выше корневых
морфем. Подобные первичные основы существуют и в современных языках.
Например, в хакасском языке мы встречаем такие первичные корни, как: чыл-
«ползать», «скользить»; іт-»толкать»; ар- «худеть»; ис- «слушать», «слышать»
и др., которые в других тюркских языках функционируют только в структуре
производных основ. Ср. каз. жылжы- (<чыл-), итер- (<-іт), ары- (<ар-), есті-
(<uc-) в тех же значениях.
На основании приведенных языковых фактов можно сделать некото рые
предварительные выводы. Прежде всего следует сказать, что все односложные
и двусложные лексемы, выражающие синкретические отношения, в плане
диахронии являются производными основами. Непроизводные первичные
корни типа СУ, УС и реже СУС почти не образуют синкретических пар и не
выражают одновременно глагольно-именное значение. Следовательно, секрет
синкретизма кроется не во внутренней флексии, не в случайном совпадении
лексем или тождестве формальных элементов, а во вполне закономерном
развитии структуры односложных и двусложных основ, состоящих из
первичной корневой морфемы и сложного по своей природе грамматического
форманта.
На этом основании трудно предполагать, что синкретизм в своем
появлении и развитии предшествовал приобретению тюркскими языками
агглютинативного строя. Скорее всего, это результат агглютинативного
развития тюркских языков, которое непременно сопровождалось больши ми
изменениями в фонетической системе и сдвигами в семантической системе.
Как иначе объяснить, что в древнетюркском -са употреблялось только в
значении глагола «считать», «считаться», «причисляться», а, приобретая в
дальнейшем производную форму сан, стало выражать как значение глагола
«считать», «подсчитывать» (МК, ІІІ, 247): sadïm «я считал», sadï «он считал»
так и значение имени «число»; на этой основе уже в современных языках
образовано сана- «считать» – вторичная производная форма. Точно так
21
же в древнетюркскому [jű] «грузить», «нагружать» (Б. Юнусалиев 1
41
)
10
употреблялось только в значении глагола, а производные от него формы
выражали уже синкретические отношения глагола и имен: 1) «груз»,
«поклажа», «вьюк» (МК, ІІІ, 309; Suv. 689
18
); 2) «нагружать», «навьючивать»,
«накладывать» (МК, ІІ, 243). Интересно также отметить, что грамматические
форманты, образующие во всех этих примерах произвольную основу, зачастую
имеют ряд формальных или фонетических вариантов, например, от гл. корня
bа- «связывать» (Тон. 27) образованы и функционируют в языке разных
письменных памятников следующие ряды производных основ: baγ//ban//bal//
baj, выражающие соответствующие синкретические отношения.
Все это должно быть учтено и изучено более обстоятельно при рассмотрении
тюркского синкретизма. Но это еще не все. В истории образования тюркского
синкретизма при внимательном изучении нетрудно увидеть и другую, не менее
любопытную, особенность. Дело в том, что в синкретических отношениях
могут быть и лексические единицы, кото рые, строго говоря, не являются
омонимами или даже омоформами. Ими могут быть как внутриязыковые,
так и межъязыковые варианты лексем, образованные в процессе длительного
исторического развития самостоятельных языков тюркской семьи на основе
вполне реальных фонологи ческих и фономорфологических закономерностей. В
самом деле почему нельзя рассматривать как синкретические пары, скажем каз
қат- «твердеть», «застывать», «коченеть» и чуваш. хыт «твердый», «жесткий»
только по той причине, что они не являются омонимами. Между тем это
наиболее распространенные разновидности тюркского синкретизма. А ведь
лексические варианты одних и тех же основ в достаточно большом количестве
бытуют внутри одного и того же языка в виде литературно-диалектных
дублетов, выражая опять-таки синкретические корреляции, например, каз.
жұм- «сжимать», «сомкнуть», несмотря на внешнее несоответствие, может
быть рассмотрено как синкретическая пара слово жым (с другой огласовкой)
первонач. «плотно прижатый», «сомкнувшийся» (ср. жым болу, жымдасу,
жымдай). Примеров на этот случай очень много. Каз. айыр//адыр, аша//ақа,
восходящие к одному общетюрк. корню ай-//ад- «разводить», «раздвигать»,
составляют между собой синкретические пары.
Надо думать, что эти наиболее распространенные типы синкретизмов
не привлекаются в научный обиход ввиду сложности их выявления, так
как это требует от ученых глубокого «зондирования» языковых данных и
специального этимологического анализа. Приведем два-три примера на этот
случай. Так, проф. Э. В. Севортян, приводя чувашский глагол шёв- и его
вариант шӱ- в значении «мокнуть», правильно, на наш взгляд, усматривает их
10 Юнусаиев Б. М.Киргизская лексикология. Фрунзе. 1959. ч. 1.
22
родство со словами шыв и шӱ в значении «вода», «река», «сок» (Э.Севортян,
1
373
). Думается, что этот ряд можно зиачительно пополнить соответствующими
вариантами общего корня из других тюркских языков: су/сұв/сұй/сұғ/шуй/шый/
зай/зәй/зак/зәк/сыз/сіз/шік/шық/саз/сыз, выражающими круг значений: «вода»,
«влага», «влажный», «сырость», «мокрый» и др.
Или другой пример. В казахском языке слово жұт означает «массовый
падеж скота», «бедствие», «смертность». Думается, что его глагольной парой
является уйгурское жүт- «исчезать», «пропадать», «теряться» //караимское
йыт- «пропадать», «гибнуть»//йых- «уничтожать», «убить». Последние
глагольные варианты в казахском языке вроде отсутствуют. Однако при
внимательном рассмотрении фактов мы его находим в составе парного слова
өлім-жітім «бедствие и смертности», где жіт – глагольный корень, от которого
при помощи аффикса -ім образовалось слово жітім, лишенное в настоящее
время самостоятельности. Следовательно, имя жұт и глагол жіт- на почве
самого казахского языка бытуют как синкретические пары. Именно такие
факты имеем в виду, когда говорим о «скрытых синкретизмах».
К категории «скрытых синкретизмов» можно отнести, пожалуй, и
древнетюрк. ут/уд «дыра», «отверстие», «проход» (МК, І
31
), совр. уйг. өт/һөт,
встречающееся в производной основе өтүм, өтүм-төшүк «разные отверстия»,
«дырки», өтүмә «решето с большими отверстиями» (ср. погов. Өтүмидин
өтүп, ғәлвирдә төқтиған), һөт-һөт «вся в дырках», которые также находятся
в синкретических отношениях с общетюрк. өт- «проходить», «пройти»,
«перейти» (через что-то). Еще один пример. В этимо логическом словаре Э. В.
Севортяна
11
зафиксированы следующие варианты общетюрк. слова аң: аң/äң/
ің/ең/аb/аv/аγ/оԝ/о, употребляющиеся в значениях: «всякое животное», «зверь»,
«хищное животное», «дичь», «марал», «олень», «охота», «добыча», «изгородь
для засады». Все эти варианты являются именами. Однако к варианту ағ [аγ]
мы находим глагольное синкретическое соответствие ағ «устраивать засаду»
(на зверей) где-то в хорезмских диалектах узбекского языка
12
. Это также одна
из форм скрытого тюркского синкретизма.
И, наконец, исследователями тюркского синкретизма не учитывается еще
одна весьма интересная форма бытования синкретических пар. В тюркских
языках наряду с омонимичными основами нередко в синкретических
отношениях находятся далеко не омонимичные лексические единицы,
бытующие не только в структуре разных тюркских языков, но внутри
одного и того же языка. Имеются в виду такие основы, как: каз. тоқ «сытый»,
«насытившийся» и той- «насытиться», «наедаться»; жоқ «нет», «отсутствие»,
«отсутствующий» и жой- «ликвидировать», «аннулировать», «не оставлять
11 Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. М., 1974, с. 152–153;
12 Абдуллаев Ф. Узбек тилининг Хорезм шевалари. Тошкент, 1967, 16 б.
23
ничего»; көз «глаз», «глаза», «зрение» и көр- «смотреть», «видеть», «зреть»;
жау «масло», «мазь» (в словосочетаниях: жау жұмыр, жауқазын, көздің
жауы) ; уйг. яғ (в том же значении) и жақ «мазать», «смазывать»; кабар.-балк.
сыз «черта», «линия» и кирг. чий «проводить черту», «записывать» и мн. др.
Здесь мы имеем дело с омоморфными и омогенными тюркскими
корнями, разность во внешнем облике которых объясняется вполне
закономерными изменениями в силу ротацизма, ламбдаизма, звуковых
соответствий, перелома гласных и т. д. Возможные варианты подобных
примеров весма разнообразны и требуют специального изучения.
Из анализа вышеприведенных фактов напрашивается еще один,
в теоретическом плане, пожалуй, принципиальный вывод: при
существующем разнообразии форм общетюркских корней и основ
принцип определения синкретических пар по признаку их омонимичности
при соответствующих их коррелятивных отношениях не является
единственным критерием определения тюркского синкретизма. Природа
тюркского синкретизма гораздо сложнее и нуждается в новых поисках,
больших сравнительно-исторических и этимологических исследованиях.
«Известия АН КазССР. Серия филологическая», 1977. № 3. с. 51-57
Фонетические факторы, приводящие к семантической
дифференциации слов в тюркских языках
Факторы семантического развития слов в тюркологии
рассматриваются не впервые – они были объектом многих исследований
на материале разных тюркских языков
1
. Тем не менее, вопрос о
существовании в тюркских языках так называемого фонетиче ского
способа словообразования в полном смысле этого термина нельзя
признать окончательно решенным.
Следует отметить, что существующие мнения и взгляды уче ных
на природу рассматриваемого явления далеко не однозначны, порою
противоречивы: одни считают, что семантические сдвиги, происходящие
иногда в связи с фонетическими изменениями в структуре слов,
являются фонетическим способом словообразова ния в тюркских языках,
а другие видят в этом явлении лишь эле менты словотворчества далекого
исторического прошлого, сохра нившиеся как реликтовые явления.
1 Ганиев Ф. А. Фонетическое словообразование в татарском языке, Казань 1973,
с. 40; Садвакасов Г. Имеется ли в современном уйгурском языке фонетический способ
словообразования? – Советская тюркология, 1972, № 6, с. 80–82; Он же. Язык уйгуров
Ферганской долины, т. 2. Алма-Ата. 1976, с. 93, 97; Гулямов А.Г. К некоторым вопросам
аффиксации в узбек ском языке – В кн.: Академику В. А. Гордлевскому. М., 1953, с. 100;
Севортян Э.В. Словообразование в тюркских языках. – В кн.: Исследования по сравнительной
грамматике тюркских языков, т. 2. Морфология. М., 1956, с. 328; Закиев М. Татарский язык.– В
кн.: Языки народов СССР. Тюркские языки, т. 2. М., 1966, с. 151; и др.
24
Прежде всего рассмотрим те случаи и факты языка, которые ученые
приводят в пользу фонетического словообразования
2
.
1. Варианты слов, образующиеся в результате чередования или
соответствия (согласных и гласных) звуков и выражающие разные
значения; ученые приводят различные звуковые переходы, образующие
коррелятивные пары, а именно:
/Й ~ 3/: тат. аяк – нога и азак – конец, конечность (Г. Алпаров)
3
;
/Й ~ Д/: уйг. аяқ – нога и адақ – конец (Г. Садвакасов, А. Кайдаров);
/Т ~ Д/: уйг. тала – двор, улица и дала – степь, пустырь, поле
(А.Кайдаров);
/З ~ Н/: таг. тыгыз – тугой и тыгын – тесно, тесный (Ф. Ганиев);
/П ~ Б/: каз. пұлдану – воспользоваться просчетами кого-н. и и бұлдану
– набивать себе цену (от перс, пул – день ги); пер – ударить, дать как следует
и бер – дать, отдать (А. Кайдаров);
/Қ ~ К/: каз. қары – старик и кәрі – старый, пожилой (А. Кай даров);
/Й ~ К/: каз. тая – приблизиться, примкнуть и тақа – приста вить к
чему-либо вплотную (А. Кайдаров);
/А ~ Ә/: каз. ауа – воздух, атмосфера, әуе – небо, небосвод (А.Кайдаров);
/А ~ Ө/: тат. баек – высокий и бөек – великий (Ф. Ганиев);
/О ~ Ұ/: каз. оқсату – сделать так, как надо, как подобает и ұқсату –
уподобляться кому-нибудь (А. Кайдаров);
/Ә ~ И/: тәк – без особой причины и тик – зря, бәр – уда рить и бир –
дать (Ф. Ганиев);
/У ~О/: тат. тума – плоть и тома – с рождения, совершенно (Ф.Ганиев);
/А ~ О/: каз. жаңқа – щепка и жоңқа – стружка (А. Кайдаров и др.).
2. Твердые и мягкие варианты слов, являющиеся результатом
палатализации гласных, т. е. соответствия широких и узких глас ных:
/А ~ Э/: тат. балакай – дитятко и бәләкәй – маленький (Ф. Га ниев);
/А ~ Е/: каз. шашақ – бахрома и шешек – цветок, соцветие (А.Кайдаров);
/О ~ Ө/: тат. тоткар – задерживать и төткәр – долго носить (Ф.Ганиев);
/Ы ~ Е/: тат. сыпыру – гладить и себору – мести (Ф. Ганиев);
/Ы ~ Қ/: каз. тырнақ – ногти, когти и тірнек – пальцы с ногтями (А.
Кайдаров) и др.
3. Варианты слов разного значения, образующиеся в результате
выпадения согласных /Р/, /Л/, /Й/, /Г/, /К/, /Һ/, /X/ и реже гласных /А/, /Ы/, /І/
и других звуков в разных позициях слова: уйг. шорва/шорпа – суп, жидкая
похлебка и шова – бульон (Г.Садвакасов); каз. сугар – напоить, поить и суар
2 Большинство из этих фактов приводятся по указанной книге Ф. А. Ганиева.
3 В скобках указаны авторы, из чьих трудов взяты примеры.
25
– полить, поливать, орошать (А. Кайдаров); тат. охшау – быть похожим на
кого-л. и ошау – нравиться (Ф. Ганиев); тат. гәмәл – действие и әмәл – способ;
тат. Хәзәр – сейчас и әзір – готовый (Ф. Га ниев) и др.
Надо отметить, что иногда выпадают целые звукосочетания,
сопровождающиеся стяжением, опрощением и другими звуковыми
изменениями, приводящими к семантическим сдвигам: каз. бақыт –
счастье, бақ – рок, судьба (в положительном смысле); уйг. хәлиқ – народ
и хәх – публика, люди; каз.сағат – часы, час, время и сәт – момент,
миг; каз. қағида – правило, положе ние и кәде – обычай, вознаграждение
по принятому обычаю; уйг. ойғанмақ – пробуждаться, прозреть и
оханмақ – проснуть ся, просыпаться (А.Кайдаров) и др. 4. Варианты слов,
образованные в результате прибавления, приставки и вставки звуков, т.
е. речь идет здесь о таких фонетических явлениях, как протеза, аферезис
и эпентеза, также при водящих к семантическому раздвоению слов: тат.
киндер – домотканное полотно и киндерә – оборки (Ф. Фасеев); уйг. туз
– составить, составлять (что-либо, напр., словарь) и түзә – выправлять,
выпрямить, исправлять, строить, ремонтировать (А.Кай даров) и др.
5. Варианты слов, являющиеся результатом метатезы звуков и
звукосочетаний типа: тат. чакыр – зови и кычкыр – кричи (авторы «Совр.
тат. лит. яз.»); тат. кыс – дави и сык – выжи май (Ф. Фасеев и др.).
6. Слова, выражающие разные значения в результате перено са ударения
или своеобразного приема акцентуации; при этом исследователи под этим
приемом семантической дифференциации понимают различные случаи, в
том числе и выходящие за рамки фонетических явлений, а именно:
а) когда ударением различаются внешне совпадающие имена и глаголы
типа: тат. кара – черный и кара – смотри (Г. Алпа ров), туркм. гайнатмá –
мясной отвар и гайнáтма – не кипяти, говурмá – жаркое и говýрма – не
жарить (А. Азимов); узб. тугмá – пуговица и тýгма – не завязывай (А. Н.
Кононов); тат. Бүлм – комната и бүлмә – не дели (К. Сабиров);
б) констатирующие по ударению словоформы, имеющие разные
грамматические значения типа: каз.оқушымыз – наш ученик и оқушымыз
– мы ученики, үйдé – дома и үйде – дом (С.Кенесбаев).
в) разноударные слова, принадлежащие к разным грамматическим
категориям типа: тат. яңá – новый и яңа – только что (Ф. Федосеев), узб.
техник – технический и тéхник – техник (А.Н.Кононов);
г) разноударяемые глагольно-именные синкретические корни и
основы типа: тат. алыш – схватка и áлыш – схватиться, бо роться; тат.
атыш – перестрелка и áтыш – перестреливаться; тат. тын – тихий и тын
– молчать, смолчать; туң – мерзлый и туң – мерзнуть и др. (Ф.Ганиев), хотя
в последних примерах вряд ли можно говорить о переносах ударения.
26
7. Синкретические пары, рассматриваемые как результат ротацизма /Р
~ 3/ также относятся некоторыми учеными к спо собу словообразования:
тат. симер – будь жирным и симиз – жирный (Г.Алпаров); тат.ұгез – бык
и ұкер – реветь (Г. Алпаров); узб. кұз – глаз, глаза и күр – видеть (А. Н.
Кононов); кирг. көз – глаз и көр – видеть (Б. Орузбаева) и др.
8. Слова, образованные от звуко и образноподражательных
(ономатопоэтические) основ типа: тат. күке – кукушка, тартар – коростель,
бытбылдек – перепел, чыпчак – воробей и др. (ав торы «Совр. тат. лит. яз.»)
и др.
Мы назвали здесь те случаи, которые ученые рассматривают
как фонетическое слозообразование или как факторы семантической
дифференциации слов. Можно было бы привести и другие примеры,
также являющиеся причиной смыслового раздвоения слов. Однако для
получения представления о том, на основании каких фактов признается
фонетический способ словообразование в тюркских языках, достаточно и
этого.
По нашему мнению, прежде всего необходимо определить статус,
модель такого способа словообразования. Будем ли мы в дан ном случае
исходить из специфики фонетического словообразова ния в русском языке
– это принципиальный вопрос, один из главных в поставленной проблеме.
Авторы, утверждающие наличие фонетического словообразования в
тюркских языках, как видно из приведенных нами дан ных, не приводят
ни одного примера, подобного русским и замȯк, мỳка и мукá и др.
Следовательно, перенос ударения, ка ким мы его представляем в русском
языке, как способ семантической дифференциации структурно однотипных
слов в тюркских языках отсутствует. Приведенные же нами случаи
своеобразной акцентуации и переноса ударения относятся к факторам
не столько фонетического, сколько грамматического характера. Во всех
этих примерах мы имеем дело с разными грамматическими разрядами
слов и словоформ, для которых основными признака ми дифференциации
являются не ударение, а сами грамматиче ские показатели: ср. тат. алыш –
схватка и áлыш – схватиться, бороться и др.
Перенос ударения как способ семантического различия слов по логике
вещей должен быть признан только в том случае, если разноударяемые
слова гомогенны или относятся к одной грамматической категории (т. е.
они или глаголы, или имена).
В этом плане заслуживают внимания факты, приводимые
Э.В.Севортяном из турецкого языка, где перемещение главного
ударения с конца слова к его началу служит как бы приемом частичной
дифференциации наречий и служебных слов от прилагатель ных: sáde –
27
лишь, только (наречие) и sadé – простой (прилага тельное); yálniz – лишь,
однако (наречие) и yalniz – один, одино кий (прилагательное); ártik – уже
(наречие) и artik – излишек (существительное); уéпі – только что, недавно
(наречие) и уепȋ – новый (прилагательное) и др.
4
Однако и этот случай,
представленный лишь немногими примерами из турецкого языка, не
распространен в других тюркских языках, а потому не может быть признан
универсальным явлением.
Присоединяясь к Ф. А. Ганиеву, Г. Садвакасову и другим, мы также
не склонны отнести к способу фонетического словообразования и
следующие факты языка: а) случаи прибавления, прис тавки и вставки
звуков, типа киндер//киндерә, тұз//тұзә, являющиеся или результатом
словопроизводства, или этимологически разными основами; б)
случаи метатезы (чакыр//кычкыр-, кыс-//сык-); в) случаи образования
синкретических пар в результате ротацизма (типа симер-//симиз, кәр-
//көз и др.), ибо такие факты в тюркских языках единичными к тому
следует доказать, имеем ли мы здесь дело с явлением ротацизма; г) случаи
образования под ражательных слов (типа кұке, чыпчак, бытбылдык), что,
по на шему мнению, не относится к фонетике и семантической диффе-
ренциации слов.
Из приведенных выше фактов теперь остались три случая, связанные
с закономерными изменениями фонетической структуры тюркских слов,
происходящими в результате звуковых соответст вий (или чередований),
палатализации гласных и выпадения преимущественно согласных звуков.
Именно они должны привлекать исследователей как фонетические факторы,
приводящие иногда (но не регулярно) к семантической дифференциации
словвариантов. Эти же факторы Ф. А. Ганиев рассматривал как фо нетический
способ словообразования в татарском языке.
Действительно, всевозможные изменения в структуре слов в силу
указанных выше фонетических закономерностей, образуя варианты слов,
становятся причиной смысловой дифференциации последних. Однако
следует ли такое явление рассматривать как способ фонетического
словообразования? На этот вопрос мы, как и некоторые другие
исследователи
5
, отвечаем отрицательно, имея на это следующие аргументы.
1. В любом из тюркских языков наличествуют сотни и тысячи
вариантных слов
6
, образованных в силу приведенных выше
закономерностей – звуковых соответствий и чередований, выпадений
и палатализации. Этот извечно действующий закон, с одной сто роны,
4 Севортян Э.В. Указ. соч., с. 328.
5 Садвакасов Г. Указ. соч.; и др.
6 Бизаков С.Б. Фонетические варианты слов в современном казахском языке. Автореф.
канд. дис. Алма-Ата, 1972.
28
общий для этих языков, а с другой – специфичен и по-своему проявляется
в каждом из них. Поэтому в вариантах лексических единиц, будь они
литературными или литературно-диалектными, главным образом,
обнаруживаются фонетические осо бенности каждого конкретного языка.
2. Однако при всем многообразии вариантов лексических единиц
семантической дифференциации подвергается лишь незначи тельная их
часть, а большинство не испытывает этого. Причем процесс семантической
дифференциации происходит в одном слу чае стихийно, спонтанно и в
целом незаметно на фоне общего развития языка, а в другом – осознанно,
в результате вмешательства носителей языка с целью разумного
распределения се мантических нагрузок между лексическими вариантами.
Так, никто не может сказать, когда и как произошло смысловое раздвое ние
в таких казахских словах, как доңғалақ – колесо и дәңгелек – круг, кольцо,
дауыс – голос и дыбыс – звук, которые в плане диахронии являются
гомогенными основами. Зато процесс семантической дифференциации
таких коррелятивных пар как өкімет – власть и үкімет – правительство,
бәйге – скачки и бәйгі – приз (победителю не только на скачках), үлгіру
– успе вать (в учебе) и үлгеру – успеть, поспеть (на поезд), в совре менном
казахском языке налицо. Известны даже авторы, способ ствовавшие
практическому внедрению этих новшеств в языке.
3. Указанные выше фонетические факторы, образующие в
каждом конкретном языке собственные варианты, могут привести
к их семантической дифференциации локально, т. е. лишь в одном
языке, а не глобально, т. е. во всех языках. Это свидетельствует о том,
что сами по себе фонетические факторы не являются первопричиной
семантической дифференциации лексических вариан тов, как и не
являются универсальным процессом для всех род ственных языков.
4. Фонетические факторы, как и другие закономерности язы ка,
носят древний характер. Следовательно, и процессы семантической
дифференциации, связанные с этими закономерностями уходят корнями
в далекое прошлое. Правы в этом отношении те исследователи, которые
видят в семантических сдвигах, происходящих в силу фонетических
изменений в слове, элементы историз ма и реликтовых явлений. Однако
это не дает основания для пред положения о, якобы, полнокровном
функционировании
так
назы ваемого
фонетического
способа
словообразования на более древ них этапах исторического развития
тюркских языков, предшест вовавших периоду их агглютинации.
Таким образом, наши наблюдения над этими фактами языка еще раз
убеждают в том, что фонетического способа словообразования в тюркских
языках нет. Факты, которыми оперируют не которые исследователи в
29
пользу фонетичекого способа словообра зования настолько разнообразны и
разнохарактерны, что не ук ладываются в строго последовательную систему,
свойственную и обязательную любому типу словообразования. Фонетические
же факторы, которые мы выделили в особую группу, следует рас сматривать
лишь как факторы, приводящие к семантической дифференциации слов, но при
следующих обязательных условиях: а) при их гомогенности; б) отнесенности
к одной лексико-грамматической категории; в) при их принадлежности одному
лишь языку; г) при их двухвариантности, из которых один должен вы ражать
собственно номинативное, а другой – чаще смежное, но вполне самостоятельное
значение. Все остальные случаи струк турно-семантического развития слов
выходят за пределы рассмат риваемого нами явления.
Итак, фонетической структуре тюркских языков свойственны законы, в
силу которых происходит постоянный процесс образо вания внутриязыковых
лексических вариантов. Когда же эти ва рианты начинают терять или полностью
теряют живую связь меж ду собой, то этот процесс подстегивается своеобразной
тенден цией к семантической автономности. Однако такому процессу подвержены
не все фонетические варианты слов и не всегда. И только определенная часть
вариантной лексики достигает рубежа семантического раздвоения и начинает
восприниматься носите лями языка как две самостоятельные лексические
единицы. Это и есть результат фонетических факторов, что нельзя квалифици-
ровать как фонетический способ словообразования.
Отделение истории, языкознания
и литературоведения АН Узбекской ССР. Тюркское языкознание Материалы
ІІІ всесоюзной тюркологической конференции. Ташкент: Фан, 1985. с. 263-268
Достарыңызбен бөлісу: |