улгуй «без подошвы», перен. «беспочвенный», «не обоснованный», уллуга

11

отог «огнище», бур. отог «род», «клан», и др. Она пишет, что тюркск. от 

«огонь» не имеет абсолютной монгольской параллели, значение «огонь», 

как известно в монгольских языках передается словом гал, однако в них 

могут быть отмечены слова с корневой морфемой от- > од-, соотносимой с

 

тюркским от «огонь»... В данном случае широко употребляемое в тюрских 

языках корневое слово от может служить пояснением морфологической 

структуры  ряда  производных  образований,  встречаю щихся  начиная  от 

древнемонгольского до современных монгольских языков. Причина такой 

архаизации  и  этимологического  затемнения  от  в  монгольских  языках, 

видимо, кроется в наличии другого слова гал «огонь» в этих языках.

Таким  же  образом  можно  сравнить  следующие  тюрко-монгольские 

однокоренные производные основы, в которых самостоятель ность корневых 

морфем обнаруживается то в одних, то в других языках. Например, тюрк. 

чач-/  шаш-/  соч-  «брызгать»,  «разбрасы вать»  соотнесена  с  корневой 

морфемой  бурят-монгольской  производ ной  основы  сасали  «жертвенные 

брызги»; соответственно: уйг. күрәк/гүҗәк, каз. күрек в значении «лопата» 

(от глагольной основы күрә, күре «сгребать»), бур.-монг. хурәз «лопата»: уйг. 

асра, каз. асыра в значении «кормить», «содержать», «ухаживать», «выращи-

вать»,  монг.  асрамж  «забота»,  «уход»,  «опека»;  асралт  «заботливый», 

асрагч  «няня»,  «воспитатель»,  «опекун»,  «покровитель»;  уйг.  учра,  каз. 

ұшыра  в  значении  «встречаться»,  «свидеться»,  монг.  учраа  «встреча»; 

«противник»  (в  борьбе),  учрал  «встреча»,  «случай»,  «обстоятельство», 

учрах  «встречать»,  «случаться»;  «жениться»,  «вы ходить  замуж»,  учир 

«случай»,  «обстоятельство»;  уйг.  кат,  каз.  қат  «застывать»,  «твердеть», 

монг.  хат/хаталт  «закал  железа»,  хатаалга  «сушение»,  «сушка»,  хатаах 

«сушить», «высушивать», хатайр «сухо та», хатан «крепкий», «закаленный», 

«твердый»,  «упругий»,  хатангир  «истощенный,  исхудалый»,  хатандах 

«быть  слишком  твердым»,  хатуу  «твердый»,  «жесткий»,  «прочный»  и 

др.; уйг. чим «радику лит», чимдимак «щипать», каз. шымшу «щипать», 

шымшуыр «щип цы», монг. чимх «щепотка» и др.

Перечень  подобных  примеров  можно  было  бы  продолжить  до 

бесконечности.  Однако  достаточно  вышеприведенных  примеров  для 

того,  чтобы  представить  картину  общности  многих  тюрко-монгольских 

корневых и производных основ, которые выделяются как само деятельные 

языковые  единицы  только  при  подобном  сравнительном  их  изучении. 

В  этом  отношении  небезынтересны  приемы  исследования  отдельных 

ученых

4

,  которые  путем  выделения  сходных  в  своей  морфологической 

основе  не  подвергшихся  фонетическим  и  семантическим  изменениям 

4 Дондуков У.-Ж. Ш. Указ. работа, с. 59.

12

корневых  морфем  устанавливают  типологическую  группу  целого  ряда 

производных основ в конкретном языке. Например, выделение корневой 

морфемы из группы производных от нее основ на материале бурятского 

языка иллюстрируется следую щей схемой:

ХА – (корень со значением 

«резать что-либо»)

хадуур – серп

хайша – ножницы

хажуур – коса, литовка

хазуур – щипцы

х/а/ утага – нож

Если  же  сопоставим  подобные  типологические  группы  производ-

ных  основ  в  монгольских  языках  и  ряды  соответствующих  производ-

ных  основ  в  тюркских  языках  с  выделением  общих  для  этих  языков 

корневых  морфем,  то  получаем  довольно-таки  интересную  картину, 

свидетельствующую  не  только  о  родстве  этих  языков,  но  и  о  эволю ции 

семантической,  морфологической  и  фонетической  структуры  многих 

лексических элементов.

Сравним ряды производных образований в монгольских и тюрк ских 

языках, получившие развитие на базе одной и той же корне вой морфемы, 

общей  для  этих  языков.  Общая  тюрко-монгольская  корневая  морфема  в 

каждом конкретном языке может иметь не один, а несколько фонетических 

вариантов, помимо первичных но минативных значений – ряд вторичных, 

переносных  значений,  что  хорошо  видно  из  следующих  схематических 

сопоставлений: В монгольском литературном языке

5

.

ураг – родственник, родня, свойственник (по жене)

ураглах – породниться

ургаа – растущий

ургам – способный расти; произрастать

ургамал – растение, растительность

ургах – расти, всходить, возникать

ургац – урожай, урожайность

ургацтай – плодородный, урожайный

ургууштай – способный расти, произрастать

уриан – призыв, зов (клич племен)

УУР/YP/YP уураг – молозиво, белок, яйцо

уурхай – источник, начало

5 Монгольско-русский словарь. М., 1957, с. 715. Все примеры взяты из этого сло варя.

13

үр – плод, семя, зерно, дитя, ребенок

үргуй – бесплодный, бездетный

үржил – размножение, рост, плодородие, плодовито

үржилтэй – имеющий приплод, плодородный

үржих – множиться, плодиться

үрлэг – сеять, всходить (о хлебах)

үрслуур – рассадник, питомник

үртэй – потомство, имеющий детей и др.

В современном казахском языке: 

ұру – род, племя 

ұрық – семя, семена 

ұран – родовой клич, перен. призыв, лозунг

ұрпақ – потомство, наследник 

ұрғашы – самка, перен. женщина 

үрім-бұтақ – потомство, родня 

УР/ҮР/ӨР өрен – подрастающее поколение

өркен – перен. потомство

өрбу – подрастать, размножаться и др.

В современном уйгурском языке:

уруқ – семя, сперма

урук-туққан – родственники, родня

УР уруқча – косточка (плода)

уран – перен. сәзнин урани – суть разговора

у/р/ думида – в его происхождении, крови и др.

Аналогичные  примеры  можно  привести  не  только  из  тюркских  и 

монгольских, но и тунгусо-маньчжурских языков. Соответствие кор невых 

морфем таких далеких друг от друга языков, как уйгурский и нанайский, 

давших ряд производных местоименных основ, говорит уже не столько о 

случайных совпадениях, сколько о генетических или исторических связях 

этих  языков.  В  нижеприводимых  производ ных  основах  местоимений 

нанайского  языка  корневой  морфемой,  как  утверждает  проф.  В.  А. 

Аврорин, выступает вопросительное место имение ха

6

.

В современном нанайском языке:

хай – что?

хамачи – какой?

хая – какой?

ХА хавуй – который?

хаоси – куда?

6 Аврорин В. А. Грамматика нанайского языка. М.-Л., 1959, т. 1, с. 276.

14

хаяди – откуда?

хаванки – откуда?

хали – когда?

халипчи – когдашний?

хаи – что делать?

Нечто родственное с ха выделяется в структуре тюркских производных 

форм местоимений в виде қа (с возможными фонетическими вариантами).

В современном уйгурском языке:

қайси – какой, который?

қайсиси – который из них?

қайвакта – когда, в какое время?

қайсибири – некоторые из них?

қайдак – как, каким образом?

қайэрдә – где, в каком месте?

қанчә – сколько?

қандак – как, каким образом?

қанчилик – сколько, в каком количестве?

қанчинчи – который?

қачан – когда?

қаяқта – где, в какой стороне?

қандигичә – каким образом?

Из сказанного выше можно сделать следующие выводы:

–    при  сравнительном  изучении  фактов  алтайских,  особенно 

тюрко-монгольских языков обнаруживается очень много общих корневых 

морфем,  легших  в  основу  целого  ряда  семантически  соотнесенных 

производных форм;

–    односложные  корневые  морфемы  в  тюркских  и  монгольских 

языках  представляют  собою  фонетические  варианты  или  соответст вия 

одной  и  той  же  общей  лексической  единицы,  подвергшейся  раз личной 

модификации  сообразно  звуковым  законам  каждого  тюркского  или 

монгольского языка;

 –   критерием определения общности тюрко-монгольских корне вых 

морфем является не только их внешнее соответствие в пределах законо-

мерных фонетических отклонений, но и их семантическая соотнесенность 

с учетом всевозможных эволюционных изменений и т.д.

Якутский филологический сборник.

Якутск, 1976. с. 23–30.

15

О критериях определения синкретических 

основ в тюркских языках

Немало  интересных  реликтовых  явлений  таит  в  себе  структура 

тюркских (resp. алтайских) языков, к числу которых несомненно относится 

и  синкретизм  корней  и  производных  основ.  Особенность  этого  яв ления 

заключается в том, что одна и та же форма слова обладает способностью 

выражать одновременно значение имени и соответствующее ему значение 

глагола, т. е. в одном и том же слове заключено название предмета или 

явления и название связанного с ним процесса и действия.

Естественно,  своеобразная  природа  тюркского  синкретизма  давно 

привлекает к себе внимание ученых-тюркологов и алтаистов (Ж. Дени, 

В.Банг,  К.  Гренбек,  П.  М.  Мелиоранский,  Г.  И.  Рамстетд,  В.  Котвнч, 

Н.К.Дмитриев,  А.  Н.  Кононов,  Э.  В.  Севортян,  Б.  М.  Юнусалиев 

и  др.

1

).  И  надо  сказать,  что  поиски  ученых  в  этом  направлении  не 

остались  безрезультатными.  После  специального  исследования  проф. 

Э.В.Севортяна

2

  проблема  эта  приобрела  строго  научный  характер  со 

своими зада чами и перспективами дальнейшего изучения в различных 

аспектах.  На  сегодняшний  день  бесспорно,  что  явление  синкретизма 

составляет  одну  из  характерных  особенностей  тюркских  (resp. 

алтайских)  языков  на  бо лее  раннем  этапе  их  исторического  развития, 

что  это  явление,  несмотря  на  свою  архаичность,  все  еще  реально 

функционирует в структуре этих языков в виде реликтовых элементов 

в  разных  лексических  напластованиях.    Ученые  предполагают,  что 

синкретизм как двуединое начало раз вития тюркского корня, отражает 

в  себе  именно  то  состояние,  когда  в  тюркских  языках  имя  и  глагол  в 

грамматическом плане строго не диф ференцировались, а передавались 

одной и той же формой слова. На этом же основании даже допускается, 

что  синкретизм  в  своем  хронологиче ском  развитии  предшествовал 

приобретению  тюркскими  языками  агглютинативного  строя. 

Небезынтересными являются также вопросы, связан ные с определением 

первичности  глагольного  или  именного  значения  в  синкретических 

парах; являлось ли синкретическое образование своеоб разной системой 

передачи  глагольно-именных  значений  в  структуре  тюркских  языков 

и  носило  ли  оно  фронтальный  характер?  Все  вопросы,  касающиеся 

явления  синкретизма,  получили  в  научной  литературе  опре деленное 

освещение.

1  Библиография  вопроса  подробно  приводится  в  кн.:  Севортян  Э.  В.  Аффиксыглаголо 

образования в азербайджанском языке. Опыт сравнительного исследования. М., 1962, с. 359 – 

432.

2 Севортян Э. В. Указ, работа.

16

Однако  приходится  констатировать,  что  сложная  природа  тюркского 

синкретизма  таит  в  себе  много  неясного,  и  у  ученых  пока  еще  нет 

однозначного  ее  понимания.  Данное  обстоятельство  делает  всякую  попытку 

в этом направлении актуальной, злободневной. Проблема сама по себе носит 

общетюркологический (resp. алтаистическнй) характер и естествено успешное 

ее решение зависит от усилия не только тюркологов и алтаистов в широком 

понимании, но и специалистов по конкретным тюркским языкам. Думается, 

что начатые отдельными учеными

3

 поиски в этом направлении найдут горячую 

поддержку  со  стороны  коллег  и  получат  свое  дальнейшее  развитие  уже  на 

материале конкретныx тюркских языков.

Дальнейшее успешное исследование и научная нитерпретация тюркского 

синкретизма прежде вcегo зависят от выявления и накопления языковых фактов 

и  глубокого  их  анализа.  Но  выявление  сиикретических  пар  из  различных  в 

хронологическом  отношении  слоев  лексики  тюркских  языков,  из  сложного 

переплетения  разных  языковых  элементов  и,  наконец,  из  фонетического  и 

семантического  многообразия  лексем  в  разных  тюркских  языках  считается 

делом далеко не легким. Поиски новых еще неизвестных науке синкретических 

пар (а таких очень много в тюркских языках) могут увенчаться успехом только 

в том случае, если будет проведено так называемое глубокое «зондирование» 

языковых  фактор  с  учетом  всевозможных  параметров  изменений.  Но  при 

этом надо опираться на научный принцип и критерий, которые действительно 

способствовали бы выявлению фактов синкретического явления, лежащих не 

только на «поверхности», но и в недрах языка.

В этой связи мы попытались установить и выработать некоторые общие 

критерии  определения  и  выявления  «скрытых  синкретизмом»

4

,  которые, 

как  и  другие  лексические  элементы  языка,  лишившись  самостоятельности, 

функционируют обычно в структуре производных основ, в ином фонетическом 

облике  и  значении  или  сохранились  изолированно  на  перифериях  языковой 

стихии.

Но  прежде  чем  перейти  к  критериям  определения  «скрытых 

синкретических  пар»,  надо  выяснить,  чем  характеризуется  тюркский 

синкре тизм  в  отношении  своей  структуры,  семантики  и  форм 

функционирова ния. Согласно существующей традиции, синкретическими 

парами  или  «глагольно-именными  омонимами»  в  тюркских  языках 

считаются опре деленные разряды общетюркских односложных (первичных) 

3 См.: Мусасв К.М. О некоторых особенностях общеалтайских синкретических корней; 

Кайдаров  А . Т.  Некоторые аспекты синкретизма первичных основ в тюркских языках. – В кн.: 

Советская тюркология и развитие тюркских языков и СССР, Алма-Ата, 1976; и др.

4 Э. В. Севортян называет их «глагольно-именными основами неясного происхождения» 

(см. его работу, с. 397).

17

и  производных  (вторичных)  основ,  которые  совпадают  во  внешнем  (т.  е. 

грамматическом)  облике  и  выражают  одновременно  значения  имени  и 

глагола, связанные между собой коррелятивными отношениями или общей 

смысловой канвой.

Исходя  из  имеющегося  материала  можно  судить,  что  синкретиче-

ские  пары  в  тюркских  языках  состоят  в  основном  из  односложных  и 

двусложных  лексических  единиц,  причем  последние  значительно  боль-

ше,  чем  первые,  хотя  в  механизме  их  образования  наблюдается  опреде-

ленная преемственность; как в структуре двусложных, так и в  структуре 

односложных синкретических пар легко прослеживаются грамматиче ское 

развитие и элементы словообразования.

Примеры  на  синкретические  пары  из  односложных  лексических 

единиц: каз. көш- «кочевать», «перекочевывать», «переезжать» || каз. көш 

«кочевье», «кочевка»; каз. тоз- «распыляться» || каз. тоз «пыль», «пы линка»: 

каз. ық-»идти по ветру», «прятаться от ветра (в подветренной стороне чего-

нибудь)» || каз. ық- «подветренная сторона» (дома, забо ра, деревьев); каз. 

арт- «класть на спину», «навьючивать» || каз. арт «спина», «задняя сторона» 

(см. указ. соч.  Э.В. Севортяна,  с.  356); тур. тун- «наступать» (о вечере), 

«темнеть»,  «смеркаться»  ||  тур.  тун  «вечер»,  каз.  түн  «ночь»;  кирг.  жук- 

«прилипать», «прилипнуть», «пристать» || кирг. жук «что-либо прилипшее»; 

уйг.  жул-  «вырывать»,  «вырвать»,  «выщи пать»  ||  уйг.  җул  (>җул-җул) 

«потрепанный», «выщипанный» (об одеж де); уйг. ақ- «течь», «протекать» 

(о  жидкости),  «плыть»  ||  др.-уйг.  ақ  [аg]  «жидкость»,  «влага»,  «слезы» 

(КБІ

95

); уйг. кат- «наслаивать», «добавлять», «прибавлять» (cвеpxу) || уйг. 

қат  «слой»,  «наслоение»,  «пласт»;  туркм.  сап-  «вдевать  нитку»  ||  азерб. 

сап  «нитка»;  кирг.  тын-  «оправиться»,  «крепнуть»,  «приободряться» 

||  каз.  тың  «бодрый»,  «физически  крепкий»;  караим.  йон-  «строгать», 

«тесать», «придавать фор му», «резать» (по дереву) || караим. йон «резной», 

«украшенный резь бой» и мн. др.

Примеры на синкретические пары из двусложных лексических еди ниц: 

каз. толық- «полнеть», «пополнеть», «наполняться || каз. толық «полный»; 

каз. ұрыс- «ругаться», «драться» || каз. ұрыс «война», «дра ка»; др.-кыпч. 

қысқа- «укорачивать», «укоротить» || каз. қысқа «корот кий», «куцый»; уйг. 

қери-  «стареть»,  «состариться»  ||  уйг.  қери  «старый»,  «пожилой»;  якут. 

туор- «голодать» || якут. туор «голодный» (Э. В. Севортян, с. 372); кирг. 

унут-  «забывать»  ||  кирг.  унут  «забвение»,  «заби тость»;  кирг.  бытыра- 

«рассеиваться»,  «разбредаться»,  «раздробляться»,  «расчленяться»  ||кирг. 

бытыра  «дробь»;  тат.  ябык-  «худеть»,  «тощать»,  «хиреть»  ||  тат.  ябык 

«худой», «тощий», «худощавый» и мн. др.

18

Примеры можно было бы продолжить

5

, однако достаточно этих, что-

бы  иметь  ясное  представление  о  том,  в  каких  формах  синкретические 

пары  бытуют  в  тюркских  языках  и  чем  характеризуются  в  отношении 

своей  грамматической  структуры  и  семантической  природы.  Начнем 

с  рассмотрения  структуры  двусложных  синкретических  пар.  Не  приходит-

ся  оспаривать,  что  все  они  являются  производными  (вторичными) 

образованиями и, за редким исключением, в морфологическом отношении 

довольно прозрачны: как правило, они состоят из корневой морфемы и каких-

нибудь аффиксов словообразования или неизвестного нам грамматического 

форманта. Например, в каз. толық и ұрыс производные основы образованы 

от  первичных  глагольных  корней  (тол-  и  ұр-)  при  помощи  отглагольных 

аффиксов  соответственно  -ық  (по  модели  қанық,  отық  и  др.)  и  -ыс  (по 

модели  соғыс,  табыс,  батыс,  шығыс  и  др.).  Что  можно  сказать  об  этих 

аффиксах? По логике вещей они или универсаль ны, многофункциональны, 

или  совершенно  разные  по  своему  происхож дению  и  грамматической 

принадлежности,  случайно  совпавшие  как  омонимичные  формы.  Когда 

некоторые  зарубежные  ученые,  в  частности  К.  Гренбек,  утверждают, 

что  «глагольно-именные  омонимы»  –  результат  случайного  совладения 

первоначально  различных  слов  вследствие  фо нетического  стяжения 

звукового  комплекса  в  них  или  случайное  тож дество  двух  существенно 

различных суффиксов, то имеют в виду прежде всего эту сторону вопроса 

синкретических явлений.

В самом деле, при анализе структуры двусложных синкретических пар, 

зная  их  производность,  мы  сталкиваемся  с  подобного  рода  трудно стями, 

и  «морфологическая  прозрачность»,  о  которой  мы  говорили,  ка жущаяся. 

Приведем  еще  несколько  примеров.  Так,  слово  арқа,  встреча ющейся  во 

многих  тюркских  языках  как  имя  в  значении  «спина»,  «зад няя,  тыловая 

часть»,  в  «Диване»  Махмуда  Кашгарского  имеет  и  гла гольное  значение 

«перетащить  на  синие».  По  этому  поводу  Э.  Н.  Наджип  указывает,  что 

слово arga «спина» – имя и от него при помощи аффикса -ла образуется 

глагол, а в дальнейшем, присоединяя к нему аффикс взаимного залога -ш, 

мы получаем опять глагол arqalašmaq «помогать перетащить на спине».

Но  в  «Ди ване»  М.  Кашгарского  аффикс  взаимного  залога 

непосредственно  при соединяется  к  арқа  и  получается  форма  arqasti:  ol 

aning birlä jűk arqasti «он помог ему перетащить груз на спине», где слово 

жүктеу/скачать 3,77 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: