Мифология

292 
 
8.3
. Развитие мифа: пределы и возможности 
 
Мифологии  свойственно  развиваться  в  не  меньшей 
степени,  чем  любой  другой  обслуживающей  человека 
структуре.  Она  развивается  вместе  с  ним  и  трансфор-
мируется под его уровень и запросы. Возможно, поэтому 
нынешнее  мифологическое  сознание  оказалось  столь  не-
уловимым для современного исследователя, ведь ему при-
ходилось изучать то, что он даже в уме не мог отделить 
от себя. 
 
Одной из наименее освещённых проблем изучения мифа является тема 
его  развития.  Разделение  традиционного  мифа  и  мифа  современного,  как 
двух  основных вех развития мифа за несколько тысячелетий, наглядно пока-
зывает, что миф существенно изменился. А с учётом факта полного игнори-
рования наукой развития мифа при признании его способности к трансфор-
мации, данный вопрос становится принципиально важным. Ведь, поскольку 
мы настаиваем на том, что миф является не только удивительно пластичным, 
но и постоянно развивающимся явлением, дабы свести к минимуму возмож-
ность теоретической ошибки, важно выстроить отношение к мифу с учётом 
общей теории изменений. А она нам со всей определённостью подсказывает, 
что всеобщие изменения не могут касаться только науки и совершенно игно-
рировать мифологию. А если учесть, какие формы и масштабы носит мифо-
творчество в современном обществе, становится очевидным, что способность 
мифа к трансформации с возможностями развития науки просто несопоста-
вима. И даже анализ «внутренней истории» отношения науки к мифу нагляд-
но показывает, что накопленных в ней изменений достаточно, чтобы присту-
пить к инвентаризации и пересмотру тех положений, на которых оно строит-
ся уже сотни лет.    

293 
 
Недаром всех, кто по-настоящему глубоко изучал мифологию, поража-
ла  способность  мифа  к  его  кардинальной  трансформации.  Но  обычно  при 
этом речь идёт о трансформации быстрой, сиюминутной, не рассчитанной на 
длительную перспективу. И хотя способность мифа к длительной трансфор-
мации никем не оспаривалась, но и как проблема практически не ставилась. 
Однако  способность  мифа  к  трансформации,  помноженная  на  его  универ-
сальность  и  тождественность  меняющемуся  человеку  и  социуму,  должна 
приводить к весьма существенным изменениям мифа как такового во време-
ни. Ведь он должен меняться с обществом, чтобы быть тождественным ему. 
К сожалению, исследователи этого практически не учитывают. В результате 
чего создалось впечатление, что современный миф возник ниоткуда и как бы 
без связи с мифом традиционным. Отсюда и сомнительное предложение  К. 
Хюбнера и Э. Кассирера называть подобные мифы псевдомифами.         
«В отличие от гегельянства с его диалектическим движением по спира-
ли и от психоанализа с его эдиповым треугольником как элементарной фор-
мой семейных отношений, единственной формой развития в «Мифологиках» 
является трансформация», - полагал К. Леви-Строс. К сожалению, дальше ус-
тановки на трансформацию К. Леви-Стросу в своих многолетних исследова-
ниях продвинуться не удалось. Более того, варианты мифической трансфор-
мации  оказались  столь  разнообразными,  что  К.  Леви-Строс  уподобил  миф 
музыке. Впрочем, и аналогии с музыкой оказалось недостаточно. Во всяком 
случае,  в  «Мифологиках»  К.  Леви-Строса,  «в  последних  двух  томах  мифы 
настолько усложняются, что и музыкальные аналогии местами перестают ра-
ботать»
579
.  
На  наш  взгляд,  способность  мифа  к  трансформации  основана  в  том 
числе и на том, что миф может использовать преимущества других систем, с 
которыми  он  взаимодействует.  К  таким  особенностям  относится  и  склон-
ность человека к рационализации. Естественно, время берёт своё, и миф всё 
более рационализируется. Возможно, эта рационализация носит внешний ха-
                                                           
579
 
Леви-Строс К. Мифологики. Т.4. Человек голый. С. 752. 

294 
 
рактер. Но отрицать её уже не получается. Правда, она в мифе обычно вос-
принимается как нечто аномальное. Если раньше он возникал как-то стихий-
но, спонтанно, незаметно и естественно для всех, то теперь он может просчи-
тываться в деталях. И все-таки, что-то в нём постоянно остается неосознан-
ным и неуловимым, как тысячи лет назад. Что-то очень важное остаётся вне 
поля нашего зрения, как пятнадцатый камень сада Рёандзи. И эта важная, ус-
кользающая от нас, деталь не позволяет сложить процесс мифотворчества в 
единую  законченную  всеобъемлющую  систему.  Впрочем,  возможно,  так  и 
должно быть, ведь миф меняется вместе с нами. И сейчас он  так же далек от 
окончательного  познания,  как  сам  человек.  И  в  этом  смысле,  как  бы  много 
мы ни узнали о мифе и как бы глубоко его ни изучили, его исследование как 
социокультурного феномена всегда будет на стадии введения.  
При этом, применительно к проблеме смены отношения науки к мифу, 
возможно, мы имеем дело с тем случаем, когда пересмотр основных принци-
пов лишь подтверждает стабильность системы, а попытка её стабилизировать 
вынуждала эти принципы пересмотреть. К тому же имеющие место в отно-
шении науки к мифу метаморфозы наглядно показывают, что он остаётся со-
бой, даже переходя в свою противоположность. Например, образное вопло-
щение  тех  или  иных  научных  теорий.  Впрочем,  подобные  трансформации 
свойственны не только мифологии, но и  семиотике, что лишь подтверждает 
их общую  жизнеспособность.   
В чём же источник развития мифа? По всей видимости, основными ис-
точниками  развития  мифа  является  его  внутренняя  бинарно  устроенная  са-
моорганизация, позволяющая мифу расти собой из себя, выступая причиной 
собственного образования за счёт постоянной игры смыслов. А также много-
образные внешние факторы, выступающие для мифа исходным материалом и 
раздражителями. Факторы, связанные с одной стороны с человеческими чув-
ствами, страхами и желаниями, включая его склонность к познанию и стрем-
ление  к  трансценденции,    а  с  другой  –  с  социальной  структурой  постоянно 
меняющегося  общества.  Ведь  миф  обслуживает  социум  и  человека,  и  неиз-

295 
 
бежно должен меняться вместе с ними. Причём, анализируя мифологические 
составляющие  «информационного  пространства»  культуры  исследователь 
сталкивается  со  сплошной  асимметрией.  Как  в  настоящем  творчестве,  иду-
щем не от знания, а от ощущения. Творчестве, что не равно себе, становясь 
чем-то большим, когда во взаимном отражении мифов, миров, людей, идей и 
прочитанных книг нашим творчеством нас же и творят. 
«Мифологизация  означает  не  причинное  объяснение  этого  явления,  а 
принятие его таковым, каково оно есть, причем принятие его благоговейное, 
критическое отношение к которому в мифологии в принципе невозможно»
580
, 
- 
считает Е. Н. Ростошинский. И данное мнение в целом не вызывает возра-
жений,  за  исключением  существенного  уточнения,  что  «благоговейное»  от-
ношение не исключает анализа сущности и причин, только по характеру оно 
будет  апологетическим,  как  это  видно,  скажем,  в  марксизме,  либерализме 
или сциентизме, которые сохраняют все признаки логического мышления, но 
в значительной степени мифологичны. Что касается невозможности «крити-
ческого  отношения»,  то  это  более  затрагивает  мифологизацию  в  рамках 
функционирования  мифов  архаичных.  Современная  мифология  устроена 
иначе и допускает многое из того, что в архаичной мифологии было «в прин-
ципе невозможно». О чём это говорит? Как ни покажется это странным, дан-
ная поправка говорит более об исследователе, нежели об объекте исследова-
ния. Почему? Дело в том, что подобная, типичная для многих современных 
исследователей  мифа  теоретическая  позиция  почему-то  исключает  возмож-
ность  эволюции  мифологии,  предпочитая  её  рассматривать  всегда  в  таком 
виде, как будто её современные носители до сих пор бегают в шкурах. Но это 
не так. Мифологии свойственно развиваться в не меньшей степени, чем лю-
бой  другой  обслуживающей  человека  структуре.  Она  развивается  вместе  с 
ним и трансформируется под его уровень и запросы. Возможно, поэтому ны-
нешнее  мифологическое  сознание  оказалось  столь  неуловимым  для  совре-
менного исследователя, ведь ему приходилось изучать то, что он даже в уме 
                                                           
580
 
Ростошинский Е. Н. Ук. соч. 

296 
 
не  мог  отделить  от  себя.  Отсюда  и  имеющие  место  трудности  понимания. 
Одно  из  них  наглядно  проявляется  в  следующей  сентенции.  «Мифология 
традиционна и авторитарна. Все новое, если оно там вообще появляется, по-
дается и воспринимается как переоткрытие старого, прошлое берется и пере-
живается  как  настоящее»
581
,  - 
пишет  обществовед  П.  К.  Гречко,  утверждая 
как  истины  те  научно  оформленные  мифологические  банальности,  которые 
предлагают лишь один вариант подхода к мифологии, упрощая её до прими-
тивных представлений её носителя.  
Что же в данном высказывании является главным? Установка, отказы-
вающая мифу в развитии. Иными словами, в мире всё подвержено количест-
венным и качественным изменениям, кроме мифа? Но почему? Лишь потому, 
что «мифология традиционна и авторитарна»? Конечно, опора на традицию 
для мифа важна. Но в такой же степени он зависит и от среды, являясь её об-
разно-символическим  отражением.  Значит,  миф  неизменен  в  той  степени,  в 
какой  неизменна  порождающая  его  среда.  И  если  она  меняется,  будет  ме-
няться и миф. Чем же объяснить тогда столь упрощённую позицию известно-
го учёного? Очевидно, что коль в приведённой выше сентенции отрицается 
сама возможность изменения мифа, а возникновение нового ставится под со-
мнение («новое, если оно там вообще появляется») и сводится к переоткры-
тию, речь идёт о проблеме непонимания. Иначе говоря, налицо произвольная 
примитивизация явления, больше говорящая об «исследователе», нежели об 
объекте исследования. По-видимому, такая его недооценка и явное упроще-
ние могут быть оправданы лишь удобством понимания, когда человек, не уп-
ростив явления, не может ни понять его, ни объяснить, при этом, ставя  пре-
делы исследованию и загоняя себя в смысловой тупик, который может быть 
разрешён  лишь  на  новом  информационном  уровне.  Однако,  трансформиро-
вав идею Ю. М. Лотмана, что миф есть код плюс его история, выраженная 
(проявленная) во времени
582
, мы можем понять, как миф живёт исторически. 
                                                           
581
 
Гречко П. К. Ук. соч. С. 36. 
582
 
Лотман Ю. М. Семиосфера. С. 15.  

297 
 
И в этой жизни заложен крайне важный вывод, что миф развивается, и его 
развитие  не  обязательно  проходит  по  замкнутому  кругу,  как  нас  пытаются 
убедить  многие  мифологи,  так  как  в  своих  изменениях  миф  настолько  же 
многообразен  и  непредсказуем,  как  многообразна  и  непредсказуема  наша 
жизнь, образно-символическим отражением которой он является.  
Почему же так происходит? Потому что судить по «древним» мифам о 
мифологии в целом всё равно, что по экскрементам и скелету мамонта судить 
о том, как он жил и почему вымер. Кое-что узнать и более-менее правдопо-
добно предположить можно. Но знания, полученные в результате исследова-
ния  сохранившихся  останков  несравнимы  с  изучением  живых  объектов.  А 
поскольку для нас миф есть то, что мы думаем о нём, наше общество блиста-
тельно вообразило миф таким, что ни один рационально мыслящий человек 
не хотел иметь с ним дело. И, к сожалению, наука изменению этого отноше-
ния не сильно способствовала, поощряя в массе своей такие представления, 
которые позволяли нам за  счёт  мифа  самоутверждаться. Но, к счастью, эти 
представления оказались нашим мифом о мифе, которому в ближайшие деся-
тилетия придётся существенно трансформироваться в пользу признания того, 
что без мифа ни человек, ни общество, ни даже наука обойтись не могут, как 
мы не можем усилием воли отказаться от правополушарного мышления, как 
бы ни старались. Безусловно, в мифе всегда есть нечто архаичное. И не толь-
ко потому, что принято считать, будто миф имеет глубоко архаическую при-
роду и восходит к дописьменной эпохе. Хотя архаичность и воспринимается, 
как  залог  стабильности  и  обращение  к  истокам.  Ведь  даже  в  современной 
мифологии существует комплекс текстов, которые формируют пласты и ре-
гулируют  функции  архаики
583
.  Но  является  ли  архаизм  мифа  следствием  и 
«эхом»  отжившего  или  непреходящим  свидетельством  вечно  возвращаю-
щихся Начал, исследователи однозначно ответить не могут.  
                                                           
583
 
См.: Понукалин А. А. Мифофилософия русской пракультуры // Философия и миф сего-
дня: Межвуз. науч. сб. Саратов, 1998. С. 72-78. 

298 
 
Поэтому, к сожалению, мифы до сих пор мыслятся как постоянно при-
сутствующие  типы  культуры,  не  включённые  в  историческую  динамику 
лишь на том основании, что они представляют собой некую исходную уни-
версальную константу, из которой вышли культура и наука, после чего миф 
должен был либо застыть, либо отмереть. Но он почему-то не сделал ни того, 
ни другого, продолжая развиваться и эволюционировать вместе с людьми и 
параллельно их бытию и сознанию. Возможно, именно в этом и заключается 
причина того, что свои мифы люди, как правило, не распознают. Однако эво-
люция  мифа  как  социокультурного  явления  вытекает  хотя  бы  из  его  актив-
ных  взаимоотношений  с  наукой.  Так,  миф,  подобно  «пожирающему»  на-
стоящее прошлому, «поедает» всё то, что сбрасывает с себя наука, отказыва-
ясь  от  него,  как  от  ложного  и  устаревшего.  И  этот  сброшенный  наукой 
«груз», становясь по мере отказа от него мифическим, с неизбежностью обо-
гащает миф такими  качествами, которые раньше мифу не были свойственны. 
А мнение, что миф свойствен людям глупым и необразованным, относится к 
тем  современным  мифологиям,  которые  утешают  «умных»  и  «грамотных», 
ставя их выше остальных. Согласно ему, чем образованнее и умнее человек, 
тем меньше вероятности, что он окажется в плену тех или иных мифов, по-
ставив себя выше их. На деле миф приходит не «сверху» или «снизу», а рож-
дается изнутри. Он таков, каков сам человек и его среда, и меняется вместе с 
ними. Для каждого человека он абсолютно органичен, полностью соответст-
вуя  присущим  ему  чувствам,  страхам  и  ожиданиям
584
.  Естественно,  если 
представления человека меняются, изменятся и его мифы. Но то, что по мере 
этого изменения было отторгнуто, хотя и осталось в памяти, будет воспри-
ниматься  как заблуждение и называться мифом. Хотя таковым для данного 
человека оно уже не будет являться. Однако, несмотря на это, отрицание за 
мифологией права на развитие, считается общепринятым. Согласно ему, миф 
не имеет права выходить за рамки традиционного общества и функциониро-
вать в иных социальных системах. Его могут назвать псевдомифом, антими-
                                                           
584
 
См.: Феллер В. В. Новый миф о будущем. Самара; Уральск, 2000. 255 с., схем. 

299 
 
фом  или  вообще  отрицать  его  существование.  А  очевидные  признаки  его 
присутствия  следует  считать  ошибкой  эволюции,  рудиментом,  «отрыжкой» 
прошлого и надо списывать на массовое сознание.  
Чем же объяснить такое отношение? Анализируя механизм утвержде-
ния в научном сознании нового, Ю. М. Лотман заметил: «Продолжение и в 
науке,  и  в  культуре  всегда  есть  отрицание.  Нельзя  продолжать,  держась  за 
готовые формулы»
585
. Но это означает, что новое не сможет утвердиться без 
смены взглядов. А  для этого нужна не только  научная  честность,  но и эле-
ментарная  психологическая  готовность  принять  новое,  несмотря  на  его  не-
привычность
586
. И, возможно, в этом кроется главная проблема, потому что в 
большинстве случаев новые взгляды в силу уже своей непривычности вызы-
вают отторжение у тех, кто привык к другому.  Именно поэтому Ю. М. Лот-
ман считал важным воспитать в учёных терпимость к непредсказуемому. Го-
товность,  которая  проявляется  в  психологической  открытости  миру.  «Мы 
стремимся ввести непредсказуемость в область науки, - говорил он. - До сих 
пор  наука  занималась  причинно-следственными  связями,  оставляя  непред-
сказуемое, случайное за своими пределами. Это необходимый этап, но это не 
конец. Таким образом, мы видим новый процесс», так как «решать, как это 
решала классическая наука XVII-XVIII веков, что область непредсказуемого 
за ее пределами, и вообще за пределами науки, мы сейчас не можем»
587
. 
Иначе говоря, то, что в данном случае называют «демифологизацией» 
на самом деле является трансформацией мифа, его своеобразным подстраи-
ванием под изменившееся сознание и восприятие человека, где истинным яв-
ляется новое. Новые взгляды сменяют старые, утверждая себя как истинные. 
Но и они – тоже миф. Только в силу своей новизны пока ещё не распознан-
ный. И с позиций этого нового пока ещё нераспознаваемого мифа и нового 
уровня мифологического сознания старые мифы объявляются отвергнутыми, 
                                                           
585
 
Глушковская Л. На пороге непредсказуемого. Последнее интервью Ю. М. Лотмана . 
URL: http://www.opentextnn.ru/man/?id=1193 
586
 
См.: Зорина Е. В. Социальный субъект мифогенерации  // Филос. исслед. М., 2002. №1. 
С. 90-97.                                                                
 
587
 
Глушковская Л. Ук. соч.  

300 
 
отжившими, умершими, потому что люди, разуверившись в них, считают их 
ложными. Так мифы умирают в старой форме и воскрешаются в новой, пол-
ностью подтверждая воплощённый в разных явлениях  миф о смерти и вос-
крешении. Только относительно себя. В подобных случаях принято ссылать-
ся на классические мифы о смерти и воскрешении – от Осириса до Иисуса 
Христа. Однако и позже эта мифическая тема воспроизводилась и разыгры-
валась в культуре, политике, социальной жизни неоднократно. Образцом та-
кого  «чистого»  мифологического  мышления,  воспроизводящего  мифологи-
ческую  модель  смерти  и  воскрешения,  можно  считать  знаменитое  в  совет-
ское время стихотворение Эдуарда Багрицкого «Смерть пионерки», фрагмент 
из которого мы приводим ниже: «Нас водила молодость / В сабельный поход, 
/ Нас бросала молодость / На кронштадтский лед. / Боевые лошади / Уносили 
нас, / На широкой площади / Убивали нас. / Но в крови горячечной / Поды-
мались  мы,  /  Но  глаза  незрячие  /  Открывали  мы.  /  Возникай  содружество  / 
Ворона с бойцом - / Укрепляйся, мужество, / Сталью и свинцом. / Чтоб земля 
суровая / Кровью истекла, / Чтобы юность новая / Из костей взошла».  
И кто может, читая эти строки, усомниться в том, что в них  воплощена 
своя особая и вместе с тем универсальная мифология, воспроизводящая одну 
из самых её древних и фундаментальных тем? Однако сей пример, лишь один 
из многих. И он показывает, что пределы мифу ставит не миф, а человек и 
создаваемая им из локальных знаний наука. Те пределы, которые отмерены 
её взглядами и возможностями, вписываясь в её представления о мифе и нау-
кообразные описания его. В связи с этим, предваряя теорию изучения нели-
нейных динамических систем, Ф. Ницше писал: «У нас не хватает тонкости, 
чтобы заметить текучесть, по всей видимости абсолютную, процесса станов-
ления;  устойчивость  существует    лишь  благодаря  грубости  наших  органов 
чувств, резюмирующих и сводящих вещи к общим планам, между тем как на 
деле  нет  ничего,  что  существовало  бы  в  этой  форме.  Дерево  в  каждый  мо-

301 
 
мент своего существования – это некая новая вещь; мы утверждаем форму, 
потому что не замечаем неуловимости абсолютного движения»
588
.  
И  нам  нужна  эта  формула  для  понимания  так  любимого  Фридрихом 
Ницше мифотворчества. Ведь разум не в состоянии отразить, оценить и ос-
мыслить все тонкости того, процесса, который мы называем жизнь. А миф – 
может. И отражает, оценивает, осмысливает снова и снова через наше мифо-
творчество. Отражает каждый раз по-разному в соответствии с новым исто-
рическим  моментом,  акцентируя  на  тех  аспектах  происходящего,  которые 
для нас в данный момент наиболее значимы.  
Вместе с тем, предложенный Ф. Ницше образ дерева как «становления» 
любого явления позволяет спроецировать его на мифотворчество. Ведь вечно 
растущее «дерево» мифологии, как и «дерево» знания, неизменно лишь по-
тому, что мы не замечаем в нём постоянных изменений. В результате этого 
сложилась довольно странная, но типичная для взглядов исследователей ми-
фа ситуация, когда с одной стороны, все соглашаются с тем, что миф посто-
янно  трансформируется  и,  более  того,  трансформация  –  едва  ли  не  единст-
венная форма развития мифа, как утверждал К. Леви-Строс
589
. А с другой – в 
отличие от прочих форм человеческих знаний и опыта, миф должен был ос-
таться в тех формах и пределах развития, которые были у него в самом нача-
ле,  лишь  на  том  основании,  что  человеку  такой  миф  проще  и  удобнее  изу-
чать.          
Именно  поэтому  мифу  постоянно  предписывают,  каким  он  должен 
быть. Так, например, что касается отношения мифа ко времени, наиболее ти-
пичной является позиция, согласно которой миф имеет вневременной харак-
тер и время протекает в нём всегда циклично. Но, как мы писали об этом ра-
нее, миф в силу своей универсальности может развернуть любой вариант. В 
частности, применительно ко времени, в различных мифологических тради-
циях  доминирует  либо  линейная,  либо  циклическая  временная  концепция. 
                                                           
588
 
Цит. по: Барт Р. Ук. соч. С. 513.   
589
 
См.: Леви-Строс К. Ук. соч. С. 752. 

302 
 
При этом доминирование не исключает  их сочетания на различных уровнях. 
Ритмы мифосистемы (мифа) – в засыпающей и возрождающей природе (сме-
ны годовых сезонов, фаз лунного цикла, смены дня и ночи), создающие впе-
чатление цикличности природы. Концепция «линейного» времени исходит из 
понимания  необратимости  определённых  процессов  в  жизни  человека  (воз-
растные изменения), общества, вселенной.  
«Напряжённое,  динамичное  чувство  времени  –  одно  из  самых  харак-
терных европейских чувств. Европеец живёт постольку, поскольку всё время 
преодолевает  свои  прежние  состояния,  поскольку  его  выталкивают  из  этих 
состояний силы, которые он описывает как законы истории»
590
, - 
замечатель-
но написала о соотношении состояний европейца и его рефлексии О. Балла. 
Но применительно к мифу данный отрывок получает весьма любопытные 
дополнительные  трактовки,  даже  с  учётом  того,  что  «чувство  времени»  - 
исключительно  мифологическое  чувство.  Дело  в  том,  что  преодоление 
«прежних  состояний»  для  человека  означает  преодоление  мифа  в  себе  и 
себя  в  мифе,  но  лишь  для  того,  чтобы  отбросить  старые  формы  мифа  и 
вместо них создать новые. А подача выталкивающих человека «сил», «ко-
торые он описывает как законы природы», весьма подходит под последние 
представления о том, как миф наукой рационализируется, дабы сделать его 
понятным  для  себя.  Но  что  есть  в  данном  случае  рационализация,  как  не 
особый вид мифотворчества, призванный объяснить человеку то, что он во 
всей полноте и целостности явления ни понять, ни принять не может? Ми-
фотворчество,  в  ходе  которого  не  только  создаётся  простой  и  понятный 
образ явления, но и подбираются такие формы его передачи, которые при-
званы создать иллюзию логичности  и наукообразия. Однако на определён-
ном этапе своего развития осознавшее собственную разумность человечество 
не смогло понять силу и своеобразную «естественную» разумность мифа, за 
что  сейчас  и  расплачивается.  Впрочем,  на  данный  момент  ситуация  уже  не 
представляется безнадёжной, поскольку  осмысленная в этом ключе пробле-
                                                           
590
 
См.: Балла О. Ук. соч. С. 248.   

303 
 
ма  позволяет  её  позитивно  решить.  Хотя  и,  по  меткому  замечанию  Ю.  М. 
Лотмана, «наука идет не от непонятного к понятному, а от понятного к непо-
нятному.  Пока  мы  находимся  в  донаучном  состоянии,  нам  все  понятно,  а 
первый признак науки - непонимание». И исследователя это не должно пу-
гать. Ведь «из области, где он узнавал истины, он переходит в область, где 
узнает сомнения»
591
. В том числе и сомнения, мотивирующие нашу мысль на 
понимание  того,  что  миф,  обслуживающий  общество  и  человека,  подстраи-
ваясь под их чувства, мысли и желания, не может не меняться вместе с ними.   
 
Вопросы к главе 
1.Почему тема развития мифа является одной из наименее изученных, 
несмотря  на  то,  что  за  тысячи  лет  миф  существенно  изменился?  С  чем  это 
связано? 2. Почему наука отмечает поразительную пластичность мифа и его 
способность  к  кардинальной  трансформации,  но  не  спешит  признавать  ни 
изменения, которые произошли в мифе за тысячелетия, ни право  его на раз-
витие? 3.  Какие  социально-психологические условия толкают миф на изме-
нения? 4. Почему трансформация мифа напрямую связана с трансформацией 
человека и социума? Какие основания полагать, что миф рационализируется?  
Почему  миф  остаётся  мифом,  даже  переходя  в  свою  противоположность?  
Объясните, какие факторы бытия мифа выступают основными источниками 
его  трансформации  и  развития?  Чем  можно  объяснить  тот  факт,  что  совре-
менный миф его носителем, как правило, не распознаётся?       
                                                           
591
 
Глушковская Л. Ук. соч.  
 

304 
 
 
 
 
 
 
IX. 
ЧЕЛОВЕК И ЕГО МИФЫ: 
 
СМЫСЛ И ПРИРОДА МИФОТВОРЧЕСТВА 
 
«
Существуют  метафизические  проблемы,  которые  не  могут 
быть  ликвидированы  путём  объявления  их  бессмысленными.  Хотя, 
как я постоянно повторяю, они, действительно, находятся «за пре-
делами  физики»  и  требуют  акта  веры.  Честно  говоря,  мы  должны 
принять  этот  факт.  Объективно  существует  два  типа  верующих: 
те,  кто  верит  в  невероятное  и  те,  кто  верит,  что  «вера»  должна 
быть отброшена и заменена "научным методом"». 
                                                         
Макс Борн 
  
«
Я не знаю ни одной философии, которая не была бы мифоло-
гична. Более того, я думаю, что очень многие положения науки мифо-
логичны. Но, когда мы говорим “мифологичны”, мы не должны забы-
вать, что здесь нет самонаблюдения и самосознания. Человек, кото-
рый признаёт, что вещи, которые он говорит, отсылают нас к како-
му-то мифу, уже чрезвычайно многим рискует, потому что он уже 
не отделяет себя от объекта своего мышления». 
                                               
Александр Пятигорский 
 
«
Миф как бы предуготавливает такую встречу человека с миром, в 
которой мир выступал бы не как объективная среда, а как сфера творче-
ской  самореализации  личности.  Миф  предуготавливает    такую  встречу 
человека с миром, в которой человек мог бы себя почувствовать хозяином 
и демиургом этого мира, имеющим право создавать из этого мира всё но-
вые и новые формы качественной определённости. 
И это есть механизм, благодаря которому человек оказывается пре-
дохранён от потенциального сумасшествия в той ситуации, когда проис-
ходит встреча человека со всевозможностным миром, когда бесконечное 
число  биологически  нейтральных  явлений  и  предметов  попадает  в  сферу 
жизненных  интересов  человека,  и  когда  каждый  попадающий  в  поле  его 
внимания предмет открывается как потенциально бесконечная Вселенная 
возможностей». 
Александр Лобок 

305 
 
9
.1. Мифические представления 
как источник и результат мифотворчества 
 
Изучая миф, каждый исследователь выбирает 
свой  соответствующий  его  возможностям  уровень 
сложности,  с  которым  в  дальнейшем  и  работает, 
убеждая  всех,  что  по  сложности  миф  таков,  каков 
он сам. Но будет ли миф таким на самом деле, если 
ему пределов нет? 
 
Изучая миф, мы неизбежно приходим к человеку. И понять миф можем 
только через него,  чтобы через миф  лучше понять и  самого человека.  Ведь 
миф  –  основной  способ  манифестации  человекомерности  бытия
592
.  Однако 
думает  ли  человек  о  том,  что  он  мыслит  мифически?  А  зачем?  Ему  это  не 
нужно. Как не нужно думать, как он идёт, сидит или обедает, если это проис-
ходит для него неосознанно, и процесс идёт сам собой. 
Известно, что люди чувствующие воспринимают мир трагически, а ду-
мающие – комически. В любом случае, они создают мифы: о мире и о себе, 
возможно,  даже  этого  не  осознавая.  Но,  независимо  от  того,  знают  они  об 
этом  или  нет,  на  сам  характер  их  мифотворчества  знание  природы  и  меха-
низма мифотворчества, по аналогии с известным изречением Г. В. Ф. Гегеля,  
влияет не больше, чем знание законов пищеварения влияет на процесс пере-
варивания  пищи
593
.  Ведь  мы  отражаем  мир  автоматически,  непроизвольно. 
                                                           
592
 
См.: Лебедев С. Д. Мифотворчество как социокультурный фактор функционирования  
современного технического знания : автореф. дис. ... канд. социол. наук. Белгород, 1996.  
22 с.                                             
593
 
Следует сказать, что изречение Г. В. Ф. Гегеля о том, что логика не учит мыслить, так 
же как физиология не учит переваривать пищу, многими философами-логиками отверга-
ется на том основании, что, зная физиологию, человек не будет делать ошибок, которые 
помешают ему правильно переваривать пищу. А зная логику, он не будет допускать логи-
ческих ошибок, которые помешают ему познавать истину. Однако эта точка зрения явля-
ется, как минимум, спорной, поскольку знание законов пищеварения на сам процесс пи-
щеварения принципиально не влияет в том смысле, что человек этим процессом не управ-
ляет.  Хотя  знающий  законы    пищеварения  может  своему  организму  помочь в  плане  со-

306 
 
Глядя на солнце, проходящих мимо людей и проезжающие мимо автомоби-
ли. Осмысливая вызванные чувствами переживания. Радуясь или страдая за 
тех, кто близок нам. И если эти вещи, явления, процессы хоть чуть-чуть ин-
тересны или значимы для нас, процесс мифотворчества начался. Результатом 
его будет образная характеристика коллеги или соседа, оценка международ-
ного положения в мире или стране, реакция на политику власти или события 
в  парламенте,  представления  о  процессах  глобализации  или  атмосферного 
потепления,  воспоминания  из  детства  или  жизни  страны,  впечатления  от 
футбольного матча или созерцания картины.         
Согласно  мнению  известного  исследователя  XIX  века  А.  А.  Потебни, 
«сущность мифа составляет представление явления природы в форме расска-
за, выражение идеи, в виде исторического события»
594
. В данном случае речь 
идёт о той образности, которую филологи называют поэтической
595
. Она мо-
жет  проявляться  в  ходе  обычного  повседневного  общения  и  слышаться  в 
обычных  для  нас  фразах,  которые  мы  слышим  вокруг    постоянно:  «солнце 
садится», «жестокое сердце», «суровые времена», «мягкий характер», «весе-
лые  денёчки»,  «мрачные  тучи»,  «бешеная  жара»,  «беспокойное  течение», 
«жареные  факты»  и  прочее.  Не  имея  в  виду  их  буквального  значения.  Так 
как,  когда  эти  фразы  выделяешь  или  обыгрываешь  в  их  буквальном  значе-
нии,  сразу  видна  их  очевидная  нелепость.  Ведь  солнце  не  может  садиться, 
как и дождь идти, потому что у них нет ног. Да и нет такого стула, на кото-
рый можно было бы солнце усадить. Уж не говоря о том, что солнце никуда 
не «восходит» и не «заходит», так как Земля крутится вокруг него.  
                                                                                                                                                                                           
хранения его здоровья, употребляя пищу более грамотно. Но не более. Что касается зако-
нов логики, очевидно, что в мире огромное количество людей  мыслят логически, ничего 
связного о законах логики не зная. Однако вполне возможно, что их мысль
 
будет более 
логичной, если они законы логики будут знать.
 
Но насколько? И позволит ли это им луч-
ше познать истину? Большой вопрос.       
594
 
Потебня А. А. Ук. соч. С. 294. 
595
 
См.: Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л. : Изд-во ГИХЛ, 1940. 648 с.; Потебня 
А. А. Мышление поэтическое и мифическое // Потебня А. А. Теоретическая поэтика. С. 
281-288.  

307 
 
И сердце как человеческий орган, отвечающий за кровообращение, не 
может  быть  добрым  или  злым  и  жестоким,  как  тучи  не  могут  мрачнеть  и 
хмуриться, день веселиться, а жара беситься. Но мы смело идём на употреб-
ление  всех  этих  выражений,  которые  делают  окружающий  нас  мир  живым, 
чувственным  и  обращённым  к  нам.  Мы  говорим  фразы  типа  «жемчужный 
смех», «подножие горы», «зловоние банальности», «душа горит» и т. п., по-
казывающие, что буквальность всё равно никогда не сравнится с метафорой, 
какой бы банальной она ни была. И не только в силу её поэтичной образно-
сти.  Благодаря  метафоре  человек  может  передать  значительно  больше,  чем 
видел, одновременно раскрывая и образ видения в его потенциальной беско-
нечности, и своё особое к нему отношение
596
.       
Мы говорим, строя свою речь на привычных для нас сравнениях и ас-
социациях, даже не задумываясь. И каждый, кто слышит нас, сразу понимает, 
о  чём  идёт  речь.  Понимает,  если  мыслит  этот  мир  также  как  мы.  Мыслит, 
пропуская через себя, приписывая ему то,  что чувствует и ощущает  сам  на 
основании тех образов, которые он усваивал с тех пор, как впервые услышал 
человеческий голос. Мыслит, не придавая  этой образности никакого поэти-
ческого значения. Да и мифологического тоже. И совершенно не задумыва-
ясь об этом
597
. Хотя, по сути, вся эта образность есть проявление мифологи-
ческого  восприятия,  «воспитанного»  средой
598
.  Восприятия,  к  которому  мы 
прибегаем постоянно. И отделаться от этого восприятия мы не можем и не 
хотим, потому что отказаться от него так же неправильно, как отказаться и от 
своей памяти, и от самих себя.  
Чтобы понять без слов, что такое миф и мифологическое восприятие, 
достаточно посмотреть на чистое звёздное небо. И почувствовать, как звёзды 
«смотрят» на нас. Ощутить восхищение и трепет и испытать такое чувство, 
                                                           
596
 
См.: Гудков Л. Д. Метафора и рациональность как проблема социальной эпистемоло-
гии. М., 1994. 429 с. 
597
 
См.: Бейкер М. Атомы языка: Грамматика в темном поле сознания. Пер. с англ. М. : 
Издательство ЛКИ, 2008. 272 с. 
598
 
См.: Башляр Г. Поэтика пространства // Башляр Г. Избранное : Поэтика пространства.- 
М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. С. 5-213. 

308 
 
будто погружённое в безмолвие небо с нами говорит. И ведь мы при этом от-
даём себе отчёт в том, что звёздам нет до нас дела, но ощущение сохраняется. 
И оно является достаточно значимым для нас, чтобы мы создали об этом миф 
и жили им. 
Впрочем,  как  инициируется  мифологический  процесс  можно  увидеть 
на  следующем  примере.  Так,  пытаясь  показать,  как  действует  мифологиче-
ское  сознание  и  чем  ограничены  его  возможности,  исследователь  мифа  В. 
Руднев в качестве примера приводит предложение «Я вышел из дома», кото-
рое не может быть мифологичным, так как в нём человек «просто описывает 
действие». К тому же «такой  язык  не  может  быть  мифологическим», так 
как «в нем слишком четко разделены объект, субъект и  предикат». Насчёт 
выделенных в предложении субъекта, объекта и предиката спорить не будем. 
Но  уточним,  что  сами  по  себе  слова  «я»,  «дом»,  а  также  разные  варианты 
«хождения», входа и выхода могут нести в себе весьма развёрнутую мифоло-
гию. И от неё уже ни «субъектом», ни «объектом», ни «предикатом» не ото-
бьёшься. Особенно, если в данном случае заработает контекст. Кто вышел из 
дома? Что есть дом для него? Куда он вышел и зачем? К соседу или «отсюда 
в вечность»? Приобретёт ли он с уходом или потеряет? Вернётся ли он в дом 
или ушёл навсегда? А если вернётся, то когда и каким? Ждут ли его там, куда 
он идёт, или нет? Будет ли он этим жить или никогда не вспомнит?  Естест-
венно, что сама по себе одна фраза или мысль может и не нести осмысленно-
го  мифологического  содержания.  И  фраза  «идёт  дождь»    скорее  не  станет 
объектом мифологического осмысления, если не начать представлять, как он 
может идти, ведь у него нет ног. Но он же ИДЁТ! И мы это видим. А если к 
этой  фразе  прибавить  ещё  одно-два  слова,  то  может  получиться  не  просто 
образ,  как  следствие  игры  смыслов,  но  целый  мифологический  ряд.  Напри-
мер: «в моей душе идёт дождь» или «во время похорон всегда идёт дождь». В 
первом случае метафора вызывает образ состояния, рождая и выстраивая це-
почку  ассоциаций,  никакого  отношения  к  формальной  логике  не  имеющих. 
Во втором - не только образ состояния, но и причастности к чему-то огром-

309 
 
ному  таинственному,  с  которым  человек  поддерживает  постоянную,  хотя  и 
невидимую связь. И это, не считая того, что ключевые в этих фразах слова 
«дождь», «душа» и «похороны» имеют свою особую мифологию
599
. 
Что  касается  действия,  напомним,  что  каждый  поступок,  если  он  не 
происходит автоматически, делается со смыслом. И тогда простое описание 
действия может выплеснуться в такие пронзительные строки: «Гул затих. Я 
вышел на подмостки, / Прислонясь к дверному косяку, / Я ловлю в далеком 
отголоске, / Что случится на моем веку. / На меня наставлен сумрак ночи / 
Тысячью биноклей на оси. / Если только можно, Aвва Oтче, / Чашу эту мимо 
пронеси»
600
.  В  них  за  описанным  простым  действием  будут  стоять  потря-
сающей силы метафоры, в которых будет сразу всё: судьба, экзистенция, где 
через  высшую  степень  отрешённости  разворачивается  диалог  с  вечностью. 
Диалог,  в  котором,  как  в  зеркале,  отразится  понимание  обречённости  себя 
как жертвы. Жертвы, способной дать новую жизнь тем смыслам, которыми 
живёт  и  будет  жить  человечество.  Исходя  из  этого,  мы  рискнём  предполо-
жить,  что,  если  определённые  мыслители  в  рамках  какой-либо  теории  не 
смогли создать свою мифологическую картину, это является не признаком и 
критерием её научности, а следствием их интеллектуальной слабости, неспо-
собности создать достаточно яркий и цельный образ происходящего
601
. Ведь, 
когда речь идёт о познании мифа, приходится признать, что именно отноше-
ние к нему определяет степень его понимания. Недаром, несмотря на то, что 
миф является объектом исследования более двух тысяч лет, его исследовате-
ли до сих пор не смогли договориться в основных принципах его рассмотре-
                                                           
599
 
Пример превращения чудесного в профанное за счёт только изменения отношения к 
нему даёт текст «Сказки о царе Салтане» А. С. Пушкина, где показывается, как названные 
ранее чудом явления (град на острове, белка, тридцать три богатыря и царевна лебедь) по-
том подаются, как нечто обыкновенное (Например: «Кто нас этим удивит? / Люди из моря 
выходят / И себе дозором бродят! / Правду ль бают, или лгут, / Дива я не вижу тут»).    
600
 
Цитата из стихотворения Бориса Пастернака «Гамлет».   
601
 
См. напр.: Башляр Г. Грезы о воздухе. Опыт о воображении движения. М. : Изд-во гу-
манитарной литературы, 1999. 344 с.; Башляр Г. Земля и грезы воли. М. : Изд-во гумани-
тарной литературы, 2000. 384 с. 

310 
 
ния. В  этом смысле миф во многом всё ещё является «вещью в себе», и об-
ращённая к бесконечности его «тёмная сторона» остается непознанной.  
Следовательно,  миф  принадлежит  к  тем  сложным  вещам,  которые 
только кажутся простыми. И доказательством этого стали открытия в психо-
логии и семиологии, приведшие к настоящему перевороту в процессе позна-
ния мифа, показав, что нельзя понять миф, не приняв изначально богатства 
его смыслов
602
. И хотя многое в мифе ещё не ясно, кажется, вполне уместным 
утверждение, что миф – не выдумка, не фикция, не идеальное бытие, но жиз-
ненно ощущаемая и творимая реальность, содержащая в себе свою собствен-
ную  истинность  и  смысловую  структуру  (своё  собственное  понимание  ре-
альности).  Миф  -  не  фантастика,  не  идеализм,  не  наука,  не  метафизика,  но 
вместе с тем он содержит черты им присущие в той мере, в какой это необ-
ходимо для его самореализации. Миф выступает как цель и способ, как фор-
ма и содержание, как тема (сюжет) и образ, как знак, символ, смысл, принцип 
и идеал, не будучи ничем из них в отдельности. Следовательно, характеризуя 
миф  односторонне,  скажем,  как  сказочную,  потустороннюю  действитель-
ность, мы не выясняем его сущность, не видим его универсальности и много-
образия, но выражаем лишь своё отношение к нему, а, значит, характеризуем  
не миф, а только самих себя
603
.   
О том, насколько миф непрост, можно судить хотя бы по «Мифологи-
кам»  К.  Леви-Строса,  в  которых  он  на  многочисленных  примерах  показал, 
что пересказать воздействие мифа на человека также трудно, как пересказать 
словами музыкальное произведение, подводя к выводу, что имеющее место 
типичное упрощение мифа вытекает из соображений удобства понимания ис-
следователя  и  носит  преимущественно  искусственный  характер,  являясь 
следствием  ограниченности  подходов,  выработанных  на  базе  тех  или  иных 
наук, когда миф непроизвольно сводится к тому, что исследователь уже зна-
ет. И тогда лингвисты сводят миф к языку, утверждая по отношению к нему 
                                                           
602
 
См.: Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М. : Добросвет, 2000. 387 с. 
603
 
См.: Потебня А. А. Характер мифического мышления // Потебня А. А. Теоретическая 
поэтика. С. 288-300.  

311 
 
своеобразный  линвистический  детерминизм
604
,  а  историки  –  к  превратному 
толкованию  фактов
605
,  психологи  сосредотачиваются  на  психических  про-
цессах
606
, а этнографы – на особенностях мышления первобытных народов
607
, 
не пытаясь распространять их на остальных. Возможно, поэтому Ю. М. Лот-
ман считал, что какую бы максимально полную картину функционирования 
мифа исследователь ни представлял, он сможет воспроизвести лишь «грубую 
схему, в реальной сфере осуществлявшуюся в виде сложного и противоречи-
вого семиотического клубка, плавающего в семиотическом пространстве»
608
, 
граница которого ни мифом, ни культурой не самоосознанна. Тем более, если 
учесть, что объект мифологического воздействия выступает как «мыслящий 
объект»,  «мыслящая  структура»,  не  только  творчески  воспринимающая  ин-
формацию, но и генерирующая и транслирующая её. 
Упрощение  мифа  происходит  через  его  формализацию,  где  формаль-
ный подход к мифу выступает лучшим способом упрощать, не понимая, ут-
верждая типичный в отношении к мифу своеобразный научный дальтонизм. 
В связи  с этим  стоит отметить, что непересказываемость  воздействия мифа 
делает  неизбежной  его  трансформацию  в  зависимости  от  типа  восприни-
мающего миф толкователя. В этом смысле интересно мнение К. Леви-Строса, 
что «несмотря на видимость противоположного, нет ничего более абстракт-
ного, чем миф»
609
. Вопреки К. Леви-Стросу, мы не берёмся судить, есть ли 
вещи или явления, более абстрактные, чем миф. Но в данном случае для нас 
важнее  другое:  пластичность  мифа,  позволяющая  ему  не  только  представ-
ляться  таким,  каким  его  хотят  видеть,  вплоть  до  чего-то  предельно  ясного, 
                                                           
604
 
См.: Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М. : Языки русской культуры, 1999. 896 с. 
605
 
См.: Баймухаметов С. Т. Ложь и правда русской истории. М. : Эксмо, Яуза, 2005.  672 с. 
606
 
См. напр.: Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого «Я». Преступная толпа. 
М. : Мысль, 1998. 392 с.; Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии 
масс : Пер. с фр. М. : Центр  психологии и  психотерапии, 1998.   480 с.; Московичи С. 
Машина, творящая богов : Пер. с фр. М. : Центр психологии и психотерапии, 1998. 502 с. 
607
 
См.: Антилогова Л. Н. Мифология как иллюзорная форма первобытного сознания // 
Человек в пространстве мифов : Материалы межрегион. конференции 10-11 июня 2004, г. 
С. 3-6. 
608
 
Лотман Ю. М. Ук. соч. С. 126. 
609
 Levi-Strauss C. Mythologiques. L’homme nu. Paris, Plon, 1971. 
Р. 564.  

312 
 
конкретного и простого, но и достигать пределов максимально насыщенной 
структурно оформленной символизации того, что только что казалось ясным 
и простым. Иначе говоря, изучая миф, каждый исследователь выбирает свой 
соответствующий  его  возможностям  уровень  сложности,  с  которым  в  даль-
нейшем и работает, убеждая всех, что по сложности миф таков, каков он сам. 
Но будет ли миф таким на самом деле, если ему пределов нет? И что тогда 
представляет собой эта простота: простоту мифа или его понимания?   
Именно поэтому мы настаиваем на расширительном толковании ми-
фа, потому что оно ставит перед необходимостью исследовать миф во всём 
богатстве  его  содержания.  Может  ли  капля  осознать  океан,  не  став  им?  - 
вопрошали древние. Каким должен быть исследователь, чтобы понять миф 
во  всей  его  полноте  и  целостности?  И  чем  ограничен  в  понимании  мифа 
тот, кто его не понял? Какие факторы предопределяют его научный даль-
тонизм?  И  можно  ли  их  преодолеть,  не  выйдя  за  пределы  своей  научной 
специализации?  
Понятное дело, что эти вопросы уже предопределяют ответ. И было бы 
хорошо,  если  бы,  берясь  за  исследование  мифа,  учёные  себе  их  задавали. 
Ведь,  проблема  изучения  непознаваемого  и  понимания  непостижимого,  ка-
ким  является  миф  уже  в  силу  своей  алогичности,  требует  от  исследователя 
расти вслед за мифом, изучая его и противоборствуя ему в духе Р. М. Рильке: 
«
Не станет он искать побед. / Он ждет, чтоб высшее начало / Его все чаще 
побеждало, / Чтобы расти ему в ответ».  
Только тогда, и только так, через внутренний рост исследователя миф 
раскроется перед ним в той поражающей глубиной красе, которая невольно 
ассоциируется  с  знаменитым  поэтическим  откровением  М.  В.  Ломоносова:  
«
Открылась  бездна  звезд  полна; / Звездам  числа  нет,  бездне  дна».  Так  и  с 
мифом.  Когда  начинаешь  всматриваться  в  него,  он,  подобно  ницшеанской 
бездне, начинает всматриваться в тебя. И важно не отвести глаз, выдержать и 
принять, чтобы открыть мир мифа, как отражение всего, что было, и чего нет. 
Чего нет вокруг, но что есть в нас, делая нас той бесконечностью, в которую 

313 
 
будут всматриваться другие миры, чтобы тоже стать мифом для нас и для се-
бя.   
Падает ли воздух? Тонет ли вода? Может ли сгореть пламя? Они этого 
даже не знают. И мы не знаем, что творим, когда занимаемся мифотворчест-
вом. Не знаем, что вечность говорит с нами на языке мифа, стараясь подоб-
рать такие слова, которые будут нам сегодня понятны и близки. Но в нас есть 
то, что об этом знает и этим пользуется. 
 
Вопросы к главе 
 
1.Почему секреты мифа кроются в тайнах человеческой психи и осно-
вах его бытия? 2. Почему человек своё мифотворчество, как правило, не рас-
познаёт? 3. Согласны ли вы с тем, что независимо от своего ума и уровня об-
разования, человек  будет заниматься  мифотворчеством?  Почему?  4. Как вы 
считаете, действительно ли человек мифологизирует уже в силу специфики 
языка и своих психо-физических особенностей? Почему? 5. Почему мы все 
свои слова и действия совершаем со смыслом? Какое отношение это имеет к 
мифотворчеству?  6.  Как  вы  понимаете  мысль,  что  нельзя  понять  миф,  не 
приняв изначально  богатства его смыслов?  Почему  люди преимущественно 
предпочитают  свои  представления  о  мифе  максимально  упрощать?  Как  это 
влияет на наше отношение к мифу и мифотворчеству? 7. Как вы относитесь к 
мысли, что миф растёт и меняется вместе с человеком? Почему? 
 

314 
 
9
.2. Смысл и природа мифотворчества 
 
В  мире  мифотворчество  никогда  не  исче-
зало, принимая разные формы и питая, подобно 
источнику,  всю  культуру,  как  целое.  Поднимая 
вечные вопросы и великие темы, и по-своему от-
вечая на них сообразно времени. Предлагая в от-
ветах  те  смыслы,  которые  человек  ждёт, 
ищет, и которыми хочет и будет жить. 
 
В своё время известный этнограф и собиратель народных сказаний А. 
Н.  Афанасьев  одним  их  первых  указал  на  то,  что  вопрос  о  происхождении 
мифов увязан с развитием языка и мышления, сделав ставку на изучение ми-
фологии в рамках фольклористики. В ней древние мифы были им представ-
лены как  «поэтические воззрения» («Поэтические воззрения  славян на при-
роду.  Опыт  сравнительного  изучения  славянских  преданий  и  верований  в 
связи с мифическими сказаниями других родственных народов»)
610
. 
Поэтому 
многие исследователи-словесники полагают, что миф может восприниматься 
как поэтическая форма (А. А. Потебня)
611
 
или  как «индивидуальное откро-
вение,  хотя  и  с  претензией  на  некую  универсальность»  (И.  Шайтлер)
612
. 
Впрочем, во втором случае восприятие уже грешит непониманием. Ведь, хо-
тя миф и может соотноситься с «индивидуальным откровением», поскольку 
всегда воспринимается личностно, в отличие от последнего, он в равной сте-
пени может существовать в значительно более масштабных формах, будучи 
представлениями социума, общества, народа, цивилизации. К тому же намёк 
на «претензию» явно отдаёт известным пренебрежением, что в данном слу-
                                                           
610
 
См.: Афанасьев А. Н. Мифы, поверья и суеверия славян, Т. 1. М. : Изд-во Эксмо, СПб.: 
Terra Fantastica, 2002. 
800 с.  и др. 
611
 
Потебня А. А. Ук. соч. С. 299.  
612
 
Потехина И. Г. Роман Кристофа Рансмайра «Последний мир» : миф и литература : дис. 
… канд. филол. наук. Санкт-Петербург. С. 4.  

315 
 
чае уместно было бы лишь в том случае, если бы миф полностью совпадал с 
«индивидуальным откровением». Но это не так. И способность мифа в оди-
наковой  степени  быть  личностно  принятым  и  социально  значимым  делает 
его универсальным без всяких оговорок, включая в сферу своего функциони-
рования новые образы и мотивы историко-социальной действительности, от-
меченные культурным, национальным и индивидуальным своеобразием, чья 
«мифологизация  пронизана  не  узко  социальным,  а  духовно-универсальным 
смыслом»
613
. 
Связано это с тем, что и современное общество, и сознание могут суще-
ствовать  на двух уровнях осознания – рациональном и мифологическом, как 
мы можем в равной степени считать и мечтать, мыслить строго логично и в 
образно-символическом ключе, трезво оценивать наши возможности и страст-
но чего-нибудь желать.                      
Поэтому  в  мире  мифотворчество  никогда  не  исчезало,  принимая  раз-
ные формы и питая, подобно источнику, литературу, искусство, поэзию. Всю 
культуру,  как  целое
614
.  Поднимая  вечные  вопросы  и  великие  темы,  и  по-
своему  отвечая  на  них  сообразно  времени.  Предлагая  в  ответах  те  смыслы, 
которые человек ждёт, ищет, и которыми хочет и будет жить. Ведь сам про-
цесс мифотворчества, если его представить схематично как набор определён-
ных последовательных психических действий, до банальности прост. Мифы 
рождаются из впечатлений. Впечатления зависят от того, чем мы живём. Чем 
насыщеннее  жизнь,  тем  тоньше  ощущения  и  тем  больше  впечатлений  даёт 
нам мир. А значит, тем более насыщенную и многообразную мифологию мы 
будем вокруг себя создавать. Она может быть озвучена в словах, либо пре-
бывать в нас на уровне вызывающих новые и новые ассоциации ощущений, 
которые столь блестяще описал Марсель Пруст в своём романе «В поисках 
                                                           
613
 
Полякова Е. Л. «Легенда веков» Виктора Гюго в контексте романтического мифотвор-
чества : дисс. ... канд. филол. наук. М., 2009. С. 3. 
614
 
См.: Хренов Н. А. Роль мифа в интегральной культуре ХХ века // Традицион. культу-
ра. М., 2000. №1. С. 63-75.
                                               

316 
 
утраченного времени»
615
. И остановить этот процесс не в силах ни человек, 
ни общество, ни наука.    
Впрочем, когда речь идёт о вызванных мифотворчеством произведени-
ях  литературы
616
 
и  искусства
617
,  следует  понимать,  что  большинство  людей 
на такую глубину в обычной жизни не способно. Как правило, удел человека  
- 
знание  суеты.  Торопливое.  Фрагментарное.  Заполненное  банальностями. 
Стремящееся лишь поразить. Формирующее информационные и смысловые 
пределы. В стиле «коротко о главном». Естественно, миф может «работать» и 
в таком режиме, создавая для публики при помощи СМИ образы-картинки в 
жанре  «лубок»  или  «комикс»,  дабы  могла  она  удовлетворять  свою  потреб-
ность в новостных зрелищах. Для тех же, кто стремится к чему-то большему, 
миф востребует и вскрывает знания, требующие размышлений и переосмыс-
ления совершенно иного уровня сложности и глубины
618
.  
Общепринято,  что  знания  людей  об  окружающем  мире  полны    пред-
рассудков и суеверий. Суеверия, названные Гёте поэзией народа, одних от-
талкивают,  а  других  привлекают.  И  это  понятно,  ведь  суе-верие  –  вера  от 
суеты. Но с другой стороны - сами суеверия не случайны, ибо не может быть 
случайным то, за чем стоит традиция
619
. За мифами стоит опыт веков. Опыт 
человеческого выживания. Опыт Высоты. Хотя, для кого-то мифологизация 
осуществляется через банализацию стереотипов, когда человек, не задумыва-
ясь,  принимает  то,  что  при  внимательном  рассмотрении  его  разум  должен 
был бы, как минимум, поставить под сомнение. Для других же, как, скажем, 
                                                           
615
 
См.:  Пруст  М.  В  поисках  утраченного  времени.  М.  :  Пушкинская  библиотека,  АСТ, 
2007. 926 с. (Серия «Золотой фонд мировой классики») 
616
 
См.  напр.:  Минакова  А.  М.  Поэтический  космос  М.  А.  Шолохова:  О  мифологизме  в 
эпике М. А. Шолохова. М., 1992. 77 с.; Манджиева Б. В. Космогонический миф и его ком-
поненты в индивидуальной мифологии В. В. Набокова: дис. ... канд. филол. наук.  Ставро-
поль, 2009. 221 с.   
617
 
См.: Мириманов В. Б. Искусство и миф : Центральный образ картины мира. М. : Согла-
сие. 1997. 327 с. 
618
 
См.: Чудинов А. П. Россия в метафорическом зеркале : когнитивное исследование по-
литической  метафоры  (1991—2000).  Екатеринбург  :  Изд-во  Урал.  гос.  пед.  ун-та,  2001.  
238 с. 
619
 
См.: Черепанова И. Ю. Дом колдуньи. Язык творческого Бессознательного. М. : КСП+, 
1999. 416 с. 

317 
 
для Самуэля Франца, «Миф – это вечный праздник ума, торжествующего над 
косностью сознания, над невозможностью соединения прошлого и будущего 
с  настоящим,  над  буднями  истории,  но  это  и  первоистория,  восходящая  к 
глубинам Памяти, к пещерному прошлому рода человеческого»
620
.  
Отметим, что сила, подобного, переполненного метафорами определе-
ния - в его смысловой, овеянной поэзией потенции, позволяет видеть в нём 
то, что нам в серой повседневности особенно не хватает. Ведь миф возникает 
там, где мы осознаём чью-то ценность или значение. Миф проступает сквозь 
значимость, формируя связь между реальностью и нашим отношением к ней 
в плане значения и ценностей. Вот почему «"иметь значение" в нашем созна-
нии  выступает  как  синоним  "быть  ценным"  или  даже  "существовать"»
621
. 
Стать носителем значения, вещь или явление может, лишь войдя в систему 
нашего  мировосприятия,  в  рамках  которой  выстраивается  структура  знако-
вых  отношений,  содержательную  сторону  которых  выражает  та  или  иная 
мифология. Так, выстраивая системную связь между миром фактов и миром 
знаков,  миф  проступает  через  наше  отношение  к  ним,  благодаря  которому 
мы сортируем информацию на имеющую знаковый смысл для нас или нет
622
. 
Кроме  этого  стоит  отметить,  что  мифотворчество  строится  на  образно 
оформленных аналогиях. И искать их не надо. Они сами находят нас, чтобы 
стать частью нашего сознания.  Вот почему даже древние мифы не уходят из 
нашей жизни, в той или иной форме присутствуя в сознании, привычно вос-
производя  основанный  на  архетипах  своеобразный  мифологический  меха-
низм. Что же тогда говорить о тех мифах, которые мы не распознаём? Людям 
свойственно соотносить источник своих несчастий с ящиком Пандоры, а не-
выносимые мучения – с танталовыми муками, трудные, но бесплодные уси-
лия называть сизифовым трудом, а особо грязные места или известные своей 
аморальностью  явления  –  авгиевыми  конюшнями.  Но  это  лишь  видимая 
                                                           
620
 
Цит. по: Мифы и легенды народов мира. Библейские истории. М. : Мир книги, Литера-
тура, 2007. С. 5. 
621
 
Лотман Ю. М. Ук. соч. С. 401. 
622
 
См.: Чередниченко Т. В. Наш миф // Arbor mundi. 1992. №1. С. 110-132.  

318 
 

жүктеу/скачать 2,19 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: