часть того человеческого явления, что привычно ассоциируется с мифом и
воплощается в поэтической метафоре. Другая, невидимая сторона мифа, как
общекультурного явления, также привычно мифом не называется. А по-
скольку процесс смыслообразования беспрерывен, «у каждого смысла будет
свой праздник возрождения»
623
, не без основания считал М. М. Бахтин. И
миф начинает отыгрывать своё.
Казалось бы, что общего между пятым подвигом Геракла
624
и рефор-
мами М. С. Горбачёва? Можно ли определять одним словом легенды короля
Артура и тайны «оранжевого» Майдана? Какая связь между крестовыми по-
ходами и новым мировым порядком? Что роднит современную Америку и
нацистский Рейх? Что общего между европейским выбором Украины и гоме-
ровской «Одиссеей»? Можно ли считать Америку демократической страной,
если за её пределами ею навязываются совсем другие принципы бытия, чем
она везде заявляет? Действительно ли Запад вырос на материале колоний, как
писал К. Леви-Строс, или расцвёл, благодаря протестантской этике, как ут-
верждал М. Вебер? Является ли теория прибавочной стоимости К. Маркса
научной теорией или мифологией? Что важнее в условиях существования со-
временной демократии: народ или большой бизнес? Защищают ли США де-
мократию, права свободы во всём мире или стремятся к максимальному кон-
тролю за мировыми ресурсами? Уважают ли права других народов на свою
исторически обусловленную идентичность? Почему распался СССР: в ре-
зультате «холодной войны» или по причине внутренней слабости и систем-
ных ошибок? Стоит ли считать возникновение радикального ислама естест-
венным результатом исторического развития великой мировой религии или
следствием нарастающих противоречий между богатым Севером и бедным
Югом? Способна ли наука ответить на главные вопросы современности или
её возможности существенно меньше и ограниченее? Является ли либера-
623
Цит. по: Лотман Ю. М. Карамзин. С.-Петербург : Искусство-СПБ, 1997. С. 308.
624
Пятым подвигом Геракла было очищение им от навоза огромного скотного двора царя
Элиды Авгия
319
лизм великим учением о свободе или инструментом нового этапа Большой
игры?
Понятно, что за всеми этими вопросами и утверждениями стоят раз-
вёрнутые и обоснованные позиции, называемые их оппонентами мифология-
ми. А сколько ещё таких неоднозначных вопросов вокруг нас? Почему, какой
вопрос человеческого бытия мы ни возьмём, всё время натыкаемся на мифы?
И как написал по этому поводу один современный исследователь, «чем
больше «почему?», тем больше желание в них разобраться. Чем больше же-
лание разобраться, тем больше мифов и теорий вокруг них приходится
изучать. Чем больше изучается, тем... больше возникает новых «почему?»,
которые на определенной стадии достигают той самой «критической мас-
сы», трансформируясь в качественно иное «почему?»: а почему, собствен-
но, мы считаем древние мифы и предания сказками и выдумкой?.. Есть ли
у нас вообще на то веские основания?...»
625
.
Спрашивается: отчего мифы столь долговечны? Что их делает такими?
Что подкрепляет? Что подпитывает и почему? Какое обоснование может
быть у иллюзии? Если, конечно, миф ею является. Что обеспечивает ему та-
кую устойчивость? Ведь выживание требует от человечества адекватного его
возможностям восприятия реальности. С другой стороны непонятно: если
иллюзии отрицательно сказываются на способности выживания человечест-
ва, то почему они были порождены опытом выживания? Не случайно, по
мнению М. Ф. Альбедиль, «мифы ни в чем не убеждают: они просто как ни-
что другое соответствуют нашим давно сложившимся формам восприятия
мира»
626
. Но разве может быть что-то убедительнее того, что полностью со-
ответствует нашим представлениям и ожиданиям, не выходя за пределы при-
вычного, ожидаемого и желаемого? Значит, мифы «ни в чем не убеждают»,
но достаточно убедительны для тех, кто готов их принять.
625
Скляров А. Миф о «мифологическом сознании». URL:
http://lah.ru/text/sklyarov/pril4.htm
626
Альбедиль М. Ф. В магическом круг мифов. С. 330.
320
Следовательно, одно из двух: либо в интересах собственного развития
и выживания человечество должно плодить иллюзии, спасаясь в собственных
заблуждениях; либо относительно заложенной в истине бесконечности и
миф, и наука могут быть восприняты как структуры, способные плодить ил-
люзии и одновременно отражать реальность в тех формах и объёмах, кото-
рые людьми будут восприниматься не только, как правдоподобные, но и дос-
таточно смотивированные, чтобы и отразить мир, и преобразовать его.
Представляя синтез образного и рассудочного, соединяя метафоры с
понятиями, мифы воздействуют не последовательно в порядке общепринято-
го повествовательного нарратива, а синкретично, разом на всех уровнях, раз-
ворачиваясь перед пытливым взором как зияющая бездонными высотами
бездна. Только увидеть это могут далеко не все. А те, кто не видит, считают,
что имеют дело с обыкновенными сказками, вымышленными историями,
древними фантазиями, в которых, может, и заложен опыт выживания челове-
чества, но для нас он скрыт, и потому в данный момент мифы больше раз-
влекают, чем учат, в лучшем случае приобщая к исторической культурной
традиции.
Иначе говоря, мифотворчество – естественный элемент работы созна-
ния, так как создание символически насыщенных образов столь же необхо-
димо нашему сознанию, как и логическое обоснование каждого нашего по-
ступка с точки зрения его целесообразности, где миф – не прихоть и баловст-
во, а механизм организации сознания для жизни и выживания человека и че-
ловечества. Ведь человек не может развиваться и выживать, не подвергая
свою жизнь постоянному осмыслению.
В результате, погружённый в определённое культурное пространство
человек неизбежно творит свою мифологию, органично с этим культурным
пространством связанную и составляющую её неотъемлемую часть. А это
значит, что мифологический универсум включает в себя и интуитивные про-
321
рывы, и научное моделирование, и «здравый смысл»
627
, реализуя их в той
мере, в какой требуют от него обстоятельства, но при этом миф не выпячи-
вая, что позволяет «здравому смыслу» в его диалоге с мифическим неизмен-
но «побеждать»
628
.
Вместе с тем, поскольку определённое социокультурное пространство
формируется исторически, важно понять связь характера мифотворчества с
конкретным социумом. В этом плане, с точки зрения понимания механизма
социального мифотворчества, особенно в контексте его национальной со-
ставляющей, интересные и крайне важные идеи дал выдающийся мыслитель
Г. Д. Гачев: «Для немцев время более важно, чем пространство. Бытие и вре-
мя, философские Sein und Zeit Хайдеггера. А для русских наоборот – про-
странство. Даже священное слово «страна» того же корня. Англосаксонское
уравнение, что время – это деньги, не могло бы естественно прийти в голову
русским. Но что касается США, то эта страна столь же обширна по простран-
ству, как Россия, но англосаксы прибыли сюда с принципом труда, а в труде
время есть его мера, как по Адаму Смиту и Марксу. Это отношение про-
странства ко времени, т.е. S/t, т.е. скорость – вот принцип американства. И
правильно, у них машина, автострады, и скорость, и успех (это тоже отрасль
скорости).
Или возьмем преобладание горизонтального или вертикального изме-
рения. Россия – это страна бесконечного простора в выражении Гоголя. Ко-
нечно, горизонтальные идеи священнее – даль, ширь, путь-дорога, они пре-
валируют в шкале ценностей. А в Германии, наоборот, глубь, Tiefe, глубь –
вертикаль, высь. Модель древа, в том числе генеалогического, Stammbaum, и
структура дома Haus, усматриваются априори во всем. Отсюда структура-
лизм, это модель дома, Haus. Значит, вертикальное измерение преобладает
среди сверхценностей. То же самое в Италии, где слово stanza от корня «sta»
–
стоять, что буквально «стоянка». А приветствие по-итальянски «как жи-
627
См.: Хазов В. К. Миф как фактор реорганизации культуры // Социально-гуманитарные
знания. 2009. № 9. С. 109–113.
628
См.: Чернов Р. П. 6 мифов современного. М. : ЛигалЭксперт, 2008. 108 с.
322
вешь?» – «come sta?», «как стоишь?» Видите, по примитивным примерам
сразу видно, какие модели, архетипы, слова повседневного употребления»
629
.
Иначе говоря, каждый народ формирует свой «космо-психо-логос». И в
нём проявляется своя особенная психология (душа), языком которой народ с
другими мирами и народами говорит. И хотя никто этой «души» не видел,
как, впрочем, и народа во всей его полноте и целостности, проявляется она
через язык и мифы. Мифы, которые дают обществу не просто великий «об-
раз», но и ключ к его пониманию.
В связи с этим, «не будет преувеличением сказать, что мифы вместе с
ритуалами часто оказывались весьма действенной «духовной помощью», вы-
ручая людей в самые напряженные моменты жизни. Психоаналитики не без
оснований предполагают, что обилие невротических расстройств в наши дни
обусловлено отсутствием носителей подобного рода помощи»
630
. Однако,
связано это с тем, что в условиях отсутствия психологической помощи со
стороны общества человек не всегда способен решить эти проблемы сам
631
.
Вот почему, по мнению М. Ф. Альбедиль, «со времён Возрождения и
Реформации человечество находится в непрестанных и мучительных поисках
нового мифа, который стал бы его надежным духовным источником и позво-
лил бы ему обновить свои созидательные силы»
632
.
Но считать, что сейчас
этого мифа нет, на наш взгляд будет ошибочным, поскольку механизм личного
и социального мифотворчества, по сути, остался неизменным. А значит, воз-
можности людей и социума в плане осуществления своего мифотворчества су-
щественных изменений не претерпели. И наука на них основательно повлиять
не могла. Более того, именно под её воздействием произошла корректировка
мифотворчества, так как наука стала едва ли не основным поставщиком мифов
629
Гачев Г. Д. Ук. соч.
630
Альбедиль М. Ф. Ук. соч. С. 325.
631
См.: Чадаева А. Г. Мифогенез и роль мифа в культуре общества потребления : дис. …
канд. культурол. наук. М., 2006. 163 с.
632
Альбедиль М. Ф. Ук. соч. С. 326.
323
обществу, разрабатывая их и логически обосновывая с помощью того методо-
логического и технологического инструментария, которым она располагает.
Другое дело, что качество этих мифов, отражающих блеск и нищету
техногенной цивилизации, желает лучшего и не даёт ответов, которые чело-
вечество так мучительно ищет. Но к самим мифам это уже прямого отноше-
ния не имеет, так как содержание их является следствием духовной выстра-
данности и психологической готовности человека и человечества поменять
свои взгляды, ценности, идеалы, приведя их в соответствие с новыми высо-
тами новых времён.
Происходит так потому, что для обретения желаемого одного желания
измениться мало. Нужно ещё намерение, воплощённое в воле и освящённое
духовным самопожертвованием, для которого нужен факт осознания отсут-
ствия альтернатив. В свою очередь это подводит нас к тем процессам, кото-
рые в основном остаются за пределами сознания, но имеют прямое отноше-
ние к нему.
Отмечая роль подсознательного и бессознательного в мифотворчестве,
К. Леви-Строс писал: «Вся психическая жизнь и весь внешний опыт невроти-
ка организуются одной исключительной, или доминирующей, структурой,
причем катализатором служит некий изначальный миф. Но эта доминирую-
щая структура, равно как и другие, занимающие у невротика подчиненное
положение по отношению к первой, характерна и для психики нормального
человека, будь он членом цивилизованного общества или членом общества
первобытного. Совокупность этих структур и составляет то, что мы называем
бессознательным. Вот тут как будто и стирается окончательно разница меж-
ду теорией шаманизма и теорией психоанализа. Бессознательное перестает
быть прибежищем индивидуальных особенностей, хранилищем личной исто-
рии, которая делает каждого из нас существом уникальным. Термин «бессоз-
нательное» обозначает символическую функцию, отличительную для чело-
века, но у всех людей проявляющуюся согласно одним и тем же законам и, в
сущности, сводящуюся к совокупности этих законов.
324
Если эта концепция верна, то, вероятно, между бессознательным и под-
сознательным нужно установить более четкое различие, чем это принято в
современной психологии. Подсознание, хранилище воспоминаний и образов,
которые каждый индивидуум накапливает в течение жизни, в этом случае
становится одним из аспектов памяти. Благодаря одним и тем же свойствам
подсознательные воспоминания непреходящи во времени и ограниченны, по-
скольку они потому и называются подсознательными, что их нельзя вызы-
вать по своей воле. Напротив, бессознательное всегда остается пустым, ли-
шенным образного содержания, или, точнее, оно имеет такое же отношение к
образам, как желудок к находящейся в нем пище. Бессознательное является
инструментом с единственным назначением — оно подчиняет структурным
законам, которыми и исчерпывается его реальность, нерасчлененные элемен-
ты, поступающие извне: намерения, эмоции, представления, воспоминания.
Можно сказать, что подсознание — это индивидуальный словарь, в котором
каждый из нас записывает лексику истории своей индивидуальности, и что
бессознательное, организуя этот словарь по своим законам, придает ему зна-
чение и делает его языком, понятным нам самим и другим людям (причем
лишь в той мере, в какой он организован по законам бессознательного»
633
.
Отметим, что в принципе рассуждения К. Леви-Строса не лишены ос-
нований, но поскольку речь в них идёт о весьма тонких и для нас трудноуло-
вимых явлениях, мы сосредоточимся на тех положениях, которые сам К. Ле-
ви-Строс выделяет в первую очередь. А они в самых общих чертах сводятся к
следующему:
1. Содержательную сторону отражения психической жизни человека,
равно как древнего, так и современного, представляет мифология.
2. В контексте этой мифологии между практикой шамана или психо-
аналитика принципиальной разницы нет, так как они работают с т. н. «бес-
633
Леви-Строс К. Структурная антропология. С. 211-212.
325
сознательным», извлекая из него те образы и интуиции, которыми потом жи-
вут
634
.
3. «Бессознательное» позволяет использовать возможности человече-
ской психики для формирования символически окрашенных значимостей,
которые представляют для человека высший ценностный смысл.
А поскольку мифотворчество целиком и полностью зависит от особен-
ностей психического восприятия человека, нам придётся констатировать, что
та роль, которую миф играет в жизни людей, судя по всему, за последние ты-
сячи лет принципиально не изменилась уже потому, что не изменился сам
человек.
Вопросы к главе
1. Объясните, как происходит процесс мифотворчества? Как вы пони-
маете мысль, что миф воспринимается личностно? В какой степени мифо-
творчество является объективным, а в какой – субъективным процессом? 2.
Насколько обосновано утверждение, что за мифами стоит опыт веков? Со-
гласны ли вы с утверждением. Что миф помогает человеку и человечеству
выживать? Почему? 3. Каким образом мифотворчество связано с процессом
смыслообразования? 4. Каким образом мифологические сюжеты вторгаются
в нашу жизнь? С чем это связано? 5. Как вы понимаете мысль, что мифы на
человека воздействуют не последовательно в порядке общепринятого пове-
ствовательного нарратива, а синкретично, разом на всех уровнях? 6. Соглас-
ны ли вы с утверждением, что мифотворчество – естественный элемент рабо-
ты сознания? Почему? 7. Какие подходы к анализу мифотворчества в пони-
мании Г. Д. Гачева и К. Леви-Строса вы выделили бы в первую очередь?
634
См.: Хаккарайнен М. В. Трансформация традиционного знания: шаманизм без шама-
нов. URL: http://anthropology.ru/ru/texts/hakkareinen/misl8_25.html
326
9.3
. Человек мифический: аксиологический аспект
Миф – форма и способ нашего осмысленно-
го переживания, от которого мы не можем изба-
виться и без которого не можем жить.
Рассуждая о мифе и мифотворчестве, уместно поставить вполне логич-
ный вопрос: а где находится так досконально описанное мифологическое
пространство? Ведь в современном обществе под воздействием науки поне-
воле сложилось и стало общепринятым мнение о том, что миф распространён
и функционирует где-то далеко и не с нами, в другой стране
1
, там, где нет
свободного общества и демократии
2
, либо среди людей, которые не владеют
ют логическим мышлением и не способны грамотно оперировать информа-
цией
3
.
Не случайно, проблема соотношения науки и мифа традиционно вы-
страивается в контексте соотношения космоса (порядка) и хаоса. И хотя в его
простейшей интерпретации подобный подход нам кажется спорным, в более
сложной комбинации взаимодействия, космос возникает из хаоса. И не мо-
жет возникнуть из чего-либо другого. При этом, являясь причиной, источни-
ком и мотивацией космоса, а также выступая пространством, в которое кос-
мос погружён, хаос предстаёт как нечто такое, что также имеет свой порядок,
будучи одновременно и вне-космосом, и анти-космосом, и тем, что космос
органично питает и дополняет, позволяя и трансформироваться через взаи-
модействие с ним, и брать из него всё то, чего космосу для новой трансфор-
1
См.: Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая
традиция и нацизм. СПб. : Изд-во РХГИ, 1997. 576 с.; Шестаков В. М. Мифология XX
века : Критика теории и практики буржуазной «массовой культуры». М. : Искусство,
1988. 222 с.
2
См.: Почещов Г. Г. Тоталитарный человек: очерки тоталитарного символизма и ми-
фологии. К. : Глобус, 1994. 151 с.; Чернышев А. Современная советская мифология.
Тверь, 1992. 287 с.; Щербинина Н. Г. Героический миф тоталитарной России. Томск :
Позитив, 1998. 104 с.
3
См.: Смирнов В. В. Шизомиф. Мифологема шизофренического и мистического пере-
живания. URL: http://samlib.ru/s/smirnow_wladimir_walentinowich/mif4htm.shtml
327
мации не хватает
1
. Более того, в такой интерпретации хаос не находится где-
то вне космоса, но пребывает в нём, как вода пребывает в человеке или пус-
тота в её восточном толковании пребывает в каждой вещи, делая её напол-
ненной. Естественно, при таком подходе науке-космосу отрицать миф-хаос
также неправильно, как человеку отказываться от воды и кислорода. Более
того, науке надо научиться этот «хаос» обнаруживать и использовать. Ис-
пользовать сознательно, грамотно, системно. Но для этого нужно иметь волю
к созданию «разумного хаоса» (Новалис), в котором, возможно, будет найде-
но то гибкое, глубинное и одновременно органичное соотношение науки и
мифа, без которого наука в новых исторических условиях не сможет пози-
тивно развиваться.
К тому же, что касается данной темы, нужно оговорить следующее: ут-
верждая в своей теории нелинейных динамических систем, что порядок есть
частный случай хаоса, Илья Пригожин был не прав в том смысле, что все
они находятся в состоянии внесистемного хаоса лишь относительно друг
друга и любого из реальных и потенциальных наблюдателей. Но относитель-
но мира как целого они пребывают в динамическом равновесиии, так как, ес-
ли бы было иначе, целого бы не существовало, и мы бы не пребывали внутри
него со своим интеллектуально осмысленным и прочувствованным космо-
сом-порядком, вокруг которого чисто мифологически пытаемся выстроить
мир.
Ведь проблема не только в том, что хаос есть порядок иного уровня, а
случай – непознанная закономерность, возникшая в результате включения в
процесс структурного взаимодействия новых пока непознанных, а потому
неучтённых систем. Лишь бездна способна принять бездну. И познать беско-
нечное может только бесконечность, осознавшая себя таковой. Чтобы понять
целое, надо мыслить как целое и в режиме целого, не отдавая предпочтения
частностям, от имени которых мы нередко мыслим и говорим. И если бы че-
ловек был способен на это, используя рациональное мышление, то вполне
1
См.: Пригожин И., Стенгерс И. Ук. соч.
328
вероятно, что мир предстал бы перед ним не как неупорядоченный хаос, а
как, пусть развёрнутая в бесконечность, но именно цельная система. Систе-
ма, чья пребывающая в динамическом равновесии, бесконечно сложная и по-
стоянно меняющаяся многоуровневая структура способна себя предложить
как целое и сделать центром мира любую свою часть.
Кто же виноват в том, что человек посчитал важным поставить в центр
мира себя? И как может быть иначе? Почему мы должны мыслить не из себя?
И можем ли? По-видимому, это не только не в наших интересах, но и попро-
сту невозможно. И значит, для человека мир может быть только человеко-
мерным
1
. А потому антропоцентризм является важным фактором наших
представлений о мире и фундаментальным фактором человеческого бытия.
При этом такой подход вынуждает признать, что мир человекомерен потому,
что мы мыслим его мифологически, ставя себя в центр вселенной
2
, как его
основное системообразующее звено, какими логическими обоснованиями мы
бы это ни прикрывали
3
.
Одним из факторов, вынуждающих нас делать это, является понимание
бесконечной малости того, что может в мире и делает человек, порождающее
экзистенциально оформленное ощущение возникновения своеобразной
«трансцендентальной бесприютности» (Б. Грифцов), оптимальной формой
снятия напряжения которой может быть только возвращающий к человеку
антропоцентрический миф. И в нём миф не только может порождать хаос, но
и побеждает его, структурируя и упорядочивая его в той степени, в какой мы
того хотим.
В соответствии с вышеизложенным, миф представляет собой сложный
самоорганизованный механизм по переработке смысловой энтропии в орга-
низованную информацию, работающий через самоусложнение на саморазви-
1
См.: Комаров В. Н. Тайны пространства и времени. М. : Вече, 2000. 480 с.
2
См.: Мамчур Е. А. Человекосоотнесенные параметры научной деятельности // Социо-
культурный контекст науки. М. : РАН, 1998. С. 5-20.
3
См.: Кияткина И. В. Онтогенетическое становления персонального мифа как оформле-
ние жизненного пространства человека // Человек в пространстве мифов : Материалы
межрегион. конференции 10-11 июня 2004, г. С. 37-41.
329
тие, обеспечивающий поиск, организацию, хранение, трансляцию и пополне-
ние той информации, которая нужна для поддержания необходимого нам
смысла. И значит, на самом деле мы всегда внутри мифа и миф внутри нас,
потому что все порождаемые нами в диалоге со средой мыслечувства в той
или иной степени мифологизированы. Миф также погружён в нас, как язык, и
как язык же становится для нас столь привычным и в силу привычности не-
заметным явлением, что понять и почувствовать его присутствие или отсут-
ствие мы можем, лишь попав в совершенно иную языковую и смысловую
среду.
Поэтому процесс познания и использования мифа в жизни идёт посто-
янно. Но познающим он, как правило, почти не осознан, потому что «лицом к
лицу лица не увидать»
1
. Ведь пространственный образ мира находится внут-
ри нас. И по своей сути этот образ представляет мифологизацию реальности
в соответствии с нашим «я».
В процессе мифотворчества миф рождается в нас постоянно через об-
щение с социальной средой, через усвоение её норм и ценностей, через чув-
ства, страхи, надежды и переживания, потому что мы в нём нуждаемся. Сле-
довательно, наш мозг занимается мифотворчеством постоянно и не всегда
даже осознанно для нас. Но иногда, когда мы ловим себя на мысли, что нам
не понравились человек или кем-то сказанная фраза лишь в силу каких-то
неосознанных ассоциаций, породив в нашей голове такие образы, которые
никогда бы не возникли, мысли мы исключительно логически, либо, когда
банальная по сути, но эмоционально произнесённая речь какого-либо поли-
тика нас смешит или воодушевляет, мы подходим к пониманию того, что
причиной нашей эмоциональной реакции является наше неосознанное мифо-
творчество по поводу того, что мы увидели или услышали, и как это пережи-
ли. Мифотворчество, которое мы почти всегда не воспринимаем таковым.
Возможно, поэтому взаимодействие мифа с рациональным отражением
оказывается подобным кольцу Мебиуса, одна поверхность которого означала
1
Фраза из стихотворения Сергея Есенина «Письмо к женщине».
330
сон, а другая – явь. И в этом кроется одна из главных тайн мифологического
восприятия, заключающаяся в его неоднозначности, соотносимой со сном
яви или с явью сна. Так, миф может казаться простым и ясным, но в какой-то
момент исследователь вдруг понимает, что за этой внешне проявляемой про-
стотой скрываются такие бездонные глубины, которые ему не постичь нико-
гда. Но зато ими можно наслаждаться, наблюдая вечную игру смыслов-
перевёртышей, когда сон становится явью, а явь – сном, иллюзии представ-
ляются реальностью, а реальность кажется химерой, идеи преобразуют мир, а
мир снова погружается в сон, чтобы снять покровы земных чувств и обна-
жить под нею те желанные дали, к которым человек будет стремиться всегда,
дабы начать всё сначала.
К сожалению, далеко не каждому дано миф понять, потому что для
этого надо быть одновременно и аналитиком, и поэтом. Но те, кто понял это
и прочувствовал, как Г. Д. Гачев, Р. Барт или К. Леви-Строс, стали великими
творцами. Особенно это хорошо видно по творчеству Р. Барта, который, на-
чав изучение мифа в своих «Мифологиях» в духе пушкинского Сальери
(«разъял как труп»), впоследствии больше не возвращался к этому, предпо-
читая, подобно Моцарту просто им, как музыкой, наслаждаться. И тогда по-
нятно, почему в ответ на вопрос: как он творит, Г. Д. Гачев ответил: «я ми-
фологизирую»
1
, а К. Леви-Строс всё чаще сравнивал миф с музыкой. В нём
речь идёт о состоянии, где миг вбирает в себя вечность, и вечность начинает
проступать во всём, и даже буквы оказываются способны воплощать в себе
все энергии Творения, как это описывается в Каббале.
В таком состоянии человек может сойти с ума, глядя в «лицо» лишь
одной самой простой, обыкновенной вещи. И, бросив только взгляд на неё,
он может узнать всё не только о ней, о том, что с ней связано, но обо всём
мире, космосе, вселенной. Так, воплощаясь в мифе, весь мир может лежать
перед нами, приняв образ любой вещи. И по ней можно познать всё. Ведь она
невидимыми нитями связана со всем миром, с прошлым, настоящим и буду-
1
Гачев Г. Д. Ук. соч.
331
щим, потому что всё связано друг с другом каким-то непостижимым, но да-
леко не случайным образом. И эти связи надо только увидеть и понять.
Все вещи мира связаны друг с другом в мифе и живут одна в другой,
превращая друг друга в одно. Они живут, обладают памятью, даже вообра-
жённым нами сознанием, показывая, что ничего мёртвого, неодушевлённого,
бессознательного, лишённого мыслей, чувств, воспоминаний и настроений
вокруг нас нет, потому что мы этого не хотим
1
.
Они живут и говорят с нами. Живут, чувствуют, переживают. И мы го-
ворим с ними, через них общаясь со всем. Говорим без слов, без мыслей, ка-
кими-то над-ощущениями, одной лишь силой намерения, которое превраща-
ется в миф, а миф оборачивается состоянием, что переполняет нас, дарует
нам такие образы, которые не может дать никакой разум. В них уже не оста-
ётся места мыслям и словам. Но есть ощущение опустошённости и напол-
ненности, единства со всем и уникальности в себе, невероятного могущества
и обнажающей душу полной незащищённости. Ощущение, подводящее к
простому и ясному ответу-вопросу: кто мы без мифа и что миф без нас?
В этом смысле для нас важна проблема мифопонимания, которая вновь
и вновь возвращает нас на круги своя: чтобы познать миф, надо познать себя,
то есть человека, который его создаёт. Человека в его психофизиологической
целостности, представленного как продукт культуры, эпохи, социума, как со-
вокупность духовных и социальных отношений. Естественно, что познать
себя можно через познание мира, через диалог с ним, но как быть, если мир
погружён в миф и не свободен от него? Если человек как существо мифиче-
ское не может себя вне мифа воспринимать?
Более того, рассмотрение аксиологической стороны мифа и мифотвор-
чества требует подчеркнуть то немаловажное обстоятельство, что не только
мы оцениваем миф, но и он нас, выступая в данном случае как оценочное по-
нятие. К сожалению, второе обстоятельство как-то ускользает из зоны наше-
1
См.: Байбурин А. К. Семиотический статус вещей и мифология // Материальная культу-
ра и мифология. Л. : Наука, 1981. С. 215-226.
332
го внимания, предлагая и даже вынуждая рассматривать миф как объект. Но
о возможности мифа выступать субъектом социального процесса и влиять на
него решающим образом говорят хотя бы такие известные высказывания, как
«идеи правят миром» или «овладев массами, идеи становятся материальной
силой». Ведь понятно, что сами по себе идеи не обладают суггестивным воз-
действием. Для этого они должны быть мифологизированы, стать мифом, то
есть обрести образно-символическую форму, создав ярко и доступно пред-
ставленный и одновременно осмысленный в определённом ключе образ,
близкий и значимый для всех.
Вот почему человек не может избавиться от мифов, как рыба не может
утонуть в океане или его потерять. При этом акт распознавания мифа вовсе
не обязателен. Как капля может встретить и распознать океан? Она просто
растворяется в нём. Так и человек. Он погружается в господствующий в об-
ществе миф по мере своего социального и интеллектуального становления. И
может вырваться из мифа лишь с помощью другого мифа и при условии на-
рушения его герметичности.
Герметичность мифа определяется тем, что для внешнего мира он за-
крыт. Закрыт в том смысле, что его живительная сила для того, кто не нахо-
дится в зоне его влияния, совершенно непонятна. А кто может находиться
вне мифа? Вообще, может ли человек быть вне мифа? Не более, чем быть вне
жизни, так как попытка воспринимать жизнь во всей её полноте, означает
воспринимать её мифологически. «Мы все внутри мифа, - и на этом строгая
наука должна умолкнуть»
1
, -
считает российский литературовед Л. Аннин-
ский. И, на наш взгляд, его замечание является важным. Оно, в частности,
означает, что для исследования мифа наиболее подходит анализ, не ищущий
внешней точки зрения на миф как объект. То есть взгляд изнутри.
По мнению известного российского философа А. М. Пятигорского,
«перед мифом, внутри которого ты себя ощущаешь, ты – ничто». А посколь-
1
Аннинский Л. «Внутри мифа». Патология современного мифологизированного сознания
//
Мифы и мифология в современной России. С. 115.
333
ку понимать эту мысль можно неоднозначно, он попробовал её разъяснить.
«Не потому что ты со всеми твоими мыслями хуже этого мифа, а потому что
тебе никогда его не увидеть, потому что тебе никогда самому без черпания
оттуда ничего интересного не придумать»
1
. Иначе говоря, миф формирует
господствующие в данной среде коллективные представления, из которых
человек и черпает свои интуиции, как правило выдавая их за свои. Противо-
стоять им, не опираясь на нечто принципиально иное, человек не в состоя-
нии. Более того, не выйдя за пределы данной среды, он не может её оцени-
вать. Но и выйдя и отказавшись от неё, что довольно типично в современных
условиях, он лишь поменяет мифологию. И то, что он в данном случае уви-
дит, возможно, будет называться мифом, но мифом для него уже не будет,
так как он будет вне его. А отброшенный, «умерший» для данного конкрет-
ного сознания миф – уже не миф, а его бледная, выхолощенная содержатель-
но тень.
В этом смысле А. М. Пятигорский действительно прав: человеку «ни-
когда его не увидеть», если миф в нём, а он – в мифе. Хотя, наверное, здесь
тоже нет ничего невозможного, и миф можно «увидеть», если суметь ока-
заться в ситуации, когда исследователь-наблюдатель будет одновременно
внутри мифа и вне его. Однако аналитическое мышление в данном случае
ему поможет мало. В любом случае, на какой бы позиции человек ни стоял,
он будет опираться на определённую мифологию, так как с мифом может
быть соотносимым только другой миф.
Быть вне мифа, значит из одного мифа «смотреть» в другой. Точнее –
на другой. Ибо тем, кто находится внутри одной мифосистемы, другой миф
не воспринимается изнутри, а, значит, воспринимается поверхностно, одно-
сторонне и однозначно пренебрежительно.
Вместе с тем, мысль А. М. Пятигорского вынуждает ставить дополни-
тельные вопросы. Если находящийся внутри мифа и творящий его человек –
1
Пятигорский А. Литература и миф. Беседа Григория Бондаренко с философом, профес-
сором Лондонского университета Александром Пятигорским. URL:
http://www.opentextnn.ru/man/?id=375
334
ничто, то что может быть внутри мифа с этим мифом соотносимым? В какой
степени человек способен ощущать свой миф, не выходя из него? Что даёт
человеку ощущение мифичности того бытия, которое он воспринимает как
реальность? В связи с этим рискнём предположить, что, не выходя из мифа,
человек не может ощущать его как миф, воспринимая его как реальность до
тех пор, пока не подвергнет рефлексии миф, с которым ему суждено рас-
статься. С другой стороны, и этого будет мало, так как в данной ситуации,
как правило, человек раз за разом отбрасывает устаревшие взгляды, развен-
чивая их как мифические, будучи убеждён, что новые взгляды являются ис-
тинной реальностью и подлинной правдой, к которой он так долго и мучи-
тельно шёл. Но «видеть» мифы, которые приходят на смену старым, он всё
равно не сможет. Человек способен поменять набор мифического, который
до этого считал истинным, на другой, но это не позволяет ему выйти за пре-
делы мифа в принципе, так как и старые и новые взгляды его являются ми-
фическими. И единственная разница между ними в том, что мифичность ус-
таревших взглядов он уже осознал, а мифичность новых – ещё нет, но осоз-
нает со временем. Либо за него осознают другие.
Вот почему быть вне какого-то мифа, значит, смотреть на него из дру-
гого мифа. Иначе говоря, можно быть, вне конкретной мифосистемы. Соци-
ально-политической или культурной. Национальной или конфессиональной.
Мифологии, определённой социальным, психологическим, образовательным,
профессиональным или возрастным контекстом. Мифологии, скажем, - со-
ветской или американской, западной или восточной, христианской или ис-
ламской. Но нельзя быть вне её в принципе. Даже ученый, исследователь не
свободен от тех или иных форм мифовосприятия, мифовоззрения и мифо-
творчества. В частности, для плодотворного исследования он должен при-
нять в качестве смысловых опор некие утверждения, исповедуемые его науч-
335
ной школой, традицией, и сформулированные в виде аксиом, либо создать
свои
1
.
Причём, в первом случае речь будет идти об установочных стереоти-
пах, которые принимаются им как данность. А во втором, когда он вынужден
создавать нечто новое, ему придётся формировать и новый понятийный ап-
парат, который неизбежно в силу своей новизны, в той или иной степени бу-
дет основан на метафорах. В любом случае, так или иначе, он должен будет
начать формулировать свои суждения с фраз типа «всем известно, что» или
«будем считать, что…», и тем самым, сам того не подозревая, он вторгнется
в зону мифа, нередко его заново создавая. Таким образом, миф – форма и
способ нашего осмысленного переживания, от которого мы не можем изба-
виться и без которого не можем жить. Миф не занимается непосредственно
фактами. Он создает смысл фактов через символически означенный образ и
работает с ним
2
. Однако, и исследователь не работает с фактами, создавая их
образ. Возможно, поэтому, расставшись с одним мифом, мы облекаемся в
«одежды» и «маски» другого, на некоторое время (иногда навсегда) прирас-
тая к ним. В определённом смысле миф есть отражённое в наших пережива-
ниях время. Меняется время (эпоха), и с ним меняются мифы. И тогда насту-
пает время для «переодевания». С нами будет то, что мы есть, говорили
древние. А мы таковы, каковы наши мифы. И в той степени готовы изме-
няться, в какой готовы свои мифы поменять
3
.
Следовательно, каждый человек является носителем своего мифа, пре-
бывая в нём и неся его в себе. И может избавиться от него, лишь изменив-
шись или умерев. С тем отличием, что в первом случае, он поменяет миф, из
мифологии не выходя, а во втором просто не сможет быть его носителем.
1
См.: Воеводина Л. Н. Философские концепции мифа в ХХ столетии. Моск. гос. ун-т
культуры. М., 1995. 38 с.
2
См.: Воскобойник Е. С. Миф как способ формирования смыслового поля культуры //
Слишком человеческое: диалекты философии. Вып.1. М. : Современные тетради, 2006.
С. 201-208.
3
См.: Бойм С. Общие места. Мифология повседневной жизни. М. : Новое лит. обозрение,
2002. 320 с.
336
Достарыңызбен бөлісу: |