ativādin для того, кто побеждает в поединке, устанавливая серию о т о ж д е с т в л е н и й (см.: Chānd.–
Upan. VII, 15, 4), – от ativāda, строфы, содержащие загадки (см. AV XX, 135, 4 и др.). См.: L. Re
nou, – JA, 237, 1949. C. 39. В других традициях направление вопросов космологического характера
может быть иным, ср. «Вопросы к Небу» Цюй Юаня (IV–III в. до н. э.), полемически заостренные
против схоластических вопросов, решение которых доступно лишь Небу.
54
В этой работе специально не исследуются вопросы, связанные с дублированием содержания
загадки на формальном уровне; ср., например, обыгрывание на звуковом уровне темы bráhman’a
(brhante-bhrāmyate-brahma Svet.-Upan. I, 6, или ложно-этимологические объяснения: bráhman- pra-vrh-/brh-/, pravalhikā, в котором видят дублет корня *brah-/barfo, свойственного иератическому
языку и обозначающего «говорение загадками», см.: R е n о u L. Указ. соч. C. 21), или звукопись
в гимне к «Речи» (RV X, 125), позволяющую восстановить имя богинии Реги – Vāc Āmbhrni, или
сходные типы японских загадок (см.: П о л и в а н о в Е. Д. Формальные типы японских загадок //
Сб. МАЭ V. Вып. 1. 1918. С. 371–374), или загадки-ловушки типа севернорусских, построенных так,
что в первую очередь напрашивается ответ неприличного содержания, хотя существует и более
простой, приличный вариант разгадки, и т. д. Таких примеров слишком много, чтобы считать, что
загадка – просто «образная зашифровка искомого»; существенно, что загадка часто не предполагает
нахождения ответа со стороны непосвященного, и в таких случаях криптографические задачи важнее
коммуникационных. Характерно, что язык загадок во многих традициях резко отличается от языка
других фольклорных жанров вообще и в сторону непонятности, в частности (в этом смысле загадка
может функционировать как пароль). Во всяком случае можно сказать, что загадка всегда имеет дело
с н е п р я м ы м и решениями. Учитывая сакрально-ритуальное происхождение загадок, обращение
в них к непрямому способу выражения может быть сопоставлено со сходными особенностями
поэтической речи, противостоящей профанической речи. Поскольку область истинно сущего для
мифопоэтической традиции всегда н е в и д и м а и н е д о с т и ж и м а вполне, о ней можно
354
ном дарами, обменом вопросами и ответами и, конечно, обменом
женщинами. Обмен вопросами и ответами может рассматривать-
ся как общая модель отношений в разных системах брака, регули-
рующая спрос и предложение
55
; иногда эта модель, по сути дела,
является поединком группы жениха и группы невесты, требования
которых могут быть восстановлены в виде диалога, в котором во-
просы и ответы образуют цепь (часто построенную по принципу
«оплотнения» – от общих тем к деталям)
56
. Вместе с тем, как хоро-
шо известно, обмен вопросами и ответами (часто в виде загадок и
разгадок) составляет и содержание вполне конкретных частей сва-
дебного обряда, ср. в русской традиции оформление свадебного до-
говора как акта купли-продажи с соответствующим диалогом и осо-
бенно обмен загадками и разгадками между дружкой и «продавцом»,
например: – Что такое, друженька, великое поле ирландское, много скота астраханского, а един пастырь, две агницы? – Поле великое – небо ясное; скот астраханский – звезды; пастырь – месяц; две агницы – утренняя и вечерняя зори. – Стоит дуб, в дубу – тина, в тине – сосна, на верху – лен? – Дуб – квашня; тина – тесто; сосна – мутовка; лён – покрывало, ветошка... – Летит птица орел, несет во рту огонь, а на конце хвоста – смерть? – Ружье. – Два кума Абакума, две кумы Авдотьи, пять Фалалеев, десять Андреев? – Дровни