Ошибки абстрагирования и ограниченных возможностей математики

 
11
Ю.М.Лотман,  – который  имел  бы  форму  геометрически  безупречного  шара.  Нетрудно 
доказать  совершенную  ничтожность  вероятности  появления  такого  предмета.  Но  это  не 
может  рассматриваться  как  возражение  против  существования  шара  как  геометрической 
фигуры. Как объект геометрии шар и существует, и представляет реальность. Реальные же 
физические шары, с точки зрения геометрии, существуют лишь в такой мере, в какой их 
можно принять за «правильные», пренебрегая случайными отклонениями»
13
. 
С учетом  сказанного  можно утверждать,  что  в  принципе  ни  одна  теория  в  каче-
стве таковой непригодна и неприменима для описания реального – будь то экономическо-
го или какого-либо иного – мира, и этого, по всей видимости, от нее и не требуется. «Тео-
рия,  – по  образному  выражению    Р.Коуза,  – это  не  расписание  самолетов  или  автобу-
сов… Теория служит… основой для того, чтобы думать»
14
. Одно дело – ожидать от тео-
рии описания реального мира, другое – его описывать с опорой на теорию. И в этом плане 
можно ставить вопрос о степени ее реалистичности и приближения к реализму, о степени 
релевантности исходных абстрактных представлений о реальном мире.  
В  случае  нерелевантности  (искаженности)  реальности,  опосредованном  (иска-
женном) экономико-математическими и инструментальными методами как способами ее 
описания/познания,  реальный  мир  будет  выглядеть  нерелевантным  и/или  искаженным 
вдвойне: к ошибкам исходного абстрагирования добавятся ошибки, обусловленные огра-
ниченностью (или просто самим фактом их присутствия) познавательных инструментов. 
За ошибки первого рода несут ответственность экономисты, за ошибки второго рода – ма-
тематики.  Если  это  одни  и  те  же  люди,  они  ответственны  вдвойне.  Не  следует,  однако, 
думать,  что  ошибки  вызваны  недобросовестностью  ученых  (хотя  и  это  следует  иметь  в 
виду). Появление многих ошибок обусловлено – неважно, отдают ли себе в этом отчет са-
ми исследователи, – идеологией, лежащей в основе как экономической, так и математиче-
ской науки. 
Поясним сказанное насчет идеологии. Эрик Райнерт
15
, сопоставляя два определе-
ния капитализма – Смита и Маркса, показывает, что в первом акцент делается не на си-
стеме производства, а на системе торговли, а во втором – на том, кто владеет средствами 
производства; общее между ними – отсутствие в определении предпринимателя, государ-
ства,  производственного  процесса.  Этим  определениям  он  противопоставляет  третье – 
трактовку  капитализма  Вернером  Зомбартом,  который  считал,  что  три  кита  стандартной 
экономической науки – капитал, труд и рынки – являются не движущими силами капита-
лизма, а всего лишь дополнением к ним. К самим же движущим силам, основе и одновре-
менно условиям существования капитализма он относил (1) предпринимателя, (2) совре-
менное государство и (3) механический процесс (индустриализацию). От первого «исхо-
                                                 
13
 Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб: «Искусство–СПБ», 2001. С. 57–58. 
14
 Coase R. Essays on Economics and Economists. Chicago: The University of Chicago Press, 1994. P. 16. 
15
 Райнерт Э.С. Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными. М.: Изд. 
дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2011.  

 
12
дит инициатива что-либо производить или чем-либо торговать», от второго зависит созда-
ние институтов, позволяющих «улучшить производство и распространение благ, а также 
систему стимулов, при которой корыстный интерес предпринимателя совпадает с интере-
сами всего общества», от третьего – механизация производства (в современной термино-
логии – национальная  инновационная  система).  Поскольку  формализация  таких  сил  за-
труднительна, то они оказались просто-напросто отброшенными. «Экономическая наука, 
–  пишет  Райнерт, – в  очередной  раз  пошла  путем  наименьшего  математического  сопро-
тивления, удаляясь от релевантности»
16
.  
Обратной стороной удаления от релевантности вследствие перехода на математи-
ческий язык стала утрата экономистами ключевых элементов своей науки, а также утрата 
прежней  свободы  владения  «теоретическими  моделями  и  реальным  миром,  которая  поз-
воляла им корректировать очевидные ошибки в моделях»
17
.   
Что примечательно, так это то, что утрата, скажем так, чувства реальности оказа-
лась очень чувствительной и избирательной – в отношении стран, к которым экономисты 
прикладывают свои модели. Так, «в США политики зорко следили за тем, чтобы ни одна 
теория, идущая против интересов их страны, не претворялась в жизнь»
18
. Такие вот двой-
ные стандарты: одни для собственного употребления странами ядра мировой экономиче-
ской системы, другие – для экспорта в страны периферии. И, что особенно важно, такая 
двойственность  обусловлена  и  оправдана  исключительно  идеологически  или  перефрази-
руя известное изречение: для себя постулаты свободной торговли, рынка и демократии – 
руководство  к  действию,  для  недоразвитого  мира – догма,  а  потому  и  подлежащая 
неукоснительному исполнению.   
 
4. Идеология, философия, менталитет в науке и обществе 
Идеология,  нравится  нам  или  нет,  отвергаем  ее  или  принимаем,  осознаем  или 
находимся в ее власти неосознанно, в науках неизбежна, тем более в общественных, гума-
нитарных науках. Предпринимаемые время от времени усилия по деидеологизации науки 
или ее изображения, во всяком случае, что касается экономической науки, как аналитиче-
ской  дисциплины,  свободной  от  идеологии,  как  правило,  оказываются  тщетными.  Более 
того,  «направленные  на  то,  чтобы  представить  экономическую  теорию  независимой  от 
политической системы и политических модификаций, от идеологических предпочтений и 
оценок», многочисленные попытки «обычно заканчивались не усилением, а ее значитель-
ным ослаблением»
19
.  
                                                 
16
 Райнерт Э.С. 2011. Там же. С. 152. 
17
 Райнерт Э.С. 2011. Там же. С. 153. 
18
 Райнерт Э.С. 2011. Там же. С. 153. 
19
 Сухарев О.С. Социальный вопрос: институты, инновации и экономическая политика. М.: Экономическая 
литература, 2004. С. 254. 

 
13
Присущая  науке  явная  или  неявная  идеологическая  составляющая  находит  свое 
выражение  в  идеологических  пристрастиях  ученых.  Множество  примеров  того,  что  рас-
хождение  во  мнениях  восходит  не  столько  к  историческим  фактам,  сколько  к  разным 
идеологическим платформам – ценностным суждениям и жизненным позициям историков 
и  их  деяниям,  приводит  в  своей  монографии,  посвященной  анализу,  в  частности  преем-
ственности и изменчивости, власти и господства с использованием конфигурации власт-
ных отношений в России Антон Олейник
20
.  
Если же обратиться не к исторической, а современной России, то мы увидим, что 
ученые-экономисты либерального толка, как правило, являются приверженцами неоклас-
сики  (ортодоксии),  в  то  время  как  ее  критики  чаще  всего  оказываются  последователями 
альтернативных экономических учений, в частности институциональной теории; соответ-
ственно и споры между ними зачастую оказываются идеологически окрашенными. В свою 
очередь идеологические пристрастия ученых разных дисциплин, школ, взглядов  или воз-
зрений  оказывают – порою  блокирующее  саму  возможность  потенциального  диалога – 
влияние  на  их  способность,  обусловленную  институциональной  организацией  самой 
науки,  к  взаимодействиям  и  коммуникациям  между  собой.  Вместе  с  тем  то,  что  на  по-
верхности  выглядит  идеологическим  пристрастием  или  противостоянием,  в  глубинной 
своей основе может иметь философские или мировоззренческие корни.  
В России диаметрально противоположные точки зрения на один и тот же предмет 
дело привычное, и в этом проявляется специфика русской культуры с ее принципиальной 
полярностью,  выражающейся  в  дуальной  природе  ее  структуры. «Основные  культурные 
ценности (идеологические, политические, религиозные) в системе русского средневековья 
– пишут Юрий Лотман и Борис Успенский, – располагаются в двуполюсном ценностном 
поле, разделенной резкой чертой и лишенном нейтральной аксиологической зоны»
21
. Но 
эта биполярность оказалось уделом не только средневековья, она преследует нас, вплоть 
до  нынешних  дней.  Возможно,  эта  биполярность  является  отражением  незавершенности  
российской цивилизации, чья духовность, этот ее фирменный знак, остается духовностью 
первого дня Божьего творения
22
. Незавершенность, если принять эту точку зрения, вместе 
с  тем,  означает  состояние  системы  с  энтропией,  далекой  (насколько?)  от  максимума,  а 
значит – живой  и  потенциально  (что  вовсе  не  обязательно)  взрывоопасной.  Как  придать 
этой живости конструктивный характер, превратить систему-минус в систему-плюс, тео-
ретически обосновать и смоделировать позитивный образ желаемой системы и не разру-
                                                 
20
 Олейник А.Н.  Власть и рынок: система социально-экономического господства в России «нулевых» годов. 
М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011.   
21
 Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII ве-
ка) // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1. М.: Гнозис, 1994. С. 220.  
22
  О  незавершенности  и  промежуточном  состоянии  российской  цивилизации  и  ее  духовности  как  отличи-
тельной черты, фирменного знака, наподобие французского рационализма, английского эмпиризма или аме-
риканского прагматизма см.: Эпштейн М. Религия после атеизма. Новые возможности теологии. М.: АСТ–
ПРЕСС КНИГА, 2013. С. 95–98. 

 
14
шить ее на практике – эти вопросы выходят далеко за рамки настоящей статьи, но фоном 
они, раз мы их коснулись, проходят, и поиск ответов на них является для России насущ-
ной  необходимостью.  Незавершенность – источник  не  только  для  пессимизма,  но  и  для 
оптимизма. И не случайно, что еще на заре либеральных реформ в 1992 г. Лотман выразил 
надежду, что Россия сумеет преодолеть «суровый диктат бинарной исторической структу-
ры» и «перейти на общеевропейскую тернарную систему»
23
, но как показали события по-
следовавших  за  этим  двух  десятилетий,  этим  надеждам не  суждено  было  сбыться.  В  ре-
зультате  приходится  констатировать,  что  стратегический  «переход  от  мышления,  ориен-
тированного на взрывы, к эволюционному сознанию»
24
, не состоялся.    
Поскольку  же  проблемы  реформирования  это  не  только  проблемы  науки,  но  и 
народного хозяйства и/или наоборот, ибо все  взаимосвязано и взаимозависимо, расколо-
тым оказывается не только научное сообщество, но общество в целом. Об этой данности 
не  раз  говорил  академик  Д.С.Львов: «Приходится  признать  факт  глубокого  раскола  не 
только в нашем обществе, но и в самой экономической науке. Даже вещи, которые, каза-
лось  бы,  не  могут  являться  предметом  споров, … оцениваются  совершенно  по-разному. 
Можно подумать, что в России не одна, а две экономики – так неузнаваемы ее портреты, 
рисуемые разными группами экономистами»
25
.  
 
5. Кризис экономической и математической науки 
Для экономиста-математика разувериться в потенциальных возможностях приме-
нимости оптимизационных методов в качестве общего подхода в экономической теории, 
равнозначно признанию краха экономики и математики, как в отдельности, так и в их со-
вокупной – экономико-математической – целостности.  Выражением  этого  краха  служат 
сформулированные В.М.Полтеровичем
26
 и В.Л.Макаровым
27
 тезисы о кризисе экономиче-
ской теории и кризисе математической науки соответственно; об этом можно говорить и в 
терминах кризиса экономико-математических методов как таковых – в качестве адекват-
ных инструментов исследования социально-экономических процессов.  
Встречаются  и  радикальные  точки  зрения: «Многое  сказала  политэкономия – и 
много ценного! – да вот не все. <…> предпочла запутаться в собственных неразрешимых 
противоречиях, впала в «личный» кризис, из которого так и не вышла. <…> От филосо-
фии (мировоззрения), пусть и идеологизированной, к науке (тоже не избегшей идеологи-
зации), а затем, с одной стороны, от науки к ее явной симуляции, а с другой – от становя-
щейся  ненужной  теории  к  вовсю  нужным  технологиям.  Таким  оказался  исторический 
                                                 
23
 Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.: Гнозис: издательская группа «Прогресс», 1992. С. 270. 
24
 Лотман Ю.М. 1992. Там же. С. 265. 
25
 Львов Д.С. Миссия России (Гражданский манифест). М.: Институт экономических стратегий. 2006. С. 38. 
26
 Полтерович В.М. Кризис экономической теории // Экономическая наука современной России. 1998. № 1. 
С. 46–66.  
27
 Макаров В.Л. Искусственные общества и будущее общественных наук. СПб.: Изд-во СПбГУП, 2009.  

 
15
путь экономической  науки, начавшейся как политэкономия, бытующей ныне в виде сон-
ма («кластера»)  экономических  теорий,  а  заканчивающейся  в  образе  вездесущей  «при-
кладнухи»
28
.  
Одной из главных причин неадекватного использования математики в экономиче-
ской теории является то, что она выражает статичное состояние экономики в абстрактных 
моделях  рыночного  равновесия  и  связывает  формулами  синхронно  разнородные  во  вре-
мени величины. 
 
6. Отсутствие заинтересованности в модернизации 
Если  отбросить  рассчитанную  на  широкую  публику  реформаторскую  риторику, 
то заинтересованных в осуществлении действительных преобразований лиц окажется (ес-
ли вообще окажется) не так много. Причины здесь могут быть разные: и объективные, и 
субъективные. 
Объективные причины вызваны специфической ролью элит или властных струк-
тур в порядках ограниченного доступа (limited access orders), типичных для естественных 
государств (natural states) и в том числе для России. Специфичность эта обусловлена осо-
бенностями институциональной системы, которая не только содействует созданию поли-
тической, экономической, религиозной и военной власти, но и способствует – в большей 
мере, чем в порядках открытого доступа (open access orders), – концентрации в руках от-
дельных людей контроля над ресурсами и социальными функциями
29
.   
Помимо  описанной – внутренней – специфичности,  объективно  присущей  стра-
нам  мировой  периферии,  следует  сказать  и  о  внешней  специфичности,  обусловленной 
установлением со стороны международных организаций – а по сути, ядра мировой эконо-
мической системы – контроля над втянутыми в неэквивалентный обмен и долговую зави-
симость элитами периферийных стран. Подчиненная роль национальных элит вынуждает 
их играть в диктуемую им игру с нулевой суммой: плюсы – странам ядра, минусы – стра-
нам периферии. Разумеется, эти минусы касаются стран как таковых, но никак не элит: их 
игра  в  поддавки  щедро  оплачивается – в  конечном  итоге  из  своего  же,  национального 
кармана. 
Субъективные причины обусловлены индивидуальными предрасположенностями 
к изысканию ренты, пристрастиями оказавшихся во власти или поблизости от нее, а также 
                                                 
28
 Осипов Ю.М. Магия политэкономии и магизм политэкономов // Economics and Economy. 2013. Vol. 1. No. 
1. Pp. 111–112. 
29
 Норт Д., Уоллис Дж., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпре-
тации письменной истории человечества. М.: Изд. Института Гайдара, 2011. С. 32–33.  

 
16
способных повлиять на принятие властью решений людей, к примеру, степенью и харак-
тером своей ангажированности – вольной или невольной
30
.  
Справедливости  ради  следует  отметить,  что  на  практике  провести  грань  между 
объективными и субъективными причинами не всегда представляется возможным, равно 
как  и  навязанное  реформирование  институциональной  структуры  не  снимает  с  повестки 
вопрос, «навязана  ли  эта  институциональная  структура  извне  или  же  детерминирована 
внутренними  факторами,  или  же  является  следствием  и  того,  и  другого?»
31
.  Необходи-
мость разбирательства с каждым конкретным случаем остается. 
 
7. Кризис науки как языковая проблема 
Нас интересует наука экономическая и математическая. Ни та, ни другая не отно-
сятся к естественным наукам, и это обстоятельство не следует упускать из виду. В какой 
степени гуманитарная (экономическая) наука является наукой – тема отдельного исследо-
вания. Что касается математики, то ее мы рассматриваем в отношении к экономике. При-
мечательно, что, согласно некоторым воззрениям, математика – вовсе «не наука и не зна-
ние, а некоторого рода особый язык». К этому добавим, что есть и точка зрения на мате-
матику как «не знание, а деятельность»
32
. Эту идею математики как языка (и отчасти как 
деятельности) мы и попробуем развить ниже. Некоторым фоном для рассуждений, пусть 
послужит то, что язык как таковой «организует мышление (и деятельность), в том смысле, 
что  привносит  в  них  ряд  выработанных  и  обусловленных  нормами  свойств»,  при  этом 
«процесс  его  освоения  устанавливает  определенные  пределы  познания  и  деятельности, 
одновременно расширяя познавательные и практические способности индивида»
33
. 
Когда  мы  говорим  о  кризисе  науки  или  в  науке,  то  имеем  в  виду  то,  что  язык 
науки не отражает реального состояния дел, его релевантность дает сбои, не отвечая ре-
альным проблемам, нуждающимся в решении. Слова [науки] и дела [практики] расходятся 
друг с другом. Но может, отсутствие взаимного изоморфизма нормально, и иначе не мо-
жет  и  быть?  Вспомним  Дж.Локка  и  его  недоверие  к  языку: «…В  своем  первичном  или 
непосредственном значении  слова обозначают только идеи, имеющиеся в уме того чело-
века,  который  пользуется  этими  словами…»
34
. (“Words in their primary significance stand 
for nothing but the ideas in the Mind of Him that uses them”
35
). Но даже если слова будут со-
                                                 
30
 Ерзнкян Б.А. Теоретико-методологические изменения в институциональной экономике // Экономическая 
наука современной России. 2012. № 1. С. 11–30; Yerznkyan B.H. Institutional Economics at the Crossroads: A 
View from Russia // Montenegrin Journal of Economics. 2012. Vol. 8. No. 1. Pp. 27–45. 
31
 Норт Д. 1997. Указ. соч. С.171.  
32
 Лекторский В.А. Вера и знание в современной культуре  // Вопросы философии. 2007. № 2. С. 15. 
33
 Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический Проект, 2005. С. 249. 
34
 Локк Дж. Соч. в 3-х т. Том 1. М., 1985. С. 562.  
35
  См.  высказывание  Локка  из  «Опыта  о  человеческом  разумении» (книга  первая,  глава  четвертая,  раздел 
24):  Чокроборти  О.  Мне  сказал  знаток,  поэтому  я  знаю:  передача  знания (prama) через  свидетельство  в 
классической индийской и в современной западной эпистемологии // Вопросы философии. 2007. № 2. С. 25.  

 
17
относиться с [внешней] реальностью, не приведет ли это к неясностям и недоразумениям, 
к «извращенному» словоупотреблению, о чем пишет Локк? 
Эта мысль, если и не полностью, то хотя бы отчасти, позволяет понять причину 
вышеотмеченных кризисов, ставших неотъемлемой частью современного научного ланд-
шафта. Ее можно сформулировать следующим образом: решение реальных экономических 
проблем  подменяется  решением  проблем-субститутов,  или  проблем,  имеющихся  «в  уме 
того человека, который пользуется этими словами». Этот человек, или исследователь, 
сначала  формулирует  проблемы  на  языке  ему  доступной  экономической  теории,  а  уж 
затем предлагает их к решению.   
Таким образом, воспринимая мир через призму такого, подогнанного под требуе-
мое решение, языка, исследователь формулирует и предлагает решение – но уже не про-
блемы  per se,  существующей  вне  языкового  контекста,  а  проблемы,  лингвистически 
структурированной и потому несущей на себе привнесенный извне (по отношению к ис-
ходной проблеме) отпечаток языка. Если это – язык равновесных систем, то и весь текст – 
формулировка проблемы и ее решение – будет равновесно системным. Предпочтение од-
ного  языка  (скажем,  неоклассического)  другому  (скажем,  институциональному)  может 
выглядеть (собственно так оно и есть) как предпочтение одной идеологической установки 
другой. Все в соответствии с формулой, если прибегнуть к жаргону системных програм-
мистов: «Мусор на входе – мусор на выходе»
36
 (garbage in – garbage out).  
Следует при этом отметить, что само по себе применение математики, сколь бы 
сложной она не была, приближению к реальности – в смысле ее адекватного отражения и 
формализованного представления – не способствует. Скорее наоборот, математика и ста-
тистика  способны  в  известной  мере  затуманить  существо  дела;  в  этом  случае  изучаемая 
проблема  оказывается  под  двойным  языковым  гнетом:  на  нерелевантную  абстракцию 
языка экономической науки накладываются не связанные с реальностью средства матема-
тического и/или статистического языка, которые имеются в распоряжении исследователя. 
В результате формула удваивается: «Двойной мусор на входе – двойной мусор на выходе» 
(по аналогии с предыдущим: double garbage in – double garbage out).   
Язык, как известно, является базовым общественным институтом, базовым в том 
смысле,  что  без  него  функционирование  любых  других  институтов  не  представляется 
возможным.  В  качестве  института  он  разнообразен  и  не  сводится  только  к  выполнению 
функции коммуникации, которая фигурирует в приведенном ниже примере использования 
научно-практического языка – системы кодов и когнитивных правил, выступающих спо-
собом коммуникации (напомним, это только одна из функций языка) представителей суб-
культуры в лице биржевых агентов. 
                                                 
36
 Фоули Д. 2012. Там же. 

 
18
Авторы  книги  «Биржа:  эволюция  экономического  института»
37
  особо  подчерки-
вают институциональный характер рассматриваемого ими языка: «Для общества в целом, 
для представителей его различных слоев и групп язык биржи сложен, труден для понима-
ния,  нуждается  в  расшифровке  и  дополнительных  пояснениях.  Этот  язык  институциона-
лен по своей природе, поскольку выражает взаимодействия между носителями социально 
закрепленных функций в их общем трансакционном пространстве»
38
. Спецификой бирже-
вого языка является его представление помимо вербальной формы также и в виде языка 
жестов – сравнительно малоизученного пласта биржевой культуры; к этому добавим кон-
венциональный характер многих из когнитивных правил биржевой деятельности.  
Соглашаясь во многом с авторами упомянутой книги о бирже как институте, хо-
телось бы поспорить с их утверждением об ошибочности мнения Умберто Эко, согласно 
которому, «язык предшествует человеку и даже учреждает его как такового»
39
. Эко гово-
рит о языке вообще, авторы «Биржи»  – о конкретном языке биржи, создаваемом ее дей-
ствующими  и  взаимодействующими  участниками.  С  таких  позиций  утверждение,  что 
«язык  вторичен,  его  функция – обслуживание  деятельности  биржевых  агентов»
40
  выгля-
дит вполне логичным, но только с таких позиций. С позиций же неспециализированного 
языка все может быть ровным счетом наоборот – как об этом говорит Эко или же Иосиф 
Бродский в своей Нобелевской лекции: «не язык является его [поэта] инструментом, а он 
[поэт] – средством языка к продолжению своего существования». Речь здесь идет о поэте, 
а,  по  сути, – о  человеке,  но  таком,  кем  язык  жив,  человеке  как  средстве  существования 
языка.  Впрочем,  если  исходить  из  того,  что  биржевые  агенты  не  поэты,  а  функционеры 
(что  справедливо),  то  его  получается,  что  и  слова  Эко  верны,  и  слова  авторов  «Биржи». 
Просто они относятся к разным языковым объемам и соответственно к различным их но-
сителям – условно  говоря, «пассивным» (выступающим  орудием  существования  языка, 
инструментом реализации языковой стихии)  и «активным» (творцам языковой – в данном 
случае,  биржевой, – субкультуры).  Можно  даже  высказать  предположение,  что  именно 
благодаря наличию независимого от человека [первичного, многофункционального] языка 
становится возможным конструирование человеком специального [вторичного, редуциру-
емого к коммуникативной функции] языка.  
Завершая этот пассаж, отметим, что главное – с точки зрения соответствия целям 
настоящей статьи – это то, что институциональный характер языка в смысле отношения 
институтов  к  реальности,  их  первичности  или  вторичности  обладает  замысловатой  кау-
зальностью:  в  одних  контекстах  направленность  причинно-следственных  связей  одна,  в 
других – другая.  Поэтому  во  избежание  недоразумений,  следует  каждый  раз  обращать 
тщательное внимание на семантику языковых высказываний и контекст их употребления. 
                                                 
37
 Иншаков О.В., Белобородько А.М., Фролов Д.П.  Биржа: эволюция экономического института. М., 2008.  
38
 Иншаков О.В., Белобородько А.М., Фролов Д.П.  2008. Там же. С. 198.  
39
 Эко У.  Отсутствующая структура Введение в семиологию. СПб.: Симпозиум, 2006.  С. 24.  
40
 Иншаков О.В., Белобородько А.М., Фролов Д.П.  2008. Там же. С. 201.  

 
19
Не следует думать, что языковая неадекватность имеет место только при стремле-
нии выразить экономические феномены на языке математики. Она встречается и при ис-
пользовании языка [той или иной] экономической теории к описанию экономической же 
реальности, равно как и математического языка применительно к математическим объек-
там.   
Примеров из экономики не счесть. Общим местом является критика мейнстрима 
со  стороны  главным  образом  приверженцев  другого  канона.  Но  понимание  его  ограни-
ченности есть и у его сторонников. «Экономическая теория, утверждавшая, что нам ниче-
го не угрожает, – пишут в связи с последним мировым кризисом Джордж Акерлоф и Ро-
берт Шиллер, – попросту ввела население и правительство с большинством экономистов в 
приятное заблуждение. Но это ущербная теория: она не учитывает субъективный фактор в 
экономическом  поведении  и  роль  иррационального  начала»
41
.  На  наш  взгляд,  в  той  или 
иной  степени  все  теории ущербны,  и  дело  не  только  или  не  столько  в  том,  что  не  были 
учтены субъективные и психологические факторы. В других случаях не учитываются ин-
ституциональные,  культурные,  морально-этические  и  прочие  факторы,  ограниченность 
теоретического  языка,  с  помощью  которого  изучается  реальность  и  на  основе  которого 
предлагаются умозаключения для ее характеристики. Можно предлагать теории заведомо 
не годные для институциональных преобразований в каких-то странах, а затем удивлять-
ся, в чем дело, почему реформы не дали ожидаемого от них результата. Нельзя не согла-
ситься с тем, что главный постулат теории Адама Смита об отсутствии для вмешательства 
государства в экономику необходимости не выглядит обоснованным»
42
.  Проблема, одна-
ко, в том, что теория не более чем средство для изучения действительности, и при таком к 
ней подходе, т.е. при отсутствии завышенных ожиданий, неясностей не будет. «Для демо-
кратического капитализма экономические идеи и традиции Адама Смита – это то же са-
мое, что операционная система для компьютеров. Возможности капитализма, равно как и 
компьютеров,  неисчерпаемы  и  зависят  лишь  от  того,  как  мы  их  будем  применять  (под-
черкнуто мной. – Б.Е.), но это не более чем операторы, управляющие системой»
43
. Не за-
трагивая тему неисчерпаемых возможностей капитализма, подчеркнем ключевой для нас 
элемент, а именно: применимость теории и умение обходиться с этой применимостью. 
Пример из математики. В своей статье
44
  В.З.Беленький и А.А.Заславский описы-
вают  трудности,  с  которыми  они  столкнулись  при  попытке  преодолеть  ограниченность 
стандартного языка теории вероятностей и ввести термины «условное событие» и «услов-
ная  случайная  величина».  В  статье  авторы  показывают,  что  термины  «условная  вероят-
                                                 
41
 Акерлоф Дж., Шиллер Р. Spiritus Animalis, или Как человеческая психология управляет экономикой и по-
чему это важно для мирового капитализма. М.: ООО «Юнайтед Пресс», 2010. С. 23–24.  
42
 Акерлоф Дж., Шиллер Р. 2010. Там же. С. 25.  
43
 Dougherty P. Who’s Afraid of Adam Smith? How the Market Got Its Soul. Hoboken, N.J.: Wiley, 2002. P. xi. 
44
 Беленький В.З., Заславский А.А.  Что мешает употреблению в языке теории вероятностей термина «услов-
ное  событие» // Анализ  и  моделирование  экономических  процессов. / Сборник  статей  под  ред. 
В.З.Беленького. Вып.9. М.: ЦЭМИ РАН, 2012. С. 129–136.  

 
20
ность» и «вероятность условного события» являются синонимами, а сам выбор одного из 
них  определяется  исключительно  соображениями  удобства  изложения  материала.  Такое 
уточнение,  по  мысли  авторов,  призвано  подчеркнуть,  что  строгое  определение  понятия 
«условная  вероятность»  возможно  лишь  посредством  введения  в  научный  оборот  таких 
терминов,  как  «условное  вероятностное  пространство»  и,  соответственно, «условное  со-
бытие». Так же синонимичны термины «условное распределение случайной величины» и 
«распределение  условной  случайной  величины»;  использование  же  термина  «условное 
событие»,  отвергаемого  ортодоксальной  теорией,  удобнее  и  предпочтительнее  общепри-
нятого термина «условные вероятности». Авторы в результате приходят к выводу о необ-
ходимости  совершенствования  языка  теории  вероятностей,  ее  терминологического  глос-
сария, в противном случае «языковый барьер» может стать причиной блокировки не толь-
ко публикаций, но и внедрения новых идей, выраженных на непривычном для научной – 
теоретико-вероятностной – ортодоксии  языке,  в  соответствующую  отрасль  математиче-
ской науки.    
 

жүктеу/скачать 1,67 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: