Образ древности в советской историографии: конструирование и трансформация
История семьи в изложении Ф. Энгельса
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
| 1.2. История семьи в изложении Ф. Энгельса
Приступая к подробному разбору частных аспектов «Происхождения», необходимо сделать важную оговорку: нашей целью не является критика положений Энгельса с точки зрения современной науки. Современные исследования будут использоваться, но для наших целей нет никакого смысла упрекать автора за незнание тех фактов, которые не могли быть ему известны. Например, он даже не догадывался, что сведения о гавайской, так называемой пуналуальной семье, являются выдумкой миссионеров, вольной или невольной. 43 Гораздо важнее будет увидеть, каким образом Энгельс распоряжался тем материалом, который был у него в наличии. Напомним этапы эволюции брачно-семейных отношений, как они представлены в «Происхождении». Первая стадия (гипотетическая). Промискуитет. Свобода половых связей, отсутствие брака и семьи как таковых. Вторая стадия. Кровнородственная семья. Брачные группы разделены по поколениям. Брак между группой братьев-мужчин и неродственной им группой сестёр-женщин.
43 Подробно о судьбе теории Моргана: Семёнов Ю.И. Происхождение брака и семьи. М., 1974. С. 34-52.
79
Третья стадия. Пуналуальная семья (в издании 1891 г. – заменена на стадию группового брака). Общность жён и мужей внутри группы при запрете на брак между братьями и сёстрами. На этой стадии возникает род, который объединяет родственников по женской линии (при невозможности установить отцовство). Четвёртая стадия. Парная семья. Легко расторжимый брак с обеих сторон, в котором дети остаются у матери. Пятая стадия. Моногамная семья. Главенство мужчины, женщина полностью бесправна, от неё требуется верность мужу, который отнюдь не обязан соблюдать то же самое. Третья, четвёртая и пятая стадии соответствуют эпохам дикости, варварства и цивилизации в развитии человечества. Ступени эти в общем и целом взяты у Моргана, хотя и здесь Энгельс несколько упростил и заострил моргановскую периодизацию. Промискуитет был выделен в отдельную предварительную стадию, была исключена стадия патриархальной семьи, которую Морган сам признавал не всеобщей. 44
Важным положением для Энгельса является также представление о приоритете родовой организации над семейной на ранних стадиях развития общества: иначе бы необходимость воспитывать детей сделала для женщины невозможной её свободу в родовом обществе. Первое, что обращает на себя внимание в этой характеристике, – степень доказанности существования ранних стадий. Энгельс отдельно оговаривает сомнительность существования промискуитета, состояния, «когда внутри племени господствовали неограниченные половые связи», уточняя, что не только самой этой ступени, но даже каких-либо прямых доказательств её существования в прошлом вряд ли удастся обнаружить даже у самых отсталых племён («социальных ископаемых»). 45 Равным образом, нет 44 Морган Л.Г. Древнее общество. С. 300. См. там же указание Моргана на гипотетичность собственных построений.
45 Происхождение. С. 37.
80
доказательств и существования кровнородственной семьи – она вымерла. 46
Иными словами, уже здесь появляется проблема: две стадии из пяти признаны «условными». Для её решения Энгельс предпринял тонкий ход, на котором не сделал акцента Морган, поглощённый детализированием и интегрированием огромного материала: немецкий теоретик не выделил промискуитет как равноценную стадию, а ввёл его в статусе некоего пролога. Структура второй главы «Происхождения»: введение, четыре параграфа, итоговое резюме. Параграфов удостоились только четыре последние стадии. «Открытие» промискуитета (гетеризма) вообще выглядит в тексте больше как описание идей Моргана и Бахофена, с которыми Энгельс не спорит, но полностью и не соглашается. 47 Тем самым получалось, что гипотетическими были не две стадии, а только одна – кровнородственной семьи, с которой и следует начинать отсчёт стадий как таковых. Не следует, однако, думать, будто Энгельсу было на самом деле безразлично, допускать существование промискуитета или нет: 48 в издании 1891 г. он добавляет более четырёх страниц текста по данной проблеме. Прежняя тактика сохранена, Энгельс всё так же не утверждает, что промискуитет однозначно был, зато критикует тех, кто утверждает, будто его не было (прежде всего, Вестермарка). Для этого использовано три приёма. Первый – намёк на ненаучные цели критиков промискуитета («хотят избавить человечество от этого “позора”» 49 ). Второй – нивелирование доказательств (ссылки на животный мир, в котором случаи полной свободы половых связей исключительны, не имеют большого значения, – человеку,
46 Там же. С. 42. 47 Тот же приём был вынужден применить и П.П. Ефименко, создавая своё эпохальное «Первобытное общество», только излагал он теперь представления «Энгельса – Моргана» (именно в таком порядке) и, ввиду требований своего непростого времени, не говорил ни слова об абсолютной гипотетичности стадии. Ефименко П.П. Первобытное общество. Очерки по истории палеолитического времени. Л., 1938. С. 173-174.
48
труда. См. Энгельс – Карлу Каутскому в Вену. 10 февраля 1883 г. С. 361.
49 Происхождение. С. 37.
81
чтобы выжить, приходилось действовать по законам социума, которые требовали ограничения ревности ради выживания группы). 50 Третье – частичное отступление и примирение (временное сожительство парами при промискуитете не исключается, просто оно никак не установлено обычаем). 51
тут в основном используется принцип «она должна быть, потому что на это всё
указывает». А именно, доказательством существования кровнородственной семьи служит гавайская система родства (пуналуа), которая будет рассматриваться на следующей стадии. При этом, кровнородственной семье у Энгельса посвящено всего два абзаца и одно примечание, не относящееся к сущности вопроса. Совершенно запутанным и полным оговорок (особенно в издании 1891 г.) выглядит раздел «Пуналуальная семья». Поскольку, начиная с этой формы, появлялась возможность использования реального этнографического материала, здесь Энгельсу приходилось сложнее всего. Сначала он целиком последовал Моргану, посчитав гавайские обычаи «классической формой семейного уклада» 52 , – хотя, надо полагать, при большем почтении к географическому фактору, Энгельс мог бы задаться вопросом, могут ли стоять Гавайские острова на столбовой дороге человечества. После, когда пример пуналуальной семьи не нашёл аналогов у других народов и был признан исключением (то, что пуналуальная семья вообще плод подлога, станет ясно вскоре после смерти Энгельса), Энгельс ввёл термин «групповой
50 Там же. С. 39-40. Так Энгельс заранее отражает нападки вроде той, что была высказана в энциклопедическом словаре Брокгауза по поводу ирокезской системы родства: «Древний американец оказывается большим коммунистом, чем бобёр». См.: Энциклопедический словарь. Т. 38. Репринтное воспроизведение издания Ф.А. Брокгауз – И.А. Ефрон. 1890 г. М., 1992. С. 835.
51
«частичного примирения», Энгельс впадает в противоречие: даже временное сожительство парами уже предполагает наличие ревности, не говоря о том, что наличие фактического парного брака на ранних стадиях лишает смысла жёсткое противопоставление между новой теорией и устаревшей патриархальной.
52
82
брак», использовав новые данные об австралийских брачных классах, а пуналуальную семью отметил как высшую форму группового брака. Аргументом в пользу шаткости доказательств может служить использование приёма, при котором два слабых довода, будучи сопряжены, тем самым усиливают друг друга. В начале раздела Энгельс предположил, что именно на стадии пуналуальной семьи возникает род как ячейка общества. Несколькими страницами ниже он уже отметил, что, получается, у всех народов, у которых есть род, должна была быть и пуналуальная семья, т.е. «почти у всех варварских и культурных народов». 53 Собственно, этим и исчерпывается аргументация наличия указанной стадии. 54
Кстати говоря, гавайский и австралийский примеры не были вполне однозначными для выдвинутой теории: в случае с Австралией Энгельс был вынужден признать в похищении женщин «признаки перехода к единобрачию». 55 И тем не менее, он нисколько не отказался от самой стадии. Дело в том, что у Энгельса есть ещё один довод, который удерживает разрозненные и шаткие аргументы вместе, который является краеугольным камнем их совокупной убедительности, – идея прогресса. При первоначальном чтении «Происхождения» может показаться, что оно посвящено доказательству или уж, в крайнем случае, иллюстрации идеи прогресса, но это не так. Прогресс выступает в работе Энгельса не в качестве гипотезы, которую нужно доказать, а в качестве некоего petitio principii, самостоятельного доказательства, причём его кажущая очевидность на самом деле есть следствие его недоказанности. Энгельс признаёт, что Морган воссоздаёт историю семьи в обратном порядке, то есть открывает предшествующие несохранившиеся формы,
53 Там же. С. 43, 47. 54 Авторы современного учебника в этом отношении вполне откровенны: «Видимо, групповой брак – миф». Алексеев В.П., Першиц А.И. История первобытного общества. Учебник для студентов вузов. М., 2007. С. 186.
55
83
исследуя существующие. 56 Но сколько несохранившихся форм можно открыть от существующих в глубь веков? Чисто логически, только одну, любое большее количество, будь их две или сто, равным образом сомнительно. Как мы видели несколько выше, Энгельс находился в другой ситуации: у него были реконструированы две несохранившиеся древнейших формы, и это при том, что следовавшая за ними была ещё и крайне неаккуратно и неоднозначно объяснена. Поэтому Энгельс обязан был показать надёжность и приемлемость подобных реконструкций, и он применил здесь ряд чисто технических писательских приёмов. Во-первых, он в самом начале главы сделал акцент на неоспоримости моргановских изысканий: тот вывел древнейшие формы семьи из ирокезского рода «с такой же достоверностью, с какой Кювье по найденной около Парижа сумчатой кости скелета животного мог заключить, что этот скелет принадлежал сумчатому животному и что там когда-то жили сумчатые животные». 57 Сравнение, кстати сказать, не вполне корректное: Ж.Л. Кювье (1769-1832) на основании кости животного предположил, что когда-то жило именно это животное, а не эволюционно предшествовавшее ему, Морган же на основании форм родства у одних народов отыскивает более древние формы семьи в прошлом (и находит их при этом чаще у совсем других народов, живущих за тысячи километров от первых). Во-вторых – и это важнее – Энгельс постоянно подталкивал читателя к осознанию, что развитие семейных форм было по своей сути прогрессивным. Он был уверен, что ограничивавшие кровосмешение племена развивались быстрее и полнее, 58 увлекая других своим примером родовой организации, 59
что кровосмешение ограничивалось каким-то смутным, инстинктивным 56 Там же. С. 37. 57 Там же. С. 36. 58 Там же. С. 43. Точка зрения, которую отвергла, наконец, и советская наука. «Позднейшие данные позволили прийти к выводу, что вредоносность родственных браков при достаточно широких размерах биологической популяции (то есть группы людей, в среде которой заключаются браки) по крайней мере спорна». Першиц А.И. Ранние формы семьи и брака в освещении советской этнографической науки // ВИ. 1967. № 2. С. 160.
59
84
влечением первобытных людей. 60 В общем, здесь он сын своего века в гораздо большей мере, чем признаёт это. Кроме того, Энгельс постоянно утверждает, что ранние формы семьи должны были существовать. Почему? Потому что логика прогресса требует начала от некоего логического «нуля». Следовательно, по Энгельсу, вы можете открывать не одну, а, как минимум, две формы в глубине столетий: более раннюю, логически реконструируемую исходя из последующей (и вам известной) формы, и вторую, начальную – которая будет ещё примитивнее. Таким образом, история семьи была сконструирована в обратном порядке, от известных («высших») форм к неизвестным («низшим»). Если бы повествование было выстроено в том же порядке, в каком происходило создание теории, у читателя было бы гораздо больше недоумений и сомнений. Ранние формы семьи доказаны тем, что из них возникла прекрасно нам известная поздняя форма. Тем самым, в ходе рассказа читателю подменили его цель: читателю как бы доказывают не то, какими были древнейшие формы семьи, а то, как появилась моногамная семья. И лучшим доказательством логичности рассказа является то, что завершается он всем известным современным состоянием дел. Тем не менее, неограниченная эксплуатация идеи прогресса в качестве основного прикрытия логических нестыковок довольно быстро вызвала бы скепсис у читателей, ведь в конце XIX в. образованный европеец уже задумывался, не слишком ли он доверяет прогрессу в качестве абсолютной ценности. Более того, сами Маркс и Энгельс отнюдь не были поборниками этой идеи в её расхожем понимании: они отмечали оборотные стороны прогресса, например, в виде увеличивавшейся несправедливости общественного устройства. 61 Поэтому, характеризуя две последующие 60 Там же. С. 48, 49. 61 На определённой стадии развития «всякий прогресс означает и относительный регресс, когда благосостояние и развитие одних осуществляется ценой страданий и подавления других». Там же. С. 68-69.
85
стадии развития семьи, парном браке и моногамии, Энгельс вводит в рассказ две новых темы. Одна из них более чем легальна в марксистском видении истории и изначально введена в план повествования. Энгельс постулирует, что на поздних стадиях неуклонно возрастает роль экономического фактора. Появление частной собственности принципиально изменяет структуру общественных связей, соответственно превращая семью в общественный институт, отражающий экономическую жизнь во взаимоотношениях между конкретными людьми. Если переход к парной семье был, говоря по факту, математическим следствием увеличивавшихся запретов на браки между родственниками и естественным сужением числа возможных участников брака (как было сказано выше, Энгельс исходит из того, что эти запреты порождались интуитивным желанием избежать нежизнеспособного потомства), то трансформация парной семьи в моногамную произошла в результате возникновения частной (по изданию 1891 г.: обособленной) собственности. Эта собственность последовательно скапливалась у мужчин, которые пасли стада и захватывали в войнах рабов, а уделом женщины оставалось домашнее хозяйство, превратившееся в придаток реально й собственности. Мужчины инициируют переход от счёта родства по женской линии к счёту по мужской, поскольку они теперь намереваются передавать собственность по наследству именно своим детям (Энгельс не объясняет, почему вдруг возникает такое желание)
62 и хотят, чтобы те переходили в их род. «Ниспровержение материнского права было всемирно-историческим поражением женского
62 Этот довод вызывал сомнение и у сторонников моргановского подхода. Как писал Ф. Раппапорт, желание надёжно знать, кто является твоим потомком, кажется слишком сентиментальным чувством для варвара; кроме того, скажем, у австралийцев обычно отец и так знает своё дитя, без всякого установления моногамной семьи. Rappaport P. Looking Forward: A Treatise on the Status of Woman and the Origin and Growth of the Family and the State. Chicago, 1906. P. 39, 45.
86
почётного положения, закабалена, превращена в рабу его желаний, в простое орудие деторождения». 63
Но и другая тема – угнетения женщин – занимает важное место в продолжении второй главы; тесно переплетаясь с повествованием о становлении и разлагающем воздействии частной (обособленной) собственности, в итоге она становится основной. На этом пути Энгельс также встретился с рядом логических противоречий, но не только преодолел их, а даже смог усилить убедительность отстаиваемой им схемы. Во-первых, Энгельс заметно запутался в правовой стороне вопроса. Ранее, при определении понятий «промискуитет» и «кровнородственная семья» он использовал следующую логику: пусть фактически мужчина и женщина часто проживали моногамно, зато юридически (по обычаю, как такового права здесь, конечно, быть не могло) они жили по другим правилам. В случае с моногамной семьёй он вынужден предагать обратную конструкцию: неважно, говорит Энгельс, если юридически современная женщина становится всё более равноправной с мужчиной, фактическая зависимость не устраняется, а значит, не происходит никакой трансформации моногамной семьи. 64
семьи. За её образец Энгельс взял древнегреческую семью ионийского типа, хотя и признавал другие формы семьи у спартанцев 65 и у римлян. 66 Вряд ли можно ставить в вину Энгельсу отчасти и до сих пор популярное убеждение, согласно которому в патриархальной семье женщина бесконечно бесправна – ведь оно вызвано не игнорированием источников, а чрезмерным доверием к «официальной», «мужской» точке зрения, отражённой в них. 67 Но даже в этом случае его стремление абсолютизировать пример ионийской семьи не
63 Происхождение. С. 60. 64 Там же. С. 75. 65 Там же. С. 66-67. 66 Там же. С. 71. 67 Хотя нужно обладать немалой пристрастностью взгляда, чтобы видеть совершенно забитую женщину, скажем, в героине ксенофонтовского «Домостроя».
87
следует оправдывать столь же частым в XIX в. представлением о том, что история классических Афин может в общем заменить историю всей классической Греции, а история Греции классического периода может дать аутентичное представление об античности в целом. Более того, в этом аспекте Энгельс допускает почти фантастическое толкование фактов. С одной стороны, он признаёт за римским браком большее уважение к женщине и предоставление ей большей свободы, но по контекту заставляет читателей принять, будто в Римской империи господствовала именно ионийская форма брака, приведшая одновременно к распространению однопололой любви. За германцами Энгельс признаёт более мягкий брак, ибо у них сохранялись пережитки парной семьи, что, впрочем, не делало их всегда моральными – в период переселений тайфалы (германское племя) пристрастились к самым отвратительным порокам. Здесь автор ссылается на историю Аммиана Марцеллина, и достаточно прочитать указанное место, чтобы увидеть, с каким отвращением характеризует этот живший в «плохой» форме брака грек (!) пороки тайфалов. Так кто же «развратнее» – греки, тайфалы или римляне?! Но если признать, что в Римской империи отношение к слабому полу было вовсе не «ионийским», а разврат не превосходил такой же у примитивных племён, то это может уничтожить картину полного угнетения женщины в эпоху моногамии. Как сглажены эти противоречия в повествовании? С помощью серии отрицательных и положительных образов, используемых для того, чтобы вызвать у читателя определённые эмоции. Эмоции могут заставить читателя убедиться, что он самостоятельно пришёл к определённой точке зрения, и тогда он перейдёт от скепсиса к поиску аргументов, которые подтвердили бы его эмоционально обоснованную позицию. Отрицательные образы нагнетаются с помощью стабильного педалирования проблемы унижения женщины мужским сообществом. Поскольку апелляция к историческим фактам не только не является достаточно надёжной для выполнения этой цели, но сама требует
88
подтверждения, Энгельс сопровождает её отсылками к современному состоянию дел. Разве сейчас женщина не унижена? – как бы говорит Энгельс. Разве она не лишена всех прав и не живёт только в золотой клетке? Разве мужчина не изменяет ей так, словно времена половой свободы для него никогда и не уходили в прошлое? У мужа все деньги, а женщина трудится на него! Женщину продают родители, она – в «домашнем рабстве» у мужчины! «Он в семье – буржуа, жена представляет пролетариат» 68 . Последние сравнения сомнительны даже с точки зрения чистоты теории – фактически, Энгельс доводит до абсурда, пародирует марксистскую логику, 69 но главной цели добивается – выпукло обрисован образ буржуазной семьи как насквозь лживого общественного института. При этом все эти сентенции не имеют, в общем-то, никакого отношения к германской «парной семье» или римскому браку, ведь если женщина угнетена сейчас, это совсем не значит, что когда- то она была равноправна с мужчиной или что когда-то до того существовал промискуитет. Энгельс как писатель вообще хорош в отрицании: когда подчёркивает, что современная любовь между полами не имеет аналогий в прошлом, что современное представление о любви зародилось вовсе не из чистой субстанции, а из средневекового прелюбодеяния, – положительные же моменты ему удаются слабее. Чисто логическая структура: женщина должна стать равноправным участником производственного процесса, а семья – перестать быть хозяйственной единицей, – не слишком способна покорить воображение читателя, поэтому Энгельс вынужден идеализировать современный ему брак пролетариев: «в пролетарском жилище лишились всякой почвы последние остатки господства мужа, кроме разве некоторой
68 Происхождение. С. 76. 69 Тем не менее, и у этого странного образа есть свой прообраз: ещё на заре своего творчества, в «Немецкой идеологии», соавторы писали: «Рабство в семье — правда, ещё очень примитивное и скрытое — есть первая собственность…». Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. М., 1955. С. 30.
89
грубости в обращении с женой, укоренившейся со времени введения моногамии»; 70 под «некоторой грубостью», вероятно, разумеются побои. Уже эта характерная стилистика заставляет нас задуматься, насколько женская доля в действительности заботит автора. Современные феминистки образают внимание на то, что ряд характерных черт свидетельствуют своее в пользу того, что для Энгельса тема угнетения женщины служит не более чем инструментом проведения основной мысли. В. Брайсон отмечает, что в прославляемом Энгельсом парном браке девушку похищал жених с группой молодых людей, которые после этого по очереди вступали с ней в связь, а Энгельс «не увидел, что это противоречит его утверждению, что эти общества основывались на социальном равенстве полов» 71 , – действительно, весьма сомнительная иллюстрация равноправия. 72
Можно добавить также, что Энгельс, в принципе, осознавал и тот факт, что отмена моногамии всё равно даёт мужчине больше возможностей, чем женщине: свобода в расторжении союзов будет у обоих полов, но поскольку чувство «индивидуальной половой любви весьма различно у разных индивидов, в особенности у мужчин», 73 то очевидно, что они будут пользоваться этой свободой гораздо полнее; женщина же в этом новом прекрасном мире должна будет усвоить, что у неё нет никаких прав на разлюбившего её мужчину, и радоваться тому, что воспитание её детей возьмёт на себя общество. Так Энгельс переключает внимание читателей с истории прошлого на далёкое будущее, переходя от истории семьи к другим темам.
70 Там же. С. 74. 71 Брайсон В. Политическая теория феминизма. Введение. М., 2001. С. 82. Там же, на С. 82-83: «романтические представления» Энгельса о пролетарском браке.
72 О том, что Энгельс просто не обращает внимания на формы угнетения женщин, которые лежат вне зависимости от политики и экономики, пишет Т. Карвер. Carver T. Engels’ Feminism // Karl Marx’s Social and Political Thought. Critical Assessments of Leading Political Philosophers. Second series. Ed. By B. Jessop with R. Wheatley. London, 1999. Vol. VII. P. 468. Основные положения феминистической критики Энгельса: Gould C.C. Engels’s
1999. P. 253-260.
73
|