Ббк 63. 3+63. 4+63. 5 +904 т 98 Редколлегия

75

ствием  письменных  источников»  о  самых  первых  его  этапах 

[Марков, 2014]. И главная проблема (как в отношении туркмен, 

так и в связи с любым другим народом) заключается в том, что, 

только  изучая  современное  население,  мы  можем  получить 

сведения о его самоопределении и его «определении» соседя-

ми. Все исторические данные, даже, казалось бы, достаточно 

достоверные – письменные источники – практически всегда за-

ставляют обсуждать вопрос об их объективности и о связи опи-

сываемого явления с тем народом, который ныне имеет то или 

иное самоназвание и этногенез которого исследователь пытает-

ся понять. Не углубляясь в эту тему, скажу, что разнообразные 

сведения о современных представителях того или иного наро-

да, полученные методами многих (и не только гуманитарных) 

наук дают возможность проследить пути сложения общности, 

описать те компоненты, которые она включала в свой состав на 

пройденном историческом пути. 

Мне бы и хотелось, отталкиваясь именно от этого обрисо-

вать несколькими штрихами пути сложения того этнокультур-

ного разнообразия человеческих коллективов, которое осозна-

ет себя туркменами и которое мы ныне называем так. 

Этноним туркмены, или тюркмены «состоит из собственно-

го имени Тюрк и суффикса -мен, соответствующего немецким 

-tum или -schaft, тогда как номады называют себя по преимуще-

ству тюрками. Употребительное у нас слово “туркмен” явля-

ется персидским искажением тюркского оригинала» [Вамбери, 

2003].  Это  толкование  слова  является  лишь  одним  из  суще-

ствующих  объяснений  происхождения  этнического  термина, 

основанных на народных этимологиях [Агаджанов, Каррыев, 

Росляков, 1977]. Как показывает С.Г. Агаджанов, первая эти-

мология значения этнонима «туркман» приводится Абу Райха-

ном  Бируни  (973–1048)  в  его  труде  «Собрание  сведений  для 

познания драгоценностей», законченном им в последние деся-

тилетия жизни: «В прежнее время любой из тюрок-гузов, кто 

принимал  ислам  и  смешивался  с  мусульманами,  становился 

тарджуманом (переводчиком) (истолкование данного термина 

76

С.Г. Агаджанов приводит в специальной статье [см. Агаджа-

нов, 1963]) между теми и другими, так что, когда какой-нибудь 

гуз принимал ислам, гузы говорили: он стал туркманом, а му-

сульмане говорили, что в их число вошел туркман, то есть по-

хожий на тюрка» [Абу Рейхан Бируни, 1964: 193; цит. по: Агад-

жанов, 1977: 86].

Достаточно долгое время, туркмен называли «народом огуз-

ского  происхождения»,  связывая  их  формирование  именно  с 

этим народом. Ныне никто уже не употребляет таких форму-

лировок,  свойственных  работам  конца  1940  –  начала  1950-х 

годов, типа критики «буржуазной теории» о переселении тур-

кмен  с  востока  (огузы)  как  «лженаучных  измышлений  реак-

ционных паниранистов и их американских хозяев» [Росляков, 

1950]. Видимо, более продуктивно обратить внимание на ряд 

фактов. Так, Г.П. Васильева [1977: 97] подчеркивает, что «Мах-

муд Кашгарский отмечал эту неоднородность гузов, указывая, 

что  “гузы...  смешались  с  персами”»  [Материалы  по  истории 

туркмен и Туркмении. Т. 1, 1939: 310; см.: Агаджанов, 1969].

Этнографические  исследования  Г.П.  Васильевой  проде-

монстрировали  значительный  вклад  в  этот  процесс  древних 

местных  племен  и  народов  [Васильева,  1977].  Об  этом  сви-

детельствует,  например,  традиционная  архитектура  оседлого 

населения  [Левина,  Овезов,  Пугаченкова,  1953;  Пугаченкова, 

1959;  Андрианов,  Васильева,  1957;  Вайнберг,  1959].  Велико-

лепные и в той же степени своеобразные ювелирные изделия 

туркмен находят много параллелей с таковыми древних и сред-

невековых  народностей  [Васильева,  1973:  8–9;  Она  же,  1977: 

97–98]. О сходстве отдельных элементов одежды и декоративно-

прикладного искусства народов Поволжья со среднеазиатскими 

народами, жившими в Приаралье, писал еще С.П. Толстов. Как 

отмечает С. Алымов, 1935-м годом датируется набросок ста-

тьи «Поволжско-амударьинские этнографические параллели», 

где С.П. Толстов говорит о том, что эти идеи возникли еще в 

1920-е годы, когда, изучая терюхан, он заметил общность ма-

териальной культуры чувашей, марийцев, удмуртов и туркмен 

77

[АРАН. Ф. 1869. Oп. 1. Д. 7. Л. 4]. Также в набросках осталась 

планировавшаяся Сергеем Павловичем книга об отношениях 

Хорезма с европейским востоком, по-видимому, частично во-

плотившаяся в таких статьях, как «Новогодний праздник “ка-

ландас” у хорезмских христиан» и «“Нарцы” и “волхи” на Ду-

нае» [АРАН. Ф. 1869. Oп. 1. Д. 49; см.: Алымов, 2007: 139]. По 

мнению В.Н. Белицер [1951], девичьи головные уборы башкир 

и чувашей, которые имеют много общего с девичьей шапоч-

кой туркмен, обильно украшенной серебряными монетами и 

имеющей серебряное куполообразное навершие с подвесками 

[Васильева, 1977: 98], могут иметь прототипом скифский во-

инский шлем. 

Не противоречит таким активным взаимодействиям и тур-

кменский язык. Так, в одной из своих, увы, последних работ 

известнейший специалист по турецкому и туркменскому язы-

кам Э.А. Грунина пишет: «Следует подчеркнуть богатство лек-

сического фонда туркменского языка: он складывался в усло-

виях очевидных межязыковых и межплеменных контактов и в 

течение истории туркменского народа не подвергался пуритан-

скому  воздействию.  В  языке  туркменского  фольклора  таятся 

несметные богатства, которые уже утрачены в языках-донорах. 

Само  изучение  лексики  может  дать  интересный  материал  к 

тому, что называется картиной мира» [Грунина, 2014].

Красноречивы  свидетельства  древних  домусульманских, 

во  многом  земледельческих  корней  ряда  элементов  религи-

озных верований, культуры, обрядов и обычаев современных 

туркмен  [см.,  например:  Басилов,  1963,  1970].  Показатель-

ны  результаты  археологических  открытий  второй  половины 

XX – начала XXI вв. на земле Туркменистана [см., например: 

Сарианиди, 1990, 2008, 2012; Массон, Кирчо, 1999; Пилипко, 

2001; Кирчо, 2008; Дубова, 2013 и мн. др.], которые показыва-

ют, в том числе, и глубокие корни материальной и духовной 

культуры современного населения страны.

Об  участии  разнообразных,  разноязычных  компонентов  в 

сложении туркменского народа говорят и родоплеменные на-

78

звания,  свойственные  разным  группам  этого  народа.  Напри-

мер, такие названия, как кенегес и чагатай у сакаров, карлык у 

арабачи, кыпчак у али-эли и другие, свидетельствуют об уча-

стии неогузских народов в этногенезе туркмен в период мас-

сового движения огузов на запад. (Рашид ад-Дин, перечисляя 

имена  присоединившихся  к  Огузу  родственников,  называет 

среди них кыпчаков и карлуков [Материалы по истории тур-

кмен и Туркмении. Т. 1: 494]. Абу-л-Гази также считает их при-

соединившимися  [Кононов,  1958:  43–44,  51]).  Возможно,  что 

отражением имени средневековых халаджей (у Рашид ад-Дина 

и Абу-л-Гази – калач) является этноним элеч, который носит 

небольшая группа туркмен в Ходжамбасском районе, считаю-

щая себя потомками местного древнего тюркоязычного населе-

ния [Винников, 1962: 90–91]. Часть группы элеч связывает свое 

происхождение с побережьем Каспийского моря, где в средние 

века, по преданиям, записанным А. Джикиевым, обитало тюрк-

ское племя элеш [Джикиев, 1961: 3]. Абу-л-Гази указывает, что 

значительное число халаджей (калач) поселилось в Хорасане 

[Кононов, 1958: 46; Васильева, 1977: 97].

Из только что приведенных сведений исследователи пыта-

ются делать разные выводы. Так, А. Джикиев в своей доктор-

ской диссертации указывает, что «этноним “туркмен” является 

лишь  эпизодом  в  этнической  истории,  а  не  принципиальной 

точкой  отсчета  начала  формирования  этноса».  Он  считает 

возможным  в  этнической  истории  туркмен  выделить  «этнос 

древней  эпохи  и  этнос  средневековой  эпохи».  Академик  АН 

Туркменистана подчеркивает, что в формировании средневеко-

вых туркмен решающую роль сыграли тюркские племена, осо-

бенно огузы, но «проникновение древних тюрок, начавшееся 

еще на стыке старой и новой эры и продолжавшееся в течение 

многих веков, привело в XI в. к образованию новой этнической 

общности» – туркменской народности [Джикиев, 1991]. 

Один  из  серьезнейших  исследователей  этнографии  тур-

кмен Г.И. Карпов в своей защищенной в годы Великой Отече-

ственной  войны  диссертации  пишет:  «Современный  состав 

79

туркмен – результат длительных различных этнических сме-

щений, получившихся в ходе военно-политических столкно-

вений и экономической борьбы не только между отдельными 

туркменскими  племенами,  но  и  с  народами,  окружавшими 

их. … [Это] подтверждается анализом собранных нами мате-

риалов (писанных или устных) о туркменских родоплеменных 

организациях. Эти источники говорят, что туркменский народ 

исторически  сложился  из  древних  кочевых  иранцев,  тюрко-

монголов и др., однако, с преобладанием тюркского элемента. 

Из обломков различных этнических групп … на наших глазах 

образовалась  туркменская  нация,  вошедшая  равноправным 

членом в великую семью народов Советского Союза» [Карпов, 

1942]*.

М. Дурдыев (1991) полагает, что «туркмены – не суть огу-

зы», также как и неверно то, что туркмены были кочевника-

ми-скотоводами. Оба эти постулата, считает автор, «работа-

ют» на концепцию о неавтохтонности туркмен, связывающей 

этногенез народа с притоком в Туркменистан тюрков-кочев-

ников. М. Дурдыев в частности подчеркивает, что древность 

туркмен отражена в их традициях коневодства и ковроткаче-

ства. Г.Е. Марков также всегда защищал идею об участии в эт-

ногенезе туркмен как местных земледельцев, так и разнообраз-

ного скотоводческого населения [Марков, 2014]. Т.А. Жданко 

доказывала, что туркмены – не скотоводы, а скотоводы-земле-

дельцы [см., например: Жданко, 1964].

В целом, можно утверждать, как это и сделала Г.П. Васи-

льева  [1977;  БСЭ],  что  весь  комплекс  данных  этнографии 

свидетельствует  о  наличии  в  этническом  составе  туркмен 

по крайней мере трех основных пластов: древнего местного; 

тюркского раннего и собственно огузского; кыпчакского. Наи-

более раннюю основу в этногенезе туркмен составили древние 

*  В ряде публикаций, в том числе в Интернете, указывается, что работа 

выполнена в 1940 г. На том варианте рукописи диссертации, который 

использовал автор данной работы и которая хранится в Научной би-

блиотеке МГУ, значится 1942 г.

80

местные  ирано-язычные  дахо-массагетские  и  сармато-алан-

ские племена степей и жители древних государств – Марги-

аны, Парфии и Хорезма. В середине I тыс. в прикаспийских 

степях появляются ранние тюрки, а в IX–XI вв. – гузы (сель-

джуки), сыгравшие главную роль в этногенезе этого народа. 

Процесс формирования туркменской народности в основном 

завершился в XV в., когда сложившиеся после монгольского 

завоевания новые племенные объединения включили в свой 

состав тюркские племена неогузского происхождения, в част-

ности кыпчаков.

По  отношению  к  туркменам  для  решения  вопросов  этно-

генеза  нередко  привлекаются  данные  антропологии,  что,  в 

общем-то,  редко  делается  специалистами  гуманитарных  дис-

циплин при изучении других народов. О том, что корни тур-

кменского  народа  уходят  в  глубокую  древность,  писал  Л.В. 

Ошанин, первый, проведший серьезное антропологическое ис-

следование народов Средней Азии [Ошанин, 1926; 1928]. Всем 

известна  его  статья  «Тысячелетняя  давность  долихокефалии 

туркмен и возможные пути ее происхождения. Опыт обоснова-

ния скифо-сарматского происхождения туркменского народа» 

[1926], название которой является и кратким резюме содержа-

ния. Лев Васильевич в том факте, что туркмены – практически 

единственный по средним показателям долихокефальный на-

род в Средней Азии, видит их родство со скифами и сармата-

ми. Но антропологическими исследованиями во всех уголках 

земного  шара  множество  раз  доказано,  что  строить  родство 

или  различия  народов  по  одному  признаку,  даже  сочетаю-

щему  в  себе  пару  параметров,  невозможно.  Слишком  много 

случайных факторов могут оказать влияние на изменчивость 

морфологических  признаков.  А  что  касается  головного  ука-

зателя, то весь комплекс имеющихся данных показывает, что 

все древнее население до сложения производящей экономики, 

до так называемой «неолитической революции» было именно 

долихокефальным. Территория Средней Азии и Туркмениста-

на в частности, не является исключением. Первые единичные 

81

брахикефальные* черепа были зафиксированы на памятниках 

Тепе  Сиалк  и  Тепе  Гиссар  в  Иране  [Vallois,  1939;  Krogman, 

1940].

Почему  же  голова  у  некоторых  людей  «вдруг»  становится 

более круглой, т.е. ее ширина начинается постепенно сравни-

ваться с длиной? У современных групп, использующих детскую 

люльку типа «бешик» (т.е. когда имеется тоже искусственная де-

формация, но другого типа – так называемая «бешиковая», или, 

по-другому, «с уплощенным затылком») бывают случаи, когда 

ширина головы (особенно у детей) бывает почти равной, а в ис-

ключительных случаях даже больше длины. Понятно, что это 

связано с изменением по каким-то причинам процессов роста. 

Причину  этих  изменений  исследователи  видят  в  разных 

процессах.  Как  показали  исследования  В.В.  Бунака  [1927], 

А. Валуа [Vallois, 1939], И. Швидетцкой [Schwidetzki, 1950] и 

М. Каппьери [Cappieri, 1961: 95–11], с одной стороны, она во 

многом сопряжена с широким распространением миграций и 

связанной с ними метисации ранее не контактировавших меж-

ду собой групп. С другой стороны, важен и экологический фак-

тор.  Так,  П.  Вассалем  [Vassal,  1957]  была  выявлена  террито-

риальная зависимость брахикефалии с выходами гранитов на 

поверхность почв, а в известной серии работ Т.И. Алексеевой, 

ее коллег и учеников [см., напр., Алексеева, 1968;1977: 16–18; 

1998: 45–51 и др.] подчеркивается прямая зависимость между 

наличием в воде и пище у человека большинства микроэлемен-

тов почвы с брахикефалией, а также с высотой и шириной лица. 

Именно благодаря развитию земледелия их количество начало 

увеличиваться в пище у неолитического населения. Косвенным 

свидетельством именно таких связей является и тот факт, что 

брахикефалы  среди  чисто  скотоводческих  групп  появляются 

значительно позже, чем среди земледельцев. 

*  От греческих слов долихос – длинный, брахиос – круглый, кефали – 

голова. По отношению к черепам в том же значении употребляются 

термины долихокранный, мезокранный и брахикранный, где корень 

слова заменен на краниум – череп.

82

Можно, по-видимому, предполагать, что все перечисленные 

процессы, приводящие, по мнению специалистов, к брахикефа-

лизации, раньше всего имели место на территории древнейших 

очагов цивилизации. Не исключено, что именно их суммарный 

эффект и привел к ускорению этого процесса, нередко назы-

ваемого  эпохальным,  в  первую  очередь  именно  на  Ближнем 

Востоке. Надо все же отметить, что образ жизни земледельца, 

имеющий своим следствием в том числе и начало формирова-

ния городов (являющихся интеграторами разного рода инфор-

мации, включая и генетическую, биологическую, с обширных 

территорий) явно в большей степени, содействовал интенсив-

ному росту головы в ширину, а соответственно, и округлению 

ее, т.е. брахикефализации.

Не обсуждая пока других  антропологических параметров, 

обратим внимание на то, каковы же головы у современных тур-

кмен. Так, например, среди обследованных нами [Дубова, 1989; 

1996; Дубова, Бабаков, 2003] в разных районах Туркменистана, 

в Астраханской области и в Ставропольском крае туркмен (все-

го 1063 человека старше 20 лет) долихокефалы были встрече-

ны в 20,4% случаев, мезокефалы – в 53,6%, а брахикефалы – в 

25,7%. Всего три человека (0,28%) оказались гипербрахикефа-

лами. В то же время среди 615 узбеков, исследование которых 

проводилось  автором  в  Узбекистане  и  Таджикистане,  только 

7 человек (1,1%) были долихокефальны, 66 человек (10,7%) – 

мезокефальны,  но  зато  420  (68,3%)  –  брахикефальны,  а  122 

(19,8%)  –  гипербрахикефальны.  Брахикефалами  считаются 

люди, у которых головной указатель (т.е. ширина, выраженная 

в процентах ее длины) равен 80. По отдельным группам тур-

кмен головной указатель изменяется от 72,4 (туркмены салар) 

до 81,8 (туркмены абдал Астраханской области) (средний ука-

затель для всех групп – 77,2), а у киргизов от 83,1 до 85,5 (сред-

ний – 84,5). В среднем туркмены более долихокефальны, чем 

казахи (85,1), узбеки (85,8), таджики (85,4), восточно-иранские 

народы Памира и ягнобцы (84,5 и 83,6 соответственно). Такие 

туркменские  племена  как  човдуры  (80,31)  и  игдыры  (80,90), 

83

живущие как в северных районах Туркменистана, так и в юж-

ных  регионах  России,  имеют  более  брахикефальную  голову, 

чем текинцы (76,31), иомуты (76,67) и эрасаринцы (76,63).

Приведенные сведения показывают, что туркмены, несмо-

тря  на  общее  направление  эпохальных  изменений,  и  в  наши 

дни отличаются по форме головы от своих соседей. И то же 

время, если исключить головной указатель из признаков, по ко-

торым сравниваются группы, то картина будет несколько иная 

и, как представляется, будет отражать ситуацию, более близ-

кую к реальной. Так, еще в 1974 г. В.П. Алексеев обратил вни-

мание на то, что туркмены могут быть сближены с населением 

Западного  Памира  [Алексеев,  1974;  1974а].  Палеоантрополо-

гические  аналогии  этому  варианту,  вернее  его  европеоидной 

основе  (так  как  монголоидная  примесь  появилась  в  составе 

туркмен позднее) может быть прослежена на находках эпохи 

неолита  и  бронзы  южных  районов  Туркменистана.  На  осно-

ве анализа данных по антропологии современного населения 

Средней Азии Н.А. Дубова приходит к выводу, что население, 

жившее па территории современного Южного Туркменистана, 

Узбекистана  и  равнин  Таджикистана,  в  эпоху  неолита  было 

сходно  между  собой.  Позднее,  скорее  всего  в  эпоху  бронзы, 

происходит формирование различных вариантов внутри этой 

прежде однородной общности: в районах Южного Узбекистана 

и Таджикистана появляется население, отличающееся от более 

западных районов более низким лицом. Этот вариант, описан-

ный  для  современного  населения,  был  назван  южно-таджик-

ский грацильный [Пестряков, 1975, 1980; Дубова, 1978, 1996 

и  др.].  К  такому  же  выводу,  характеризуя  население  южных 

районов Средней Азии эпохи бронзы, приходит Т.К. Ходжайов 

[1981,  1983].  Собственно,  главным  отличием  населения  юго-

запада (южные районы и горы Таджикистана) от юго-востока 

(южный Туркменистан) является именно головной указатель.

Поэтому, как отмечал еще в 1947 г. М.Г. Левин, «вопрос о 

долихокефалии  туркмен  может  считаться  одним  из  наиболее 

интересных вопросов антропологии Средней Азии». А.И. Ярхо 

84

[1933] поддерживал точку зрения Л.В. Ошанина на ее проис-

хождение. М.Г. Левин [1947] и Т.Н. Дунаевская [1963] считали, 

что туркмены в целом брахикефалы, но накладывая специаль-

ные повязки в детском возрасте, они искусственно удлиняют 

головы. А.П. Пестряков [1964], проанализировавший все имев-

шиеся  литературные  и  собственные  материалы,  собранные  в 

Каракалпакии, пришел к выводу, что часть туркмен долихоке-

фальна  по  своему  происхождению  и  не  деформирует  голову. 

Члены другой группы имеют от рождения мезо- или брахике-

фальную голову и, накладывая специальную высокую повязку, 

удлиняют ее. Третья группа также долихокефальна, но члены 

ее всё же накладывают повязки, чем усиливают исходную тен-

денцию к долихокефалии. Автор данной работы, проанализи-

ровав изменчивость диаметров головы и корреляции головного 

указателя  с  возрастом,  также  склоняется  в  пользу  последне-

го вывода [Дубова, 1978, 1978a, 1985, 1996]. Изучение новых 

средневековых  материалов  с  территории  северо-западного 

Туркменистана,  проведенное  О.  Бабаковым  [1988],  показало 

присутствие  там  значительного  числа  брахикефалов.  Мате-

риалы эпохи бронзы из юго-восточных Каракумов (памятник 

Гонур  Депе  в  Марыйском  велаяте  Туркменистана)  показали, 

что теменно-затылочная деформация головы была широко рас-

пространенав этом районе уже во II тыс. до н.э. [Дубова, 2004, 

2004а, 2006]. Это по меньшей мере на 900–1000 лет раньше, 

чем она появилась в северных районах Средней Азии, и при-

близительно на 1500 лет ранее, чем в Сибири и Центральной 

Азии.  В  настоящее  время  мы  не  имеем  антропологических 

свидетельств  распространения  преднамеренной  деформации 

головы в степных районах Евразии ранее середины I тыс. до 

н.э.  [Ходжайов,  1966,  2000,  2006],  что  позволяет  говорить  о 

возможности  распространении  такого  обычая  деформации 

головы  в  степные  районы  Евразии  из  южного  маргианского 

центра. Безусловно, возможно и параллельное возникновение 

этого обычая на различных территориях. Наиболее важно то, 

что применявшийся гонурцами способ деформации не сильно 

85

изменял форму головы, хотя и имел четко выраженные морфо-

логические последствия. Нельзя исключать, что со временем 

эта бытовая традиция могла превратиться в сознательное воз-

действие на голову ребенка. 

Современные туркмены уже не так широко используют эту 

традицию. Тем не менее, отдельные их группы имеют значи-

тельно более удлиненную голову, чем другие. Но древний обы-

чай, который, как мы теперь знаем, уходит своими корнями по 

меньшей мере во II тыс. до н.э. (а может быть, и в более раннее 

время), сохраняется практически на всей территории Туркме-

нистана,  а  его  бытование  зависит  уже  скорее  от  социальных 

предпочтений, а не от племенной принадлежности родителей. 

Обобщение всех имеющихся в литературе и собранных по 

единообразной  методике  данных  по  антропологии  современ-

ных туркмен, проживающих как в Туркменистане, так и в Кара-

калпакии (Рысназаров, 1988), Афганистане [Дебец, 1968, 1980, 

1996], Ставрополье и Астраханской области [Бабаков, Дубова, 

1989; Дубова, Бабаков, 2003]

*

 дали возможность сделать важ-

ные  выводы  об  антропологических  компонентах,  сформиро-

вавших туркменский народ [Дубова, 1989]. По всем признакам, 

имеющим высокий таксономический ранг для среднеазиатско-

го региона, туркмены различаются в весьма сильной степени. 

Даже туркмены Туркменистана в антропологическом отноше-

нии не могут считаться однородными по особенностям своего 

внешнего облика (если учитывать как описательные, так и из-

мерительные признаки). У разных территориальных и племен-

ных групп современных туркмен по-разному выражены антро-

пологические пласты

**

, вошедшие в состав этого народа. Так, 

*  Материалы, собранные зарубежными исследователями в Ираке, Ира-

не и других ближневосточных странах не анализировались, прежде 

всего, ввиду различий в методике сбора данных. Эти данные сумми-

рованы в книге: Field, 1961.

**  Автором был проведен специальный анализ исторической взаимос-

вязи  различных  антропологических  и  одонтологических  признаков 

между собой. Он позволил выделить несколько европеоидных компо-

86

древний  неолитический  пласт  (долихокефалия  при  большом 

продольном и малом поперечном диаметрах, высокое и узкое 

лицо,  слабая  выраженность  рельефа,  резкая  горизонтальная 

профилировка,  высокий  и  узкий  нос  при  высоком  переносье 

и общей грацильности скелета) прослеживается почти во всех 

группах, но наиболее ярко выражен у нохурли, губадагли, ата 

и меджевуров. Труднее всего этот антропологический компо-

нент прослеживается у туркмен Узбекистана, Ставропольских 

групп, човдуров, олам, элеч, а также в некоторых группах эрса-

ринцев. В перечисленных группах, так же как и у эрсари Таджи-

кистана, ясно выступают черты, свойственные древнему степно-

му населению (большие продольный и поперечный диаметры, 

мезокефалия и брахикефалия, относительно высокое и широкое 

лицо, наклонный лоб с сильно развитым надбровьем, большой, а 

иногда и очень большой нижнечелюстной диаметр), безусловно, 

вошедшему в состав огузов. Так же как и предыдущий вариант, 

этот  антропологический  компонент  прослеживается  в  разной 

степени в составе практически всех туркмен. Заметным отли-

чием таких групп, как элеч, эрсари Таджикистана, нуратинских 

туркмен, човдуров Хорезма и абдалов Астраханской области от 

других выборок является сильная выраженность монголоидных 

характеристик. Кроме того, нельзя не упомянуть, что чрезвычай-

но массивная нижняя челюсть (элеч 116,4; човдуры 144,4; теке 

115,2 мм) отмечена как одна из очень характерных черт черепов 

из неолитического могильника Тумек-Кичиджик, принадлежав-

шего носителям кельтеминарской культуры [Яблонский, 1986]. 

Выводы, сделанные по результатам изучения современного 

населения, подтверждаются и палеоантропологическими мате-

нентов, которые вошли в состав туркменского народа: восточно-сре-

диземноморский (закаспийский), древний степной сильно матуризо-

ванный с крупными размерами головы и лица и, по всей видимости, 

более светло пигментированный вариант. Позднее на них наслоился 

один или несколько монголоидных вариантов [Дубова, 1978а, 1996]. 

Не исключено участие и европеоидного варианта с крупными разме-

рами головы, но с более низким лицом.

87

риалами. Все имеющиеся данные демонстрируют постоянное 

взаимодействие  степных  более  матуризованных,  массивных 

групп с земледельческими, относительно более грацильными 

[Гинзбург, Трофимова, 1972; Ходжайов, 1981, 1983]. Причем 

это  взаимодействие  раньше  проступает  (еще  в  энеолите)  и 

сильнее выражено в северных районах Туркменистана [Гинз-

бург, Трофимова, 1972; Яблонский, 1986]. Как было показано 

Т.К. Ходжайовым в упомянутых работах, в более южных рай-

онах массивное население появляется позднее, не ранее эпохи 

бронзы в более восточных районах (Южный Узбекистан) и на 

Красноводском  полуострове.  По  данным  О.  Бабакова  [1976, 

1983] и Г. Гельдыевой [1986], на самый юг Туркмении это на-

селение, по-видимому, пришло лишь в эпоху раннего средне-

вековья. Можно проследить два пути его продвижения – вдоль 

восточного побережья Каспийского моря и по Амударье.

Уже  упоминавшиеся  исследования  на  туркменском  Гонур 

Депе, позволили уверенно утверждать, что базовым компонен-

том населения юго-восточных Каракумов являлось неолитиче-

ское земледельческое население, проживавшее в более южных 

и  юго-западных  по  отношению  к  древней  дельте  р.  Мургаб 

районах, в том числе и в северных предгорьях Копетдага. Кро-

ме того, именно этот памятник принес дополнительные свиде-

тельства участия в сложении населения Туркменистана уже в 

эпоху бронзы населения из долины р. Инд (Хараппская циви-

лизация) [Бабаков и др., 2001; Дубова, 2008, 2011]. Таким об-

разом, подтверждаются много раз критиковавшиеся [Алексеев, 

1974; Яблонский, 1986, 1996] выводы Т.А. Трофимовой [1961] 

об  участии  веддоидного  (протоавстралоидного)  населения  в 

антропологических процессах в изучаемом регионе.

жүктеу/скачать 1,89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: