ВОПРОСЫ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ

ВОПРОСЫ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ 
 
 
Вестник КАСУ
 
20 
«Совесть»  был  охарактеризован  всесоюз-
ной  литературной  критикой,  как  произве-
дение,  в  котором  нашли  свое  отражение 
проблемы застойного периода. Композиция 
–  это,  как  уже  было  сказано,  способ  орга-
низации всех компонентов художественно-
го произведения, его сюжетной структуры, 
построения  сюжетных  линий,  служащих 
наиболее полному раскрытию живых и яр-
ких характеров. 
Природа избранного автором сюжета 
исторического  романа  определяется  содер-
жанием  изображаемого  характера.  В  свою 
очередь  создание  героического  характера 
раскрывается  в  постоянно  меняющихся 
обстоятельствах  и  требует  динамичных 
форм  для  передачи  напряженных  измене-
ний,  происходящих  во  внутреннем  мире 
персонажа.  Так,  для  раскрытия  сложных, 
противоречивых  характеров  своих  героев 
автор  романов  «Совесть»  и  «Сокровище 
Улугбека»  вовлекает  их  в  борьбу-
противостояние за свои нравственные цен-
ности.  
Сюжеты романов 70-х годов отража-
ют  судьбы  конкретных  исторических  лич-
ностей  «Сокровище  Улугбека»  («Улугбек 
хазинаси»);  немало  произведений,  являю-
щихся  плодом  творческой  фантазии  писа-
теля «Алмазный пояс» («Олмос камар») П. 
Кадырова,  «Вечность»  («Мангулик»)  Х. 
Гуляма,  «Где  свет,  там  и  тень»  («Нур  бор-
ки,  соя  бор»)  У.  Хашимова,  «Совесть» 
(«Диенат»)  А.  Якубова,  но  и  в  них  налицо 
опора на историческую правду.  
Композиционное  построение  этих 
романов  разнообразно:  так  в  романе  «Веч-
ность» превалирует элементы детективного 
сюжета,  в  романе  «Где  свет,  там  и  тень» 
присутствует приключенческий элемент. В 
романе  «Вечность»  («Мангулик»)  порой 
ощущается  увлеченность  автора  внешней 
атрибутикой действия. В романе «Где свет, 
там и тень» («Нур борки, соя бор») поступ-
ки  главного  героя  Шерзода  полны  драма-
тизма, образ его антипода, Саки Сакиевича, 
также получился очень живым и достовер-
ны. 
Целый  ряд  ярких,  запоминающихся 
произведений,  написанных  узбекскими  ро-
манистами  в  70-е  годы,  отличаются  выра-
зительными,  правдивыми  характерами  ге-
роев.  Десятки  узбекских  романов,  создан-
ных в эти же и последующие годы, не про-
шли  испытания  временем,  в  большей  сте-
пени  из-за  неспособности  адекватно  пере-
дать  меняющийся  характер  эпохи  и  лич-
ность героев, нравственно противостоящих 
времени  и  пространству,  ограниченному 
идеологическим канонами. Лучшими стали 
те  романы,  в  которых  авторам,  благодаря 
функциям  хронотопа,  воплотившего  вре-
менные  и  пространственные  характеристи-
ки  эпохи,  удалось  создать  типические  ха-
рактеры  своих  современников.  Такие  ро-
маны,  как  «Сокровище  Улугбека»  («Улуг-
бек  хазинаси»),  «Совесть»  («Диенат»), 
«Зодчий»  («Меъмор»),  «Алмазный  пояс» 
(«Олмос  камар»),  «Его  величество  чело-
век»  («Хазрати  Инсон»),  «Сорок  пять 
дней» («Кирк беш кун»), при всей неодно-
значности  их  идейно-художественного 
уровня,  подготовили  почву  для  узбекской 
романистики 80-х годов на историческую и 
современную тематику.  
В  основе  центральазиатского  хроно-
топа,  на  наш  взгляд,  не  столько  географи-
ческое  и  геополитическое  пространство, 
сколько  общность  духовных  ценностей, 
схожесть  национальных  традиций,  родст-
венность тюркских языков, образы восточ-
ной  культуры.  Особенности  поэтики  лите-
ратуры Казахстана 1970-2000-х годов, про-
анализированные  на  примере  текстуально-
го  анализа  двух  известных  авторов  Тахави 
Ахтанова и Адыла Якубова, позволяют вы-
делить  общие  подходы  в  выборе  жанра, 
образной  системе,  особенностях  компози-
ции, соответствия на уровне стиля.  
Оба автора отдают предпочтение ро-
манному жанру, дающему большую свобо-
ду  в  изображении  динамики  переживаний 
персонажа.  Природа  романного  жанра  по-
средством хронотопа организует сюжетное 
время  и  пространство  таким  образом,  что 
герой  на  глазах  читателя  через  действия  и 
сложную  внутреннюю  работу  совершает 
духовное  освоение  пространства,  которое 
он  видит.  Писатели  прибегают  к  приему 
ретроспективного  взгляда,  посредством 
внутреннего  монолога  их  персонажи  как 
бы  расширяют  масштаб  события,  придают 
ему  объемность.  В  основной  хронотоп 
произведения  входят  хронотопы  воспоми-
наний.  Происходит  движение  вглубь  исто-
рии – во времени и в пространстве, которое 

ВОПРОСЫ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ 
 
 
Вестник КАСУ
 
21 
с ним слитно, проявлена идея неразрывно-
го единства времени и пространства, сюже-
тообразующей  функции  хронотопа.  Чтобы 
перенестись  во  времени,  герою  требуется 
«воззреть вокруг себя». 
В  структуре  персонажной  расстанов-
ки  почти  всегда  присутствует  резкое  про-
тивопоставление  героев-антиподов  с  раз-
личным моральным обликом. При этом ав-
торы пытаются обойти схематизм строения 
отрицательных  образов  посредством  не-
собственно-прямой речи. Образ стихии как 
состояния природы используется художни-
ками  для  передачи  эмоциональных  потря-
сений героев: здесь природа важна не сама 
по  себе  –  через  нее  показано  духовное  со-
стояние  не  только  отдельной  личности,  но 
и общего настроения нации.  
Хронотоп произведения обладает ме-
тафоричностью  и  мифопоэтическим  под-
текстом.  Время  антропологично:  оно  оли-
цетворяется,  измеряется  длиной  историче-
ской  памяти.  За  счет  этого  время  превра-
щается в панораму зримых картин, то  есть 
переходит в пространство. При этом актив-
но используемый авторами миф или притча 
выступают  в  виде  определенного  культур-
ного кода.  
Специфика  хронотопа  в  казахских  и 
узбекских  романах,  начиная  с  1970-х  и 
вплоть  до  1990-х  годов,  обнаруживается  в 
контексте  с  ключевыми  концептами  цен-
трально-азиатской  культуры.  Эстетическая 
рефлексия  казахских  и  узбекских  писате-
лей, сосредоточенная на осмыслении ново-
го  предмета  искусства,  способах  его  изо-
бражения  и  роли  художника-творца,  отра-
зила общие закономерности литературного 
процесса рассматриваемого периода. 
 
ЛИТЕРАТУРА 
1. Ахтанов Тахави. Избранное. – Алма-Ата, 
«Жазушы», 1978. – Т. 2. Буран. Роман. – 
Индийская  повесть.  –  Былое  и  настоя-
щее. Рассказы, статьи, очерки, эссе.  
2. 
http://bibliofond.ru/view.aspx?id=454582#1
 
 
 
 
УДК 811.111 
ВКЛЮЧЕНИЕ КЛАССИЧЕСКОГО ИНТЕРТЕКСТА А.П. ЧЕХОВА В 
ТЕКСТЫ СОВРЕМЕННЫХ АВТОРОВ 
Чумаченко О.В. 
 
На рубеже ХХ – ХХI веков интертек-
стуальность  стала  важнейшим  качеством 
словесного творчества и искусства в целом, 
что  сделало  ее предметом  острых научных 
дискуссий.  В  качестве  источников  теории 
интертекстуальности  называются  полифо-
ническое  литературоведение  М.М.  Бахти-
на,  работы  Ю.Н.  Тынянова  о  пародии  и 
теория анаграмм Фердинанда де Соссюра, а 
также филологические размышления Ю.М. 
Лотмана и Ч. Пирса.  
Межтекстовый  диалог  –  весьма  рас-
пространенное  явление,  которое  можно 
найти  в  литературе  всех  времен.  Принци-
пиальное  отличие  в  использовании  интер-
текста в литературе эпохи постмодернизма 
состоит  в  том,  что  прежде  он  нужен  был, 
чтобы  подтвердить  авторитет  и  истину,  в 
новое  время,  напротив,  чтобы  развенчать 
авторитет,  показать  относительность  исти-
ны.  Будучи  одним  из  ключевых  понятий 
эстетики постструктурализма, интертексту-
альность  становится  важнейшим  принци-
пом  организации  текста  не  только  в  по-
стмодернизме,  но  и  в  произведениях  дру-
гих направлений современной литературы. 
Креативная  рецепция  классики  есть 
проявление  важного  свойства  литератур-
ной эволюции в целом. Развитие литерату-
ры  через  игру  и  пародию  является  посто-
янной  моделью  ее  обновления,  а  игровое 
переосмысление  классики  –  важное  свиде-
тельство  ее  востребованности  (актуально-
сти), необходимости современному читате-
лю.  Сложившаяся  ныне  ситуация  вызвана 
потребностью  определить  степень  устой-
чивости  принятых  в  культуре  ценностей 
(«исторического  преемства»),  попыткой 
восполнить дефицит собственной духовной 
жизни за счет актуализации смыслов, гене-
рируемых  русской  классикой.  Результатом 
включения  классического  интертекста  в 

ВОПРОСЫ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ 
 
 
Вестник КАСУ
 
22 
тексты  современных  авторов  становится 
«одновременное  существование  неодно-
временного»  (Т.С.  Элиот)  в  читательском 
восприятии,  когда  не  только  старое  произ-
ведение влияет на новое, но и новое оказы-
вает  свое  влияние  на  старое.  В  процессе 
такого  диалога  в  сознании  читателя  рож-
даются  новые  смыслы,  поэтому  число  ин-
терпретаций  может  быть  ограничено  лишь 
«горизонтом ожидания» самого претекста. 
Утверждение  Ю. Кристевой, что лю-
бой  текст  строится  как  мозаика  цитат,  как 
поглощение  и  трансформация  других  тек-
стов, позволяет предположить существова-
ние  пятого  (помимо  четырех,  предложен-
ных  Р.  Ингарденом)  обязательного  слоя 
современных  художественных  произведе-
ний  –  интертекста.  Слой  этот  проявляется 
как в качестве открытого, так и «потаенно-
го  диалогизирующего  фона»  (термин  А.В. 
Кубасова),  содержащегося  в  тексте  произ-
ведения,  реализуется  через  связь  слов, 
фраз,  героев,  композиции  и  т.д.  с  уже  из-
вестными  литературными  претекстами. 
Анализ  показал,  что  по  своей  природе  ин-
тертекст  многослоен.  Он  представляет  со-
бой  упорядоченную  структуру,  включаю-
щую:  
1)  слой  паратекстуального  взаимо-
действия (названия, эпиграфы);  
2) слой ономастических цитат (имена 
и  фамилии  писателей,  имена  персонажей, 
известные 
читателям 
по 
текстам-
предшественникам);  
3)  ссылки  на  факты  биографии  и 
творчества  писателя-классика  в  тексте  со-
временного произведения;  
4)  различные  формы  атрибутирован-
ных  и  неатрибутированных  цитат  (дослов-
ные и частичные цитаты, а также крылатые 
выражения, включаемые в речь как повест-
вователя, так и героев);  
5)  заимствованная  фабула  и/или  сю-
жетная канва произведения;  
6)  заимствованные  способы  повест-
вования и/или композиционные приемы, то 
есть структурные цитаты.  
Иерархичность  данной  структуры 
определяется  силой  воздействия  на  реци-
пиента ранее известного текста в контексте 
нового.  
Вынесение в заглавие различных ин-
тертекстуальных  элементов  способствует 
маркировке авторской интенции: досказать 
сюжет  («Дама  с  собачкой:  апокриф»  Э. 
Дрейцера);  вступить  в  полемику  с  хресто-
матийно 
известной 
интерпретацией 
(«Крыжовник»  В.  Пьецуха);  указать  на 
глубинные  связи  текстов  (12  рассказов 
цикла С. Солоуха «Картинки»); обозначить 
временную  дистанцию,  подчеркивая  поле-
мичность  произведения  («Наш  человек  в 
футляре»  В.  Пьецуха);  создать  эффект  об-
манутого  ожидания  («Дама  со  злой  собач-
кой»  Д.  Калининой,  «Большая  дама  с  ма-
ленькой собачкой» Л. Улицкой).  
Небольшое  количество  проанализи-
рованных нами произведений (6%) соотно-
сится  с  чеховскими  претекстами  по  ассо-
циации,  что  создает  возможность  возник-
новения  интерпретаций,  чрезвычайно  уда-
ленных  от  авторского  замысла  (цикл  Ю. 
Буйды «Рассказы о любви», повесть В. Со-
рокина «Настя»). В ряде случаев интертек-
стуальные  элементы,  не  вынесенные  в  за-
главие, включаются в основной текст в ви-
де цитат или ссылок на читаемую героями 
книгу.  Так,  один  из  рассказов  Ю.  Буйды 
(«Химич»)  раскрывает  свою  интертексту-
альную  природу  через  постоянное  отрица-
ние  закрепившегося  за  героем  прозвища 
«человек  в  футляре»,  а  дважды  повторен-
ная фраза о даме с собачкой (новелла Дины 
Рубиной  «Область  слепящего  света»)  по-
зволяет увидеть экзистенциальные глубины 
во внешне банальной истории. 
Эссе  Т.  Толстой  «Любовь  и  море»  – 
это изящные размышления «конгениально-
го»  (М.  Науман)  читателя,  одновременно 
случай  художественной  и  литературовед-
ческой  рецепции  чеховского  рассказа.  Это 
наглядное  проявление  интертекстуального 
диалога.  Прочтение  рассказа  современной 
писательницей  обнаруживает  близость  к 
исследованию  литературоведа.  Удивитель-
но  точно  подмеченная  В.Б.  Катаевым  фор-
мула  «казалось  –  оказалось»  работает  и  в 
эссе  Т. Толстой;  с  ее  помощью  Чехов  изо-
бражает  произошедшее  с  Гуровым  преоб-
ражение.  
Подобная  интерпретация  переводит 
традиционное восприятие истории любви в 
разряд  произведений  о  смысле  жизни.  Пе-
ред  нами  наиболее  чистый  пример  откры-
той  системы  под  названием  интертекст: 
Толстая  просто  развивает  и  «переписыва-

ВОПРОСЫ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ 
 
 
Вестник КАСУ
 
23 
ет» чеховский рассказ в свете своего пони-
мания,  в  результате  чего  претекст  как  бы 
«растворяется» в ее эссе. 
Как  показывают  наблюдения,  чаще, 
чем  мужчины,  к  рассказу  «Дама  с  собач-
кой»  обращаются женщины-писательницы. 
В результате исследования мы обнаружили 
существенное  различие  в  движении  сю-
жетной  канвы  современных  рецепций. 
Мужская  версия,  казалось  бы,  более  опти-
мистичная,  оказывается  и  более  прагма-
тичной, даже циничной. Так, в «Даме с со-
бачкой»  С.  Солоуха,  как  и  у  Чехова,  мы 
наблюдаем  движение  от  «минуса»  (одино-
чество, бессмысленность жизни) к «плюсу» 
(обретение  любви,  любовного  томления) 
без  окончательного  итога.  Э.  Дрейцер 
(«Дама с собачкой: апокриф») также лиша-
ет своего героя сложных переживаний, свя-
занных с разводом и любовью: в конце его 
текста Гуров вновь готов к любовным при-
ключениям.  В  женских  рецепциях  финал 
более  драматичен:  наблюдается  движение 
от  «плюса» снова в «минус». В новелле Д. 
Рубиной  «Область  слепящего  света»  обре-
тение  любви  заканчивается  ее  потерей  в 
результате  авиакатастрофы;  в  рассказе  В. 
Токаревой  «Антон,  надень  ботинки!»  сча-
стье рушится из-за слабости мужчины; у Л. 
Петрушевской («Дама с собаками») движе-
ние  к  «плюсу»  исключается  изначально, 
поскольку для героини все уже в прошлом, 
и  мы  становимся  свидетелями  краха  судь-
бы.  Таким  образом,  женская  проза  более 
отчетливо актуализирует экзистенциальные 
смыслы чеховского претекста.  
Подчеркнем,  что  во  всех  рецепциях 
«Дамы  с  собачкой»  отчетливо  проступает 
закон  зеркальной  симметрии  –  энантио-
морфизм:  у  Л.  Петрушевской  он  проявля-
ется  в  замене  знака  «плюс»  на  «минус»,  у 
Э. Дрейцера – в обратном движении сюже-
та от конца к началу, у Д. Рубиной, В. То-
каревой  и  С.  Солоуха  –  в  гендерном  пере-
вертыше,  когда  сильной  личностью  высту-
пает женщина. 
В повести «Настя», которая отдален-
но перекликается с ранней пьесой классика 
без  названия  (известной  как  «Безотцовщи-
на»)  в  чеховскую  декорацию  оказывается 
вписан  каннибалический  сюжет,  реали-
зующий  известные  метафоры  «новоиспе-
ченная» и «попросить руки». Это основной 
стилистический 
и 
сюжетообразующий 
прием  произведения.  Все  изображаемые 
события  разворачиваются  на  фоне  родной 
русской  природы,  кустов  можжевельника, 
колдовского  озера,  бесконечных  разгово-
ров за обеденным столом о Ницше, что ал-
люзивно напоминает произведения Чехова. 
Повесть  Сорокина  является  гротесковым, 
утрированным  отражением  новой  россий-
ской  действительности,  отвратительной 
настолько, 
насколько 
отвратительным 
представляется  автору  оригинал.  Стремле-
ние  автора  вызвать  негативную  читатель-
скую реакцию очевидно. 
«Маленькая трилогия» А. П. Чехова - 
постоянный  источник  интертекста  прозы 
конца XX - начала XXI в. В диалог с Чехо-
вым вступают, например, такие авторы, как 
Ю. Буйда и В. Пьецух. 
К проблеме «футлярности» Ю. Буйда 
обращается  в  рассказе  «Пятьдесят  два  бу-
ковых  древа»,  пронизанном  тонким  лириз-
мом,  содержащим  неразгаданную  тайну. 
Уже  во  втором  абзаце  текста  мы  узнаем  о 
том,  что  жену  главного  лесничего  Августа 
Засса «никто никогда не видел - ни живой, 
ни  мертвой».  На  улице  загадочная  женщи-
на появлялась только «поздно вечером, ко-
гда  городок  отходил  ко  сну»,  в  повозке  с 
кожаным верхом. Иногда вечерами супруги 
Засс  прогуливались  в  буковой  роще,  де-
ревьев в которой было ровно пятьдесят два, 
что и дало название рассказу. На протяже-
нии  нескольких  страниц  текста  свои  мне-
ния  о  внешности  «Зассихи»  высказывают 
многие  жители:  от  милиционера  до  биб-
лиотекаря  -  однако  единственный  раз  уви-
деть Лену, да и то со спины, удается только 
рассказчику. 
Небольшой  по  объему  текст  содер-
жит  значительное  число  интертекстуаль-
ных элементов. Однако  ключом к разгадке 
семантики  произведения  становится  имен-
но  чеховский  интертекст.  Чтобы  понять, 
насколько  может  быть  красива  загадочная 
фрау, повествователь разглядывает «краса-
виц  на  иллюстрациях  к  Дюма  иЧехову»; 
есть в тексте и явная аллюзия на чеховскую 
цитату: хромой библиотекарь Мороз Моро-
зович  «долго  и  нудно»  рассуждает  «о  кра-
соте  внешней,  телесной,  и  красоте  внут-
ренней, душевной и духовной». 
Буйда,  в  свойственной  ему  манере, 

жүктеу/скачать 2,01 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: