Вопросы к главе
1.Как вы понимаете логику мифа? Чем она отличается от научной ло-
гики, а в чём схожа? 2. Можем ли мы считать мифологию системным знани-
ем? Почему? 3. Объясните, обладает ли миф своим здравым смыслом? В чём
он заключается? 4. Как сторонники принципиальных отличий научного
мышления от мифологического обосновывают свою точку зрения? 5. Что со-
временные учёные понимают под постнеклассической наукой? Объясните,
как постнеклассическая наука рассматривает возможности науки в процессе
познания и её мифологизации? 6. Как можно объяснить взаимодействие ра-
ционального и мифического мышления с точки зрения физиологии? В какой
степени ассиметрия головного мозга соотносится с разными способами
мышления? 7. Объясните, как рациональное и мифическое мышления рабо-
тают и взаимодействуют в рамках целого в соответствии с принципом до-
полнительности? Обогащает ли это человека или ослабляет и ограничивает?
1
См.: Тавризян Г. М. Наука и миф в морфологии культуры О. Шпенглера // Вопросы
философии. 1984. №8. С. 103-116.
140
4.2
. Лингвистические основы мифотворчества
Исходная полифоничность языка и многоаспект-
ность мифа в совокупности не просто дают некоторое
количество интерпретативных вариантов, которые
можно при желании множить, но закладывают смыс-
лопорождающий механизм, позволяющий создавать не
только разные смыслы, но и разные языки.
Природа мифотворчества окажется недостаточно ясной и полной без
рассмотрения проблемы языковой сущности мифа и лингвистических основ
мифотворчества.
Если рассматривать человека как явление, то каждый специалист, в
чью сферу деятельности его существование входит, будет рассматривать его
по-разному в зависимости от того, чему обучен. При этом, в общем все по-
нимают, что человека нельзя свести к физиологии или социальным функци-
ям, нельзя ограничить биохимическими процессами, психической или духов-
ной деятельностью, равно как нельзя свести его жизнь к языку, хотя человек
таков, как его язык. Но по отношению к мифу, в силу расплывчатости сферы
его функционирования, для филологов сведение его к языку оказывается не
только возможным, но даже общепринятым.
По мнению словесников, миф есть составная часть языковой деятель-
ности, так как передаётся словами и целиком входит в сферу высказывания
1
.
Однако, словами передаётся всё, что человек исследует. Но к словам оно при
этом не сводится. И содержание мифа к языковому высказыванию не сводит-
ся, как не сводится оно к знаку, коду, символу, образу или сюжету. Значит,
языковая деятельность в свою очередь включена в структуру мифа
2
. И миф
использует язык для своего предметного оформления. Иначе говоря, язык
1
Леви-Строс К. Структурная антропология. С. 216.
2
См.: Человек. Культура. Слово. Мифопоэтика древняя и современная. Омск, 1994. 210 с.
141
стоит между мифом и нами, а миф передаётся нам посредством языка, что
даёт основание филологам утверждать, что язык и есть миф
1
. Хотя в данном
случае язык – только посредник. Понимание того, что миф не сводится к
языку, приходит лишь в том случае, если филолог сумел выйти за пределы
сферы своего узкого профессионального знания и начинает грамотно исполь-
зовать знания других изучающих миф дисциплин. К сожалению, такое явле-
ние наблюдается крайне редко. И потому большинству лингвистов и филоло-
гов суждено пребывать по поводу мифа в счастливом неведении. Неведении,
которое, однако, имеет свою развёрнутую в рамках филологической науки
мифологию
2
.
В связи с этим, следует отметить, что идея рассматривать миф как сло-
во, возникла задолго до К. Леви-Строса и Р. Барта. Ведь, аналогичной точки
зрения держался и почитаемый у нас филологами профессор А. А. Потебня.
Хотя, и у него встречаются мысли, которые не совсем вписываются в подоб-
ную настаивающую на лингвистическом детерминизме теорию. «Язык объ-
ективирует мысль», - в частности считал А. А. Потебня, однозначно показы-
вая, что в данном случае мысль уже существует. Но может ли мысль сущест-
вовать вне языка? А если не может, то следует ли миф однозначно иденти-
фицировать как слово? Насколько зависит от языка создаваемые в человече-
ском сознании образы? И на какой стадии формирования эти образы можно
считать мифами? Нужно ли возникающие в сознании мифологизированные
образы рефлексировать на уровне языка, чтобы их можно было называть ми-
фами? Или образ всё-таки предшествует мысли и речи и лишь с помощью
последней объективируется? Выскажем предположение, что привычная в
мифологии идея зависимости образов от языка несколько преувеличена. А
1
В частности у К. Леви-Строса в «Структурной антропологии» записано: «Миф - это
язык, но этот язык работает на самом высоком уровне, на котором смыслу удается, если
так можно выразиться, отделиться от языковой основы, на которой он сложился» [Леви-
Строс К. Ук. соч. С. 218.].
2
См. напр.: Вилисова Т. Г. Миф как метаязык литературы XX века (новая волна ремифо-
логизации в немецкой литературе 70-80-х гг.) // Материалы Международной научной
конференции «Изменяющийся языковой мир». Пермь : Изд-во Перм. гос. ун-та, 2001. С.
36-39.
142
это значит, что несущие явную мифологическую нагрузку образы возникают
до языка. И лишь потом на стадии упомянутой А. А. Потебней объективации
образа с помощью языка миф облекается в слова. И не всегда удачно.
С другой стороны, согласно А. А. Потебни, «мифология есть история
мифического миросозерцания, в чем бы оно ни выражалось: в слове и сказа-
нии, или в вещественном памятнике, обычае и обряде». При этом он огова-
ривал, что «теории словесности миф подлежит лишь как словесное произве-
дение, лежащее в основании других более сложных словесных произведе-
ний»
1
. А это явно показывает, что миф им рассматривается исключительно с
позиций словесности. Для словесника миф не может быть ничем иным как
словом, «лингвистическим объектом» (К. Леви-Строс), словесным произве-
дением, что А. А. Потебня неоднократно подчёркивал. Так, подобно другим
узким специалистам, пусть и обладающим обширными познаниями в своей
области, но берущимся изучать нечто, что в рамки их специализации не вхо-
дит или ею явно не ограничивается, словесники сделали всё, чтобы вогнать
миф в «прокрустово ложе» своей специализации, совершенно не задаваясь
вопросом, а что будет из себя представлять миф как универсальное явление
после такой филологической «кастрации»? И не говорит ли это больше об
исследователе, чем об объекте исследования?
В самом деле, так ли уж миф зависит от слова? А как же тогда обычай,
обряд, ритуал? Неужели мифический образ увиденного не может возникнуть
в голове созерцающего вне слов, лишь потом облачаясь в подобающие впе-
чатлению метафоры? Как быть со знаками, символами, которые словами мо-
гут быть объяснены, но к ним не сводятся? Или с непосредственным внут-
ренним переживанием мифа, которое человеком не проговаривается, но про-
чувствуется вплоть до катарсиса? Даже в обычной жизни бывают ситуации,
осмысленные и понятные без слов. Когда всё ясно сразу. И нередко, ясно
всем. Конечно, можно на этот счёт сказать, что слова в данном случае всё
1
Потебня А. А. Характер мифического мышления // Потебня А. А. Теоретическая поэти-
ка. М. : Высшая школа, 1990. С. 281, 293.
143
равно звучат. Только мысленно. Но объяснения эти для словесников скорее
из области утешительных.
Впрочем, в том, как словесники обходятся с мифом, ничего удивитель-
ного нет. У них слово и должно быть на первом месте
1
. И объясняться всё
должно через слово. Вот только при этом осталось невыясненным, что за
словесные произведения, более сложные, чем миф, А. А. Потебня имел в ви-
ду? Хотя так ли уж это сейчас важно? Гораздо важнее другое: то, что уже
одна эта оговорка выдаёт представления самого А. А. Потебни о мифах, как о
чем-то довольно простом и для него понятном. И что примечательно? Этот
его довольно поверхностный и по нашим меркам сильно устаревший, хотя
и не лишённый академического обаяния «филологический» взгляд на ми-
фы и мифологию подпадает под его же определение «мифического мыш-
ления». Иначе говоря, его взгляды сегодня – не более чем мифология сло-
весника. И для анализа мифа он, сам того не зная, использовал мифическое
мышление, которое на момент написания текста как мифическое им самим
не распознавалось.
В заключение данного анализа заметим, что, возможно, для поклонни-
ков творчества А. А. Потебни всё вышесказанное не выглядит лестным. Но
уважение к выдающемуся учёному не должно нас отвлекать от сути иссле-
дуемой проблемы и вариантов её разрешения. Иначе его заслуги начнут ра-
ботать против современной науки, а значение его творчества придётся оце-
нивать по тому, насколько он развитие науки задержал, что вряд ли его само-
го как честного исследователя устраивало бы. И если это так, то получается,
что относительно мифа А. А. Потебню ожидала участь выдающегося иссле-
дователя М. Мюллера, «ученого более многих других старавшегося уяснить
этот вопрос и невольно более других подавшего повод к одностороннему его
пониманию»
2
, как писал о нём сам А. А. Потебня.
1
См.: Потебня А. А. Слово и миф. М. : Правда, 1989. 624 с.
2
Потебня А. А. Характер мифического мышления // Потебня А. А. Теоретическая поэти-
ка. С. 294.
144
В частности, навязчивая со времён М. Мюллера идея о том, что миф -
«тень, падающая от языка на мысль»
1
, неизбежно выливается в свойственное
иным словесникам стремление утверждать приоритет языка над мыслью, а
мысли над образом. Естественно, это было бы правильным, если бы человек
думал не мозгами, а языком, что иногда приходило на ум филологам и по-
этам и воплощалось во фразах типа утверждения Тристана Тцара о том, что
«мысль рождается во рту». Но поскольку язык как орган не имеет к процессу
мышления никакого отношения, каждому исследователю мифа от выстраи-
вания подобных приоритетов стоит воздержаться хотя бы до тех пор, пока не
будет доказано обратное.
Поэтому миф нельзя свести к слову, как нельзя к нему свести любовь.
Возможно, для кого-то любовь - «всего лишь слова», но говорить так может
лишь тот, кто настоящей любви не знал. Так и с мифом. Миф «течёт» к нам с
помощью слов и через слова озвучивается. Но словами не выразим и им не
подвластен. Слова для него лишь форма. Притом, плохая. Неполная. Недос-
товерная. Ограничивающая как клетка. Потому что они не могут выразить
всю полноту ощущений, охватывающих человека разом, когда он попадает
внутрь мифа и становится им. Не случайно, К. Леви-Строс в своих «Мифоло-
гиках» для раскрытия мифа прибегает к аналогии с музыкой. В ней не нужны
слова, но миф присутствует. И, возможно, потому в мистических учениях так
глубоко и детально разрабатывают мифологию «говорящего» Молчания.
В связи с этим, довольно интересна идея математика и философа В. В.
Налимова, согласно которой человек в каком-то глубоком смысле мыслит
всем своим телом. Но нужны ли телу слова? Не случайно, имя, согласно В. В.
Налимову, «внеязыковая» категория. И, возможно, в определённом смысле
1
Более обстоятельно у М. Мюллера эта мысль звучит так: «Мифология неизбежна; она
необходимость, заключенная в самом языке, если в языке мы признаем внешнюю форму
мысли. Одним словом, мифология есть тень, падающая от языка на мысль, тень, которая
не исчезает до тех пор, пока язык не уравняется вполне с мыслью, что никогда не может
случиться…. Мифология есть и теперь, как во времена Гомера, но мы ее не замечаем, по-
тому что живем в ее тени и потому что почти все боятся полдневного света истины». И
далее: «Мифология в высшем смысле слова есть власть языка над мыслью во всевозмож-
ных областях духовной деятельности» [Цит. по Потебня А. А. Ук. соч. С. 296]
145
он был прав. Хотя, применительно к мифу для нас важнее другое. А именно
то, что миф однозначно не вписывается целиком в сферу исследования лин-
гвистики и исключительно как языковое явление восприниматься не может,
всё время дополняя и преобразовывая те лингвистические установки, кото-
рые ему в силу своей ограниченности упорно навязывает словесность. По-
нятно, что преодоление этих установок является обязательным условием
дальнейшего познания мифа на базе вовлечения в исследовательский процесс
всего арсенала знаний, которые могут быть для изучения мифа использова-
ны.
Естественно, в качестве условного исходного посыла, допустимо счи-
тать, что знак, воспринимаемый, как сигнал, кодирующий поле смысловых
значений, может выступать той единицей, на основе которой строятся все
исходные смысловые комбинации. Но при этом стоит учесть и мнение В. В.
Налимова. «Представление об атомах смысла, столь необходимое для по-
строения логической семантики, в психологическом плане не более, чем не-
которая иллюзия»
1
, -
писал он в одной из своих работ, ссылаясь на анализ
применимости к языку теоремы Т. Бейеса и в какой-то степени указывая на
спорность самой популярной научной посылки К. Леви-Строса, касающейся
его разработки структуры мифа.
В связи с этим, создаётся впечатление, что для науки, возможно, в силу
своей способности к многомерности и открытости запредельному, миф будто
становится тем истинным утверждением, равно как бесспорным, так и недо-
казуемым, в котором утверждается реальность нереального. Но что есть не-
реальное, применимо к логике? То, что не вписывается в её параметры. И в
мифе мы наблюдаем нечто похожее. С одной стороны, в мифе не может быть
открыто ничего вне того, что в нём уже потенциально заложено. С другой -
любое достаточно неожиданное значение слова или фразы может восприни-
маться как внерациональное уже потому, что оно непривычно.
1
Налимов В. В. Вероятностная модель языка. URL:
http://www.kirsoft.com.ru/freedom/KSNews_980.htm
146
Понятно, что языковое пространство, а с ним и языковые возможности
расширяются за счёт появления новых слов и обогащения смыслового значе-
ния старых. При этом обогащение языка и смыслового поля мифа происхо-
дит в основном за счёт возникновения и использования новых метафор. В
них новый смысл обретается, в том числе, через старые слова. А значит, ут-
верждать в связи этим, что применять новые смысловые значения нельзя,
потому что это нерационально, в свою очередь будет неправильным, так как
рациональность здесь путается с привычным, где привычное уже подсозна-
тельно воспринимается как рационально доказанное по принципу «это все
знают» или «все так считают». На деле оно относится, скорее, к внушению,
нежели к приобретённому рационально знанию и является следствием науч-
ной, образовательной и творческой ограниченности, которую настоящий ис-
следователь должен стараться преодолевать.
В этом смысле весьма интересны исследования В. В. Налимова, счи-
тавшего, что «каждый язык имеет свою особую систему входа в континуаль-
ные потоки сознания. Если осмысливание нашей повседневной речевой ком-
муникации происходит на континуальном уровне, то можно высказать пред-
положение о том, что само мышление существенно континуально. Отсюда
постоянно повторяющиеся даже у поэтов высказывания о недостаточности
выразительных средств языка. Ритм в поэзии и песнопении - попытка изло-
жить континуальную составляющую на дискретные носители речи»
1
. Одна-
ко, учитывая, что данное положение существенно расходится с известной по-
зицией Р. Барта о дискретности мифа, стоит оговорить следующее: само по
себе обнаружение и детальный анализ современных мифов являлись боль-
шой заслугой Р. Барта. Но его убеждение, что современный миф дискретен и
представляет собой набор стереотипов массового сознания, было довольно
поверхностным. «Современный миф дискретен: он высказывается не в
больших повествовательных формах, а лишь в виде «дискурсов»; это не
более чем фразеология, набор фраз, стереотипов, миф как таковой исчеза-
1
Налимов В. В. Ук. соч.
147
ет, зато остается еще более коварное мифическое», - писал Р. Барт
1
, поче-
му-то отделяя миф от того образно-символического смыслового поля, в
котором он существовал и обзывая его «коварным мифическим». «Отсут-
ствие непрерывности и повествовательности – существенная черта совре-
менного мифа»
2
, -
утверждал вслед за ним другой исследователь. И оба, на
наш взгляд, заблуждались.
Поэтому уточним, что попытка фрагментировать миф является одним
из самых существенных заблуждений Р. Барта, который, судя по всему, в пе-
риод написания своих «Мифологий» не мог предположить, что миф сущест-
вует не сам по себе и определяется контекстом. Что в совокупности с беско-
нечным числом других мифов он составляет пронизывающее всю человече-
скую культуру бесконечное в своём игровом многообразии мифологическое
пространство, представляющее собой поле мифологических смыслов, мифо-
сферу, в которую, совершенно не исчерпываясь своим содержанием, эти ми-
фы погружены, создавая тот сложнейший социокультурный контекст, вне
которого ни человека, ни социум невозможно представить. Более того, спра-
шивается: если производящее мифы человеческое сознание является по сво-
ему характеру континуальным, то почему результаты его деятельности
должны быть иными? Впрочем, не будем впадать в крайности и утверждать в
корне обратное, а сойдёмся на том, что современный миф во время своего
функционирования демонстрирует проявление диалектики непрерывного и
дискретного, предлагая тот вариант самореализации, который в данный кон-
кретный момент наиболее подходит.
В связи с этим нам следует признать, что носителями мифологической
информации в культуре являются не только вербальные тексты, но также и
любые другие: изобразительные, монументальные, архитектурные, ланд-
шафтные и пр., мифологически «означивающие» любой элемент описания. К
тому же любой из них вполне можно «мифологически означить» - в целом и
1
Барт Р. Мифологии. М., 2000. С. 234.
2
См.: Стрельник О. Н. Политическая идеология и мифология: конфликты на почве родст-
ва. URL: http://www.humanities.edu.ru/db/msg/46594
148
поэлементно - эмблемой, символом или знаком, а также любым сопутствую-
щим «знаку-тексту» словом, способным вызвать создающую мифологиче-
ское пространство игру смыслов. Недаром, по признанию самого К. Леви-
Строса, даже если свести миф к высказыванию, следует учесть, что речь идёт
о таком высказывании, которое на разных уровнях и в разных контекстах
своего «звучания» порождает разные смыслы, которые ни при каких обстоя-
тельствах свести к чему-то одному нельзя. А это значит, что язык не может
подменить миф или сделать остальные его характеристики несущественными
и как бы не существующими, поскольку выступает текстовой реализацией
мифа, не предшествующей ему и его не подменяющей. И миф к своей тек-
стовой реализации не сводится, действуя и воздействуя на сознание, подобно
своеобразному информационному взрыву, на всех уровнях сразу.
В свою очередь, исходная полифоничность языка и многоаспектность
мифа в совокупности не просто дают некоторое количество интерпретатив-
ных вариантов, которые можно при желании множить, но закладывают
смыслопорождающий механизм, позволяющий создавать не только разные
смыслы, но и разные языки. И главная их ценность заключается в том, что
через них разом на разных уровнях и языках говорит вся культура.
Вопросы к главе
1.
Как вы понимаете тезис, что языковая деятельность включена в
структуру мифа? Насколько с ним согласны? Почему? 2. Почему, будучи
«лингвистическим объектом», миф к языку не сводится? 3. Можно ли миф
свести к словам? Почему? 4. Чем объясняется и в чём заключается мифоло-
гия словесника? 5. Насколько обоснована метафора М. Мюллера, называвше-
го миф «тенью, падающей от языка на мысль»? 6. В какой степени можно ут-
верждать о приоритете языка над мыслью, а мысли над образом? 7. Каким
образом миф ограничивается словами? Почему?
149
4.3
. Культурные основы мифотворчества
Биполярная организация мозга, мышления и культу-
ры в контексте смысловой избыточности языка вы-
страивает на противопоставлении двух основных эле-
ментов - рационального и мифического - такую систему
взаимодействия, которая составляет основу механизма
развития объекта как целого, делая его самодостаточ-
ным и жизнеспособным. Без этой биполярности струк-
тура будет лишена внутренней динамики и утратит спо-
собность к самовоспроизводству и трансформации, что
делает миф для культуры жизненно важным и практиче-
ски неискоренимым.
Чтобы люди творили, а культура развивалась, в основе их творчества и
функционирования должно быть заложено дающее возможность вырабаты-
вать новую информацию структурное противоречие, делающее целое двой-
ственным, а двойственное целым. И это мы при анализе взаимодействия нау-
ки с мифом обнаруживаем. Их активное и продуктивное общение формирует
целое и работает на него, питая тот единый организм, который мы чаще на-
зываем обобщённым названием «культура». Этот организм представляет со-
бой единое информационное пространство, в котором «каждая из двух би-
нарных его структур должна быть одновременно и целым, и частью цело-
го»
295
, обеспечивая успешное функционирование системы всем необходи-
мым и помогая ей выполнять свои функции, наделяя человечество ценност-
ными смыслами, предлагая ему варианты устройства будущего и отвечая на
основные вопросы, связанные с устройством мироздания и различными ас-
пектами жизнедеятельности людей.
295
Лотман Ю. М. Ук. соч. С. 586.
150
Следует отметить, что двухполюсная структура культуры является ис-
точником её жизнеспособности. Значит, биполярность выступает как мини-
мальная и в принципе самодостаточная структура организации интеллекту-
альной жизни человека и человечества на любом из их уровней. Активное
взаимодействие её основных «полюсов» на протяжении человеческой исто-
рии отмечалось периодическим доминированием одного из них. Но это до-
минирование не приводило к исчезновению другого «полюса», лишь выявляя
его возможности развития за счёт перехода на более сложные и вторичные
формы отношений и со всей очевидностью показывая невозможность пре-
вращения доминирующего «полюса» из господствующего в единственного.
Впрочем, данная позиция имеет и оппонентов. В том числе и среди фи-
лософов. Так, в частности, Д. П. Козолупенко уверена, что «смена домини-
рующего типа мировосприятия неизбежно сопровождается сменой типа хо-
зяйствования и типа доминирующих социальных форм и отношений, и на-
оборот»
296
. А это как бы само собой подразумевает, что человек меняет типы
мировосприятия сообразно типам хозяйствования, в результате чего по мере
урбанизации общества мифологическое восприятие мира сменяется на ра-
циональное.
Следует отметить, что такая, построенная на принципах детерминизма,
позиция довольно типична для позитивизма
297
. При этом нельзя сказать, что
она не обоснована. Но также не менее важно понять, что тип человеческого
мировосприятия имеет свои пределы, и они связаны с психо-
296
Козолупенко Д. П. Ук. соч. С. 267.
297
Интересно, что в отличие от представителя философии начала XXI века
Д. П. Козолупенко, претендующей на некое новое видение мифа посреством выделения из
него мифопоэтики, один из великих представителей физики ХХ века Макс Борн, у которо-
го, казалось бы, было гораздо больше оснований отталкиваться от принципа детерминиз-
ма, в одной из своих итоговых работ написал: «В 1921 году я был убежден, и это убежде-
ние разделялось большинством моих современников-физиков, что наука дает объективное
знание о мире, который подчиняется детерминистическим законам. Мне тогда казалось,
что научный метод предпочтительнее других, более субъективных способов формирова-
ния картины мира – философии, поэзии, религии… В 1951 году я уже ни во что это не ве-
рил… Теперь я смотрю на мою прежнюю веру в превосходство науки перед другими
формами человеческого мышления и действия как на самообман…» [Борн М. Физика в
жизни моего поколения. С. 7.].
151
физиологическими особенностями функционирования мозга. А это значит,
что как бы типы хозяйствования человек ни менял, его левое и правое полу-
шария будут функционировать в соответствии с физиологией, где левое по-
лушарие будет отвечать за абстрактно-логическое мышление, а правое – за
образно-символическое. Левое полушарие будет контролировать речь, а пра-
вое будет стимулировать интуицию. И какая кардинальная смена типов ми-
ровосприятия здесь возможна при любом варианте смены типов хозяйство-
вания? Ведь левое полушарие не возьмёт на себя полностью функции право-
го и наоборот. К тому же, если учесть, что асимметрия функционирования
мозга обеспечивает гармоничное включение тех функций, которые в данный
момент наиболее востребованы, считать, что со сменой типа хозяйствования
человек будет мыслить исключительно логично или образно, величайшая на-
ивность
298
. Поэтому возьмём на себя смелость предположить, что культуры,
где действительно во всех отношениях доминирует «немифологический тип
мировосприятия», не существует. И потому все идеальные с точки зрения ра-
циональности общества занимаются мифотворчеством во всех сферах своего
бытия. От истории и строящейся на культе своих ценностей идентичности
нации до образования и воспитания детей. Только об этом не догадываются.
Из этого следует, что массовое безличное творчество народа-поэта ни-
когда не прекращается, проявляясь в самых разных формах по любым вопро-
сам и поводам: от отношения к власти до перхоти на голове
299
. Её результат
отливается в крылатых фразах, анекдотах, слоганах, поэтических строках,
едких и смешных метафорах. Иными словами, что бы в обществе ни про-
изошло значимого, оно будет в его представлениях отражено. Причем, отра-
жено не в аналитической форме, а в образно-символической
300
.
Поэтому
применительно к мифу ещё раз подчеркнём, что подобные попытки увязыва-
298
Пузыревский В. Ю. Проблема палеопсихологических основ мифологического мышле-
ния. URL: http://anthropology.ru/ru/texts/puzyrevsk/misl8_58.html
299
См.: Гудмен Н. Способы создания миров / Пер. с англ. М. : Идея-Пресс, Логос, Прак-
сис, 2001. 376 c.
300
См.: Апинян Т. А. Игра в пространстве серьезного: игра, миф, ритуал, сон, искусство.
СПб. : Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2003. 398 с.
152
ния степени мифического в сознании и восприятии людей с их возрастом и
уровнем образования, а применительно к национальным культурам, с их сте-
пенью и качеством развития, являются крайне спорными. Ведь отрёкшийся
от иллюзий детства и юности взрослый человек на самом деле не стал жить
исключительно разумом, но просто поменял одни мифы на другие. Следова-
тельно, на этом этапе своего развития он способен отречься от старых «ил-
люзий», потому что у него появились новые. И поскольку старое уже не вла-
стно над ним, он может позволить себе рассматривать его как «детские ми-
фы», которые он якобы перерос.
Что касается идеи последовательной и закономерной смены форм
мышления у человека по мере его взросления, уточним, что, независимо от
ума, возраста и образования, человек в принципе не отказывается от тех
форм мышления, которые ему присущи по жизни и в силу его физиологии. И
не может отказаться, даже если сам себя в этом убедил, как не может прика-
зать левому или правому полушарию своего мозга не мешать ему думать. Но,
в зависимости от своего эмоционального состояния, он, не задумываясь, бу-
дет прибегать к ним, используя весь свой интеллектуальный потенциал, мыс-
ля то аналитически, то образно-символически, в зависимости от того, какой
вариант для данной ситуации более подходит
301
. Притом даже не будет отда-
вать себе в этом отчёт. Возможно, в данной особенности мышления и кроется
причина того, как взрослые, если у них временно сняты сдерживающие соци-
альные установки, так легко «впадают в детство», совершая такие поступки,
которые при иных обстоятельствах они бы никогда не совершили. Собствен-
но, именно эту проблему, как правило, скрытую, но иногда бурно дающую о
себе знать, изучает такая крайне востребованная временем наука, как психо-
логия масс
302
.
Следует отметить, что проблема асимметрии культуры, отчасти выра-
женная в противостоянии мифологии и науки в какой-то степени напоминает
301
См.: Ротенберг В. С. Правая и левая стороны души. URL:
http://rjews.net/v_rotenberg/interview.html
302
См.: Психология толп. М.: Ин-т психологии РАН, Изд-во КСП, 1998. 412 с.
153
асимметричность человеческого мозга
303
, что делает «противостояние» жи-
вительным, подпитывающим и преобразующим себя, обеспечивая внутрен-
нюю диалогичность культуры как целого. Синдром «расщепленного мозга»,
вызванный нарушением связи между двумя мозговыми полушариями, у че-
ловека проявляется в нарушении сенсорных, речевых, двигательных и конст-
руктивно-пространственных функций. Но применительно к расщеплённости
культуры ситуация выглядит не столь трагически, поскольку, несмотря на
преимущественно одностороннюю связь, мифу удаётся обеспечивать науку
всем необходимым, что в данном случае от него зависит, несмотря на её от-
ношение.
Рассмотрение биполярности человеческой интеллектуальной деятель-
ности позволяет многое понять в функционировании мифа в обществе и его
отношениях с наукой. Так, дискретно-линейное и гомеоморфно-
континуальное начала в организации человеческой интеллектуальной дея-
тельности образуют оппозиционные пары, связанные с левополушарным и
правополушарным принципами индивидуального мышления. В связи с этим
Ю. М. Лотман предложил ряд аналогичных пар: детское сознание – взрослое
сознание, мифологическое сознание – историческое сознание, иконическое
мышление – словесное мышление, действо – повествование, стихи – про-
за
304
. А мы к ним можем добавить и оппозицию «наука – миф», функциони-
рующую в рамках целого.
В нём две стороны и одновременно два основополагающих начала ми-
ровой культуры и человеческого сознания обеспечивают в силу своей разно-
сти в культуре и человеке плодотворный внутренний диалог рационального с
иррациональным, логического с мифическим, аполлонического с дионисий-
ским, наглядно показывая, что в диалоге позиций и мнений даже непонима-
ние плодотворно, так как если бы понимание между взаимодействующими
303
См. напр.: Деглин В. Функциональная ассиметрия – уникальная особенность мозга
человека. URL: http://www.scorcher.ru/neuro/science/base/mem197.htm
304
Лотман Ук. соч. С. 572.
154
структурами было идеальным, то всем «не о чем будет говорить»
305
. Значит,
непонимание заложено в систему развития культуры как решающий фактор
смыслового напряжения культуры. Только оно не носит тотальный характер.
И миф обеспечивает это непонимание там, где господствует разум, дабы ка-
ждое начало, способствуя в ходе противодействия развитию себя для разви-
тия культуры в целом.
Следовательно, биполярная организация мозга, мышления и культуры
в контексте смысловой избыточности языка выстраивает на противопостав-
лении двух основных элементов - рационального и мифического - такую сис-
тему взаимодействия, которая составляет основу механизма развития объекта
как целого, делая его самодостаточным и жизнеспособным. Без этой бипо-
лярности структура будет лишена внутренней динамики и утратит способ-
ность к самовоспроизводству и трансформации, что делает миф для культуры
жизненно важным и практически неискоренимым. В связи с этим, не удиви-
тельно, что анализ взаимодействия мифа и науки в рамках тела культуры од-
нозначно показывает, что «абсолютная победа какого-либо из этих полюсов
теоретически невозможна, а практически гибельна»
306
, так как вытекает из
природы человека, созданной им культуры, социопсихологической природы
и структуры общества и общественных отношений. Из сути процесса накоп-
ления и обработки информации, информационного взаимодействия как тако-
вого. Причём, речь в данном случае идёт не просто о связях, а о сложной сис-
теме зависимостей, без которых ни один из этих элементов не может сущест-
вовать.
Интересное наблюдение по поводу взаимодействия науки и мифа дела-
ет в одной из своих работ О. Балла: «Многовековая, упорная борьба Разума с
мифом оказалась не напрасной. Раз миф, умирая в одних своих формах, по-
стоянно возрождался в других - значит, дело тут совсем не в формах, а в чем-
то более глубоком - и неустранимом. Например, в порождающем принципе
305
Там же. С. 15.
306
Там же. С. 17.
155
всякой культуры. Европейская культура, как, может быть, ни одна другая,
выявила в себе эту основу - именно тем, что на протяжении всей своей исто-
рии принципиально, последовательно от нее отталкивалась, обретая и созда-
вая в этом отталкивании сама себя»
307
. Как видим, из её выводов следует не
только то, что миф в принципе неискореним, но и более важное, глубинное
явление, раскрывающее роль и место мифа в общем процессе культурного
развития, в котором отторжение мифа наукой в ходе активного их взаимо-
действия выступает одним из условий выстраивания с ним конструктивного
диалога с целью дальнейшего развития и науки, и культуры в целом. Оттор-
гая миф, наука от него отталкивается. Отталкиваясь, преодолевает. Преодо-
левая, становится иной. И поскольку преодоление мифа происходит не толь-
ко вне науки, но и в ней самой, наука тем самым сохраняет то состояние са-
моразвития, без которого она не может существовать.
Следует отметить, что отторжение мифа наукой выражается в форме
активного непонимания. При этом со стороны учёных нередки упрёки, что
миф закрыт, герметичен, непроницаем. И это отчасти является верным. Но
только относительно способности науки его принять и понять. В этом смысле
миф всегда открыт для нового развития, осмысления и истолкования. Открыт
для тех, кто способен его психологически принять и интеллектуально понять.
Для них миф предстаёт одновременно как сказанное, сделанное и яв-
ленное
308
, в котором событие воспринимается как со-бытие, воспринимаемое
наблюдателем через со-причастность. Возможно, поэтому миф созвучен и
соотносим с метафорой человеческой души, которая по мере своего развития
и самопознания должна пережить личный катарсис. С другой стороны, как
можно «схватить в понятиях» то, что в принципе понятийному мышлению
недоступно? Насколько можно быть точным и последовательным с мифом,
если он представляется как живая, действующая континуальная неопреде-
307
Балла О. Ук. соч. С. 93.
308
Согласно элевсинским мистериям человек должен был пережить три стадии познания:
«сказанное», «сделанное» и «явленное», которые на заключительной стадии предполага-
ли, что, пережив глубинное очищение (катарсис), человек получает тот лично пережитый
опыт, без которого не сможет осмысленно жить.
156
лённость? Как быть, если отражающие онтологию бытия в её определённости
законы логики на миф не действуют, так как человеческое освоение мира не
сводится к своей рационально-понятийной разновидности и не может ника-
кой рациональностью исчерпать смысловое разнообразие бытия?
У нас нет однозначных ответов на эти вопросы, но вполне возможно,
что не только мифу, но и логике придётся искать их, дабы придать свойст-
венную ей красоту и стройность тем аспектам познания, где она пока себя
конструктивно не проявила.
Достарыңызбен бөлісу: |