Смысловая организация простого предложения

 
179
Хотя сущность сформулированных оппозиций в общем одна и та же, она раскрыта в 
них с разных точек зрения. В одних случаях акцент сделан на выражаемых в языке логи-
ческих категориях мышления, в других — на различии в семиотической природе разных 
единиц языка, в третьих — на их разной роли в коммуникации, в четвертых — на их отне-
сенности к языку или речи. 
Выделяемая  на  основе  перечисленных  оппозиций  часть  грамматики  имеет  своим 
предметом структуру и функции высказывания (в том числе и предложения), рассматри-
ваемого в его коммуникативном аспекте, т. е. в его отношении к говорящему лицу (субъ-
ективная модальность), к слушающему (характер речевого стимула) и к обозначаемой си-
туации (денотативное     значение). 
Синтаксис в таком его понимании противостоит всем прочим разделам грамматики — 
учению  о  словосочетании,  слове  и  образующих  слово  морфологических  элементах  как 
единицах,  которые  сами  по  себе  (вне  состава  высказывания)  лишены  коммуникативной 
роли. Таким образом, синтагматический синтаксис и синтаксис предложения находятся в 
разном отношении к другим частям грамматики. 
О том, сколь принципиально имеющееся между ними различие, можно судить хотя бы 
по тому, что образование высказывания как коммуникативной единицы не требует с не-
обходимостью синтагматической активности говорящего. Ср. однословные высказывания 
Пожар! Караул! Вон! Отлично. Полдень и т. п. <…> В то же время синтагматическая дея-
тельность сама по себе недостаточна для образования коммуникативных единиц. Ср. та-
кие сочетания слов, не снабженные интонацией высказывания, как вкусный обед, быстро 
бежать, хорошо выспаться, давать уроки художественной гимнастики и пр. 
Можно отметить и другие факты, выявляющие различие между синтагматическим ме-
ханизмом и аппаратом, запятым в актуализации высказывания. Обращает на себя внима-
ние, что те лексические средства языка, которые функционально связаны с актуализацией, 
имеют тенденцию к выпадению из синтагматического ряда, к разрыву синтагматических 
отношений  с  отдельными  элементами  сообщения.  Ср.:  В  эту  минуту  он  был,  п р а в о , 
ужасен; Бурмин был, в   с а м о м   д е л е , очень милый молодой человек; К а з а л о с ь , кто-
то меня так и толкал; В одном окне увидел он черноволосую головку, наклоненную, в е -
р о я т н о , над книгой или над работой. <…> 
Грамматические  средства  актуализации  (категории  времени  и  наклонения)  также  от-
носятся ко всему высказыванию <…>. Это их качество, однако, завуалировано их вклю-
ченностью в форму глагола. Соотнесенность со всем сообщением, а не с отдельными его 
частями, характеризует и интонацию, составляющую необходимое просодическое средст-
во актуализации высказывания. 
Таким образом, если синтагматические приемы служат для отнесения одного элемента 
высказывания  к  другому  его  элементу,  то  способы  актуализации,  как  правило,  распро-
страняют свое действие на все сообщение в целом. Речь идет, следовательно, о двух раз-
ных по своему назначению и действию механизмах языка. 
Практическая  невозможность  ни  исключить  из  описания  языка  какой-либо  один  из 
этих двух его аспектов, ни привести их к общему знаменателю имела своим следствием 
помещение в синтаксисе двух самостоятельных отделов: учения о сочетательных свойст-
вах слова и учения о предложении. Противопоставление друг другу этих частей синтакси-
са нередко раскрывается через оппозицию двух видов единиц: словосочетания (непреди-
кативной,  номинативной  единицы)  и  предложения  (предикативной,  коммуникативной 
единицы).  Предпосылкой  к  объединению  этих  частей  в  рамках  синтаксической  теории, 
по-видимому,  служит  непосредственное  участие  обоих  механизмов  языка  в  образовании 
конкретных речевых единиц. Синтаксис воспринимается как «субъективная» грамматика 
предложений, противопоставляемая «объективной» грамматике слов. Позднее оппозиция 
индивидуального социальному стала связываться с дихотомией языка и речи. Синтаксис 
вырисовывается  как  «грамматика  речи» (т.  е.  грамматика  я з ы к о в ы х   правил,  по  кото-
рым  создаются  речевые,  коммуникативные  единицы),  подразделяемая  на  учение  о  рече-
вых (создаваемых ad hoc) номинациях и о способах отнесения номинаций (как языковых, 
так и речевых) к действительности. <…> 

 
180
В синтаксис, таким образом, входит учение о внутренней структуре и общих свойст-
вах коммуникативных единиц. 
Объединение  названных  частей  грамматики  имеет  и  то,  чисто  практическое,  основа-
ние, что механизм синтагматики и актуализирующее устройство языка, в силу их посто-
янного соучастия в речеобразовании, некоторыми своими частями срослись, подобно си-
амским близнецам, которые, хотя и наделены разным духовным содержанием и устремле-
ниями, но неразъединимы физически и должны постоянно координировать  свои порывы. 
Вследствие  тесного  функционального  переплетения,  разборка  «физического»  меха-
низма  синтаксиса  и  сортировка  его  деталей  по  исполняемой  ими  функции  представляет 
собой трудноразрешимую задачу. <…> 
Предположим, что говорящему необходимо сообщить по-русски о том событии, кото-
рое изображено Репиным на полотне об убийстве Иваном IV сына своего, царевича Ивана. 
В лексическом репертуаре говорящий не находит такого знака, который бы содержал ин-
формацию о старике, склонившемся над умирающим юношей, его позе и выражении лица 
(детализация события в принципе беспредельна). Автор речи, впрочем, совсем и не наме-
рен отражать в своем сообщении все те черты, которые улавливает его глаз в облике дей-
ствующих  лиц  и  окружающей  их  обстановке.  Его  поведение  скорее  соответствует  пози-
ции  художника-абстракциониста,  нежели  взглядам  художника  натуралистического  на-
правления. Говорящему нужно довести до сведения адресата речи только сам совершив-
шийся факт, который и составит непосредственный предмет сообщения. Но и эта, более 
ограниченная информация, не может быть передана одним словесным знаком. Говорящий 
вынужден  поэтому  расчленить  ее  на  отдельные,  поддающиеся  обозначению  на  данном 
языковом коде фрагменты и выбрать для каждого из них совместимый с ним и содержа-
щий  необходимые  сведения  языковой  знак,  а  затем  скомбинировать  их  таким  образом, 
чтобы в сообщении"были адекватно переданы ре- • альные взаимоотношения между уча-
стниками события. Предположим для простоты, что из ряда знаков, означаемые которых 
совместимы  с  признаками,  присутствующими  в  «референтах» — старике,  совершившем 
убийство, и его жертве, — говорящий выбрал имена собственные — Иван Грозный и ца-
ревич Иван, позволяющие безошибочно идентифицировать «предметы» речи. Этот выбор 
может быть объяснен и той информацией, которой располагает говорящий,  и тем, какие 
данные он намерен сообщить своему собеседнику. Обозначив так своих референтов, гово-
рящий  дал  в  то  же  время  понять,  что  участники  обозначаемого  события  не  совпадают  с 
участниками коммуникации. 
Для  наименования  совершенного  царем  Иваном  акта  говорящий  избрал  глагол  уби-
вать (при более конкретных альтернативах— заколоть, зарезать и др., содержащих ин-
формацию о способе убийства). Таким образом, автор определил информативный объем 
наименований  отдельных  фрагментов  ситуации  и  обеспечил  идентификацию  темы  сооб-
щения. 
Будучи  звуковым  символом,  способным  включаться  «в  поле» (по  К.  Бюлеру),  или, 
иначе, знаком, обладающим «грамматической приложимостью» (по А. Мейе), каждое из 
выбранных слов способно к соединению с другими словами. Создавая связанную цепочку 
слов, говорящий осуществляет акт комбинации. Та синтаксическая конструкция, в рамках 
которой  происходит  соединение  слов,  во  многом  предопределена  именем  действия.  В 
данном случае глагол убивать открывает возможность сочетаемости с именем агента дей-
ствия  и  именем  его  объекта — того  лица,  над  которым  или  по  отношению  к  которому 
производится действие. Говорящему остается только расставить имена участников ситуа-
ции таким образом, чтобы их диспозиция правильно отражала роли в событии. Тем самым 
в высказывании передается информация не только об участниках ситуации, но и о связы-
вающих их отношениях. Совокупность этих сведений образует означаемое высказывания, 
представляющее собой не сумму отдельных наименований, но общую номинацию собы-
тия. 
В том языковом коде, к которому прибегает говорящий, имеется, однако, более, чем 
один способ дать правильную, в соответствии с событием, номинацию. Говорящий может 
сказать Иван Грозный у бил царевича Ивана, сделав непосредственным предметом, темой 
своего сообщения исполнителя действия (предположим, что в нашем случае именно тако-

 
181
во намерение автора речи). Точно та же объективная информация содержится и в конст-
рукции  Царевич  Иван  был  убит  Иваном  Грозным,  в  которой  протагонистом  сообщения 
является объект действия. Выбирая ту или другую конструкцию, говорящий руководству-
ется, следовательно, не только структурой реальной ситуации, но и стремлением правиль-
но передать свое коммуникативное намерение. Обе эти задачи реализуются в синтагмати-
ческом  строении  высказывания.  Синтагматическая  деятельность,  следовательно,  подчи-
нена  по  крайней  мере  двум  целям — номинации  события  и  выделению  темы  и-
сообщаемого. 
Правильно  назвав  ситуацию,  говорящий  должен  актуализовать  номинацию,  включив 
ее  в  коммуникацию,  выразить  отношение  сообщаемого  к  действительности.  Поскольку 
предметом сообщения является достоверный, совершившийся до момента речи факт, го-
ворящий выбирает из модально-временной парадигмы глагола форму прошедшего време-
ни изъявительного наклонения совершенного вида — убил. 
Наконец, автору остается отразить в сообщении ту цель, с которой оно делается, свое 
коммуникативное намерение. Поскольку в данном случае говорящему нужно передать не-
которую  информацию,  а  не  получить  ее  от  собеседника,  равно  как  и  не  побудить  его  к 
действию,  он  выбирает  форму  повествовательного  (а  не  вопросительного  или  побуди-
тельного) предложения: Иван Грозный убил царевича Ивана. Речевой акт окончен. Он был 
описан как последовательное решение ряда задач: наименование фрагментов ситуации, их 
соединение в целостную номинацию события, выделение темы сообщения и сообщаемого, 
соотнесение действия с моментом речи по признаку времени, установление отношения к 
обозначаемому  событию  по  признаку  модальности,  соотнесение  участников  события  и 
участников  коммуникации,  обнажение  цели  сообщения.  Реально,  однако,  синтагматиче-
ская  и  актуализирующая  деятельность  осуществляются  одновременно.  Сочетая  имя  дей-
ствующего лица с названием производимого им действия, говорящий согласует их в фор-
ме (Иван Грозный убил...) и одновременно включает в глагол показатели времени-наклоне-
ния, поскольку все эти категории глагола находятся между собой в отношениях взаимоза-
висимости.  Механизм  актуализации  имеет  общий  привод  с  синтагматическим  устройст-
вом. Обе системы срабатывают одновременно. Кроме того, сама связь подлежащего и ска-
зуемого  опирается  на  категорию  лица  (ср.  Иван  Грозный  убивает,  они  убивают  и  пр.), 
имеющую  прямое  касательство  к  актуализации  высказывания,  его  соотнесению  с  участ-
никами  коммуникации.  Механизм  актуализации  здесь  внедряется  в  синтагматический 
синтаксис. Сочетая  подлежащее и  сказуемое  предложения,  говорящий  одновременно  от-
носит высказывание в реальный план и координирует его содержание с участниками ре-
чевого общения. В результате этого высказывание получает силу речевого стимула, рас-
считанного на определенную реакцию со стороны собеседника. 
Итак,  при  образовании  высказывания  приходит  в  действие  несколько  функциональ-
ных механизмов языка: один из них обеспечивает создание речевой номинации события 
(если  оно  не  может  быть  обозначено  одним  словом),  другой  имеет  своей  целью  опре-
деление темы сообщения и сообщаемого, третий направлен на актуализацию наименова-
ния — его  соотнесение  с  ситуацией  речи — обозначаемым  событием,  моментом  речи  и 
участниками  речевого  акта,  четвертый  выявляет  цель  коммуникации.  Работа  всех  ме-
ханизмов речеобразования происходит согласованно, но каждый из них обладает в то же 
время и определенной автономностью. Степень взаимозависимости перечисленных меха-
низмов синтаксиса в известной степени определяет синтаксическую типологию языков. 
<…> 
 
С. 290–293. 
Семантическая функция синтагматических показателей.  
Номинативный аспект предложения 
Роль синтаксических элементов не ограничивается указанием на то, «что с чем связа-
но». Предложения Он возвратил отца сыну и Он возвратил сына отцу состоят из одних и 
тех же слов, употребленных в одних и тех же значениях и образующих одинаковое «дере-
во зависимостей». Эти предложения различаются только синтаксическими позициями су-
ществительных  отец  и  сын.  В  первом  предложении  существительное  отец  выполняет 

 
182
функцию  прямого  дополнения,  обозначающего  объект  действия,  а  существительное  сын 
стоит  в  позиции  косвенного  дополнения,  обозначающего  адресата  действия.  Во  втором 
предложении, наоборот, объектом действия является сын, а его адресатом — отец. Таким 
образом, различий в позиционном распределении слов достаточно для того, чтобы изме-
нить  содержание  высказывания.  Распределение  слов  по  синтаксическим  позициям  непо-
средственно  зависит  от  свойств  обозначаемой  ситуации.  Для  того,  чтобы  смысл  предло-
жения соответствовал его денотату, необходимо не только правильно поименовать фраг-
менты  ситуации,  но  и  правильно  поименовать  связывающие  их  отношения.  Более  того, 
извлечение слова из парадигмы может быть осуществлено только после того, как опреде-
лена конструкция, совместимая со свойствами обозначаемого события. Выбор структуры 
высказывания предшествует выбору слов. <…> 
Поскольку  в  процессе  речевой  деятельности  осуществляется  как  выбор  синтаксиче-
ской конструкции, так и выбор слов для ее наполнения, оба эти акта связаны с номинаци-
ей. <…> 
Таким образом, не только слово, но и модель предложения может  рассматриваться  в  
ее  номинативном  аспекте. 
В   теории   словосочетаний   структура   предложения   Девочка выменяла у мальчика 
грушу на пирожное представляется как соединение ряда номинативных единиц — слов и 
словосочетаний: девочка, выменяла грушу, выменяла у мальчика, выменяла на пирожное. 
В семантическом синтаксисе все приведенное предложение рассматривается  как  обозна-
чение события,  участники  которого (предметные понятия, актанты) вовлечены в дейст-
вие. Имя действия — глагол — задает определенное распределение  актантов. Одно и то 
же событие может быть обозначено разными глаголами, управляющими   разной   конфи-
гурацией      своих      спутников.   Так,  например,  в  предложении  Мальчик  отдал  девочке 
грушу за пирожное то же действие названо по отношению к другому участнику ситуации 
— мальчику, представленному как его агент. Таким образом, не только сами синтагмати-
ческие отношения, но и лексическое содержание глагола участвуют в синтаксической ор-
ганизации высказывания. Можно было бы утверждать, что синтаксические связи в пред-
ложении столь же семантичны, сколь синтаксично лексическое значение глагола. Поэтому 
нисколько не удивительно, что семантическое обследование глагола стало производиться 
с опорой на его синтаксические связи, а синтаксический анализ получил, особенно в по-
следнее десятилетие, общий курс на семантизацию. 
Изучению семантического содержания синтаксических связей структурными метода-
ми долгое время препятствовали явления асимметрии и функциональных сдвигов в сфере 
синтаксиса.  Ситуация  неоднозначности  в  соотношении  формы  и  функции,  харак-
теризующая,  впрочем,  и  все  другие  аспекты  языка,  была  одним  из  поводов  обоснования 
мысли  об  асемантизме  структуры  предложения,  ее  независимости  от  структуры  обозна-
чаемого события. 
С другой стороны, асимметрия формы и значения в синтаксисе побудила  поставить  
проблему  омонимии  синтаксических  показателей <…>, а также сформулировать тезис 
об  иерархической  организации  их  функций.  Так,  еще  в  середине 30-х  годов  Р.  Якобсон, 
рассматривая  функции  падежных  форм,  предпринял  попытку  определить  для  каждой  из 
них общее значение и частные, или специальные, значения, одно из которых характеризо-
валось как главное <…>. Концепция Р. Якобсона, сохраняя семантическое единство син-
таксического знака, в известном смысле давала структурную  интерпретацию   традици-
онного   тезиса  о  прямых,  или «собственных»,   и    переносных,   вторичных    значениях    
единиц языка. В те же годы Е. Курилович выдвинул идею первичных и вторичных функ-
ций синтаксических форм <…>. В концепции Е. Куриловича совокупность функций син-
таксических  показателей  также  характеризовалась как иерархическая  структура,  из  ко-
торой было,  однако,  исключено  понятие общего значения,  присутствовавшее в теории 
Р.  Якобсона.  Семантическая  структура  знака  тем  самым  лишалась  единой  основы  и  в 
центре внимания оказывалась его асимметрия. Кроме того, Е. Курилович дополнил идею 
первичных  и  вторичных  функций  знака      понятием    первичных    и    вторичных        форм    
выражения одной функции <…>, что дало возможность подойти к построению языковой, 
в частности синтаксической, системы в ситуации общей асимметрии образующих ее эле-

 
183
ментов. Для определения системных отношений, членами которых являются асимметрич-
ные знаки,  следует,  по   Е.  Куриловичу,  прежде   всего  обозначить «пункты встречи 
первичных семантических функций с первичными формами» <…>. 
Говоря о синтаксических знаках, названные лингвисты <де Бур и Р.   Якобсон> имели 
в виду прежде всего конкретные показатели функции лексемы — падежную или предлож-
но-падежную  форму,  предлог,  союз.  Однако  асимметрия  характеризует  не  только  функ-
циональные индикаторы, но и синтаксические позиции, устанавливаемые уже в отвлече-
нии  от  конкретной  формы  выражения  синтаксического  значения.  Если  в  первом  случае 
речь  шла,  предположим,  о  разных  значениях  творительного  падежа  в  таких  сочетаниях, 
как  идти  прямым  путем,  командовать  взводом,  работать  инженером,  завершать 
строительством, писать карандашом и т. п., то во втором случае обсуждается проблема 
полифункциональности  таких  синтаксических  позиций  (членов  предложения),  как,  на-
пример,  позиция  подлежащего,  замещаемая не  только  субъектом  действия,  но  также  его 
объектом и названиями других участников события. 
В изучение значений синтаксических позиций также было введено понятие первичных 
и  вторичных  функций  или,  в  более  современной  терминологии,  глубинных  (соответст-
вующих первичным функциям) и поверхностных (соответствующих вторичным функци-
ям) структур. Наличие у каждой позиции первичной синтаксической функции как будто 
подтверждается данными разного рода лингвистических экспериментов, таких, как опыты 
по конструированию предложений из заданных слов, анализ спонтанной речи, интерпре-
тация  предложений  носителями  языка  и  др. <…>. Количественные  оценки  результатов 
экспериментов показывают, что несмотря на полифункциональность всех синтаксических 
позиций  и  полиморфию  каждой  функции,  все  же  может  быть  выявлено  некоторое  соот-
ветствие  между  структурой  предложения  и  структурой  обозначаемого  им  события,  при-
чем  это  соответствие  неодинаково  для  разных  членов  предложения.  Центральные  пози-
ции, зависимые от глагольного управления, более семантически неопределенны и в этом 
смысле грамматичны, в то время как периферийные позиции более семантически опреде-
ленны и в этом смысле конкретны, лексичны <…>. 
 
 

жүктеу/скачать 2,4 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: