Одесский языковой феномен

 

17 

языка.  В  повседневной  жизни для  этих  людей  койне  служит  средством  межгрупповой 

коммуникации.  (Беликов,  Крысин  2001,  52.)  Язык  Одессы  формировался  на  основе 

русского как койне лишь на начальном этапе своего формирования, в 1790–1830 гг. В 

дальнейшем на одесское койне оказывали значительное влияние идиш, украинский и в 

особенности  русский  языки.  В  настоящее  время,  по  мнению  Мечковской,  по 

отношению к языку одесситов более приемлем термин «региональный вариант русского 

языка». (Мечковская 2006.)  

 

Другой  исследователь  феномена  одесского  языка,  коренной  одессит  и  составитель 

«Таки да большого полутолкового словаря одесского языка», В.П. Смирнов в корне не 

согласен  с  теми,  кто  характеризует  язык  Одессы  как  одесский  говор,  одесский  сленг, 

одесский  жаргон,  одесский  языковой  колорит,  типично  одесские  выражения,  русская 

речь одесситов, одесские словечки, одесско-блатной жаргон, одесское городское койне, 

характерные  одесские  фразы,  одесское  наречие  и  одесский  диалект.  В  своей  работе 

«Одесский  язык»  автор  приводит  ряд  аргументов  в  защиту  того,  что  ни  одно  из 

вышеприведенных  определений  не  может  применяться  для  наименования  речи 

одесситов.  Так,  например,  язык  Одессы  ни  в  коем  случае  не  является  диалектом 

русского  языка,  так  как  с  точки  зрения  лексического  состава  заимствование  слов, 

фразеологизмов, пословиц и поговорок происходило не из русского языка в одесский, а 

наоборот  –  из  одесского  в  русский.  Смирнов  также  отрицает  возможность  считать 

одесский язык говором, так как этот язык имеет «собственные диалекты: музыкальный, 

делаварский (не индейский), портовый». (Смирнов 2012.) 

 

По  мнению  еще  одного  исследователя,  Михаила  Аерова,  понятие  «одесский»  можно 

фактически приравнять к понятию «еврейский», настолько тесна связь одесского языка 

и идиша (Аеров 2004). Кстати, об огромном влиянии идиша на одесский язык пишет и 

Смирнов,  отмечая,  впрочем,  что  не  меньший  вклад  внесли  в  него  и  украинский,  и 

итальянский, и французский языки (Смирнов 2012). 

 

Нетрудно  заметить,  что  в  вышеупомянутых  исследованиях  отмечается  тесная  связь 

русской речи Одессы, в первую очередь, с украинским языком и идишем. В связи с этим 

мы считаем необходимым представить вкратце эти языковые системы.  

 

18 

 

Украинский язык относится к группе восточнославянских языков. Основой украинского 

литературного  языка  является  юго-восточное  наречие  –  одно  из  трех  наречий, 

объединяющих  украинские  диалекты.  На  формирование  общенационального 

литературного  украинского  языка  большое  влияние  наряду  со  староукраинским 

литературным  языком  оказал  русский  литературный  язык.  (ЛЭС  2002,  533–534.) 

Поскольку  наше  исследование  относится  к  области  фонетики,  представим  здесь 

некоторые  основные  фонетические  особенности  украинского  языка.  Характерными 

украинскими  произносительными  особенностями  являются  следующие:  чередование  о 

и е с и, обозначаемой в украинском языке буквой «i»; отсутствие смягчения согласных 

перед е; произнесение фрикативного согласного г (там же, 533). 

 

Идиш,  в  свою  очередь,  относится  к  германским  языкам  и  является  литературным 

языком ашкеназских евреев. В XV–XVI веках в результате массовой эмиграции евреев 

язык  распространился  на  восток  от  Германии  на  территории  славянских  государств,  в 

том  числе  на  Украину.  Основными  диалектами  языка  являются  польский,  литовско-

белорусский  и  украинский,  на  базе  которого  сформировался  литературный  язык. 

Характерными фонетическими отличиями идиша считают смягчение ряда согласных и 

дифтонгизацию гласных е и о. (ЛЭС 2002, 171; ЭК s.v. идиш.) 

 

В  данной  работе  для  нас  принципиальным  является  не  вопрос  о  наименовании 

феномена  речи  одесситов,  а  лишь  произносительные  характеристики  этой  речи.  Для 

нашей  работы  мы  считаем  наиболее  приемлемыми  определения,  предложенные 

Мечковской  –  «региональный/одесский  вариант  русского  языка»,  «русский  язык 

Одессы» или «одесский русский язык». Мы мотивируем это тем, что при рассмотрении 

истории развития этого языка, а также его уровней – фонетики, морфологии, лексики и 

других  –  Мечковская  усматривает  в  чертах  одесского  языка  существенное  влияние,  в 

первую  очередь,  русского  языка.  Тем  не  менее,  язык  Одессы  имеет  и  свои 

индивидуальные особенности. (Мечковская 2006.) 

 

Одесский  русский  язык  имеет  характерные  орфоэпические  особенности  в  области 

вокализма  и  консонатизма.  Главной  отличительной  чертой  данного варианта  русского 

 

19 

языка  считается  сближение  звуков  [ы]  и  [и],  что  является  следствием  влияния 

украинского  языка  (Мечковская  2006,  273;  Русановский  и  др.  1986,  6).  Вторая 

особенность  –  восходящая  дифтонгичность  ударных  гласных.  «Эта  черта, 

унаследованная  отдесским  койне  от  молдавско-российского  пиджина,  часто  шутливо 

утрируется,  вызывая  ассоциации  с  речью  городских  низов  и  одесским  «воровским 

шиком»,  -  подчеркивает  Мечковская.  Безударные  гласные  в  одесском  языке  меньше 

подвержены  количественной  и  качественной  редукции,  чем  гласные  в  русской 

произносительной норме. (Мечковская 2006, 273–274.) В одесском русском языке часто 

происходят  замены  одних  гласных  на  другие.  Так,  например,  обычным  явлением 

является  произношение  гласной  и  вместо  о  и  у.  Нередко  е  заменяется  на  э,  в 

особенности в ударной позиции. (Аеров 2004; Kabanen 2008, 14–15.) 

 

В области консонатизма речь одесситов выделяется произношением аффрикаты [ч] как 

мягкого или твердого варианта звука [ш]:  шё/шо ‘чтоʼ и шёб/шоб ʼчтобʼ. Буквенные 

сочетания чн и чт произносятся в соответствии с их орфографическим написанием, т.е. 

[чʼн,  чʼт],  например,  в  словах  коне[чʼн]о  и  ни[чʼт]о.  Существует  несколько  вариантов 

произношения сочетания жд, например, в слове дождик – [жʼдʼ], [жʼжʼ] или [жʼдʼжʼ].

 

(Мечковская 2006, 273–274.) 

 

Шипящие согласные в одесском русском языке смягчаются. Иногда происходит замена 

орфографического  щ  на  ч.  (Аеров  2004;  Елистратов  2005,  645;  Kabanen  2008,  14.) 

Фонема  <г>  произносится  как  [γ].  Фонема  <в>  перед  согласным  звуком  произносится 

как  [ў]  (Руденок  2010,  22-23).  Эти  два  характерных  согласных  звука  русский  язык 

Одессы  почерпнул,  несомненно,  из  украинской  фонетической  системы.  В  украинском 

языке  существует  фрикативная  фонема  [γ],  являющаяся  одной  из  отличительных 

фонемных  особенностей  в  сравнении  с  русским  языком  (Русановский  и  др.  1986,  9). 

Слоговый же гласный [ў] появляется в результате фонетического чередования в начале 

слова, после слова с конечным согласным, например  глянув угору (там же, 19). В речи 

одесситов наблюдается такое явление, как отвердение мягкого [р] (Kabanen 2008, 14). 

 

Вот  как  характеризует  некоторые  описанные  выше  отличительные  фонетические 

особенности  одесского  языка  В.П.  Смирнов,  много  лет  специализирующийся  на 

 

20 

исследовании феномена одесского языка: 

Необычайная  мягкость  при  произношении,  непередаваемый  на  бумаге  звук 

по-змеиному  шипящих  букв,  отсутствии  фрикативного  «г»,  никогда  не 

переходящий  в  твердый  знак  мягкий  знак  после  шипящих  букв,  к  тому  же 

употребляющийся,  вопреки  правилам  русского  языка,  в  суффиксах  и 

сочетаниях типа «нч» и «шк» (Смирнов 2012).  

 

 

2.4 Художественно-эстетический аспект вариативности 

 

Говоря  о  важности  сохранения  норм  произношения  в  русском  языке  и  ратуя  за 

культивирование литературного языка, языковеды все же признают, что отклонения от 

норм  могут  иметь  место,  если  для  этого  есть  определенные  предпосылки. 

Орфоэпические  нормы  могут  сознательно  нарушаться  носителями  языка  в  целях 

выполнения определенных задач. Так, одним из случаев необходимости отступления от 

нормы  может  являться  использование  различных  стилей  в  художественных  текстах. 

Сознательное  нарушение  норм  происходит  при  создании  «речевых  масок»,  т.е. 

определенных  образов.  В  данном  случае  используется  такой  прием,  как  имитация 

произношения какой-либо социальной среды. (Валгина 2001, 60.) 

 

Для  придания художественному  тексту  образности,  для  «оживления»  персонажей,  для 

создания психологически и эмоционально достоверных и убедительных, характерных и 

запоминающихся  образов  создатели  текстов  прибегают  к  самым  различным  приемам, 

используя  все  уровни  языка.  Отступление  от  орфоэпических  норм  становится 

характерологическим  речевым  средством,  выполняющим  экспрессивную  функцию. 

Помимо  этого,  намеренное  искажение  произношения  может  использоваться  для 

придания словам текста признаков социальной маркированности. Если автор ведет речь 

от  лица своего героя, как от  первого лица, он может прибегать к описанным приемам 

для  создания  образа,  принадлежащего  к  той  или  иной  социальной  группе.  (Еремина 

1981, 248–252.) Одним из способов придания произношению социально маркированных 

черт является произнесение фрикативного [γ] вместо взрывного [г] (Крысин 2004, 489). 

 

Возможность  отступать  от  правил  нормированной  речи  М.В.  Панов  (2004,  99–100) 

объясняет  тем,  что  литературная  речь  способна  усваивать  элементы  текста, 

 

21 

находящиеся за рамками норм. Такими элементами могут быть диалектизмы, архаизмы, 

различные  арго  и  даже  «самые  вульгарные  разновидности  просторечия».  Панов 

подчеркивает,  что  гармоничное  сочетание  нормированной  и  ненормированной  речи  в 

текстах  целиком  зависит  от  умения,  таланта  и  вкуса  автора.  Но  он  предостерегает  от 

заблуждения,  что  отступление  от  норм  возможно  исключительно  в  художественных 

текстах.  Нарушение  правил  и  норм  литературного  языка  часто  используется  и  в 

бытовой речи для придания ей выразительности.  

 

Приведенные выше утверждения являются для нас заслуживающими внимания в связи 

с  тем,  что  наше  исследование  посвящено  рассмотрению  именно  отклонений  от 

орфоэпических  норм  в  записях  песен  Розенбаума  и  выяснению  природы  этих 

отклонений.  Опираясь  на  сказанное  выше,  можно  предположить,  что  используемые 

певцом приемы произношения вызваны осознанным намерением придать текстам песен 

черты социальной маркированности. 

 

 

 

22 

3    АРГО И БЛАТНАЯ ПЕСНЯ 

 

Поскольку  материалом  для  нашей  работы  является  песня,  исполняемая  на  воровском 

арго, мы рассмотрим в данной главе, во-первых, историю возникновения арго, вопросы 

влияния  на  него  различных  языков,  в  частности  идиша,  а  также  некоторые 

фонетические  аспекты  арго.  Второй  интересующей  нас  темой  в  этой  главе  является 

блатная песня, ее происхождение, тематика и используемый в ней язык.  

 

 

3.1 Арго: история возникновения 

 

Арго

 

является неотъемлемой, но еще до конца не изученной частью русского языка; о 

происхождении,  развитии  арго  и  его  словарном  составе  у  языковедов  нет  единого 

мнения.  По  определению  М.  Грачева,  арго  –  это  язык  «преступников,  нищих,  бродяг, 

беспризорников,  босяков  и  проч.».  Поскольку  арго  предназначено  для  обслуживания 

определенной социальной группы людей, его можно рассматривать как разновидность 

социального  диалекта,  то  есть  социолекта  (Грачев  2005,  11–14).  Предпосылкой  к 

рождению  арго  является  появление  преступности  и  деклассированных  элементов  в 

обществе.  Члены  воровских  организаций  вынуждены  были  создавать  свою  языковую 

систему,  облегчающую  их  общение.  Основной  задачей  этой  системы  было  сохранять 

«профессиональную  тайну»  воровского  общества  за  счет  использования  непонятных 

для  постороннего  слов,  выражений,  условных  речевых  элементов.  (Клубков  2002,  31–

32.)  Существуют  и  другие  предположения  о  происхождении  арго.  «Появление  языка 

преступников следует отнести к тому времени, когда на Руси возникает власть имущих, 

нарождаются города, общество начинает делиться на классы, возникает организованная 

преступность» (Грачев 2005, 28).  

 

У термина «арго» есть большое количество синонимов: «воровской язык», «тюремный 

жаргон/язык»,  «блатная  музыка»,  а  также  «феня»  (Грачев  2005,  15).  Последний  из 

названных  указывает  на  историческое  происхождение  арго:  на  своем,  особом,  языке 

разговаривали на Руси бродячие торговцы и ремесленники, «офени» (Клубков 2002, 31–

32). Здесь нам представляется важным дифференцировать термины «жаргон» и  «арго» 

 

23 

по  признаку  сферы  употребления.  Обе  разновидности  языка  используются  в 

определенной социальной или профессиональной среде, но при этом «жаргон»  – более 

широкое, общее определение разновидности речи, используемой отдельной социальной 

группой,  в  которую  люди  объединяются  по  какому-либо  признаку:  профессии, 

положению  в  обществе,  интересам  или  возрасту.  Арго  же  служит  инструментом  для 

общения  деклассированных  элементов  и  используется  в  преступной  среде.  (Валгина 

2001, 125.) По тому же признаку арго отличается и от сленга (ЭК 2012). 

 

Поистине  революционную  точку  зрения  высказал  Дан  Михаэль  в  своем  исследовании 

«Язык  раввинов  и  воров  хохумлойшен»:  оказывается,  своими  корнями  арго  уходит  в 

Талмуд,  священную  книгу  еврейского  народа.  Воры,  нищие,  бродяги,  сутенеры, 

грабители и прочий деклассированный люд в средневековой Германии использовал для 

общения  тайный  язык,  основу  которого  составлял  словарь  древнееврейского  языка. 

Фундаментом  воровского  арго  являлся  священный  еврейский  язык  лошенкойдеш. 

(Михаэль 2012).  

 

Говоря  о  возникновении  русской  блатной  фени,  Михаель  соглашается  с  Клубковым: 

феня  –  язык  бродячих  торговцев  и  ремесленников.  В  основе  русской  фени  лежит 

новогреческий словарь. С течением времени, главным образом в конце XIX -

 

начале XX 

вв. феня вобрала в себя множество слов и понятий из идиша. (Там же.) 

 

 

3.2 Арготизмы и влияние различных языков на арго 

 

При толковании термина «арго» употребляется слово язык для обозначения той речевой 

системы,  которой  пользуются  деклассированные  элементы.  Строго  же  говоря,  арго 

нельзя  назвать  языком,  если  рассматривать  термин  «язык»  в  строгом  соответствии  с 

лингвистической  терминологией.  Язык  –  это  система  фонетических,  лексических  и 

грамматических  средств,  с  помощью  которых  выражаются  чувства,  мысли  и 

волеизъявления  людей  (Розенталь  1976,  541).  По  данному  определению  арго  нельзя 

назвать  языком.  Собственной  фонетики  и  грамматики  арго  не  имеет.  Как  уже 

упоминалось  выше,  основной  отличительной  особенностью  арго  является  его 

 

24 

словарный состав, состоящий из арготизмов. По Клубкову (2002, 32), арго – это «лишь 

особая  лексическая  система,  то  есть  словарь,  а  не  язык  в  полном  смысле  слова». 

Словарь  арготизмов  образуется  и  пополняется  за  счет  искажения  слов 

общелитературного  языка,  придания  им  переносных  значений,  а  также  заимствований 

из различных языков.  

 

У языковедов нет единого мнения по поводу того, являлся ли «прародителем» русского 

арго какой-то один определенный язык или оно родилось из смеси разных языков. Дан 

Михаель,  например,  отстаивает  еврейское  происхождение  арго  и  приводит  в 

подтверждение  множество  примеров  арготизмов,  пришедших  из  идиша.  Так,  от 

еврейского  ктива  ʼдокументʼ  в  арго  пришло  слово  ксива.  (Михаель  2012).  Ксива  на 

арго означает  «записка, письмо; документ,  удостоверяющий личность» (Хабаров 2000, 

306). По Михаелю, «слова “блат”, “блатные” – происходит от талмудического б’лаhaт – 

в  тиши,  втихомолку  [...]  Мусор  –  тоже  талмудическое  мосер  –  предатель,  доносчик 

властям  о  том,  что  творится  в  мире  еврейского  закона.».  Широко  используемое  в 

преступной  среде  слово  фраер  означало  у  набожных  евреев  отступников  от  веры,  не 

подчиняющихся религиозным законам. (Михаель 2012.) 

 

В  отличии  от  Дана  Михаэля,  настаивающего  на  том,  что  основой  арго  является 

еврейский язык, другие исследователи придерживаются той точки зрения, что арго – это 

смесь  заимствований  из  разных  языков.  В  течение  нескольких  десятков  лет 

исследовавший  арго  и  арготизмы  В.С.  Елистратов  считает  основой  словаря  арго 

заимствования не только из еврейского, но и из фино-угорских, тюркских и цыганского 

языков. Языковед даже уточняет, что существуют сотни языков, пополняющих словарь 

арго,  от  японского  до  греческого.  В  формировании  различных  территориальных,  так 

сказать,  локальных  арго  играет  большую  роль  географическое  соседство  с  тем  или 

иным  иноязычным  сообществом.  Необходимо  отметить,  что  в  своей  работе  «Арго  и 

культура»  исследователь  все  же  обращает  особое  внимание  на  связь  арго  и 

древнееврейского  языка,  подчеркивая,  что  «практически  все  гебраизмы  изначально 

входили  в  воровское  арго,  что  связано  с  большой  ролью  евреев  в  блатном  мире». 

(Елистратов 2005, 641–644.) Гебраизмом называют заимствованное из древнееврейского 

языка слово или оборот речи (БТС 1998, 196). Так, например мусор ʼмилиционер, агент 

 

25 

уголовного  розыскаʼ  происходит  от  гебраизма  musor  ʼнаставление,  указание, 

доносчикʼ и имеет в русском арго ярко выраженную отрицательно-оценочную окраску. 

По Елистратову, в русском арго имеются и более поздние заимствования из еврейского 

языка,  хотя  их  не  так много,  как  гебраизмов.  Например,  слово  поц  в  еврейском  языке 

означает ʼфаллʼ и используется в значении бранного, ругательного слова. (Елистратов 

2005, 644.) 

 

Соглашается с Елистратовым и М.А. Грачев, филолог, автор многочисленных научных 

и  научно-популярных  трудов  по  арго.  Грачев  называет,  сопровождая  множеством 

примеров,  целый  ряд  языков,  из  которых  арго  черпало  и  черпает  свой  лексический 

запас:  тюркский,  украинский,  немецкий,  французский,  английский,  польский, 

греческий,  еврейский  и  финно-угорские  языки.  Исследователь  подчеркивает,  что  в 

формировании  русского  арго  значительную  роль  играли  портовые  и  приграничные 

города, среди которых особое место занимает Одесса – по Грачеву, «настоящий южный 

Вавилон». Есть по крайней мере две веских причины, благодаря которым Одесса стала, 

так  сказать,  матерью  русского  арго.  Во-первых,  этот  город  долгое  время  имел  славу 

притона для деклассированного элемента – воров, бандитов и проституток, а во-вторых, 

являясь  портовым  городом,  Одесса  всегда  была  населена  людьми  самых  разных 

национальностей. (Грачев 2005, 232–236.)  

 

По-видимому,  наиболее  верной  точкой  зрения  в  отношении  происхождения  русского 

арго  является  та,  которую  отстаивают  языковеды,  видящие  в  арго  смесь  различных 

языков.  Существует  ряд  предпосылок  для  обширного  заимствования  арготизмов  из 

других  языков.  Как  было  указано  выше,  русская  блатная  феня  –  это  язык  офеней, 

бродячих  ремесленников  и  торговцев.  Ведя  подвижный  образ  жизни,  носители  арго 

были  вынуждены  вступать  в  языковой  обмен  с  населением  различных  территорий,  а 

значит,  пополнять  словарный  состав  арго  за  счет  заимствований  из  других  языков. 

Приведенное же выше наблюдение Грачева о существенной роли в формировании арго 

портовых  и  приграничных  городов,  в  частности,  Одессы,  подтверждают  версию  о 

«многонациональности»  арго.  Проживающие  на  определенной  территории  люди 

различных национальностей,  но  объединенные статусом деклассированных элементов, 

создавали общий язык, внося, естественно, в него компоненты из своих родных языков. 

 

26 

3.3 Некоторые фонетические особенности русского арго 

 

Как мы уже выяснили, арго не имеет собственной

 

фонетики: произношение в русском 

арго подвержено влиянию других языковых систем, в том числе идиша и украинского 

языка.  Грачев  (1992,  22)  выделяет  следующие  фонетические  особенности  арго: 

удлинение согласных звуков, смягчение согласных и трансформация гласных звуков в 

более  передние  по  месту  образования.  Последнее  явление  Грачев  описывает 

следующим  образом:  «при  этом  нижняя  челюсть  артикулирует  вперед,  придавая  лицу 

«зверское  выражение».  В  подкрепление  своих  суждений  Грачев  приводит  достаточно 

выразительное,  по  нашему  мнению,  высказывание  А.И.  Солженицына  (1990)  о  речи 

деклассированных элементов: 

Они  кривят  рты,  будто  собираются  куснуть  тебя  сбоку,  они  при  разговоре 

шипят,  наслаждаясь  этим  шипением  больше,  чем  гласными  и  согласными 

звуками  речи,  –  и  сама  речь  их  только  окончаниями  глаголов  и 

существительных напоминает русскую, она – тарабарщина (цит. по Грачеву 

1992, 22). 

 

Интересна  точка  зрения  Елистратова  на  взаимосвязь  идиша  и  арго.  Исследователь 

акцентирует  внимание  на  том,  что  главным  связующим  звеном  между  ними  был  не 

словарный состав. Этим звеном стал еврейский акцент в русском языке, который долгое 

время  культивировался  в  русской  культуре.  Елистратов  называет  «удивительным 

фактом русской культуры» то, что все уровни еврейского языка, оказавшие влияние на 

русское  арго,  в  том  числе  и  фонетика,  не  отчуждались  поборниками  нормативности 

языка, а даже приветствовались. Объяснение этому факту исследователь находит в том, 

что еврейская тема имела для арго важное значение. Этому способствовал ряд причин, 

как социально-политических, так и лингвокультурологических. (Елистратов 2005, 644.) 

 

Увязывая  «еврейский  вопрос»  с  существованием  и  развитием  арго,  Елистратов 

обращает  внимание  на  то,  что  еврейская  тема  характеризовалась  наличием  «одесско-

местечкового»  мотива,  входившего  в  русский  язык  в  конце  XIX  –  начале  ХХ  веков. 

Фонетически  этот  мотив  проявляется  в  смягчении  шипящих,  употреблении  твердого 

согласного перед [э] и растягивании ударного гласного. Вот так, по Елистратову, звучит 

в  аргостиле  фраза  «Жора,  подержи  мой  макинтош,  я  его  резать  буду»:  «[ж’ṓра, 

пъдэрж’ú  моj  мъкэнтṓш’,  jа  jэвó  рэ´зът’  бýду]».  (Елистратов  2005,  644–645.)  Отметим 

 

27 

здесь,  что  практически  те  же  характерные  фонетические  особенности  –  восходящую 

дифтонгичность ударных гласных и смягчение шипящих – описывают в своих работах 

Руденок и Мечковская, обращаясь к вопросу произношения в одесском русском языке 

(см. 2.3).  

 

Приведенные здесь наблюдения интересны и важны для настоящего исследования, так 

как они дают нам основание увязать такие важные аспекты нашей работы, как влияние 

идиша на одесский русский язык и арго, а также взаимосвязь одесского русского языка 

и арго.  

жүктеу/скачать 1,43 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: