часть А служит экспозицией и завязкой. Вторая В — развитием дей
ствия. Третья С — кульминацией со стремительным разрешением.
Обособленно в каждой части можно вычленить все эти традицион
ные композиционные зоны. Эпизод дороги, замыкающий каждую
часть, служит своеобразным символическим постскриптумом («путь
ниоткуда в никуда»). «Надстройки» воспоминаний и сновидений
играют важную формообразующую роль, взламывая линеарный ход
повествования. Штрихом («сон Синешаля», «кровавый ефрейтор»)
выделена «сердцевина» — точка, из которой ведется рассказ как бы
перпендикулярно горизонтали сюжетосложения по принципу ге
ральдической модели. Таким способом Л. Бунюэль вводит в нарра-
тив элементы структурно-повествовательной инверсии, все более
стирая от части А к части С границы реальности и ирреальности
происходящего. Явь последовательно и неуклонно растворяется в
сновидениях, а ситуации, в которых оказываются персонажи, все
отчетливее обнажают свою абсурдность.
Поначалу (часть А) такого рода ощущения довольно быстро
угасают в связи с гротескной тональностью. Но далее (в части В и
особенно — С) неадекватность реальности становится очевидной.
Поэтому лишь по окончании картины все мгновения «сбоев» и не
соответствий как визуальных, так и вербальных кристаллизуются
с
В первой части (А) ситуация «незваных» гостей, приглашенных
на обед Синешалем, быстро приобретает характер недоразумения,
которое легко разрешимо. Важный пластический акцент (мадам Си-
нешаль отправляется с друзьями в ресторан едва ли не в пеньюаре)
также быстро микшируется новыми странными перипетиями. Посол
«Республики Миранда» Рафаэль служит наркокурьером, а епископ
«по-совместительству» нанимается садовником в дом господ Сине-
шаль. При этом восклицание «Обыскать дипломатический багаж...
или «профсоюзный тариф» для оплаты священнику
отнюдь не выглядят абсурдными сами по себе, но аномальны именно
в
связях.
Во второй части (В) также с первого эпизода заявлен алогизм: в
кафе в разгар летнего дня нет никаких напитков — ни кофе, ни мо
лока, ни настоя трав. Далее сюжетные ходы приобретают все более
изощренные вариации самоопровержений. Так, Франсуа Тьерни,
увидев жену выходящей из спальни Рафаэля, совершенно естес
твенно принял ее объяснение о том, что таким образом она переда
ла послу приглашение на обед. Или Рафаэль, великодушно отпус
тивший девушку-террористку из своих посольских апартаментов,
подал сигнал для ареста ее при выходе на улицу. Военные затягива-
185
ются самокрутками с марихуаной, а «потом бомбят собственные
войска». Рафаэль Акоста признается в ненависти к наркоманам,
хотя под дипломатическим прикрытием ведет торговлю зельем.
Кроме подобной ситуационной эквилибристики здесь много иро
ничных искажений широко употребимых выражений и слов:
«эвклидов комплекс», «квазикола».
Третья часть (С) характеризуется выпуклостью «пограничных
состояний» вздыбливающейся реальности событий. Епископ
«отпускает грехи» умирающему старому садовнику, который ког
да-то убил своих хозяев — родителей священнослужителя. После
необходимого христианского ритуала священник совершает акт
отмщения — смертную казнь и... бесследно исчезает из повество
вания.
Арестованные буржуа отпущены на свободу, что лишь в
кошмарном сне могло привидеться комиссару полиции. В «реаль
ности» понадобился лишь телефонный звонок министра, чтобы за
вести механизм вертикали управления. Однако, когда министр на
чинает «растолковывать» комиссару по телефону необходимость
освобождения из-под стражи Рафаэля Акосты и компании, голос
его заглушает гул самолета. Когда, в свою очередь, комиссар отдает
распоряжение об освобождении, его аргументация (как более
мелкого чиновника) представлена стрекотом пишущей машинки.
И на обоих «этажах» власти лишь размашистая жестикуляция —
псевдозначительная у министра, суетливая у комиссара.
В третьей части фильма приобретают очевидность и сюжетную
уплотненность абсурдистско-нигилистические фигуры. Молодая
служанка Инесс в доме господ Синешаль оказывается старой: ее «ле
тоисчисление» (52 года) находится в прямом противоречии с
внешним видом. Столь популярное
личности сквозь
призму гороскопа здесь гротескно обнажено в формуле алогизма
«Рыба под созвездием Стрельца: Рыба-Стрелец».
В целом в картине вывернуты наизнанку и предъявлены в своей не
лепости самые разнообразные психологические «программы», соци
альные «стандарты», политические «движения», мифологемы, в
липкую сеть которых погружены общество и человек. Тут леворади
кальные устремления молодежи (девушка-террористка, ведущая «охо
ту» за Рафаэлем; юноша, подвергаемый пыткам со стороны «кровавого
ефрейтора») сталкиваются с циничной снисходительностью
держащих. При этом ни те, ни другие у Л. Бунюэля не получают искуп
ления: их корпоративные интересы, клановый характер деятельности в
конечном итоге идентичны. Если они поменяются местами, в социаль
ном механизме управления ничего не изменится — верх останется оли
цетворением права сильного, низ — права слабого.
186
Итак, из изложенного очевидно, что структура фильма «Скромное
обаяние буржуазии» основывается на принципе
Достарыңызбен бөлісу: |