сийаса трактуется как нечто совершенно иное, нежели шариатское
отправление власти, необходимой предпосылкой которого сийаса и
является.
Заглянем теперь в историю ислама, как она развивалась до XI в., чтобы
уяснить себе суть перелома, произошедшего в те времена и породившего
новое представление об исламской государственности, сохранившееся в
своих основных чертах и по сей день. Халифы, поначалу обладавшие
действительной властью, но затем оказавшиеся в той или иной степени
лишь передатчиками легитимности другим лицам, воплощали в себе
существование единой богоугодной общины на земле, являющейся,
согласно Корану, «лучшей из общин, которая выведена пред людьми...»
(3: 110). Подобно тому, как сам Пророк, будучи поверенным в делах
Создателя, некогда заявил о своем твердом намерении быть не только
техническим вершителем правления (Techniker des Herrschens), но и
примером разумного осуществления божественной воли и закона, от
халифов в их качестве «наместников Бога» (ср. Коран, 2: 30 и 38: 26)
также ожидалось, что и они в своей практической жизни будут служить
примером следования требованиям шари’ата. Средства и цель
отправления власти неразличимо сливались в некое единство. По крайней
мере, в отношении первых преемников пророка Мухаммада сунниты
полагали, что так оно и было в действительности. Мухтасибат и
шари’атская юрисдикция сформировались как вспомогательные
институты, необходимые для утверждения правил «лучшей из общин», к
членам которой причислялся и халиф. Для устранения каких бы то ни
было сомнений на сей счет пропагандировалась в различных формах идея
взаимной ответственности правителей и их подданных в том смысле, что
в Судный день Бог воздаст каждому по его деяниям
4
. Сияния ореолу
религиозности халифа придавала, в частности, его обязанность служить
пятничную службу, как и вообще его ответственность за надлежащее
отправление ритуалов, соблюдение которых открывало мусульманам
возможность претендовать на место в раю. Политическая регионализация
исламской империи, начало которой приходится на IX в., еще не ставила
принципиально под сомнение эту столь важную для дела спасения
функцию халифа. Но при этом возникла проблема отношения к
мусульманам, находящимся под властью узурпаторов, которые даже
формально более не воспринимали себя как носителей функций
верховного «имама» в Багдаде. Следовало ли считать этих последних,
равно как и их подданных, членами «лучшей из общин»? По-видимому -
нет, тем более что любое разделение считалось несовместимым с
религиозно-политическими замыслами Бога (см. например, Коран, 3:
103). Ал-Маварди (ум. в 1058 г.) в своем очерке о суннитском учении о
87
государственности (в противоположность трактату ал-Джувайни,
творившего за поколение до него) при описании уходящих в небытие
отношений того времени выдвигает предложение, в соответствии с
которым халифу следует задним числом легитимировать узурпаторов
посредством назначения их своими наместниками с неограниченными
полномочиями. «Халиф исполняет (таким актом) с разрешения
(узурпатора) установление божественного порядка, дабы последний
перешел из состояния испорченности в состояние правильности», - пишет
ал-Маварди. И хотя подобные действия отнюдь не безупречны, было бы
в высшей степени неразумным - считает автор - отказываться от
возможности сохранения шари’ата хотя бы и таким образом
5
. Однако в
процессе формирования султаната идея религиозной общины, единой не
только в религиозном, но и политическом плане, начинает блекнуть;
возведение принципа полезности для ислама в ранг основной
политической идеи отодвигает на задний план «неисламские»
последствия указанного процесса, а именно фактическое дробление
исламской власти и несостоятельность власть имущих в вопросах
воплощения наследия Пророка.
Форма, в которой проявилось это новое понимание правления, может
быть описана следующим образом: возник некий симбиоз людей,
обладавших военной властью, и признанных знатоков исламских наук.
Нередко правление узурпировалось чужеродными сообществами, одним
из ранних примеров чему могут служить сельджуки. Свое наиболее
полное воплощение такой тип правления нашел в господстве мамлюков в
Египте и странах Леванта. С учетом происхождения и методов
пополнения своих рядов, мамлюков следует охарактеризовать как некую
замкнутую для автохтонного населения касту, смыслом бытия которой
являлось военное ремесло. Как во время мамлюкских придворных
церемоний, так и по случаю каких-либо экстраординарных событий
султан имел обыкновение окружать себя высшими авторитетами
исламской учености - так, ‘аббасидский халиф и верховные кадии
четырех религиозноправовых школ обязаны были являться к султану в
крепость. Как свидетельствуют источники, их слово подчас звучало
весомо, и особенно во времена, когда военную касту сотрясали
междоусобицы. Со своей стороны, авторитеты ученого мира (частью -
выходцы из местных благородных семейств, частью - выдвиженцы,
отобранные султаном из преданных ему пришельцев) были весьма
заинтересованы в стабильности правления военных. Ибо султан и его
высшее офицерство распоряжались возделываемыми землями и
мануфактурами, доходы от которых в немалых количествах передавались
ими в виде имущественных пожертвований ученым. Последние
получали, таким образом, возможность готовить себе смену в медресе и
приумножать в ханаках заслуги и благодеяния, которые зачтутся и самим
жертвователям, дав им право на потустороннюю благодать. Частые
жалобы по поводу присвоения учеными мужами вверенного их
88
попечительству имущества указывают на подспудную причину
заинтересованности ‘улама’ в сохранении режима правления мамлюков.
Идея, согласно которой добродетельным правителям надлежит
развивать способности каждого из членов общины для общего блага, вряд
ли могла возобладать при таких исходных условиях. Она взращивалась в
третьей среде, а именно в среде праведных «друзей божьих»
(Gottesfreunde) - аулийа’, однако в условиях, о которых необходимо будет
упомянуть чуть ниже. Но прежде мне хотелось бы буквально в
нескольких предложениях описать функцию ученых в деле создания и
сохранения «лучшей из общин». До начала XI в. мы встречаем знатоков
заветов Пророка и их толкования, наделенных, прежде всего,
полномочиями отправления правосудия; они могли также исполнять
административные обязанности, действовать в качестве проповедников и
Достарыңызбен бөлісу: |