Уйгуры: проблемы историографии

176

уйгурского этноса, переселившиеся на территорию современ-

ной провинции Ганьсу в IХ в. 

Проблемы этногенеза и этнической истории уйгуров в науке 

являются сложными и запутанными во многом из-за влияния 

политической  конъюнктуры.  Собственно,  принятие  на  съез-

де  представителей  локальных  тюркоязычных  мусульманских 

групп населения Западного Китая, ранее известных под назва-

ниями «таранчи», «кашгарлык», «турфанлык» и др., состояв-

шемся в 1921 г. в Ташкенте, древнего этнонима «уйгур» было 

результатом  политики  нациестроительства  в  СССР  в  первой 

половине ХХ в. С этого времени ранее некогда неустойчивые 

этнические  границы,  отделявшие  оседло-земледельческое  и 

торговое тюркское население Восточного Туркестана от про-

живавших  тюркоязычных  кочевников  и  нетюркского  населе-

ния, превращаются в прочные этнонациональные границы уй-

гурской идентичности.

Как и всякая конструируемая этническая идентичность, она 

опирается на мифологему «почвы и крови», предполагающую 

существование «вечной» общности и связи уйгуров. Однако со 

времени появления исследования Ф. Барта признается ситуа-

тивность и подвижность этнических границ и идентичностей, 

в зависимости от конкретных социальных практик и культур-

ных установок. В этой связи представляют значительный инте-

рес дискурсы этнической истории уйгурского народа, изучение 

которых позволяет проследить основные этапы и дискуссион-

ные моменты этногенеза уйгуров. На наш взгляд, не потеряла 

актуальность оценка проблем этногенеза уйгуров, данная А.Г. 

Малявкиным в 1980-е годы: «История уйгуров изучается уже 

более 200 лет. За это время создано очень много специальных 

исследований по различным проблемам уйгуроведения. Однако 

многие вопросы, например, связь между древними и современ-

ными  уйгурами,  родоплеменной  состав  Уйгурского  каганата, 

судьба населения каганата после его гибели и многие другие, 

не решены до конца. Нет полной ясности и в употреблении эт-

нонима “уйгур”. Подавляющее большинство современных ав-

177

торов понимает его в широком смысле, что стало препятствием 

на пути глубокого анализа процессов, проходивших в каганате 

и особенно после его распада. Признание же всего населения 

Уйгурского  каганата  уйгурами  приводит  к  серьезным  ошиб-

кам. Поэтому возникла потребность в новом критическом ана-

лизе  всех  первоисточников,  а  также  концепций  современных 

авторов» [Малявкин, 1983: 6]. 

Источники о происхождении и ранней этнической исто-

рии уйгурского народа. При изучении источников по этниче-

ской истории уйгуров следует учитывать существование двух 

концепций  этногенеза  уйгуров  –  древнеуйгурской  автохтон-

ной и тюрко-ирано-тохарской миграционно-автохтонной. Сто-

ронники первой группы гипотез исходят из этногенетической 

преемственности между кочевыми и современными уйгурами, 

считая их автохтонами края. Сторонники второй – из преем-

ственности  как  культурной,  так  и  этногенетической  между 

современными  тюрками-уйгурами  и  древними  иранцами  и 

тохарами,  говорившими  на  индоевропейских  языках  и  асси-

милированных в результате многочисленных вторжений и за-

воеваний  кочевников  монгольских  степей.  На  наш  взгляд,  в 

круг источников по проблемам этногенеза уйгуров необходимо 

включать  материалы  по  истории  древнего  индоевропейского 

населения региона, а также кыргызов и огузов, более поздних 

могулов и других народов Восточного Туркестана и Семире-

чья, прямо или косвенно оказывавших влияние на формирова-

ние уйгурского этноса.

История  древних  уйгуров,  как  и  других  кочевых  народов 

Центральной  Азии,  длительное  время  изучалась  на  основе 

китайских  источников,  проливающих  свет  не  только  на  во-

енно-политическую  историю  приграничных  народов,  но  и 

на  особенности  этнического  состава,  социального  порядка  и 

хозяйственно-культурного  уклада  жизни.  Исторические  офи-

циальные  хроники,  возраст  которых  насчитывает  более  двух 

тысячелетий,  представляют  одну  из  самых  полных  традиций 

историописания  прошлого  кочевых  народов.  Китайская  офи-

178

циальная  историография  отличается  подробным  освещением 

политических событий и деятельности отдельных личностей, 

скрупулезным и достоверным анализом военно-политическо-

го  строя  соседних  народов.  По  сути,  в  китайских  хрониках 

зафиксирована  многовековая  разведывательная  деятельность 

китайской бюрократии в среде «варварских» народов. Вместе 

с  тем  в  древнекитайской  традиции  отчетливо  присутствует 

культурный расизм по отношению к соседним кочевым наро-

дам, лучший удел для которых – приобщение и последующая 

ассимиляция.  А.Г.  Малявкин  справедливо  отмечает:  «Китае-

центристская  концепция,  осуществление  принципов  которой 

прослеживается в Китае по крайней мере с чжоуской эпохи, и 

великоханьский шовинизм, пустивший глубокие корни в сре-

де правящей верхушки китайского общества, с одной стороны, 

порождали  пренебрежительное  отношение  ко  всем  некитай-

ским народам, а с другой, способствовали ассимиляции их. По-

мимо практических целей, которые преследовались в тот или 

иной момент китайской истории, поглощение иных этнических 

групп могло рассматриваться как благо для приобщившихся к 

“великой цивилизации”» [Малявкин, 1975: 80–81].

В  китайской  традиции  историописания  можно  выделить 

следующие категории письменных источников: официальные 

китайские  исторические  произведения  (династийные  хрони-

ки), к которым относятся «Чжоу шу», «Бэй Ци шу», «Суй шу», 

«Бэй ши», «Да Тан чуанъе цицзю чжу», «Цзю Тан шу», «Тан 

шу», «Цзю У дай ши», «У дай ши цзи», которые, в свою оче-

редь, имеют четкую внутреннюю структуру и содержат импера-

торские анналы и биографии; другие китайские исторические 

произведения, включающие в себя «Тундянь», «Тан хойяо», «У 

дай  хойяо»,  «Цзычжи-тунцзянь»,  «Цзычжи-тунцзянь  гао-и»; 

китайские  энциклопедии  «Цэфу-юаньгуй»  и  «Гуцзинь-Тушу-

цзичэн»; буддийские источники; официальные императорские 

письма, прошения к императору [Ганиев, 2006: 6]. Китайские 

летописи представляют огромную ценность для изучения ран-

них  стадий  этногенеза  уйгуров.  Вэйские  летописи,  Танские 

179

хроники «Цзю Тан-шу» (Старая хроника династии Тан), «Синь 

Тан-шу»  (Новая  хроника  династии  Тан),  хроники  послетан-

ского периода обеспечивали преемственность великой истори-

ографической традиции Древнего Китая в изучении соседних 

народов, восходящей к Сыма Цяню и его труду «Исторические 

записки». 

Первые  упоминания  об  уйгурах  зафиксированы  в  «Бэй-

ши» («История Вэй», написана в VI в., излагает события III–

VI вв.). Автором «Бэй-ши» был танский хронист Ли Янь Шоу, 

закончивший свою работу в 659 г. «Бэй-ши» содержит сведе-

ния из более ранних летописей северных династий Северное 

Вэй,  Северное  Ци,  Суй  и  Северное  Чжоу.  Китайские  хрони-

сты пытались найти предков уйгуров среди народов, описан-

ных в предшествующих имперских хрониках. В этом качестве 

они рассматривали динлинов, соперничавших с хунну в цен-

трально-азиатских степях. Н.Я. Бичурин на основе китайских 

текстов сообщает: «Хойху есть народное название поколения, 

известного прежде под названием Дили, а потом Гаогюй. Сло-

во  Хойху  на  монгольском  языке  выговаривается  по  произно-

шению южных монголов Хойхор, а по произношению север-

ных Ойхор. Тюркистанцы правильно пишут это слово; но как 

буква их “еае” произносится, как “о” и “у”, то слово «Ойхор», 

по свойству их языка, изменилось в “уйгур”» [Бичурин, 1950: 

213].  Китайские  источники  прямо  говорят  о  происхождении 

уйгуров из группы племен, состоящих в родстве с поздними 

правящими хуннскими родами. Считалось, что они произошли 

от аристократических родов хунну по женской линии: «Китай-

ская  история  говорит,  что  Дом  Ойхоров  [Хойху]  происходит 

от хуннов с женской стороны: следовательно, нет сомнения и 

в том, что основатель Дома Ойхоров [Хойху] был сын дочери 

или племянницы хуннуского хана, выданной за владетельного 

князя,  принадлежавшего  к  союзу  дилиских  поколений,  а  это 

обстоятельство должно отнести к началу II века пред Рожде-

ством Христовым, когда хунны совершенно покорили Монго-

лию» [Там же: 213]. Среди кочевых этносов центрально-азиат-

180

ских степей существовала традиция межплеменного брачного 

партнерства среди близких по происхождению родовых групп. 

Из  «Сокровенного  сказания»  мы  знаем  о  том,  что  брачными 

партнерами кият-борджигинов были хунгиратыб у кок-тюрков 

– рода Ашинов и Ашидэ, у современных аргынов Северного 

Казахстана в тесных брачных связях состояли племена атыгай 

и караул и т.д. Находящиеся в таких связях племена считались 

«братскими» и являлись экзогамными по отношению к иным 

группам.  Представители  этих  племен  проводили  совместные 

ритуализированные  мероприятия  –  свадьбы,  празднования 

рождения детей, похороны, моления. «Братские» племена ока-

зывали друг другу помощь и выступали совместно против кон-

курирующих племен. Тем самым, в кочевой среде этнические 

границы определялись мифами о происхождении и практикой 

родства. 

  Следовательно,  сведения  китайских  источников  мы  мо-

жем трактовать как то, что уйгуры в составе хунну имели не 

только высокий статус, как родичи по женской линии самого 

шаньюйского рода, но и были, скорее всего, коренными хунн-

скими родами. Китайские историки передали уйгурскую этно-

гонию, согласно которой тотемным предком уйгуров считался 

Небесный  волк,  женившийся  на  младшей  дочери  хуннского 

шаньюя:  «предки  гаогюйского  Дома  происходят  от  внука  по 

дочери  из  Дома  Хунну.  Рассказывают,  что  у  хуннуского  Ша-

ньюя родились две дочери чрезвычайной красоты. Вельможи 

считали их богинями. Шаньюй сказал: можно ли мне таких до-

черей выдать за людей? Я предоставлю их Небу. И так на север 

от столицы в необитаемом месте построил высокий терем, и, 

поместив там обеих дочерей, сказал: молю Небо принять их…

один старый волк стал денно и нощно стеречь терем, произво-

дя вой: почему вырыл себе нору под теремом, и не выходил из 

нее. Меньшая дочь сказала: наш родитель поместил нас здесь, 

желая предоставить Небу; а ныне пришел волк; может быть, 

его прибытие имеет счастливое предзнаменование… Меньшая 

сестра…, сошла к волку, вышла замуж и родила сына. Потом-

181

ство от них размножилось и составило государство: посему-то 

люди здесь любят продолжительное пение, или воют подобно 

волкам» [Там же: 215]. 

Генеалогическая легенда объясняет причины неприятия уй-

гурскими  племенами  имперской  гегемонии  кок-тюрков,  при-

ведшего  к  длительной  и  ожесточенной  борьбе  между  двумя 

этнополитическими объединениями постхуннских кочевников. 

Уйгуры, если принимать во внимание сведения китайских ис-

точников, в степной иерархии как «братские» группы по отно-

шению к шаньюйским родам хунну находились на более высо-

кой ступени, чем кок-тюркские роды. 

В китайских источниках уйгуры называются «гаогюй», до-

словно «высокие телеги», за обычай ездить на телегах с вы-

сокими  колесами.  Они  считались  потомками  древних  чиди 

или дили. В «Вэй-шу» об этом говорится так: «Гаоцзюй, по-

видимому,  оставшаяся  часть  древних  чиди.  Первоначально 

они назывались дили, на севере их называли чилэ, а в Китае 

“гаоцзюй  динлин”  –  “высокотележные  динлины”.  Их  язык  в 

общем сходен с сюннуским, но иногда встречаются некоторые 

различия» [Материалы по истории кочевых народов в Китае, 

1990: 168]. 

Китайские хронисты сообщали важные сведения об обще-

стве древних уйгуров, позволяющие утверждать, что основные 

элементы  их  хозяйственно-культурного  уклада  жизни  мало 

отличались от уклада жизни соседних тюрко-монгольских на-

родов [Бичурин, 1950: 213–216]. В составе уйгуров древнеки-

тайские хронисты выделили 12 родов – «прозваний»: 1) Лифу-

ли, 2) Тулу, 3) Ичжань, 4) Далянь, 5) Кухэ, 6) Дабо, 7) Алунь, 

8) Моюнь, 9) Сыфынь, 10) Фуфуло, 11) Киюань, 12) Юшупэй 

[Бичурин, 1950: 216]. По мнению Л.П. Потапова, «дабо» пред-

ставляют племя «дубо», входящее в состав алтайцев и тувин-

цев [Потапов, 1969: 179–181]. На наш взгляд, под названием 

«алунь»  может  скрываться  племя,  ставшее  позже  известным 

как  «аргу»,  под  которыми  подразумевались  караханидские 

тюрки.  Племенная  группа  «тулу»  стала  известна  позже  как 

182

«дулу» и «дуглаты». Эти племена сыграли огромную роль в эт-

ногенезе не только уйгуров, но и могулов, кыргызов, казахов, 

тувинцев, узбеков и алтайцев. Вероятно, древние уйгуры, как и 

их степные конкуренты – тюрки, сеяньто и кыргызы, представ-

лявшие этнополитические союзы, являются важными этниче-

скими компонентами этногенеза многих тюркских народов, а 

не только одноименного этноса Нового времени.

При династии Суй (589–618 гг.) гаогюйские роды юаньхэ, 

пугу, тунло и баерку объединились и стали называться хуэй-

хэ. В 647 г. был создан Первый Уйгурский каганат и вождь 

уйгуров Тумиду объявил себя каганом. С этого времени они 

попадают в анналы основных китайских историй «Цзю Тан-

шу» (Старой Танской истории), запись которой была заверше-

на примерно в 941–945 г., и «Синь Тан-шу» (Новой Танской 

истории), работа над которой была завершена в 1045–1060 гг. 

По сообщению танских хроник, Тумиду организовал свое го-

сударство по образцу Восточнотюркского каганата, созданно-

го тюрками туцзюе (ЦТШ, гл. 195: 16, 12–13; СТШ, гл. 217А: 

2а, 9–10) [Малявкин, 1980: 118–120]. Часть телеских (тогуз-

огузских) родов, недовольных установлением гегемонии рода 

яглакаров,  откочевала  к  Великой  Китайской  стене  и  была 

размещена  танской  администрацией  в  специально  создан-

ных округах. В числе мигрантов были представители родов: 

теленгуты, аигир, эдизы, хунь/кун, кюрэбир. Последний род 

входил в состав девяти родов собственно уйгуров. А.Г. Ма-

лявкин  предположил,  что  «в  среде  собственно  уйгуров  шла 

борьба за господствующее положение и роду яглакар прихо-

дилось в борьбе отстаивать свои позиции» [Малявкин, 1989: 

22].  Следует  отметить  немногочисленность  родовых  групп, 

бежавших  из  степей  к  границам  Танской  империи  –  от  104 

семей эдизов до 1342 семей племени хунь [Там же: 22]. Веро-

ятно, это были осколки тогуз–огузских родов, группировав-

шихся вокруг вождей – противников царского рода уйгуров, 

скомпрометировавших  себя  длительным  сотрудничеством  с 

Танской империей [Там же: 22]. 

183

Восстановление тюркской державы в начале VIII в. приве-

ло к новым, более многочисленным миграциям тогуз-огузских 

родов в Китай, созданию в приграничных провинциях 18 уй-

гурских округов и 4 управлений дуду с компактным размеще-

нием родоплеменных групп. А.Г. Малявкин предполагает, что 

создание  мелких  округов  преследовало  определенные  цели: 

«Цель  организации  таких  округов  заключалась  в  разделении 

“варваров”  на  мелкие  группы,  что  лишало  их  всяческой  са-

мостоятельности. Вожди кочевников, получившие убежище в 

этих округах, часто использовались для вмешательства в дела 

соседей  Танского  государства.  В  малых  округах  расселялись 

небольшие группы кочевников, оказавшиеся по тем или иным 

причинам у границ империи. Многие из них были вынужде-

ны бежать сюда, потерпев поражение в междоусобной борьбе, 

что облегчало в дальнейшем использование их в своекорыст-

ных  целях  правителями  Танского  государства»  [Малявкин, 

1989:  338].  Фрагмент  из  «Синь  Тан-шу»  позволяет  раскрыть 

этническую номенклатуру родственных родоплеменных групп 

огузов, составлявших вместе с «подлинными» уйгурами этнос 

кочевых уйгуров: «Тогда [территории, заселенные] племенем 

уйгуров, стали именоваться Ханьхайским, племенем теленгу-

тов – Яньжаньским, племенем боку/буку – Цзиньвэйским, пле-

менем байирку – Юлинским, племенем тонра – Гуйлиньским и 

племенем секиров – Лушаньским управлениями дуду. Террито-

рия, где жили кунь/хунь, стала округом Гаолань, хусе – округом 

Гаоцюэ, эдизы – округом Цзитянь, цибиюй – округом Юйси, 

секиры – округом Цзилу, аигиры – округом Дайлинь, белые си 

– округом Тяньянь. На северо-западе [территория, заселенная] 

кыргызами,  стала  управлением  (дуду)  Цзяньгунь,  на  севере 

[территория,  где  жили]  курыканы,  стала  округом  Сюаньцюэ, 

на северо-востоке [территория, заселенная] кюрэбирами, стала 

округом Чжулун. Вожди племен назначены на должности ту-

туков, правителей округов, заместителей начальников округов 

(чжанши) и заместителей начальников округов по военным де-

лам (сыма)». (СТШ. гл. 217А. с. 16, 9–14) [Там же: 26]. 

184

В танской хронике «Тайпинхуаньюйцзи» раскрывается со-

став 9 уйгурских племен – «фамилий»: «касается девяти фа-

милий,  то  одно  [поколение]  именуется  хуйхэ,  другое  –  пугу, 

третье – хунь, четвертое – баигу или байегу (в тексте просто: 

багу), пятое – тунло, шестое – сыцзйе, седьмое – цибиюй. Вы-

шеупомянутые 7 поколений (бу) со времен Танской династии 

все стали известны в исторических повествованиях. Восьмое 

(поколение) называется ацзйесы, девятое – тулуньшигусы. Эти 

две  фамилии  после  годов  правления  Тяньбао  (Пэйло  –  С.К.) 

(742–756)  объединились  с  семью  фамилиями»  [Кюнер,  1961: 

34].  В  состав  уйгурской  этнополитической  общности  также 

входили басмылы (басими) и карлуки (гэлолу) [Там же: 34]. 

Обычаи  уйгуров,  жужаней  и  тюрков  были  сходными.  Д.И. 

Тихонов  дает  следующие  названия  родоплеменных  групп,  объ-

единенных  Пэйло  (742–756)  –  иологе,  худугэ,  кюйлоу,  мокоси-

га,  аучжай,  гэса,  иовугэ,  хасиву.  Согласно  реконструкции  Дж. 

Хамильтона названия 9 родов – «фамилий» звучат так: яглакар, 

утуркар, турламвюр (кюрламвюр), бокасыкыр, авучаг, карсар или 

касар,  хогорсув,  яагмавюркар,  хиейямвюр  [Тихонов,  1966:  26]. 

Интерес  представляет  племя  яагмавюркар,  являющееся  пред-

ками  господствующего  караханидского  племени  ягма,  потомки 

которых обнаруживаются в составе этнографической группы ар-

тушских или атушских уйгуров, проживающих вблизи Кашгара. 

Казахстанский востоковед Ю.А. Зуев отождествил царский род 

уйгуров яглакаров с джалаирами, вошедшими в состав казахского 

и монгольского народов. Им было отмечено наличие в родопле-

менной номенклатуре джалаиров, наряду с тюркскими единица-

ми, осколков племен иного происхождения [Зуев, 2002: 291]. Ю.А. 

Зуев считает, что царские уйгуры – яглакары впервые появляются 

в танских документах в транскрипции «яо-ло-гэ», затем упомина-

ния о них встречаются в хронологическом порядке в древнетюрк-

ских  рунических  надписях  и  в  хотано-сакских  текстах.  После 

поражения и гибели Уйгурской державы в 840 г. джалаиры ока-

зались в среде наступавших монгольских народов, но, вероятно, 

сохранили «тюркский этнический облик» [Там же: 297]. 

185

Таким  образом,  китайские  источники  прослеживают  эт-

ногенетическую  преемственность  хуннских  племен  чиди  и 

дили с более поздними гаогюй, теле и хуэйхэ или уйгурами. 

Очевидно  и  то,  что  под  экзоэтнонимом  хуэйхэ  понимаются 

уйгуры, являвшиеся частью телеских или огузских племен – 

прямых потомков хунну, о чем прямо говорится в китайском 

историческом сочинении «Танхуйяо»: «Тйелэ собственно есть 

отдельное племя Сюнну… Предки тйелэ – это потомки сюн-

ну»  [Кюнер,  1961:  37,  39].  Китайские  историки  перечисляют 

уйгурские племена в составе теле и географию их расселения: 

«Племен (родов) очень много. На восток от Западного моря, 

по горам и долинам [живут] повсюду без перерыва. Только на 

север от р. Ло имеются пугу, тунло, бэйхэ, байегу, фуло. Все 

носят  фамилию  Сыцзинь,  Мэньжэнь,  Дужу,  Хэци,  Цзйехунь, 

Хусйе и др.» [Там же: 39]. Л.П. Потапов указывает на то, что 

термин «теле» попал в китайские летописи как одно из самона-

званий центрально-азиатских кочевников: «Невозможно пред-

ставить, чтобы многочисленные носители этнонима теле заим-

ствовали его из китайских анналов, где он фигурирует главным 

образом  в  связи  с  изложением  истории  Тюркского  каганата 

(VI–VIII  вв.).  В  это  время  теле  представляли  конфедерацию 

кочевых племен, среди которых наиболее часто упоминаются: 

сеяньто, вэйхо, хуйхо (или уйгур), паегу, тунло, ana, секйе, до-

ланъге (или толанко), кипи, таки, хун, хусйе (или хуси), тубо, 

гулигань.  Большинство  перечисленных  племен  обитало  в  то 

время на территории современной Монголии, Тувы и Алтая» 

[Потапов, 1966: 233]. На наш взгляд, следует отдать должное 

проницательности  и  информированности  древних  китайских 

авторов. Например, составители Синь Тан-шу казалось, допу-

стили серьезную ошибку, когда в «Повествовании об уйгурах» 

(СТШ, гл. 217А: 1а, 5–6) сообщили, что уйгуры состоят из пят-

надцати племен, и при этом перечислили пятнадцать телеских 

племен, в том числе и уйгуров, название которых в этом списке 

дано в другой транскрипции. А.Г. Малявкин уверен, что, это не 

случайная ошибка, а определенная позиция, в соответствии с 

186

которой этноним «уйгур» трактовался в самом широком смыс-

ле как самоназвание широкой группы телеских (огузских) пле-

мен [Малявкин, 1989: 23]. 

Уйгурский каганат, возникший на месте Восточно-Тюркско-

го каганата, просуществовал немногим менее 100 лет – с 746 

по 840 г. В состав кочевой империи уйгуров вошли племена, 

жившие от Алтая на западе до Большого Хингана на востоке, 

от Саянских хребтов на севере до пустыни Гоби на юге. Цен-

тральные районы каганата располагались в бассейне р. Орхон 

и отчасти в бассейне верхнего течения р. Селенги. Здесь рас-

кинулись  кочевья  основных  уйгурских  племен,  в  том  числе 

правящего рода яглакар, здесь же находилась столица кагана-

та г. Карабалгасун [Малявкин, 1975: 65]. Уйгуры активно вос-

принимали достижения соседних цивилизаций, прежде всего 

согдийцев,  имевших  длительные  и  устойчивые  связи  в  коче-

вой степи. Вместе с согдийскими купцами к уйгурам проник 

согдийский алфавит, на основе которого была создана уйгур-

ская  письменность.  Она  позднее  получила  широкое  распро-

странение среди тюркских народов. Монголы, в свою очередь, 

также заимствовали согдийскую письменность, но уже от уй-

гуров, и на ее основе создали свою систему письма. Археоло-

гические  исследования  показали  наличие  вокруг  уйгурских 

городов  орошаемых  участков  полей,  на  которых  возделыва-

лись просо и пшеница [Киселев, 1957: 91–101; Кляшторный, 

2010: 276–279]. Столица уйгуров Карабаласугун имела четкую 

планировку, были построены многоэтажные здания. Это был 

большой город, окруженный валами, за которыми находились 

пригороды,  оросительные  каналы,  пашни  и  сады,  население 

которого достигало 100 000 человек. Кочевые уйгуры повто-

рили путь эволюции хозяйственно-культурного уклада жизни 

и социального строя своих предков – хунну, создав развитую 

цивилизацию с городами и пашнями и заимствуя культурные 

ценности  своих  соседей.  Это  объясняет  легкость  адаптации 

уйгуров  в  оседло-земледельческой  тохароязычной  среде  вос-

точно-туркестанских  оазисов,  после  бегства  из  монгольских 

187

степей  в  первой  половине  IХ  в.  Т.  Барфилд  отметил  особую 

роль уйгурского общества в формировании самобытных основ 

степной  цивилизации,  считая  их  мостом  между  кочевниками 

и соседними цивилизациям. Т. Барфилд считает: «Более всего 

уйгуры прославились высоким уровнем цивилизации, которую 

они принесли в степь. Они управляли своей империей из осед-

лого городского центра, вели письменные записи, поддержива-

ли сельское хозяйство в степи и были тесно связаны с ирано-

язычным миром в отношении религии и системы управления. 

В то время как большинство кочевых империй оставили нам в 

наследство только свои воспоминания о великих походах, уй-

гуры создали оригинальный синтез степных традиций и циви-

лизации и сохранили его даже после утраты собственной по-

литической власти» [Барфилд, 2009: 248]. 

Крушение  Уйгурского  каганата  в  840-е  годы  под  ударами 

енисейских кыргызов привело к миграциям уйгурских племен 

на юг, к китайской границе и на запад, на территорию восточ-

но-туркестанских  оазисов.  Часть  уйгуров  осталась  на  искон-

ной родине в монгольских степях и пополнила ряды монголов 

и  меркитов,  в  составе  которых  были  племена  джалаиров  и 

уйкур-меркитов. Для китайской бюрократии уйгурские бегле-

цы, надеявшиеся на помощь Танской империи, были нежела-

тельной и потенциально опасной обузой. Д. Синор пишет: «В 

судьбах этих людей ощущается веяние трагедии в шекспиров-

ском духе, их мечи сломаны, они обращались за помощью к 

китайцам, которые видели в уйгурах только хищных варваров» 

[Sinor, 1998: 197]. Трагичность ситуации была усугублена меж-

клановой борьбой, последовавшей гибелью от рук предателей 

и  танских  военных  последнего  легитимного  правителя  Уге-

кагана,  надеявшегося  на  сохранение  независимости  народа. 

Можно согласиться с М. Дромпп, полагающим, что личные и 

клановые привязанности у уйгурских беглецов взяли верх над 

племенной и «национальной» лояльностью, и это, как прави-

ло, в условиях распада кочевых империй, было закономерным 

для  степной  Внутренней  Азии  [Drompp,  2002:  99].  Осколки 

188

родов  уйгурских  беженцев  влились  в  состав  приграничных 

«замиренных» народов. Согласно китайскому источнику «Хун 

Хао. Сунмо цзивэнь», написанному сунским сановником после 

1142 г., танские правители, расселив уйгуров, лишили их сво-

боды передвижения, и такие ограничения сохранялись вплоть 

до завоевания Северного Китая чжурчжэнями: «Когда они (уй-

гуры) проживали в районе Циньчуань (древнее название про-

винции  Шэньси),  то  незамужние  женщины  предварительно 

должны были состоять в связи с ханьцами. Только родив не-

скольких сыновей и в возрасте 30 лет могли выходить замуж 

за  представителей  своего  племени.  Когда  приходили  сваты, 

чтобы договориться о свадьбе, то родители невесты говорили: 

“Наша  дочь  уже  состояла  в  связи  с  таким-то  и  таким-то”.  И 

чем больше было таких связей, тем достойнее. Таков обычай» 

[Малявкин, 1974: 92]. Этот источник сообщает о разрешении 

уйгурам вернуться на запад из районов фактических депорта-

ций: «…в 1149 г. государство Цзинь объявило амнистию и всем 

уйгурам  было  разрешено  вернуться  на  Запад.  Большинство 

осталось и не вернулось» [Малявкин, 1975: 65]. Восточноази-

атские уйгуры, согласно чжурчжэньской династийной хронике 

«Цзинь ши», являлись ударной силой армии Цзиньской импе-

рии и ожесточенно сопротивлялись монголам. По мнению А.Г. 

Малявкина, судьба уйгурских племен, доверившихся Танской 

империи,  в  китайских  источниках  прослеживается  почти  на 

протяжении 400 лет, с момента гибели Уйгурского каганата в 

840 г. и до разгрома монголами армии Чжунсяоцзюнь в 1232 г. 

[Там же: 85]. Вероятно, восточноазиатская часть уйгуров либо 

была включена в монгольскую военно-политическую систему, 

либо подверглась геноциду со стороны монголов, как это про-

изошло с огуз-татарами, меркитами, канглы и другими кочевы-

ми народами. В пользу последней версии говорит отсутствие в 

составе этнических групп Монголии и Северного Китая родо-

племенных групп с самоназванием уйгур. 

Иначе  сложилась  судьба  части  этноса  кочевых  уйгуров 

и огузов, мигрировавших на запад в Восточный Туркестан и 

189

Семиречье, т.е. районы давнего тюрко-иранского этногенети-

ческого и этнокультурного синтеза. Здесь они вступили в кон-

такты с карлуками и ягма, ранее (до VIII века) входившими в 

состав уйгурской этнополитической общности. Арабо-персид-

ские источники IХ–ХI вв. отождествляют пришлых уйгуров с 

токуз-огузами, включая в состав последних карлуков и ягма. 

В.В. Бартольд, опираясь на сведения мусульманских авторов, 

считал  основой  караханидских  тюрков  –  племя  ягма  [Бар-

тольд, 1963: 41]. Д.И. Тихоновым отмечается общность тогуз-

огузского этнического субстрата в Уйгурском и Караханидском 

государстве, способствовавшая образованию общего языка для 

уйгуров, карлуков и ягма. При этом прослеживается влияние 

местного ассимилированного ираноязычного и тохароязычно-

го населения [Тихонов, 1966: 45]. 

Из китайских источников о монгольском времени наиболее 

полные сведения содержатся в хронике «Юань ши», записан-

ной в 1370 г. в правление династии Минь на основе материа-

лов дворцовых хроник «Ши лу» и компиляций «Цзинь-ши да-

дянь». Китайские и монгольские источники сообщают о мирном 

вхождении уйгуров и карлуков в состав империи Чингиз-хана. 

В  период  активной  фазы  монгольских  завоеваний  уйгурский 

идикут Баурчик добровольно признал себя вассалом Чингиз-ха-

на. Монгольская армия во время завоевания Средней Азии не 

разрушила сложившуюся в Семиречье и Восточном Туркеста-

не локальную цивилизацию, сочетавшую оседло-земледельче-

скую и кочевую экономику и культуру. Но уйгуры и карлуки вы-

нуждены были участвовать в монгольских завоеваниях, часть 

их  была  включена  в  состав  различных  военно-политических 

организаций Улуса Джучи [Кадырбаев, 1993: 73–78]. Тяжелые 

повинности разоряли оседло-земледель-ческое хозяйство, спо-

собствуя сохранению кочевнических тенденций. В номенклату-

ре  кочевых  племен  государства  кочевых  узбеков  Абу-л-Хайра 

в Южной Сибири и ногайских элей мы видим родоплеменные 

группы уйгуров, состоящими из многочисленных родов (каум) 

и племен (кабиле) [Ахмедов, 1985: 39, 46; Трепавлов, 2001: 485]. 

190

Возрождение  китайской  государственности  под  властью 

династии Минь и сменившей ее маньчжурской династии Цинь 

способствовало активизации дипломатической, разведыватель-

ной  и  военной  деятельности  на  дальнем  западе  Поднебесной 

империи.  В  1760  г.  Восточный  Туркестан  был  включен  в  со-

став Циньской империи. Важное значение для изучения исто-

рии имеют китайские источники эпохи Минь (1368–1644 гг.): 

«Мин хуй яо», «Мин ши лу» (Хроника правлений императоров 

Миньской  династии),  «Минь  ши»  (История  династии  Минь) 

и др. Эти сводные истории были написаны в эпоху Циньской 

династии и вобрали сведения из источников миньского време-

ни, частично или полностью дошедшие до времен маньчжур-

ского владычества [Китайские документы по истории…, 1994: 

4]. В циньскую эпоху составляются историко-географические 

сборники, известные как «шилюй». Китайские источники это-

го  времени  называют  Восточный  Туркестан  «мусульманским 

краем», а самих жителей – мусульманами. Этноним «уйгур» в 

отношении всего тюркоязычного оседло-земледельческого на-

селения края в китайских источниках практически не употре-

блялся. Как правило, упоминаются отдельные этнографические 

группы лобнорцев, турфанцев, илийцев и т.д. Исчезновение из 

китайских хроник названия целого народа не может быть слу-

чайностью или слабой информированностью китайских чинов-

ников. Возможно турфанские уйгуры, приняв ислам, перестали 

противостоять тюркам-мусульманам, что привело к смещению 

этнических границ и включению прежних уйгуров-буддистов и 

манихеев в состав восточно-туркестанских мусульман.

Таким  образом,  китайские  истории  представляют  древ-

нейшую великую историографическую традицию и являются 

наиболее ценными и полными, систематически изложенными 

источниками  по  истории  тюркских  народов.  Использование 

китайских источников позволяет проследить основные этапы и 

особенности этнической истории тюркских народов с глубокой 

древности и до Нового времени. Китайские источники проли-

вают свет на некоторые вопросы этногенеза уйгуров. 

191

Памятники  тюркской  рунической  письменности  являются 

ценными  источниками  по  этнической  истории  уйгуров.  Под 

памятниками  древнетюркской  письменности  понимается  об-

ширный  корпус  текстов,  написанных  рунической,  уйгурской, 

согдийской, манихейской, сирийской, тибетской и арабоглифи-

ческой письменностью, а также письмом брахми. Получившее 

распространение на всем пространстве Евразии, от Восточной 

Монголии до долины Дуная, тюркское руническое письмо име-

ет широкий хронологический диапазон и разную этнополити-

ческую  принадлежность.  Впервые  открытые  на  территории 

Сибири  (в  1721–1722  гг.,  экспедицией  Д.Г.  Мессершмидта  и 

Ф.И. Страленберга), а затем в Монголии (в 1889 г., экспедици-

ей Н.М. Ядринцева), они были переведены В. Томсеном (1893 

г.) и впервые изданы В.В. Радловым (1894 г.). Язык, на котором 

написаны тюркские тексты, эпиграфические в том числе, на-

зывают «древнетюркским». 

Огромную роль в становлении тюркской письменной тра-

диции сыграли согдийцы. По мнению С.Г. Кляшторного, «ве-

ликая центрально-азиатская традиция письменностей, начатая 

согдийцами, была подхвачена тюрками, уйгурами и, позднее, 

монголами» [Кляшторный, 2010: 21]. Тюрки дополнили со-

гдийский  алфавит,  который  впоследствии  использовался 

самими согдийцами в рукописях из Дуньхуана и Турфана и 

Карабаласугунской  надписи,  открытой  Н.М.  Ядринцевым  в 

1889 г. на развалинах древней уйгурской столицы в Монголии. 

Из числа памятников древнетюркской письменности выделя-

ются  эпиграфические  памятники  уйгурской  эпохи  –  Селен-

гинский камень (надпись из Могон Шине усу в честь кагана 

Моюн-чура), Карабаласугунская трехъязычная уйгуро-китай-

ско-согдийская надпись, Терхинская, Тэсинская и Сэврэйская 

уйгуро-согдийские надписи. Четыре из пяти ныне известных 

эпиграфических памятников были выбиты в первые десяти-

летия существования Уйгурского каганата (середина VIII в.) и 

лишь Карабаласугунская надпись датируется 821 годом [Ка-

малов, 2001: 50]. 

192

Язык памятников древнетюркского рунического письма (ру-

ническое  койне)  сложился  на  огузской  основе.  Древнеуйгур-

ский литературный язык сложился позже, после крушения Уй-

гурского каганата на территории Турфана и Ганьчжоу в IХ–Х вв. 

на почве рунического койне с огузо-уйгурской основой, к кото-

рой добавились национальные, собственно уйгурские, элемен-

ты всех языковых уровней: фонетического, грамматического, 

лексического. Кроме рунического алфавита, который употре-

блялся только на первых порах, уйгуры пользовались согдий-

ским письмом и его адаптированным вариантом, называемым 

уйгурским  курсивным  письмом  и  брахми.  С.Г.  Кляшторный 

отмечает, что язык курсивных уйгурских текстов неоднороден 

и содержит следы, по меньшей мере, пяти диалектов, которые, 

однако, нельзя соотнести с каким-либо племенным диалектом. 

Тексты, написанные на двух диалектах – раннем, свойственном 

языку рунических памятников и манихейских текстов, и, позд-

нем, свойственном языку буддийских и христианских тестов, 

явно были написаны ранее массового переселения уйгуров в 

Восточный Туркестан. Как полагает С.Г. Кляшторный, оба эти 

диалекта не являются только уйгурскими. На этих диалектах 

разговаривали  тюрки,  карлуки,  тюргеши,  басмылы  и  другие 

тюркские народы и племена еще в VII–VIII вв. [Кляшторный, 

2006: 210]. Литературный язык древних уйгуров обладал раз-

витой жанрово-стилевой системой, включающей стили рели-

гиозной (философско-дидактической) литературы (шаманские, 

буддийские,  манихейские,  христианские  трактаты),  художе-

ственной литературы (прозаического и поэтического жанров), 

научных  произведений  (медицинского,  астрономического  ха-

рактера), деловых документов (правового, хозяйственного со-

держания) и частной переписки. Несмотря на широкое обще-

ственное  употребление,  древнеуйгурский  литературный  язык 

был только языком письменного общения [Кляшторный, 2006: 

190–229; Тенишев, 1997: 35–46].

Ценность уйгурских письменных памятников определяется 

тем, что они составлены в уйгурской среде и отражают собы-

193

тия,  представлявшие  интерес  для  самих  уйгуров.  Уйгурские 

эпитафии  позволяют  проследить  события  военно-политиче-

ской истории, организацию власти и управления, роль отдель-

ных племен в уйгурском союзе. К числу недостатков следует 

фрагментарность  и  неравномерность  освещения  этнической 

истории  древних  уйгуров.  На  наш  взгляд,  уйгурские  эпигра-

фические памятники можно использовать в комплексе с китай-

скими и арабо-персидскими письменными источниками. 

Продвижение арабов на север и восток привело их к контак-

там с многочисленными тюркскими народами. Первым извест-

ным сочинением арабской литературы, специально посвящен-

ным тюркам, было «Послание Фатху б. Хакану о достоинствах 

тюрков и остального халифского войска», написанное извест-

ным прозаиком Абу Усманом ал-Джахизом в конце первой по-

ловины IX в. До наших дней дошли еще два специальных труда 

о тюрках: глава «О тюрках» мешхедской рукописи книги Ибн 

ал-Факиха ал-Хамадани «Ахбар ал-Булдан» (Известия о стра-

нах) и сочинение арабского автора XI в. Абу-л-Ала Ибн Хас-

сула «Книга о превосходстве тюрков над остальными воина-

ми и о достоинствах высочайшего султанского Присутствия» 

[Арабские  источники  о  тюрках...,  1993:14].  Географический 

труд Ибн ал-Факиха «Ахбар ал-Булдан» был составлен около 

903 г. и, по преданию, состоял из пяти томов. Известен сокра-

щенный его вариант, выполненный в 1022 г. Али б. Джафаром 

б. Ахмадом аш-Шайзари и опубликованный де Гуе в 1885 г. в 

известной серии произведений арабских географов. 

Сведения Ибн ал-Факиха о тюрках взяты из рассказа Тамим 

б. Бахр, ездившего к тогуз-огузскому хакану. По его сообще-

нию: «Страны тюрков – это тугузгузы, их страна самая боль-

шая из тюркских, граничит она с Китаем и Тибетом, карлуки, 

кимаки, гуззы, джикили, печенеги, базкиш, азкиш, кипчаки и 

кыргызы,  у  которых  есть  Мускус,  (а  также  карлуки  и  халад-

жи), которые находятся по эту сторону реки» [Там же: 44–45]. 

Тамим б. Бахр отнес тогуз-огузов, гузов и кимаков к наиболее 

могущественным  тюркским  народам,  карлуки,  заселившие 

194

районы вблизи Самарканда, по его сведениям – потомки древ-

них тюрков [Там же: 45]. Государство тогуз-огузов, согласно 

сведениям  Тамим  б.  Бахра,  находится  между  «страной»  неу-

становленных тюрков на востоке, «страной» кимаков на западе 

и  Китаем.  Хакан  считался  зятем  китайского  императора,  что 

не мешало кочевникам совершать походы в Китай. Китайский 

император платил ему дань в 500 тыс. кусков шелка. Очевид-

но, что в обществе тогуз–огузов происходил синтез кочевого и 

оседло-земледельческого образов жизни. Тамим б. Бахр сооб-

щает о расцвете городской и оседло-земледельческой культуры 

в стране тогуз-огузов: «У них много городов. Город тугузгузов 

самый большой и неприступный, он имеет толстые каменные 

стены и окружен рвом с водой. Жители города сильны и отваж-

ны в бою, и большей частью они вооружены мечам» [Там же: 

54]. Арабским путешественником отмечается высокая степень 

заселенности  страны  тогуз-огузов  оседлыми  земледельцами, 

большинство которых были тюрки-огнепоклонники или мани-

хеи. Вокруг столицы располагались «бесчисленные деревни». 

Вероятно, в эпоху уйгурского имперства складывалась тради-

ция проживания верховного правителя кочевников в военном 

лагере  –  орде),  располагавшемся  вблизи  столицы.  Позже  эта 

традиция сохранится у киданей и монголов. Тамим ибн Бахр 

свидетельствует  о  наличии  у  тогуз-огузского  хакана  особой 

инсигнии – дождевого камня, посредством которого вызывал-

ся дождь: «Одним из чудес страны тюрков являются камни, с 

помощью которых они вызывают дождь, снег, град и другое, 

что они хотят. У них эти камни приобрели большое значение и 

широко распространены. Этого никто из тюрков не отрицает, 

и особое значение это имеет при царе тугузгузов, такое, какое 

не имеет ни при каком другом правителе тюрков» [Там же: 50]. 

С.Г. Агаджанов считает, что дождевой камень был у огузов и 

других тюркских племен символом верховной ханской власти 

[Агаджанов,  1969:  125].  И  если  этим  камнем,  согласно  све-

дений Тамима ибн Бахра, монопольно владел тогуз-огузский 

хакан,  то  он  являлся  посредником  между  Небом  и  людьми, 

195

осуществляя верховную власть над степными народами. Эти 

сведения позволяют установить, что Тамим ибн Бахр имел це-

лью своего путешествия столицу тогуз-огузов (уйгуров) на Ор-

хоне, где в имперский период (744–840 гг.) находилась столица 

Уйгурии г. Каракорум. 

Одним из важнейших источников по истории Восточной Ев-

ропы и Центральной Азии является «Худуд ал-Алам» («Книга 

о пределах мира от востока к западу») – компилятивный гео-

графический трактат 982 г. Автор труда неизвестен, но в руко-

писи указано, что работа над ним была начата в 372 г. (26 июня 

982 г. – 14 июня 983 г.) по заказу одного мелкого правителя обла-

сти Гузган (на территории современного Афганистана), вассала 

Саманидов.  Среди  письменных  источников  «Худуд  ал-алам», 

которых сам автор не называет, исследователям удалось устано-

вить труды арабоязычных географов: Балхи, Истахри, Ибн Хор-

дадбеха, Джейхани (последнего – особенно в главах о тюркских 

народах) и других [Худуд аль-Алам, 1973: 35–36]. Автор тракта-

та выделил круг племен тогуз-огузского происхождения – соб-

ственно тогуз-огузов, ягма, карлуков. Так, ягма «происходит» 

из семейства властителей тогузгузов. Эти ягма (Yaghma’iyan) 

имеют  множество  племен.  Некоторые  утверждают,  что  сре-

ди  них  насчитывается  1700  известных  племен.  Как  низкие, 

так  и  благородные  среди  них  почитают  (namaz  barand)  своих 

властителей» [Там же: 40–41]. В настоящее время потомками 

ягма являются упоминаемые еще в «Худуд ал-Алам», атушские 

уйгуры численностью 350–400 тыс. человек, проживающие в 

районе Кашгара. Персидский аноним особо выделил карлуков, 

испытывавших  мощное  влияние  оседло-земледельческой  тра-

диции мусульманского населения региона: «Халлухи близки к 

народам (цивилизованным) (mardumani-and ba-mardum nazdik), 

нравом приятны (khush-khu) и общительны (amizanda). В преж-

ние дни властитель халлухов назывался Джабгуй (Jabghuy), а 

также Ябгу (Yabghu). Страна обладает городами и селениями. 

Часть халлухов – охотники, часть – земледельцы (kishavarz [sic] 

kunand), а часть – пастухи» [Там же: 42–43]. 

196

Сочинение  «Зайн  ал-ахбар»  («Украшение  известий»)  Абу 

Са’ида Абдалхайа б. аз-Заххака б. Махмуда Гардизи, написан-

ное  на  персидском  языке  в  Хорасане  между  1050  и  1052  гг., 

содержит  сведения  о  стране  тогуз-огузов.  Обычаи  и  полити-

ческий  порядок  у  тогуз-огузов,  согласно  сведениям  Гардизи, 

не претерпели сколько-нибудь серьезных изменений со времен 

путешествия Тамима ибн Бахра. По-прежнему, тогуз-огузы ис-

поведали манихейство и были веротерпимы по отношению к 

другим  конфессиям  –  христианам,  буддистам  и  др.  Важным 

для  понимания  особенностей  этногенеза  тюркских  народов 

Центральной  Азии  является  следующее  сообщение  Гардизи: 

народы ягма и халлухи (халачи) по происхождению являются 

выходцами  из  тогуз–огузского  союза,  из  которого  они  выш-

ли по различным причинам [Бартольд, 1973: 43–47]. Ягма и 

халлухи составляли основу караханидских тюрок, участвовав-

ших в этногенезе не только уйгуров, но и узбеков, казахов и 

кыргызов. Это расширяет круг раннесредневековых тюркских 

народов  и  племен,  мигрировавших  из  монгольских  степей, 

оседавших и смешивавшихся с автохтонным согдо-тохарским 

населением Семиречья и Восточного Туркестана. Кочевые уй-

гуры  составили  часть  пришлых  кочевников,  обосновавшихся 

в этом регионе, вероятно, не самую многочисленную и влия-

тельную в сравнении с карлуками, караханидскими ягма и аргу. 

Ценными источниками по этнической истории уйгуров явля-

ются литературные памятники: поэма «Кутадгу-билиг» Юсуфа 

Баласугуни,  написанная  на  караханидском  тюрки  (хаканский 

язык по Махмуду Кашгари), «Диван Лугат ат-Тюрк» Махму-

да ал-Кашгари, представляющая двуязычный энциклопедиче-

ский словарь на арабском языке, «Золотая сутра», манихейские 

тексты из Кочо и деловая переписка, написанные на уйгурско-

огузском языке. Лингвистический анализ этого круга источни-

ков показывает доминирование тенденции на разделение тюр-

ков Восточного Туркестана на карлуков, караханидских тюрок 

и уйгуров, отразившаяся в формировании двух литературных 

языков – караханидского тюрки и уйгурско-огузского. Махмуд 

197

Кашгари выделяет следующие народы в составе тюркского на-

селения  Семиречья  и  Восточного  Туркестана,  отличающиеся 

особенностями языка: 1) язык племен, смешивавшихся с осед-

ло-земледельческим населением и перенимавших их обычаи. 

К ним он отнес племена сугдак, канжак и аргу «кто говорит на 

двух языках, речь становится ломаной» [Махмуд аль-Кашгари, 

2005: 69]; 2) язык караханидских тюрков, который он счел «чи-

стым тюркским языком». (Махмуд аль-Кашгари сообщает, что 

у  уйгуров  был  в  общении  распространен  другой  язык);  Обе 

эти группы были отнесены Махмудом Кашгари к оседлым на-

родам; 3) язык кочевников жумул, кай, йабаку, татар, йасмил, 

которые  имеют  собственный  язык,  но  вместе  с  тем  хорошо 

владеют тюркским; 4) киркиз (кыргыз), кифжак (кипчак), угуз 

(огуз), тухси, йагма (ягма), жикил, уграк, у которых «чистый 

тюркский, единый язык» [Там же: 69–70]. Наиболее правиль-

ными, т.е. близкими к древнетюркскому, Махмуд аль-Кашгари 

считал языки племен ягма, тухси, караханидских тюрок, уйгу-

ров, племен Семиречья и Прииртышья. 

Средневековым энциклопедистом отмечен продолжающий-

ся  ирано-тюркский  синтез  в  Семиречье  и  Западном  Притян-

шанье, в т.н. «стране Аргу». Махмуд аль-Кашгари локализует 

страну Аргу и ее города в одном случае между Баласагуном и 

Таразом,  в  другом  –  между  Баласагуном  и  Исфиджабом,  т.е. 

в  западной  части  Семиречья.  Махмуд  аль-Кашгари  несмотря 

на  пренебрежительное  отношение  к  иранцам  свидетельству-

ет о древнем заселении этой области согдийцами, в том числе 

самаркандцами  и  бухарцами,  ныне,  в  его  время,  уже  тюрки-

зованными: «Согдаки – это народ, пришедший в Баласагун и 

поселившийся (там). Они из Согда, что между Бухарой и Са-

маркандом.  Однако  одеваются  и  ведут  себя  так  же,  как  тюр-

ки» [Там же: 437]. По поводу этноязыковых и этнокультурных 

интерференций  и  ассимиляций  Махмуд  аль-Кашгари  пишет: 

«Население Баласугуна говорит на согдийском и тюркском, как 

и население Тираза и Мадина ал-Байда. На всех землях Аргу от 

Испижаба до Баласугуна у людей ломаный язык. В Кашгаре есть 

198

селения, где говорят на наречии Канжак, но во внутренних зем-

лях говорят на тюркском Хаканиййя» [Там же: 70]. Отметим, 

что в настоящее время носителем языка аргу являются халад-

жи Ирана и Афганистана. На наш взгляд, раннесредневековые 

аргу являются также предками казахских аргынов, локайцев, 

узбекских  карлуков  и  отдельных  групп  ногайцев,  алтайцев  и 

других  тюркских  народов.  Вероятно,  кочевые  племена  ягма, 

хаканийские  или  караханидские  тюрки  и  оседло-земледель-

ческое автохтонное население сформировали основу субэтни-

ческих групп уйгурского этноса запада Восточного Туркеста-

на,  ориентированных  на  культурные  центры  мусульманского 

Мавереннахра, в то время как «подлинные» кочевые уйгуры, 

обосновавшиеся в восточной части региона, в силу своей рели-

гиозной принадлежности испытывали мощное влияние китай-

ской и тибетской цивилизаций. Страна уйгуров, по описанию 

Махмуда Кашгари, включала территории вокруг пяти городов 

Сулма, Кужу (Кочо), Жанбалик, Бишбалик и Йанабалик, «жи-

тели которых самые сильные и заядлые безбожники» [Там же: 

140]. Если рассматривать в целом различия между тюркскими 

языками того времени, то стоит принять во внимание следу-

ющий вывод Махмуда Кашгари: «В основном языке различий 

немного, они проявляются в чередовании или усечении отдель-

ных букв» [Там же: 71]. Как уже выше отмечали, различия за-

ключались также в степени влияния этнокультурной традиции 

и языков соседних иранских народов.

Этнической консолидации восточно-туркестанских тюрков 

препятствовали религиозные противоречия между караханид-

скими и карлукскими мусульманами, с одной стороны, и уйгу-

рами-буддистами, с другой. В начале ХIV века, по сообщениям 

Аль-Барзали,  уйгуры  сохраняли  буддийское  вероисповеда-

ние. Аль-Барзали пишет, что в 1313 г. скончался «царь Дешт-

Кипчака» Токтакай, который «был неверным, (державшимся) 

поклонения идолам, любил Уйгуров, т.е. лам и волшебников и 

оказывал им почет» [Тизенгаузен, 1884: 174]. Лишь после пере-

хода в ХV–ХVI вв. в ислам уйгуров Турфана были сняты рели-

199

гиозные противоречия между мусульманами и буддистами и, 

как следствие, появились предпосылки формирования относи-

тельно  единого  культурного  порядка  и  тюрко-мусульманской 

идентичности населения Восточного Туркестана. Весьма зна-

чимую роль в сохранении этнического партикуляризма в Вос-

точном Туркестане играл географический фактор, отмеченный 

еще О. Лэттимором, считавшим, что каждый оазис Внутренней 

Азии имеет тенденцию развиваться как автономный центр тор-

говли  и  культуры,  связывавший  население  гор,  кочевников  и 

земледельцев. Горные системы, по его мнению, препятствова-

ли слиянию местных центров в одно государство. Жители гор 

вели пастушеский и полукочевой образ жизни, в то время как в 

оазисах были сосредоточены земледельцы, горожане и ремес-

ленники. Оазисы не нуждались в товарообмене друг с другом, 

будучи  больше  заинтересованы  в  поддержании  транзитной 

торговли по Великому Шелковому пути [Lattimore, 1962: 68]. 

Разобщенность  оазисов  Восточного  Туркестана,  изолирован-

ных друг от друга пустынями, полупустынями и величайшими 

горными системами, способствовала развитию этнического и 

религиозного партикуляризма. Население этого огромного ре-

гиона не стремилось к этнической и политической консолида-

ции вплоть до Нового времени. 

Из  числа  письменных  источников,  в  которых  наиболее 

полно отражен ранний период этнической истории тюркских 

народов,  исключительно  важное  место  принадлежит  фунда-

ментальному труду «Джами ат-таварих» («Всеобщей истории» 

или «Сборнику летописей») мусульманского историка XIV в. 

Фазлаллаха Рашид ад-Дина (ум. в 1318 г.). Значительное ме-

сто  в  сочинении  Рашид  ад-Дина  занимает  история  тюркских 

и огузских племен. И.П. Петрушевским отмечено, что «Рашид 

ад-Дин  называет  тюрками  все  скотоводческие  народы  Азии 

как тюркоязычные, так и монголоязычные… у нашего автора 

“тюрки” – термин не столько этнический, сколько социально-

бытовой» [Петрушевский, 1952: 28]. В труде Рашид ад-Дин го-

ворится, что племена канглы и уйгуры существовали до Огуз-

200

хана,  от  которого  пошли  все  огузские  племена.  Эти  уйгуры 

именовались токуз-огурами или токуз-огузами. Хотя кыпчаки, 

канглы, халаджи и карлуки и показаны как племена, получив-

шие эти имена во время Огуз-хана, однако автору представля-

ется, что они жили до него. Племена и роды, которые к нему 

присоединились, согласно Рашид ад-Дину, получили от Огуз-

хана имя уйгур в значении «соединяться и помогать. Все племе-

на уйгуров (происходят) из этого рода» [Рашид ад-Дин, 1952: 

83,  146].  Рашид  ад-Дином  выделены  роды  древних  уйгуров, 

живших  вдоль течения десяти рек – он-уйгуров  – и живших 

по течению девяти рек – тогуз-уйгуров [Там же: 146–147]. Ра-

шид ад-Дин упоминает также об уйкур-меркитах и джалаирах, 

которые некогда подчинялись гурхану уйгуров [Там же: 114]. 

Эти этнические группы представляли осколки некогда мощной 

этнополитической общности уйгуров, оказавшиеся, после ги-

бели Уйгурского каганата, в составе надвигавшихся с востока 

монгольских народов. 

Ценным источником по истории уйгуров периода Монголь-

ской империи являются сочинения Гильома де Рубрука и Пла-

но  Карпини.  Гильом  де  Рубрук  сообщает,  что  земля  уйгуров 

граничит с востока с землей «Органум». Историки не обратили 

внимание на название страны и этноним «Органум» и «орга-

ны» в следующем фрагменте: «Земля эта прежде называлась 

Органум, и жители ее имели прежде собственный язык и соб-

ственные письмена. Но теперь она была занята туркоманами. 

Этими письменами и на этом языке несториане из тех стран 

прежде справляли службу и писали книги» [Гильом де Рубрук, 

1996: 124]. Рубрук ведет речь о стране Аргу, под которой по-

нималась страна, где проживали семиреченские тюрки – кар-

луки,  халладжи  и  собственно  караханидские  аргу,  известные 

в карлукском союзе под названием «булак», переводимым как 

«помесь»  или  «метисы»  [См.:  Зуев,  1981].  Махмуд  Кашгари 

использует  термин  «аргу»  для  обозначения  племен  караха-

нидских тюрков, тогда как для племен, откочевавших вместе с 

огузами (сельджуками) с территории Семиречья, использует-

201

ся название «калач», от которого происходит название тюрков 

Индии и Хорасана – хилджи и халаджи. По свидетельству ав-

тора XIII в. Джемаля Карши, «страна Аргу» составила главную 

часть улуса Чагатая, а ее столицей был Алмалык, в долине р. 

Или. В понятие «страна Аргу» здесь включено все

 

Семиречье 

[Кляшторный, 1964: 130–131]. Потомки аргу вошли в состав 

тюркских народов – казахов, крымских татар, ногайцев, узбе-

ков и известны как карлуки, аргыны и локайцы. Уйгуры, или 

«югуры»,  отличались  от  соседних  тюрков  лишь  буддийским 

вероисповеданием, которое названо Рубруком «идолопоклон-

ством»,  язык  же  их  «источник  турецкого  и  команского  наре-

чий»  [Гильом  де  Рубрук,  1996:  125–126].  Рубрук  не  оставил 

без внимания культурное влияние уйгуров на монгольских за-

воевателей,  перенявших  уйгурскую  письменность.  Вероятно, 

активное  проникновение  буддизма  в  монгольские  степи  про-

ходило также через уйгурские оазисы северо-восточной части 

Восточного Туркестана. 

Список нарративных источников по истории тюркских на-

родов  Средней  Азии  и  Восточного  Туркестана  достаточно 

обширен.  Среди  них  следует  выделить  особо  произведения 

Абу-л-Гази  Бохадур-хана  (1603–1664),  который  был  могуще-

ственным ханом Хивы, видным полководцем, одним из образо-

ванных людей своего времени. Абу-л-Гази известен как автор 

двух  компилятивных  исторических  сочинений:  «Родословная 

туркмен» и «Родословная тюрок», представляющих почти пол-

ное  заимствование  из  сочинения  Рашид  ад-Дина  «Джами-ат-

таварих». Выдающийся советский тюрколог А.Н. Кононов от-

мечал, что в отношении достоверности фактов «Родословная 

туркмен», равно как и «Родословная тюрок», может быть раз-

делена на три части: сведения библейского характера (сказание 

об Адаме); сведения, основанные на огузско-туркменском эпо-

се, в основе которого лежит сказание об Огузе и его потомках; 

сведения, дошедшие в легендарной форме, но имеющие реаль-

ную подоснову: сведения о происхождении, разделении и раз-

мещении огузских племен, сведения о тамгах, онгонах, мест-

202

ничестве на пирах, сказание о смуте в огузовом иле, сказания 

об илях, присоединившихся к туркменам, рассказ о девушках, 

которые были беками в огузском иле [Кононов, 1958: 23]. В от-

ношении происхождения кочевых уйгуров Абу-л-Гази вслед за 

Рашид ад-Дином придерживался версии этнической близости 

огузских,  канглы-кипчакских,  карлукских  и  уйгурских  пле-

мен [См.: Родословная туркмен, 1958]. Согласно исторической 

трактовке  Абу-л-Гази,  Кара-хан  –  отец  Огуз-хана,  собирался 

погубить сына за принятие ислама, тогда последний обратился 

к кочевникам, и меньшая часть примкнула к нему: «У млад-

ших братьев Кара-хана было много детей; никому и в голову не 

приходило, что они отложатся от Кара-хана. Все они пришли 

к Огуз-хану. Огуз-хан дал им имя уйгуры. Уйгур – тюркское 

слово, значение его всем известно; оно значит: прилепивший-

ся… Когда они [дети младших братьев Кара-хана] пришли и 

крепко,  обеими  руками  ухватились  (прилепились)  за  полы 

[одежды] Огуз-хана, хан назвал их уйгурами, что значит: при-

лепившиеся»  [Родословная  туркмен,  1958:  42–43].  Вероятно, 

интуитивно Абу-л-Гази связал происхождение уйгуров с кара-

ханидскими тюрками и указал на высокий статус уйгурского 

племени, согласно традициям генеалогической иерархии, сто-

ящей выше племен огузов. Уйгуры считались потомками стар-

ших родственников Огуз-хана по отцовской линии и потому не 

были включены в состав огузов, являющихся по легендарной 

исторической версии Абу-л-Гази потомками сыновей Огуз-ха-

на, составив особый эль. Таким высоким статусом не обладали 

кипчаки, карлуки и калачи, происходившие от беков и простых 

воинов Огуз-хана [Родословная туркмен, 1958: 46–48].

Ценным источником по этнической истории уйгуров явля-

ется накопленный этнологами эмпирический материал, позво-

ляющий уточнить особенности протекания процессов этниче-

ской консолидации уйгуров, их связь с соседними народами, в 

первую очередь, узбеками и таджиками. Л.А. Чвырь, исследо-

вав элементы материальной культуры и семейной обрядности 

этнографических групп уйгуров, выявила у них отсутствие эт-

203

нического культурного «ядра», этногенетическое и культурное 

родство не с проживающим рядом тюркским населением (каза-

хами, кыргызами, ташкентскими и ферганскими узбеками), а с 

карлуками, южнохорезмскими сартами, таджиками и народами 

огузского происхождения [Чвырь, 1986: 211–248; Чвырь, 2001: 

432–446]. 

Таким  образом,  имеющиеся  письменные  источники,  архе-

ологический  и  этнологический  материал  дают  возможность 

проследить  основные  вехи  этнической  истории  уйгурского 

народа. Очевидно, что китайские и другие письменные источ-

ники увязывают этногенез уйгуров с позднехуннским кругом 

племен теле или огузов. Древние уйгуры являлись ядром тогуз-

огузского племенного союза, в который входили также карлу-

ки,  басмылы,  ягма.  В  период  могущества  уйгурской  кочевой 

империи  уйгуры  выступили  в  качестве  преемников  империи 

древних  тюрков,  «первые  уйгурские  правители  считали  себя 

продолжателями тюркской традиции, и обосновывали свою ле-

гитимность связью с Бумын-каганом, создателем первой импе-

рии тюрков. Разница разделения тюрков и уйгуров была чисто 

политической. Как ясно показали надписи – эпитафии – тюрки 

и уйгуры говорили на одном языке, использовали одну и ту же 

руническую письменность и жили на одной и той же террито-

рии… Государство уйгуров в Монголии, по сути, Третья импе-

рия тюрков» [Sinor, 1990: 192]. 

После  гибели  Уйгурского  каганата  кочевые  уйгуры  ча-

стично мигрировали на юг и на запад от монгольских степей. 

Оставшиеся  уйгуры  влились  в  состав  монгольских  племен. 

Кочевые уйгуры, двинувшиеся на запад, в оазисы Восточного 

Туркестана, основали свою государственность и впоследствии 

участвовали в этногенезе широкого круга тюркских народов, 

в том числе уйгуров и узбеков. В то же время, круг тюркских 

племен,  формировавший  пришлый  субстрат  кочевников  Вос-

точного Туркестана, был шире и включал не только уйгур, но 

и караханидских тюрков – аргу, чигилей, тухси, карлуков, хал-

ладжей, ягма. На наш взгляд, именно караханидские и другие 

204

группы семиреченских тюрков, пришедшие раньше и активно 

участвовавшие в тюрко-иранском синтезе, а не кочевые уйгу-

ры,  жившие  изолированно  в  Турфане,  составили  этническое 

ядро  уйгурского  этноса,  ассимилировав  местное  индоевро-

пейское население и утвердив в регионе высокую исламскую 

культурную традицию Ирана и Средней Азии. Кочевые уйгу-

ры, в силу религиозной принадлежности и близости монголь-

ских степей, оказались на периферии восточнотуркестанского 

мира и имели более тесные связи с монголами и их имперски-

ми преемниками – джунгарами. Лишь в ХV–ХVI вв. происхо-

дит  исламизация  уйгурского  населения  северо-восточной  ча-

сти Восточного Туркестана, во многом связанная с миграцией 

с юга могульских племен, бежавших на север от тимуровских 

погромов и феодальных войн. Этническая консолидация тюр-

коязычного мусульманского населения Восточного Туркестана 

связана с включением региона в состав Циньской империи и 

впоследствии в состав КНР. 

жүктеу/скачать 1,89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: