С. Х. Байдильдина (жауапты хатшы)

промышленным  и  город-ским  реалиям.  Таким  образом,  полное  отрицание  всей  ставшей 
излишней кочевой культуры, ее истории и языка стало условием и фундаментом включения 
казаха  в  новую  социальную  струк-туру,  формируемую  диктатурой  победившего 
пролетариата.  
Так  произошла  катастрофа,  которая  отрезала  казахов  от  их  прошлого,  всего  культурно-
исто-рического  наследия  предков.  Поистине,  целый  народ  лишили  корней,  сделали 
манкуртом. 
Следующим  ударом  по  духовным  основам  казахской  культуры  стала  смена  алфавита.  И 
если  перевод  с  арабского  на  латиницу  в  1929  г.  проходил  при  широкой  дискуссии  ярких 
представите-лей казахской интеллигенции, то уже на кириллицу в 1940 г. переходили силой 
административ-ного ресурса в атмосфере молчаливого согласия. (2) Таким образом, первый 
этап  отрезал  казахов  сначала  от  всей  восточной  (тюркской)  культуры  и  ислама,  а  затем 
второй включал их в новую советскую культуру.  
По всему Казахстану в 1920-30 гг. открывались начальные и средние школы, интернаты, 
шла  борьба  с  ликвидацией  неграмотности,  обучение  базировалось  на  русском  языке, 
проводилась  политика  «коренизации»,  впоследствии  же  казахские  школы  постепенно 
слабели,  а  позже  закры-вались,  исчезали  носители  степной  духовности  и  культуры  (баксы, 
суфии,  муллы,  сказители-жыршы,  беркутчи  и  и  т.д.).  Казахи  потерял  свое  тысячелетнее 
содержание,  мир  кочевой  культу-ры,  уходящий  корнями  к  ариям,  сакам,  гуннам  и  тюркам, 
когда-то прославивших свои народы.  
Проведенная  в  1936  г.  декада  казахской  культуры  в  Москве  продемонстрировала 
казахские  музыкальные  произведения  и  песни,  которые  уже  пережили  трансформацию  по 
европейскому  образцу  –  ведь  это  были  первые  казахские  оперы,  оркестровое  исполнение 
казахской  народной  музыки.  Московская  центральная  пресса  тех  лет  в  восторженных 
отзывах характеризовала казах-скую культуру как «социалистическую по форме и народную 
по содержанию».  
Таким  образом,  мы  видим,  что  за  короткий  срок  форсированной  модернизации  и 
«культурной  революции»  была  потеряна  казахская  сущность  самобытности,  уничтожена 
мыслящая казахская алашординская элита, и все содержание кочевой культуры.  
В  новых  условиях  казахи  уже  пользовались  чужими  западными  стандартами,  как 
например,  русской  (европейской)  культурой,  языком,  алфавитом,  наукой,  техникой, 
одеждой, и т.д. Все свое – кочевое – было выброшено. Так казахи потеряли сущность своей 
культуры, а до западно-евро-пейской цивилизации и культуры еще не дошли, поэтому была 
утрачена основа для самобытного развития своей культуры и языка.  
Таким образом, проводившаяся в 1920-30-х гг. модернизация казахской культуры до сих 
пор  отражается  и  в  условиях  суверенитета.  Этим  объясняется  не  конкуретность 
национальной  казах-ской  культуры,  засилье  западных  стандартов,  русского  языка  и 
периферийный  статус  казахского  языка  и  культуры  в  целом  с  советских  времен,  и  данную 
ситуацию мы все еще с трудом перела-мываем в наши дни.  
Не  отрицая  и  не  уменьшая  определенных  достижений  в  развитии  культуры  казахов  в 
совет-ский период, все же необходимо отметить внутреннюю неоднородность и разделение 
казахов, отчуждение городских русскоязычных от сельских, вестернизацию и параллельную 
исламиза-цию,  иногда  принимающую  крайние  формы  в  наши  дни.  И  все  это  примеры 
культурной  разоб-щенности,  не  достаточного  уровня  развитости  своей  автохтонной 
культуры, ее маргинального характера. 
Возрождение и развитие казахской культуры должно основываться на возрождении духа 
утра-ченной  кочевой  культуры,  невозможно  без  переоценки  и  переосмысления  нашей 
истории.  На  новом  витке  суверенной  истории  мы  должны  трансформировать  и  творчески 
преобразовать  дух  кочевой  культуры,  из  которой  необходимо  взять  все  самое  лучшее,  и 
вместе  с  западными  ценно-стями  и  представлениями,  уже  вросшими  в  современную 
казахскую культуру, превратить этот синтез в специфически национальный, двигаясь вперед, 
в ногу со временем.  
 
1.
 
Козыбаев  М.К.,  Абылхожин  Ж.Б.,  Алдажуманов  К.С.  Коллективизация  в  Казахстане:  трагедия 
крестьянства. – Алматы, 1992. 
2.
 
Ашимбаев Д.Р., Хлюпин В.Н. Казахстан: история власти. Опыт реконструкции. – Алматы, 2008. 

 
Түйін 
Мақалада 1920-1930 жж. модернизацияның зияны, қазақтардың салт-дәстүрі мен рухани байлығының негізгі 
тамырларынан айрылуының себептері және осы күнге дейін соның кері әсерінің мәселелерін қарастырады. 
 
Summary 
This article describes the socio-cultural effects of the modernization of the 1920-30 years in the Kazakhstan.  
НОВЫЕ ФАКТЫ ГЕНЕЗИСЕ КУРА-АРАКСКОЙ КУЛЬТУРЫ В НАХЧЫВАНЕ 
 
З.Кулиева – Нахчыванский отдел Национальной Академии Наук Азербайджана 
 
Нахчыванский  край,  считающийся  для  турков  воротами  в  Туран,  прошёл  через  все 
испытания судьбы. Под каждым камнем родины Нуха (Ноя) кроется великолепная история. 
Возможно  имен-но  поэтому  он  в  центре  внимания  учёных.  Заселение  на  этой  территории, 
начавшееся  ещё  в  далё-кий  каменный  век  в  эпоху  энеолита  и  бронзового  века  носил 
интенсивный  характер.  В  ранний  бронзовый  век  численность  населения  здесь  возросла, 
процветали  хозяйство  и  культура.  Мест-ные  племена  были  основателями  «Кура-
Араксинской  культуры»,  отражающей  данный  период.  Опираясь  на  мнения  выдающихся 
исследователей,  можем  с  уверенностью  сказать,  что  «Нахчыван  –  колыбель  Кура-
Аракскинской  культуры».  Во  многих  памятниках  Кура-Араксинский  слой  снизу  ограничен 
энеолитом, а сверху слоем среднего бронзового века. Данный факт указывает на связь между 
этимологией  Кура-Араксинской  культуры  и  периодом  энеолита  (1,  113).  Исследование 
исторических  памятников  I  и  II  Кюльтепе,  Шомутепе,  Мейнетепе,  Каракёпектепе, 
Бабадервиш  и  др.,  отличающихся  толщиной  слоёв  энеолита,  показывает,  что  Кура-
Араксинская  культура  с  местными  и  постоянными  признаками,  формировалась  в  течение 
большого  промежутка  времени,  точнее  в  VI-IIIтысячелетиях  (2,  178).  Таким  образом, 
Азербайджан,  в  том  числе  Нахчыван  счита-ются  даже  первыми  очагами  зарождения  Кура-
Араксинской культуры.  
Памятники  раннего  бронзового  века  Нахчывана,  известного  в  научной  литературе  под 
назва-нием Кура-Араксинской культуры отличаются своей многослойностью. Исследование 
поселений  I  и  II  Кюльтепе,  Овчулартепеси,  I  Махта  Кюльтепеси,  Арапенгидже,  Халадж, 
некрополей  Дизе,  Карабулаг,  Пловдаг  и  Хорны  доказывает,  что  в  некоторых  памятниках 
поселения раннего брон-зового века появились на базе построек эпохи энеолита. Обретённые 
материалы показывают, что сведения о генезисе раннего бронзового века следует  черпать из 
энеолита.  Эта  связь  прослежи-вается  лучше  на  примере  археологических  памятников  I  и  II 
Кюльтепе,  Халадж,  Овчулартепеси,  Арапйенгидже,  Садарак.  Происхождение  культуры 
раннего  бронзового  века  от  эпохи  энеолита  отображается  в  образцах  керамики,  остатках 
архитектуры, металлургии, занятости населения и религиозных убеждениях. 
Переход  от  энеолита  к  ранней  бронзе  прослеживается  на  примере  расположенного  близ 
горо-да  Нахчыван  памятника  I  Кюльтепе.  Одной  из  своеобразных  черт  этого  памятника 
является  нали-чие  культурных  слоёв  и  найденных  предметов  с  типичными  для  энеолита  и 
бронзового  века  особенностями  (3,  15).  Найденные  археологические  материалы 
свидетельствуют о продолжении здесь жизни от периода энеолита до железного века. Таким 
образом,  нижний  слой  памятника  относится  к  периоду  энеолита,  а  II  слой  к  раннему 
бронзовому веку, III – к среднему и позднему бронзовому веку, а IV – к железному веку, что 
и  подтверждает  вышесказанную  мысль.  Подобная  слойность  наблюдается  и  в  памятнике  II 
Кюльтепе.  По  сравнению  с  поселением  I  Кюльтепе  посе-ление  II  Кюльтепе  было  заселено 
сравнительно  позже.  Здесь  нижний  –  I  слой  относится  к  ранне-му  бронзовому  веку  и 
совпадает  со  II  слоем  I  Кюльтепе,  а  II  слой  повторяет  III  слой  I  Кюльтепе  (4,  18).  Оба 
памятника представляют особо важное значение с точки зрения изучения переходной стадии 
от  энеолита  к  раннему  бронзовому  веку.  Близость  между  энеолитом  и  ранним  бронзовым 
веком  наблюдается  и  в  строительной  технике  обоих  периодов:  план  всех  жилищ    нижнего 
слоя  I  Кюльтепе  был  округлым,  а  на  последнем  этапе  энеолита  наряду  с  округлыми 
жилищами  начали  строиться  также  четырёхугольные  дома.  На  территории  Нахчывана 
постройки  периода  ранней  бронзы  встречаются  в  поселениях  I  и  II  Кюльтепе,  I  Махта. 
Габибуллаев  пишет,  что  в  конце  ран-него  бронзового  века  жилища  округлой  формы 
полностью сменили четырёхугольные дома (5, 95). Эта мысль подтверждается и В.Алиевым: 

племена  Кура-Араксинской  культуры  эпохи  ран-ней  бронзы  продолжая  архитектурные 
традиции  эпохи  энеолита,  строили  основном  жилища  округлой  формы  из  сырого  кирпича. 
Это  возможно  доказать  на  примере  памятников,  располо-женных  в  Нахчыване.  Данные 
памятники  доказывают,  что  главной  родиной  Кура-Араксинской  культуры,  широко 
распространившейся на Кавказе, в Южном Азербайджане (вокруг бассейна озера Урмия), в 
Передней Азии (Сирии, Палестине) является Нахчыван. Так как памятники I и II Кюльтепе, 
Махта,  Овчулартепеси,  Дашарх  и  др.,  отражающие  данный  период,  расположены  на 
территории Нахчывана.  
Часть жилых зданий эпохи ранней бронзы имела дугообразные стены и полуоткрытые сады. 
В.Бахшалиев  отмечает,  что  интерьер  этих  домов,  расширенных  при  помощи  прямоугольных 
допол-нительных помещений, глиняные очаги, хозяйственные колодцы, центральная колонна, 
поддержи-вающая крыши домов являются признаками связи между двумя культурами (1, 112). 
Эта связь ото-бражается также в останках архитектуры и образцах керамики, обнаруженных в 
поселении Арапенгидже. В V комплексе поселения были обнаружены останки прямоугольного 
здания (4, 26). 
Обнаружение  в  I  и  V  квадратах  поселения  Овчулартепеси  образцов  архитектуры  эпохи 
пос-ледней  бронзы,  а  в  I  и  VI  квадратах  архитектурных  образцов  эпохи  ранней  бронзы 
позволяет  сопоставление  специфических  особенностей  обеих  культур.  Аналогичными 
являются  постройки  Лейлатепе,  Аликёмектепе.  В  эпоху  ранней  бронзы  наглядно  заметны 
перемены  в  архитектуре:  в  отличие  от  многокомнатных  и  квадратообразных  жилищ  эпохи 
энеолита  здесь  здания  приобрета-ют  округлые  формы.  Примером  этому  могут  послужить 
жилища  VI  квадрата  (6,  48).  Жилища  округлой  формы  указывают  на  генетическую  связь 
между  периодом  энеолита  в  Нахчыване  и  архитектурой  эпохи  ранней  бронзы.  Одной  из 
отличительных  особенностей  нового  периода  (эпо-ха  ранней  бронзы)  была  обширность 
жилищ. Так, площадь их увеличилась от 0,5-1,5-ти Гк до 6-10-ти Гк (4, 79). Это расширение 
сказывалось и на пополнении численности населения (7, 32). Кура-Араксинские племена не 
удовлетворялись  продолжением  культурных  традиций  энеолита,  но  и  развивши  её 
значительным  образом  придали  ей  дополнительные,  новые  качества.  Этот  факт 
подтверждают  орудия  труда,  найденные  на  территории  I  Кюльтепе.  Древнее  и  широко 
распрос-транённое  орудие  земледелия  Южного  Кавказа  мотыга,  относящаяся  в  основном  к 
эпохе  энеоли-та  значительно  отличалась  от  мотыг  эпохи  ранней  бронзы.  В  дальнейшем 
мотыги  совершенству-ясь,  заменились  топорами  с  рукояткой.  Следует  отметить,  что  среди 
орудий  хозяйства,  найден-ных  в  Кюльтепе  было  обнаружено  множество  мотыг,  сделанных 
из костей (2, 42). 
Хотя  переход  от  периода  энеолита  к  раннему  бронзовому  веку  ознаменовался 
значительными переменами в архитектуре, в керамике это носило несколько иной характер: 
оба  периода  смеша-ны  и  неделимы.  Так,  хоть  и  выпуклые  ковши  Кура-Араксинской 
культуры  тёмно-серого  и  чёрно-го  цвета  из  смеси  песка  и  глины  с  широким,  узорчатым 
горлышком  и  отличающиеся  «нахчыван-скими  рукоятками»  были  свойственны  для  эпохи 
энеолита,  грубая  керамика  из  соломы  с  покра-шенной  в  красный  и  оранжевый  цвет 
горлышком  свидетельствуют  о  перемешении  культур.  Такой  тип  керамики  именуемый 
«Кура-Араксинской керамикой Proto» показывает, что традиции технологии эпохи энеолита 
и  ранней  бронзы  сливаются  (6,  58).  Если  обратить  внимание  на  клас-сификацию  типов 
керамики можно  заметить, что культура эпохи энеолита продолжала своё  существование в 
эпоху  ранней  бронзы  с  незначительными  изменениями.  Согласно  классифика-ции 
Габибуллаева: 
а) в эпоху энеолита широко была распространена посуда в форме банок и мисок. Посуда в 
виде банок вышла из обихода на среднем этапе раннего бронзового века; b) посуда в форме 
ковшей  и  казана  (больших  кастрюль)  появились  на  последнем  этапе  эпохи  энеолита  и  в 
дальнейшем приняли более  совершенную форму; с) керамика, бывшая  изначально красного 
цвета  видоизменившись  в  конце  эпохи  энеолита  в  эпоху  ранней  бронзы,  приняла  сначала 
серый и чёрный, а на последнем эта-пе чёрный оттенок. d) узоры выпуклой формы возникли в 
эпоху энеолита, а в конце Кура-Араксин-ской культуры заменились вырезанными узорами (3, 
196; 4, 93).  
Наследственная  связь  между  энеолитом  и  ранним  бронзовым  веком  охватывает  V-III 

тысяче-летия (8, 22). Исследование поселения Овчулартепеси является свидетельством тому. 
Здесь  чаще  встречаются  остатки  посуды  из  смеси  соломы.  Среди  памятников  Кура-
Араксинской  культуры  Нахчывана  одиночная  могила  была  обнаружена  на  территории 
Овчулартепеси.  Данный  факт  доказывает,  что  начиная  с  последнего  этапа    энеолита 
могильные  памятники  стали  распростра-няться  далеко  за  пределами  поселений  (5,  95-97). 
Сходство  между  керамикой  эпохи  энеолита  и  ранней  бронзы  свидетельствуют  о  наличии 
между  ними  генетической  связи.  Красочная  посуда  периода  энеолита  хоть  и 
совершенствовалась, всё же сохранила свою специфику и в эпоху ран-ней бронзы. Причём 
фактор сходства проявился как в цветовой гамме, так и в форме и  узорах посуды. Ближе к 
концу  эпохи  энеолита  форма  ковшей  совершенствуется,  изменяется  форма  гор-лышка, 
наблюдается  сужение,  изгибание  краёв  отверстий.  (5,  44).  В  переходный  период  чаще 
встречаются  ковши  с  прямыми  краями  отверстия  и  глиняная  посуда  из  смеси  соломы. 
В.Бахшалиев  отмечает  связь  керамики  раннего  периода  Кура-Араксинской  культуры  с 
периодом  энеолита  (9,  113).  Образцы  керамической  посуды  эпохи  энеолита  грубой  и 
неровной отделки в последующие периоды видоизменились: 
1)  соломенная  смесь  сменилась  песочной  смесью;  2)  цилиндрические  выступы,  круглые 
рукоятки  сменились  овальными  рукоятками;  3)  выпуклые  узоры  сменились  вырезанными 
узорами;  4)  посуду  красного  цвета  сменила  посуда  серо-чёрного  цвета;  5)  ковши  с 
гравюрами,  с  изогнутыми  наружу  или  вовнутрь  краями  отверстия,  с  тремя  рукоят-ками 
заменились керамикой выпуклой формы с широкими краями отверстия. 
Наряду с указанными различиями сохранялись и некоторые сходства. Например, сходство 
цвета,  состава  и  технологий  разработки.  В  целом,  керамика  ранней  стадии  Кура-
Араксинской  культуры  абсолютно  связана  с  эпохой  энеолита:  посуда  грубой  отделки, 
цилиндрические высту-пы, соломенная смесь и прочее. Образцы керамики, найденные из  I-
III-IV-VII  и  XII  слоёв  поселе-ния  Арапенгидже  свидетельствуют  о  наличии  перехода  от 
эпохи энеолита к раннему бронзовому веку (10, 25-27). 
Таким  образом,  исследования  подтверждают,  что  этимология  Кура-Араксинской 
культуры в Нахчыване связана с эпохой энеолита. Несмотря на некоторые разные факты об 
этимологии  Кура-Араксинской  культуры  (Кавказ,  бассейн  озера  Урмия,  середина 
Восточного Анадолу и Аракса) исследования последних лет доказали, что одним из главных 
районов  этой  культуры  является  Нахчыван.  Связь  данной  культуры  с  эпохой  энеолита 
подтверждают такие факты как толщина культурного слоя в древних поселениях Нахчывана 
I Кюльтепе, Арапенгидже, Овчулартепеси, Халадж, II Кюльтепе, чёткое прослеживание всех 
этапов  Кура-Араксинской  культуры,  покрытие  Кура-Араксинским  слоем  энеолитического 
слоя  и  т.д.  Исследователи  заявля-ют,  что  носителями  Кура-Араксинской  культуры, 
распространившейся на севере до Северного Кавказа и Дагестана, на юге до бассейна озера 
Урмия,  на  западе  до  Сирии  и  Палестины  являются  туркоязычные  кути,  луллуби,  су  и 
турукки. Эта мысль выявляет ещё один факт: вышеупомяну-тые племена заселились в эпоху 
ранней  бронзы  на  территории  Нахчывана.  Так  как  мы  уже  приве-ли  по  этому  поводу 
примеры из произведений нескольких учёных. Отсюда следует такая мысль: почему бы тем 
самым тюркским племенам, создавшим в III тысячелетии до н. э государственное устройство 
близ  бассейна  озера  Урмия  не  повторить  ту  же  практику  на  землях  на  востоке  от  Аракса. 
Носители  столь  широко  распространившейся  культуры  не  могли  не  продолжить  древние 
традиции  государственности  в  местах  их  проживания.  Ответ  на  данный  вопрос  не  только 
помо-жет  уточнить  возраст  государственности  в  Нахчыване,  но  и  возможно,  позволит 
выявить новую государственную структуру. 
 
1.
 
Baxşәliyev V.B. Azәrbaycan arxeologiyası. – Bakı: Elm, 2007 – 240 s. 
2.
 
Исмайылзаде Г.С. Азербайджан в системе раннебронзовой культурной общности Кавказа. – Баку, Nafta-
Press 2008, – 304 с. 
3.
 
Абибуллаев О. Энеолит и бронза на территории Нахичеванский АССР. – Баку: Элм, 1982, – 316 с . 
4.
 
Seyidov A., Baxşәliyev V. Әrәbyengicә. – Bakı: Nurlan, 2009, – 160 s. 
5.
 
Aşurov S.H. Naxçıvanın ilk tunc dövrü keramikası. – Bakı: Nafta-Press, 2002, – 158 s. 
6.
 
Baxşәliyev  V.B.,  Marro  C.,  Aşurov  S.  Ovçulartәpәsi  yaşayış  yerindә  arxeoloji  qazıntılar  \  Azәrbaycanda 
arxeoloji tәdqiqatlar. – Bakı, 2008. 
7.
 
Әliyev V. Naxçıvan. – Bakı: XXI-Yeni Nәşrlәr Evi, 2002, – 320 s. 

8.
 
Aşurov S.H. Naxçıvanda arxeoloji tәdqiqatlar (2001-2002-ci illәr) – Bakı: Nafta-Press, 2003, – 120 s. 
9.
 
Baxşәliyev V.B. Naxçıvanın arxeoloji abidәlәri. – Bakı: Elm, 2008, – 304 s. 
10.
 
Göyüşov R. Azәrbaycan arxeologiyası. – Bakı: İşıq, 1986, – 186 s . 
 
Summary 
Historians  and  travellerscall  Nackchivan  prophets  and  Nuh’s  land.  That  is  why  we  can  consider  Nackchivan  is 
encyclopaedia  of  history.  Because  it  is  possible  to  find  different  kinds  of  sampleshere  about  all  Ages,  even  origin  of 
Early Bronze Age. The facts from I and II Kultepe, Ovculartepe, Arabyengica, Xalac itc. Prove that it is necessary to 
search the origin of Kur-Araz Culture in Eneolit Age. 
Nakhchivan  is  known  as  Kur-Araz  culture  in  scientific  literature.  The  monuments  of  Early  Bronze  Age  in 
Nakhchivan  differ  according  to  be  many-storeyed,  which  have  found  during  archaeologial  excavation  from  this 
monuments show that Bronze Age residences had built over Eniolit Age residences and they developed connection each 
other.  The  facts  show  that  in  spread  Kur-Araz  culture  from  Asia  (Suria,  Falastin  itc.)  South  Azerbaycan  (lake  Urmia 
basin) to Caucasus Nakhshivan was mediator. 
ЖЕКЕ ТҰЛҒАЛАР 
ПЕРСОНАЛИИ 
 
ЧОКАН ВАЛИХАНОВ В КИТАЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ 
 
К.Ш. Хафизова – Директор Центра казахской истории и цивилизации 
Университета Кайнар д.и.н., академик КазНАЕН 
 
Казахстанские  ученые  высоко  оценивают  научные  результаты  путешествий  западных  и 
рус-ских  путешественников  в  Центральной  Азии  и  в  Казахстане.  В  то  же  время,  мы 
прекрасно осве-домлены о том, какую роль им предназначала царская Россия в завоевании 
края.  Принимая  во  внимание  политическую  подоплеку  путешествий,  мы  с  уважением 
относимся к их сведениям об обычаях, быте и нравах народов, они и по сей день составляют 
ценнейшую основу этнологии, истории, истории цивилизации. Со страниц исследований не 
сходят  и  имена  китайских  путеше-ственников,  дипломатов  древности  и  средних  веков. 
Несколько  поколений  казахстанских  ученых  бережно  относятся  и  тщательно  анализируют 
любые факты и рассуждения, имеющиеся в их дневниках и записках, которые в свое время 
прошли  строгую  цензуру  всевозможных  китайских  исторических  комиссий,  чиновных 
ученых и ученых чиновников. К примеру, рукописи Марко Поло, Рубрука были проявлением 
свободного творчества, а все путешествия из России санкцио-нировались и финансировались 
Российской  академией  наук,  Генштабом  Военного  министерства,  Русским  императорским 
географическим обществом. А выходили они в свет под редакцией известных ученых. 
Особое  место  в  науке  Казахстана  занимает  творческое  наследие  Чокана  Валиханова, 
огром-ный  вклад  казахского  просветителя,  исследователя  в  историю,  филологию,  культуру 
казахов,  а  также  других  народов  Центральной  Азии  и  Синьцзяна  для  нас  является 
неоспоримым фактом. В знак уважения к ученым заслугам Ч.Валиханова первому в истории 
казахов  академическому  Институту  истории  дали  его  имя,  а перед  зданием  Академии наук 
возведен  ему  памятник.  Также  высоко  ценится  вклад  Ч.Валиханова  в  изучение  истории 
Джунгарии  и  Восточного  Туркестана,  на  территории  которых  в  1884  г.  была  образована 
провинция  Синьцзян  (ныне  СУАР  КНР).  В  этом  свете  представляет  интерес  отношение  к 
личности и творчеству Чокана китайских ученых.  
В  цинскую  эпоху  историки  не  знали  о  нем,  интерес  к  трудам  иностранных  ученых  стал 
про-являться  в  Китае  лишь  в  конце  гоминьдановского  правления  в  период  Миньго  (1911-
1949). 
В  источниках  империи  Цин  встречаются  сведения  о  некоторых  русских 
путешественниках, в том числе об  уроженце Казахстана и друге Валиханова  – Г.Потанине. 
Это  и  понятно,  он  совер-шал  путешествия  в  Монголию,  провинцию  Ганьсу  и  другие 
западные  районы  с  разрешения  китайских  властей.  Ч.Валиханов  совершил  путешествие  в 
Кашгарию тайно, а его непродолжи-тельному до этого визиту в Кульджу в 1856 г., очевидно, 
также не придали значения. 
Впервые  к  творчеству  Ч.Валиханова  обратились  историки  нового  Китая.  К  сожалению, 
это произошло в годы так называемой «культурной революции», в годы резкого ухудшения 

совет-ско-китайских отношений. Это было время, когда политические факторы весьма остро 
и крайне неблагоприятно отражались на исторической науке и культуре Китая. Это явление 
возникло всего лишь через десять с небольшим лет после образования КНР. Историография 
коммунисти-ческого  Китая  только  становилась  на  ноги,  а  крупные  гоминьдановские 
историки бежали на Тайвань или были не у дел. Историки КНР 60-70-х годов ХХ века, хотя 
и  декларировали  свой  отход  от  феодальной  и  националистической  историографии,  но 
фактически они не смогли прео-долеть давления 21 династийной истории. Эти  уникальные 
«истории» надо рассматривать как ценнейшее духовное наследие не только Китая, но и всей 
мировой культуры. И все же нельзя забывать о том, что они относятся к периоду сложения и 
расцвета  феодальной  историографии  и  являются  его  продуктом.  В  годы  «культурной 
революции» к еще не  изжившему  себя наследию феодальной историографии и феодальной 
идеологии  добавилась  марксистская  идеология  с  ужа-сающей  терминологией  «культурной 
революции».  При  этом,  по  проблемам  истории  народов  Центральной  Азии,  их 
государственности  и  политических  связей  с  Китаем  в  прошлом,  национа-листическая 
(гоминьдановская) и  «маоистская» историография проявляли удивительное едино-душие. В 
такой политической  ситуации  не  могло  быть и  речи  об  объективной  оценке  вклада  Чокана 
Валиханова  в  историческую  науку,  в  изучение  истории  Синьцзяна. С  научной  стороны  его 
поездка  курировалась  Русским  Императорским  Географическим  обществом,  а  с  военно-
разве-дывательной  –  Генеральным  штабом  Военного  министерства  и  Азиатским 
департаментом  МИД  Российской  империи.  Научные  интересы  в  то  время  были  подчинены 
политическим целям Рос-сийской империи. В 80-е  годы ХХ века в журнале «Шицзе лиши» 
(Всемирная  история)  появи-лась  специальная  статья,  посвященная  Ч.Валиханову  под 
названием:  «Первый  царский  шпион  в  Южном  Синьцзяне».  [2]  Что  же  тут  удивительного, 
если  советских  китаеведов  в  те  печальные  годы  называли  порой  «шпионами  в  области 
культуры»?  В  научных  публикациях,  посвященных  иностранным  путешественникам  в 
Центральной  Азии  и  их  исследованиям  по  истории  Шелкового  пути,  были  обычными 
выражения: «иностранные дьяволы», «заморские черти в китайском Синьцзяне», «грабители 
китайских  культурных  сокровищ»,  «заморские  бандиты»  и  т.п.  Между  тем,  Чокана  можно 
сравнить  с  ханьским  путешественником  Чжан  Цянем  и  задать  вопрос:  «кем  же,  как  не 
разведчиком  Ханьской  империи  является  Чжан  Цянь,  дважды  (в  139  и  116  годах  до  н.э.) 
совершивший путешествие в Западный край? В своем отчете он привел стратегически важ-
ные  данные  о  том,  сколько  войска  может  выставить  каждое  из  посещенных  им  владений, 
подсчи-тал  расстояния  между  ними  и  китайской  столицей,  охарактеризовал  их  отношения 
между  собой  и  с  сильным  врагом  своей  империи  –  Сюнну.  Мировая  наука,  и  наша  в  том 
числе, высоко оценива-ют роль Чжан Цяня как одного из основателей Великого шелкового 
пути, как человека, устано-вившего первые культурные, политические связи, экономические 
и  военные  связи  Ханьской  империи  с  государствами  Центральной  Азии.  Ни  один  наш 
ученый  не  позволил  себе  назвать  Чжан  Цяня  и  других  китайских  путешественников 
«шпионом  в  Центральной  Азии».  Естественно,  что  ученые  пишут  свои  работы  исходя  из 
интересов  своего  народа  и  своей  страны,  как  они  это  понимают.  Но  никогда  заранее  не 
известно, в какое время и в какую сторону будут повернуты их выводы. К примеру, древние 
китайцы  изобрели  порох,  чтобы  производить  взрывы    для  изгнания  злых  духов  и  другой 
нечистой  силы.  А  в  последующем  его  стали  применять  для  убийства  людей.  Так  и  труды 
путешественников, предпринятые с политической и военной целью, через годы и века вдруг 
начинают сверкать неожиданными красками и приносить пользу науке. Путешествен-ники, 
разведчики  и  исследователи  второй  половины  Х1Х  века,  как  правило,  кропотливо  изучали 
итоги всех предыдущих известных путешествий в Западный Китай, совершенных китайцами.  
Уже  по  названию  указанной  статьи  видно,  что  китайские  ученые  пренебрегли  научным 
значе-нием итогов тайного путешествия Ч.Валиханова в Кашгарию (Алтышар-Шестиградье, 
Йеттишар -Семиградье). 
Оценка первой  в китайской историографии статьи, специально посвященной личности и 
дея-тельности Чокана Валиханова полностью совпадает с оценкой изданных в том же году 
двух  томов  «Краткой  истории  Синьцзяна  в  четырех  томах»  (Синьцзян  цзяньши), 
подготовленных  Инс-титутом  народов  Синьцзяна  (ныне  Институт  истории)  Академии 
общественных наук СУАР КНР. В книгах подведены итоги изучения Синьцзяна в КНР и за 

рубежом.  Первые  два  тома  под  редак-цией  Чэн  Хуа,  освещающие  события  древности  и 
средних веков, были посвящены 30-летию образования КНР. Третий том был издан гораздо 
позже, но уже под редакцией Чэн Хуйшэна. Четвертый том, который должен был охватывать 
события со дня образования КНР, т.е. с 1949 года, так и не увидел свет. В настоящее время 
Академия общественных наук КНР готовит много-томную историю Синьцзяна. Посмотрим, 
как в этом труде будет выглядеть казахский талантли-вый исследователь Чокан Валиханов и 
как будет оценен его вклад в историографию Синьцзяна.  
Во  2-ом  томе  «Синьцзян  цзяньши»  имеется  глава:  «Разведывательная  деятельность 
царской  России  с  целью  поглощения  наших  территорий»  [9,  с.  14-19].  В  отрывке  о 
Ч.Валиханове авторы опирались  на  материалы  книги,  изданной  в  1953  г. под редакцией 
академика АН КазССР А.Х. Маргулана. [1] Все, что в этой книге отмечено в положительном 
ключе, китайские ученые преподносят в отрицательном. Не приведено ни новых фактов, ни 
оригинальных  идей.  Тогда  китайские  ученые  еще  не  приступили  к  работе  над  архивными 
материалами,  а  лишь  осваивали  с  новых  марксистско-маоистских  позиций  свое  огромное 
историческое наследие. Валиханова китайские ученые поставили в один ряд с европейскими 
учеными,  вывезшими  из  Западного  Китая  бесценные  культурные  сокровища:  редкие 
рукописи,  настенные  фрески,  скульптуры,  монеты  и  т.п.  Справедливости  ради  следует 
отметить, что благодаря вывозу за рубеж, эти сокро-вища сохранены для науки. Сегодня все, 
в  том  числе  и  китайские  ученые  признают,  что  европей-ские  ученые  первыми  начали 
серьезное изучение культурного наследия народов Синьцзяна. И первым среди первых был 
Чокан Валиханов, чингизид, не нуждающийся в переводчике ни для устных расспросов, ни 
для  чтения  чагатайского  письма.  В  указанном  томе  китайские  историки  дают  картину 
освоения    Россией  Сибири,  строительства  крепостей  на  Иртыше.  Описывая  экспан-сию 
России  на  Восток,  они,  по  существу,  шли  вслед  за  советскими  учеными,  не  приводя  ни 
одного  факта  из  собственных  архивных  материалов.  Они  акцентировали  внимание  на 
захватниче-ских планах и колониальной политике царского правительства. Между тем, они 
вполне  сопоста-вимы  с  политикой  Цинской  империи  в  Синьцзяне.  Ниже  вкратце  передаем 
стиль  и  дух,  в  котором  написаны  страницы  о  Чокане  Валиханове.  Здесь  говорится,  что 
«научные  экспедиции»  были  все-го  лишь  вывеской  и  орудием  агрессии  в  руках  царей  от 
Александра 1 до Николая П. Геологи, военные инженеры, топографы, астрономы орудовали 
на территории, принадлежащей якобы Китаю от Иртыша до Чу и Таласа, от Иссык-Куля до 
Балхаша. Одновременно, пишут они, все свои завоевания Россия стремилась законодательно 
закрепить  в  навязываемых  Китаю  неравно-правных  договорах.  Россия  в  1851  г.  добилась 
открытия  для  прямой  торговли  в  городах  Тарбагатай  и  Кульджа,  а  в  1852  г.  –  основания 
российских консульств в указанных городах, а затем в Кашгаре. В русле этой деятельности 
по  предложению  «главного  вдохновителя  захвата  китайских  западных  территорий»  П. 
Семенова,  а  также  Директора  Азиатского  департамента  МИД  западно-сибирский  генерал-
губернатор  Гасфорт  командировал  в  китайский  Южный  Синьцзян  правнука  хана  Аблая  – 
Чокана  Валиханова.  Хотя  он  выехал  в  составе  торгового  карава-на  в  одежде  узбекского 
купца, перед ним были поставлены политические задачи, а не торговые. Ч.Валиханов изучал 
политическую,  военную,  экономическую,  торговую  и  культурную  ситуацию  в  шести 
городах:  Аксу,  Уши,  Кашгаре,  Янгишаре,  Яркенде,  Хотане.  Авторы  «Краткой  истории 
Синьцзяна»  ставят  в  вину  Валиханову:  вывоз  большого  количества  ценных  артефактов, 
рукопи-сей («Повествования» о Сутук Богра-хане, Тоглук-Тимуре,  уйгурских ходжах, Абу-
Муслиме  мулле  и  др.  Кроме  того,  он  собрал  древние  монеты,  образцы  минералов, 
каллиграфии,  одежды,  украшений,  керамических,  фарфоровых  и  других  ценных  изделий 
искусства.  По-видимому,  здесь,  если  не  считать  минералов,  просто  перечислены  товары, 
обычно закупаемые в Кашгарии среднеазиатскими купцами. Через полгода в  апреле 1859 г. 
Ч.Валиханов возвратился в Верный, в Петербурге он удостоился аудиенции императора. Его 
труды  усиленно  изучались  политиками,  дипломатами,  администраторами,  военными, 
учеными, – справедливо отметили китайские уче-ные [9, с. 18]. 
Глаза китайских историков были зашорены прикладным значением тайного путешествия 
Чокана  в  Кашгарию.  В  то  же  время,  они  высоко  оценили    итоги  его  путешествия  для 
будущего Синьцзяна и Казахстана.  

В  книгах  содержатся  нападки  на  деятельность  первых  русских  консулов:  в  Тарбагатае 
(Чугучаке)  –  А.А.  Татаринова  и  в  Кульдже  И.И.  Захарова.  Это  были,  хорошие  знакомые 
Ч.Валиханова,  высокообразованные  люди  своего  времени,  их  донесения  о  гражданском, 
эконо-мическом, военном и культурном состоянии Синьцзяна и всего Китая поражают своей 
точно-стью,  глубиной  оценок  и  дальновидностью  выводов.  Можно  лишь  желать,  чтобы 
консулы  наших  стран  хотя  бы  в  малой  степени  соответствовали  уровню  российских 
консулов царского времени.  
Оценку  путешествия  Ч.Валиханова  следует  рассматривать  в  русле  изучения  в  Китае 
путеше-ствий  и  исследований  зарубежных  путешественников.  В  современной  китайской 
историографии  оно  прошло  следующие  этапы:  1/  игнорирование  работ  большинства 
иностранных ученых. Впер-вые китайцы достойно оценили работы иностранцев по истории 
монголов и Монгольской импе-рии, в 30-х гг. ХХ века они пошли на создание новой истории 
династии Юань; 2/ поверхностный общий взгляд  с точки зрения политических интересов в 
период  «культурной  революции»;  3/  переход  к  научному  изучению  трудов 
путешественников,  организация  их  переводов  при  помощи  создания  международных 
проектов  и  привлечения  зарубежных  грантов.  Китайские  ученые  сегод-ня  решительно 
отказались от хлесткой пропагандистской терминологии времен «культурной революции» и 
политических  кампаний.  И  все  же,  не  следует  забывать,  что  изучение  истории  Синьцзяна 
подчинено у них стратагеме «объединения и сохранения целостности территории китайского 
государства,  укрепления  единства  многочисленных  народов  Китая».  Поэтому  науч-ная 
объективность китайской официальной историографии имеет свои пределы.  
Китайские  ученые  начали  серьезно  изучать  труды  путешественников  лишь  в  конце  80-х 
годов ХХ века, в особенности после образования в 1992 г. «Центра исследований истории и 
географии пограничных районов Китая» (中国边疆史地研究中心) Академии общественных наук 
КНР  в Пекине. Здесь скрупулезно изучаются   жизнь и произведения западных, индийских, 
русских и японских путешественников в Синьцзяне, издаются переводы их книг, проводятся 
посвященные  им  науч-ные  конференции.  Наиболее  полно  изучены  труды  шведа  Свена 
Гедина, финна Густава Маннергейма, японских путешественников. В сокращенном виде и с 
комментариями  изданы  переводы  их  основных  трудов,  некоторые  из  них  переводились 
раньше для служебного пользова-ния. Среди них мы не найдем трудов Ч.Валиханова.  
После  указанных  выше  достаточно  поверхностных  замечаний  о  Чокане,  в  последующем 
китайские историки стали относиться к этому имени  с большой осторожностью. Также как, 
впрочем, и к знаменитым европейским и японским путешественникам-разведчикам.  
В Китае в 80-90-е годы шла большая работа по переводу трудов иностранных (индийских, 
английских, шведских, немецких, русских, японских) путешественников в Синьцзяне Х1Х – 
пер-вой  половины  ХХ  веков.  В  Сборниках  статей,  посвященных  этой  теме,  китайские 
исследователи более гибко и научно объективно подошли к характеристике и оценке усилий 
зарубежных уче-ных, направленных на то, чтобы познать прошлое и своими глазами увидеть 
настоящее  положе-ние  Синьцзяна.  Они  отказались  от  однозначно  отрицательной 
характеристики  «зарубежной  нечистой  силы»,  дали  высокую  оценку  предпринятым  ими 
усилиям  по  сохранению  и  изучению  памятников  культуры  народов  Синьцзяна,  Тибета  и 
Монголии. [10; 11] Из русских путешествен-ников на первое место китайские ученые ставят 
Пржевальского. По их мнению, в результате четырех своих путешествий он добыл наиболее 
научно  значимые  и  ценные  сведения.  [11,  с.151-152]  В  целом,  объективно  оценивается  и 
путешествие П.П. Семенова по Тянь-Шаню. 
Должно  констатировать,  что  в  фундаментальных  работах  ученых  КНР  до  сих  пор  редко 
обра-щаются  к  трудам  Ч.  Валиханова.  Нечего  говорить  об  учебных  пособиях  по  истории 
Синьцзяна, подготовленных как историками этой провинции, так и других крупных научных 
центров Китая. Китайские историки не достаточно глубоко изучили вклад Чокана в изучение 
Синьцзяна,  не  выделили  ему  достойное  место  в  исторической  науке  Казахстана.  Поэтому 
многие умалчивали о нем. Но перелом наступил, и он связан с общим преодолением влияния 
«культурной  революции»  на  историческую  науку.  Этот  перелом  чувствуется  уже  по 
материалам  конференции,  проведен-ной  в  сентябре  1996  года,  где  был  зачитан  доклад  Ли 
Чуньхуа  «Взгляды  на  перевод  и  публика-цию  иностранных  тайных  исследователей 
Западного края». [5, с. 148-157] 

Таким  образом,  мы  должны  принять  во  внимание  объективное  состояние  китайской 
историо-графии сегодня. Во-первых, в Китае только в последнее десятилетие ХХ века стали 
обращаться  к  архивным  материалам  своей  страны,  а  также  других  стран.  Это  связано  с 
подготовкой  новой  редакции  «Истории  династии  Цин»  («Цин  ши»),  которая  пополнит 
список  династийных  историй,  а  также  упомянутой  выше  многотомной  «Истории 
Синьцзяна».  В  официальных  трудах  по  исто-рии  Синьцзяна  [8;  9]  вы  не  увидите  ни  одной 
ссылки  на  архивные  материалы.  Во-вторых,  общее  отношение  китайских  историков  к 
зарубежным  путешественникам,  ведшим  исследования  в  Китайском  Туркестане  в  Х1Х  – 
начале ХХ веков продолжает оставаться противоречивым. Одно время они вообще не хотели 
признавать  тех,  кто  похитил  или  открыто  увез  многие  культурные  ценности.  Им 
понравилось,  что  Петер  Хоупкирк  назвал  английских,  немецких,  шведских,  рус-ских, 
японских и других путешественников «дьяволами» на Шелковом пути. [13] Думается, здесь 
мы имеем дело со своеобразным английским юмором, ведь китайцы Х1Х века называли ино-
странцев «ян гуй-цзы» – «заморские черти», автор использовал эти слова в заголовке своей 
книги иронически и для ее броскости. Книга  Хоупкирка была довольно быстро переведена 
на  китай-ский  язык  и издана  в Ланьчжоу.  Наступила  пора  однозначных  обвинений  в  адрес 
иностранцев по вывозу культурных ценностей народов Синьцзяна, которые в то время были 
на  грани  исчезнове-ния  и  ничего  не  значили  для  Пекина.  Ч.Валиханов,  конечно,  не  мог 
вывезти  что-то  значительное.  Но  его  обвиняют  в  деятельности,  якобы  способствовавшей  к 
еще большей потере, потере  «искон-ных территорий Китая» в Казахстане и Средней Азии. 
Мы с этим не можем согласиться, так как казахские земли, вошедшие в состав Российской 
империи,  а  затем  –  СССР  остались  за  казахским  государством.  Следовательно,  сегодня  мы 
можем оценить деятельность нашего соотечественника и с этой стороны. Если же китайские 
ученые  будут  продолжать  игнорировать  научные  достиже-ния  Чокана  в  изучении  истории 
народов  Синьцзяна  и  его  состояния  в  период  маньчжурского  владычества,  то  тем  самым 
продемонстрируют  свою  необъективность.  Надобно  также  знать,  что  он  первым  обратил 
внимание  на  грамоты  цинских  императоров  к  казахским  правителям.  [12]  Кроме  того,  в 
Китае  стали  довольно  болезненно  воспринимать  словосочетание  «Восточный  Туркестан», 
вероятно,  в  связи  с  тем,  что  оно  входило  в  название  двух  кратковременно  просуще-
ствовавших в первой половине ХХ века Республик в Синьцзяне. Между тем, для всех нас это 
словосочетание  имеет  географический  смысл,  как  место  расселения  тюркских  племен  в 
восточ-ной части Центральной Азии.  
Общее  отношение  к  проблеме  оценки  иностранных  исследователей  региона  выразила 
профес-сор  Ланьчжоуского  университета  (пров.  Ганьсу)  Ма  Маньли,  которая  отметила  их 
первенство и их большой вклад в дело изучения истории и этнологии Синьцзяна Х1Х века 
[6, с. 34]. Она счи-тает, что территория исторического Западного края является территорией 
Средней  Азии  и Синьцзяна,  которая  как была,  так и  остается  своеобразным  мостом  между 
Европой  и  Азией,  тер-риторией  международного  диалога  цивилизаций.  Что  изучение 
зарубежных  исследований  необ-ходимо,  прежде  всего,  для  самого  Китая,  для  развития 
кругозора  самих  ханьцев  в  важный  период  успешного  проведения  реформ  и  политики 
открытости. 
Тем не менее, полностью игнорировать имя Чокана все же было не возможно, кое-что из 
его  трудов  переводилось  на  китайский  язык  для  служебного  пользования  и  для 
библиографических  списков.  На  них,  хотя  и  редко,  ссылаются  при  изучении  проблем 
русской торговли в Синьцзяне [9, с. 350], истории казахов [4, с. 63], жизнью и деятельностью 
уйгурских  ходжей  [14,  с.  062-063].  В  перспективе  можно  было  бы  создать  совместные 
проекты с китайскими учеными по историо-графии и по истории отдельных периодов   
Синьцзяна  и  Казахстана.  Создать  общие  библиографические  списки  трудов  о 
путешествиях зарубежных и китайских путешественников в районы Синьцзяна и Казахстана 
в  ХVШ-Х1Х  вв.  Многие  знаменитые  и  малоизвестные  европейские  путешественники  Х1Х 
века  стремились  посе-тить  одновременно  Русский  и  Китайский  Туркестан  в  связи  с 
близостью  этих  регионов  и  их  общей  историей.  Все  мы  признаем,  что  сегодня  нельзя 
пренебрегать  научным  обменом  и  между-народным  сотрудничеством  в  области  науки  и 
образования.    
 

1.
 
Валиханов Ч.Ч.  Избранные произведения. Под ред. академика АН  КазССР Маргулана  А.Х.  –  Алма-Ата: 
Каз. гос .изд. «Художественная литература», 1958. – 643 с. 
2.
 
邓绍钦。潜入我国南疆的第一个沙俄间谍
//
世界历史
1980
年
4
期
Дэн Шаоцинь. Цяньжу во го наньцзянды ди игэ ша э 
цзяньде (Первый царский шпион в нашей Кашгарии) // ж. «Шицзе лиши» (Всемирная история), 1980, №4.  
3.
 
Исхаков  Г.М.  Этнографическое  изучение  уйгуров  Восточного  Туркестана  русскими  путешественни-
ками второй половины Х1Х века. – Алма-Ата: Издательство «Наука» КазССР, 1976. – 131 с. 
4.
 
厉声。
 
哈萨克民族历史发展中的几个问题
  //
西域考察与研究续编
  (Путешествия  и  исследования  Западного  края. 
Продолжение). Отв. ред. Су Бай. – Урумчи: Синьцзян жэньминь чубаньшэ. 1996. – с. 61-82. 
5.
 
李春华。略论外国探险考察者有关西域著作翻译与出版西域考察与研究续编
  (Путешествия  и  исследования  Западно-го 
края. Продолжение). Отв. ред. Су Бай. – Урумчи: Синьцзян жэньминь чубаньшэ. 1996. – с.148-157. 
6.
 
马曼丽。平外国考察家对西域的考察
  Ма  Маньли.  Оценка  зарубежных  исследований  и  путешествий  Запад-ного 
края  // 
西域考察与研究
  (Путешествия  и  исследования  Западного  края).  Отв.  ред.  Ма  Дачжэн,  Ван  Жун,  Ян 
Лянь. – Урумчи: Синьцзян чубаньшэ,. 1994. – С. 25-34. 
7.
 
新疆各族历史文化词典
 (Словарь по истории и культуре народов Синьцзяна). Отв. ред. Юй Тайшань, Чэнь 
Гаохуа, Се Фан. Бэйцзин:Чжунхуа шуцзюй, 1996. – 600 с.+ С картами-схемами. 
8.
 
新疆简史。第一册
 
（
Краткая история Синьцзяна
）
, Т.1. Отв. ред. Чэнь Хуа. Урумчи: Синьцзян жэньминь 
чубаньшэ, 1980. – 350 с. 
9.
 
新疆简史。第二册（
Краткая  история  Синьцзяна
）
,  Т.2.  Отв.  ред.Чэнь  Хуа  Урумчи:  Синьцзян  жэньминь 
чубаньшэ, 1980. – 408 с.  
10.
 
西域考察与研究
  (Путешествия  и  исследования  Западного  края).  Отв.  ред.  Ма  Дачжэн,  Ван  Жун,  Ян 
Лянь. – Урумчи: Синьцзян чубаньшэ,. 1994. – 551 с. 
11.
 
西域考察与研究续编
 (Путешествия и исследования Западного края. Продолжение). Отв. ред. Су Бай. – 
Урумчи: Синьцзян жэньминь чубаньшэ. 1996. – 350 с. 
12.
 
Хафизова К.Ш. Чокан Валиханов о китайских грамотах // Чокан Валиханов и современность. – Алма-
Ата: «Наука», 1988. – С. 179-185. 
13.
 
 Hopkirk,  Peter:  Foreign  Devils  on  the  Silk  Road:  The  Search  for  the  Lost  Cities  and  Treasures  of  Chinese 
Central Asia. Massachutes Univercity Press, 1984. – P. 252.  
14.
 
纪大椿。香妃乾隆容妃的幻影。北京，
2010
。
Цзи Дачунь. Сянфей-фантастическая тень наложницы Цяньлуна 
Жун-цзи. – Пекин, 2010. 
 

жүктеу/скачать 2,71 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: